Читать книгу Солнцеворот желаний - Даша Пар - Страница 8

Селеста

Разве можно меня осуждать за отчаянный вопль, вырвавшийся из глотки в момент пробуждения? Разве можно смотреть с таким подозрением, будто я виновата в том, что сон так мощно прорывается наружу, что не получается молчать, видя, как много вокруг воды?

Я была готова поклясться, что этажом ниже с потолка льется настоящий ливень, – так много воды скопилось на полу, на который не сразу решились ступить сбежавшиеся на крик слуги. Настоящее наводнение, и опять, и снова. Сколько же это можно терпеть?! И никто не знает, что со мной не так, ведь я не могу сказать правду, а без конца врать о боли от потери мужа… даже не смешно.

Волком на них рычу, на руках ариуса покидая мокрую спальню и перебираясь в покои короля. Здесь сухо. И всегда сладко спится, если Ник забывает перенести обратно в мою спальню. Пора признаться хоть себе: все без толку. Никакая граница, никакое личное пространство не спасает от очевидного – рядом с королем мне лучше во всех смыслах. Сильнее ариус, проклятый сон не досаждает, да и сплю хорошо. Сладко. Все тревоги уходят, кроме самой очевидной, которая в очередной раз ожила сегодня ночью.

Разве можно устоять перед черным богом, в неглиже стоящим у твоей кровати? Он хорош и знает это. Знает, как выглядит, и ему нравится видеть мое смущение. Мой страх. Как в сказке про удава и кролика. Из последнего вышло удачное рагу. Вероятно, когда-нибудь так будут говорить и про меня. Даже Маля не понимает, почему я противлюсь, почему не хочу воспользоваться своей властью над ним, чтобы получить все возможные привилегии. О да, я уже наловчилась говорить «нет», но все кругом утверждают: хоть раз надо сказать «да». А то напряжение между нами скоро дойдет до точки. И мне что, сложно?!

Я истерично смеюсь и сама себе затыкаю рот. Наверное, это самая мучительная игра с совестью – кем я стану, если переступлю через себя?

Поэтому продолжаю ходить по краю. Продолжаю, как могу, отстаивать границы и рамки приличия. И говорю «нет». Каждый день и каждый раз. Хотя порой мне хочется сказать «да». И тогда все закончится. Ведь так? Мне больше не будет страшно?

– Кэрра Селеста, с вами все хорошо? – спрашивает служанка Пьетро, сухая, как корочка, девица с холодными, рыбьими глазами. Однажды она просто возникла рядом со мной, приставленная королевской рукой, и теперь караулит меня во дворце, тенью следуя, куда бы я ни пошла. Пришлось пару раз прикрикнуть на нее и даже наказать за назойливость, прежде чем мы нашли компромисс с этим явным агентом из тайной канцелярии.

Две другие горничные заканчивали одевать меня в удобное платье, готовя к выезду в город. Наверное, выражение моего лица оказалось слишком красноречивым, раз Пьетро решилась задать вопрос.

– Дурной сон, ничего более. У тебя задание: организуй встречу с кэррой Милан дэ’Винье. Я хочу привлечь ее к работе над королевским приютом, раз ей празднества и обычные мероприятия не по душе. Думаю, ей понравится такого рода благотворительность, – и я обворожительно улыбнулась.

По сощурившимся глазам Пьетро видно, что она чувствует двойное дно. Как и всегда, «шпионка» подозревает подвох. И теперь гадает, чего я удумала на этот раз. А пока приседает в реверансе и передает в заботливые руки Акселя и Августа. Догадываюсь, что чуть позже она побежит докладывать Богарту о моих передвижениях, учитывая, как незаметно перекочевала записка из рук Бола в ее. То, что секретарь стучит на меня канцлеру, совсем не волнует – это ожидаемо. Главное, чтобы остальные мои дела не доходили до чутких королевских ушей.

Я откладываю встречу с Советом Женевры, тасую колоду поставленных задач, с легкой королевской руки избавляясь от всего надоевшего и набившего оскомину, оставляя только действительно меня волнующее, а именно больницу. Туда и направилась, когда закончили работу с документами и после плотного обеда.

Стоявшее высоко солнце разочаровывало своей непривычной яркостью. И пускай Сатуральские долины не знали истинной мощи буремесяца, я догадывалась, насколько людям важно видеть естественный порядок вещей. Происходящее не было естественным, а значит, за этим стоит океан. Что может деморализовать сильнее, чем осознание, что подводный король сильнее нашего на поле, где обычный человек ничего не может сделать? Я слышала, как люди вспоминали истории об инквизиции княжества Лапалия. Она возникла как средство против распоясавшихся морвиусов, но оказалась действенной и против обычной магии. И пускай инквизиторы в итоге растеряли свое влияние, в умах простых людей идея о всеобщем равенстве осталась.

