Читать книгу Правило 69 для толстой чайки - Дарья Варденбург - Страница 6

Она придумала, что я должен орать и кричать во всю глотку, как сошедший с ума волчище, – сперва «а», «о», «у» и прочие гласные, а потом слоги, какие захочется. Но до слогов я пока не дошел – мне хватает мороки с гласными. Тоха уговорила меня начать сразу после первой тренировки.

В тот день мы два часа мыли свои четыре «оптимиста» – это такие маленькие яхты, похожие на ванночки с мачтами. «Оптимисты» пролежали в эллингах лет десять, пока яхт-клуб пребывал в полумертвом состоянии. Лодки были серые, грязные, опутанные паутиной и облепленные давно опустевшими домиками личинок, а паруса все в черно-зеленых пятнышках плесени. Мы драили эти корыта и присматривались исподтишка друг к другу – точнее, трое из нас присматривались, а Тоха спокойно работала и думала о чем-то своем. Митрофан мне не понравился своим тонким голосом и постоянными смс, которые он отправлял со своего айфона. Тимур мне не понравился своей самодовольной улыбкой и противными рожами, которые он корчил всякий раз, когда ловил мой взгляд, и многозначительно скашивал глаза в сторону Тохи. И я им обоим – Митрофану и Тимуру – тоже, по-моему, не понравился. Через два часа, когда тренировка уже должна была заканчиваться, наш тренер Антон, успевший два раза попить чаю, второпях показал нам, как настраивать парус, и велел спускать лодки на воду по слипу. Тимур пошел первый и поскользнулся на зеленых водорослях, над чем я злорадно поухмылялся. Правда, мы с Митрофаном поскользнулись в свой черед точно так же. Что было с Тохой, я не знаю, потому что как-то упустил из вида ее спуск, – я в тот момент лежал верхней половиной туловища в своем «оптимисте», нижней половиной свисал в воду и пытался каким-то образом оказаться в лодке целиком. Но как только мне это удалось, меня стало уносить прочь от берега. Я забыл все, что нам говорил Антон о парусе и управлении, яхта меня не слушалась, а бежала вперед и вперед, словно издеваясь надо мной. С берега мне кричал всякие страшные слова Антон – я тогда понял, что наш тренер мне тоже не очень нравится. Да и парусный спорт. А этот чертов «оптимист» я просто ненавижу. И вот когда я уже распрощался с надеждой вернуться назад и думал о том, что за час-другой пересеку водохранилище и наконец-то побываю на его противоположном берегу, где, как говорят рыбаки, в камышах водятся метровые щуки и кто-то жутко воет июльскими ночами, – вот когда я обо всем этом думал, с берега за моей спиной донеслось рычание. Сперва далекое, оно стало приближаться, и я рискнул обернуться. Ко мне, вспенивая воду резиновым круглым носом, направлялся риб. Я тогда не знал, что это называется риб. Резиновая надувная лодка с подвесным мотором. И в рибе сидел не взбесившийся Антон, а Сергей Шевцов, спокойный, как глыба льда на Северном полюсе. Он подошел к моему «оптимисту», переключил мотор на нейтральную скорость, подтянул меня к рибу, привязал к моей мачте конец и негромко сказал:

– Грот выбери.

Я ничего не понял. Он понял, что я ничего не понял, и сам выбрал гика-шкот, поставив парус по центру, чтобы он не болтался туда-сюда.

– Поехали, – сказал Шевцов и неожиданно улыбнулся. На полсекунды, не больше, а потом снова – глыба.

Мы поехали, он тащил моего «оптимиста» за собой на буксире. Антон уже успел выгнать остальных на берег, и вся эта компания стояла на берегу и смотрела, как меня ведут назад как бычка на веревке.

– Помогите Яше, – сказал Шевцов, когда мы приблизились к слипу.

Глазевшие на нас Митрофан и Тимур очнулись и поковыляли к воде. Тоха обогнала их, уцепилась рукой за буксировочный конец и подтянула меня поближе к берегу. Пока мы все четверо неуклюже вытаскивали «оптимиста» из воды, Шевцов негромко что-то говорил Антону, и тот слушал с мрачной и виноватой физиономией. Закончив разговор, Шевцов подошел ко мне, пожал мне руку и сказал, что следующая тренировка в пятницу. А потом пожал руки всем остальным по очереди.

– Спасибо за хороший день, – и он пошел к белому корпусу, где на первом этаже было кафе с верандой и его офис, а на втором хранились старые паруса, веревки, всякие мелочи и дюжина сломанных подвесных моторов.

Никто из нас не понял, была благодарность Шевцова искренней или он так иронизировал, – он умеет быть абсолютно непроницаемым. Но в тот момент, когда я смотрел ему вслед, я решил все-таки остаться в секции и дать «оптимисту» шанс.

После тренировки Тоха повела меня на самый дальний конец пирса и стала излагать свой план лечения меня от заикания.

– Давай кричи! – сказала она.

– Э-э-э, – протянул я.

Она фыркнула, велела мне попробовать в десять раз громче – так громко, как только могу, «как будто тебе руку оторвали!» – и, когда я попробовал и закашлялся, встала передо мной, как воин перед боевым слоном, и сказала:

– Не годится. Я буду кричать вместе с тобой. Раз. Два. Три!

– ААААА!

Наш вопль прокатился над водохранилищем и достиг, наверное, ушей того, кто воет июльскими ночами на противоположном берегу.

Дверь офиса на первом этаже белого корпуса распахнулась, и на пороге появился Шевцов.

– Теперь «о», – пихнула меня Тоха. – Раз. Два. Три!

– ООООО!

Шевцов прислонился к косяку, сунул руки в карманы и стоял так, глядя в нашу сторону. Я не мог на таком расстоянии разглядеть выражение его лица.

– Теперь «и», – охрипшим голосом скомандовала Тоха.

Как можно кричать во всю глотку «и», хотел я спросить, но выговорить такой вопрос я бы все равно не смог.

– ИИИИИ!

Это звучало поистине безумно. Истошный вопль двух объевшихся забродившими кактусами койотов.