Аксель помогает сойти с подножки кареты – и мы поднимаемся к раскрытым дверям больницы. Внутри небольшое столпотворение: люди в очередях застыли, как во время крупного скандала. Но наше появление сняло напряжение, и они с каким-то воодушевлением подались нам навстречу. Телохранитель тотчас встал между нами, чтобы никто и пальцем не посмел меня тронуть. А когда зазвучали просительные голоса, за плечо повел дальше на территорию персонала, несмотря на мои попытки замедлиться и поговорить с посетителями. Повернув голову, я видела лица, полные надежды, обратила также внимание на признаки заражения. Сейчас их стало достаточно просто различать – огрубевшая, как маска, белая, потрескавшаяся кожа, ссохшиеся губы и мелкие разрезы на щеках и лбу, будто от сухости лопнула почва, с капельками засохшей крови.

«Людям не хватает воды», – мысль полоснула по нервам, и я застыла, а потом повторила слова вслух. Аксель в ответ пожал плечами – ему ничего не было об этом известно.

Навстречу вышел собранный и чем-то опечаленный Флар дэ’Мор, рядом с ним шагала Месария, что-то негромко докладывавшая доктору. Заметив нас, она умолкла и, получив указание от Флара, скрылась в обратном направлении. По лицу мужчины я догадалась, что он не рад видеть меня, однако он натянул приветственную улыбку и вежливо поздоровался.

– Оставьте нас, пожалуйста, – обратился доктор к Акселю. Телохранитель сказал, что будет ожидать меня в больничной библиотеке, и попросил не задерживаться, как вчера. С тем и откланялся.

Задумавшись о чем-то своем, Флар предложил прогуляться в небольшой ботанический сад, разбитый на территории больницы. Здесь не было посетителей с тех пор, как соль сожгла бóльшую часть растений, и цветущий сад превратился в свое ржавое, поникшее подобие. Мы остановились в глубине, возле небольшого неработающего фонтанчика. Оглядевшись, я приметила уютную скамейку, незаметную со стороны. Стоявший в закрытом саду запах вызывал неприятные ассоциации, и я недоумевала, почему доктор решил привести меня сюда.

Он мялся, говорил на отстраненные темы, сетуя о слишком солнечной погоде и отсутствии дождя, а когда я напомнила о времени, перевел дух и перешел к делу:

– Вам интересно, что стало с пациентом? – дождавшись моего кивка, Флар прокашлялся и негромко шмыгнул носом. – Он умер. Внутреннее кровотечение. Пропустили во время операции. Потом пошла реакция на соль, и под утро мужчина скончался.

Мне потребовалось время, чтобы это переварить, а собеседник безучастно смотрел на меня. Казалось, его это совсем не трогает.

– Но дело не в этом, не так ли? Вы хотите сказать что-то еще.

– Король против Вашего присутствия здесь. Официального запрета нет, однако в Секретариате мне намекнули, что если больница хочет и дальше получать расширенное финансирование, желательно, чтобы Вас здесь не было. Иначе (разумеется, поводом станет что-то иное) будет проведено повторное голосование, и меня снимут с должности, а бюджет больницы сократят.

Я скептически оглядела Флара и изящно изогнула бровь, выражая все, что думаю по этому поводу. А для усиления эффекта еще и потрескавшуюся плитку сковырнула ногой и поджала губы. Нет, поверить в то, что Ник способен на это, я могла. Но в то, что доктор вот так просто прогнется, да еще после вчерашнего, – нет!

Взяв его руку в свои, доверительно обратилась к нему:

– Боитесь открытой конфронтации? Считаете, что мне здесь не место? Скажите прямо – от ваших слов зависят мои дальнейшие действия.

Молчание затянулось. Флар всерьез раздумывал над моими словами. Поднявшись, он отошел в сторону и посмотрел на меня с непередаваемым участием.

– То, что вы делаете, – благо. Но благо временное, исходящее от одного человека. Ваши изыскания направлены только на Вас. Вашими открытиями нельзя поделиться с другими. Рано или поздно Вы уйдете, а больница продолжит работу. И от отношения с властями будет зависеть наше дальнейшее благополучие…

– То есть Ваше. Ведь если сместить неугодного главу, отношения начнутся с чистого листа. Даже более того, гарантирована лояльность нового в противовес Вашему бунту. Понимаю, – замечаю проницательно, оглядывая доктора. – Предлагаю пока поставить эту ситуацию на паузу. Я поговорю с Никлосом, и мы поглядим, что из этого выйдет. В любом случае мои действия сейчас приносят пользу. Пускай в хирургии мои навыки и оставляют желать лучшего, однако для детей я – спасение. И этого даже король не в силах отменить.

Флар согласился с моими доводами. У него не было иного выхода, ведь он невольно оказался меж двух огней. Он и не подозревал, что до этого может дойти, когда с месяц назад я появилась на пороге больницы.

* * *

Детское отделение, как и всегда, встретило громкими, возбужденными голосами. Сегодня не было новых поступлений, а нынешние детишки шли на поправку, а некоторых уже выписали домой, к родным. Сирот, как я и планировала, на днях переведут во дворец. Эта часть плана удалась. Думаю, мне удастся до конца прогнуть Совет Женевры, а Милан, являясь женой канцлера, должна помочь довершить начатое.

– Как наша малышка? – спрашиваю маленькую, щуплую девочку, зарывшуюся в не по росту большое одеяло и таращащуюся на меня огромными карими глазами.

Пока Месария развлекала остальных детей, я остановилась возле самой пострадавшей и зашуганной девочки, одной из двух, кому вчера помогла. Ей было явно лучше, но она оставалась бледненькой и до сих пор не вымолвила ни слова. А на мои протянутые конфеты никак не отреагировала – просто продолжала таращиться, пряча часть лица под краем одеяла.

– Такая большая и такая немая. Как рыбка, правда? А ты знаешь, что есть рыбы, которые умеют разговаривать? Да-да, прямо как люди! – продолжаю говорить дружелюбно, а сама отправляю в рот одну из конфет. В руках остается серебристый фантик, и я его сворачиваю в форме рыбки и вожу по воздуху, а малышка завороженно, следит за моей рукой. – У них золотая чешуя, и они обитают в морской воде. Их очень сложно поймать, а если поймаешь, рыбка исполнит любое твое желание. Главное – правильно загадать.

Я разворачиваю следующую конфету. Кисленькая, с лимонным привкусом. А обертка золотистая, и когда повторяю форму золотой рыбки, девочка несмело вытаскивает руку из-под одеяла и тянется ко мне. Я отдаю ей конфету, и ребенок приподнимается, чтобы свернуть себе рыбку. Девчушка работает усердно, загибая края фантика, рыбка получается с большой головой и маленьким хвостиком. Я рассказываю малышке сказку про рыбака, и она что-то негромко шепчет себе под нос, хмуря брови и надувая губки.

– Прости, милая, но даже целый косяк золотых рыб не сможет исполнить твое желание. Это невозможно, – я аккуратно заправляю выбившийся локон девочки обратно за ухо и касаюсь ее горячей щеки. Она смотрит исподлобья и сминает фантик в кулаке.

– Увы, реальность не такая, как сказка. А смерть… окончательна. Она без разбору и без предупреждения забирает тех, кого мы любим, и мы остаемся одни. Можно злиться, можно плакать и драться, ненавидеть весь свет, но так происходит. Это часть жизни.

По глазам видно, что она слишком мала для моих слов. Ребенок просто хочет вернуть маму и папу, бабушку и тетю. Вернуть все, как было до той проклятой ночи.

– Их нельзя вернуть, милая. Они ушли за грань. Когда-нибудь, очень нескоро, ты отправишься к ним, и вы все снова будете вместе. Но не сегодня. Эта жизнь полна удивительных и интересных событий. Ты можешь найти новую семью, завести новых друзей и идти вперед, не оглядываясь. А они будут ждать тебя там. Они хотят, чтобы ты не унывала. И постаралась найти что-то хорошее здесь.

– А моя кукла Макра? Она с ними? – раздался тихий, но отчетливый голос. – Она ушла за грань с мамой?

– А где она была?

– Когда я заснула, куклу положила рядом с собой. Проснулась здесь, а ее уже не было, и тетя сказала, что Макры больше нет, – глаза девочки стали большими-большими, и она вновь подтянула к себе край одеяла.

– Обещаю, я найду твою куклу, – отвечаю мягко, касаясь почти воздушных, кудрявых волос.

* * *

То, что поиски куклы окажутся дохлым номером, я поняла довольно быстро. Разыскать медсестру, потом разобрать документы, чтобы понять, откуда конкретно привезли девочку, – все это оказалось непросто. Как и на голубом глазу солгать Акселю, что отправляюсь на очередную операцию, так что он может спокойно дочитывать книгу или сходить в столовую, пока я буду недоступна.

Выйти незамеченной из больницы и добраться до полузаброшенных кварталов также потребовало некоторых усилий, включающих использование ариуса и прыжок с крыши здания. Так что я уже была не совсем нормальна, когда оказалась на пустынных улицах, разыскивая фиолетово-зеленый дом с красной черепицей, в котором есть третий подъезд с покосившейся дверью. Все дома здесь обгорели и выцвели, а необходимый мне находился ближе к центру квартала. Мне повезло, что врач, бывавший на этих улицах, смог вспомнить дорогу. Он даже порывался отправиться со мной, но я отказалась. И пускай это было безрассудно, и король строго-настрого запретил гулять в одиночестве, и меня повсюду сопровождал телохранитель, но мне до зубовного скрежета хотелось остаться одной!

Минут тридцать я бродила по полупустым улицам, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. В полдень здесь было относительно безопасно, но я догадывалась, что с наступлением ранних сумерек отсюда лучше убраться подальше. Люди с изможденными лицами под покровом темноты способны на всякое. А даже в обгоревших зданиях всегда можно найти, чем поживиться, несмотря на активные патрули, в большом количестве шныряющие повсюду.

Мне повезло почти чудом. Просто краем глаза зацепилась за нечто, блеснувшее на солнце, оказавшееся остроконечным флюгером с большой куриной головой. А там сквозь толстый слой сажи разглядела фиолетовую краску сверху, а снизу – зеленую. И подъезд нашелся, и даже вход снова был открыт, хотя врач предупреждал, что стража заколотила все двери от мародеров. Я немного задержалась перед входом, разглядывая черное, холодное нутро, откуда несло соленой стылостью, от которой зачесались шея и спина. На мгновение даже захотела отступить и просто купить новую куклу, а не заходить в это страшное, грязное здание. Что я здесь забыла?

Не сразу, но я поборола свой страх и вошла внутрь, напрягая пальцы и призывая ариус. Белая тьма подсветила стены, зараженные плесенью и разноцветным грибком, который, как плющ, спускался вниз, разрушая штукатурку и создавая причудливые узоры, формой напоминавшие разнообразные цветы. Поднявшись на второй этаж, я разыскала нужные комнаты и с помощью ариуса аккуратно выбила дверь, немилосердно расчихавшись, когда взметнулась серая пыль. Расчесывая глаза до красноты, переступила порог, оступившись и чуть не упав: в потолке и полу оказалась приличных размеров дыра – что-то проломило крышу. Я удивилась, что родители девочки предпочли остаться в этих апартаментах. Видимо, дела у них и вправду были совсем плохи, раз они жили в таких развалинах. Даже летний зной не спасал от стылости мертвого дома.

Здесь было всего несколько комнат: чистая, ухоженная кухонька, небольшая общая спальня со сваленными в одну кучу тюфяками с протухшей соломой. От них шел зловонный аромат, и мой завтрак тотчас попросился наружу. Я забыла, что девочку нашли рядом с мертвецами. Совсем забыла, что здесь гостила смерть. Осознание этого сделало обстановку совсем гнетущей, и каждый шорох, каждый стук или скрип скручивал нервы в болезненный узел.

От отвращения сводило живот, и я старалась лишний раз ничего не трогать. Хотя пришлось перебрать несколько кучек одежды и какой-то ветоши, прежде чем наткнулась на тряпичную куклу Макру. Мне повезло, игрушка не сильно пострадала, и медсестра Месария сможет ее отмыть и немного заштопать, прежде чем отдать ребенку.

Проведя рукой по красным волосам-ниточкам и разглядывая крупные черные глаза-пуговицы, я вспоминала свою куклу. У меня была красивая, из настоящего фарфора – подарок от родственников отца. Я не могла играть с ней, как с другими игрушками, – только под присмотром няньки. Но все равно любила ее. У нее была белая кожа и румяные щечки. Настоящая кэрра – не то, что я. Жаль, что мама продала куклу, когда отца не стало. Мне было всего десять. Горькая потеря.

Эта девочка не намного младше, чем я тогда была, а осталась совсем одна, как и другие сироты. Я почувствовала себя лучше, подумав, как она обрадуется, когда увидит любимую игрушку.