Читать книгу Стихотворения - Давид Самойлов - Страница 41

Ты мало грозен был, Иван,

Тебе бы надо быть лютей,

Учил бы разуму людей —

Не удержаться головам!

А если кровь кругом течет,

Да пот, да горькая слеза,

Свистит лоза, топор сечет —

Так это, царь Иван, не в счет.

Вставай, Иван, седлай, скачи,

С метлой да с песьей головой,

В лесу по-волчьему завой,

В степи по-птичьему вскричи.

Не видно света в слободе,

Не скрипнут двери в темноте,

Ни разговора, ни огня…

Вставай, Иван, седлай коня!

Ты черным вороном лети

Со сворою своей вокруг!

Ты вора-ворога найди,

Найди за тридесять округ.

Ты лютым зверем стань для всех —

Хватай, как волк, юли, как лис,

А дело сделаешь – за грех

Свой человечий помолись.

Не скрипнут двери в слободе,

Темно и тихо, как в воде.

И скачет по полю Иван.

А вкруг него туман, туман…

Он видел лес,

Где распевают птахи

И где ночами ухают сычи.

И этот лес шумел, шумел в ночи.

И этот лес лежал до синя моря.

Он видел степь,

Где ястреб и орел

Ныряют в травы.

Холм за холм и дол за дол

Свободно уходили на просторе.

И эта степь легла до синя моря.

А моря он не видел никогда…

Ему ночами снилась синяя вода,

Над нею пена белая кипела,

И словно степь дышал ее простор.

И море пело, пело, пело,

Как по ночам поет дремучий бор.

И птицы снились не степные, не лесные —

Невиданные, новые, иные —

Не желтоглазый сыч,

Не серый беркут,

А птицы синеглазые морские,

Как гуси белокрылые, белы

И с клювами кривыми, как орлы.

Подобно морю

Простиралась степь.

Подобно морю

Волновались чащи.

И сны его тревожили

Все чаще.

Какие сны!

А им свершенья нет!

И государь державы сухопутной,

Бывало, просыпался.

Рядом с ним

Дышала женщина, как дышит море.

Но пахло духом смоляным, лесным,

И филин ухал в непроглядном боре.

А по лесным дорогам шли войска,

Шли ратники, скакали верховые,

Везли в санях припасы огневые.

И озирал просторы снеговые

Суровый воевода из возка.

О море, море – русская мечта!

Когда еще тебе дано свершиться!

И государю по ночам не спится,

А чуть прикроет грозные зеницы,

Все чудятся ему морские птицы,

И синева, и даль, и высота!

Ходит Иван по ночному покою,

Бороду гладит узкой рукою.

То ль ему совесть спать не дает,

То ль его черная дума томит.

Слышно – в посаде кочет поет,

Ветер, как в бубен, в стекла гремит.

Дерзкие очи в Ивана вперя,

Ванька-холоп глядит на царя.

– Помни, холоп непокорный и вор,

Что с государем ведешь разговор!

Думаешь, сладко ходить мне в царях,

Если повсюду враги да беда:

Турок и швед сторожат на морях,

С суши – ногаи, да лях, да орда.

Мыслят сгубить православных христьян,

Русскую землю загнали бы в гроб!

Сладко ли мне? – вопрошает Иван.

– Горько тебе, – отвечает холоп.

– А опереться могу на кого?

Лисы – бояре, да волки – князья.

С младости друга имел одного.

Где он, тот друг, и иные друзья?

Сын был наследник мне Господом дан.

Ведаешь, раб, отчего он усоп?

Весело мне? – вопрошает Иван.

– Тяжко тебе, – отвечает холоп.

– Думаешь, царь-де наш гневен и слеп,

Он-де не ведает нашей нужды.

Знаю, что потом посолен твой хлеб,

Знаю, что терпишь от зла и вражды.

Пытан в застенке, клещами ты рван,

Царским клеймом опечатан твой лоб.

Худо тебе? – вопрошает Иван.

– Худо, – ему отвечает холоп.

– Ты ли меня не ругал, не честил,

Врал за вином про лихие дела!

Я бы тебя, неразумный, простил,

Если б повадка другим не была!

Косточки хрустнут на дыбе, смутьян!

Криком Малюту не вгонишь в озноб!

Страшно тебе? – вопрошает Иван.

– Страшно! – ему отвечает холоп.

– Ты милосердья, холоп, не проси.

Нет милосердных царей на Руси.

Русь – что корабль. Перед ней – океан.

Кормчий – гляди, чтоб корабль не потоп!..

Правду ль реку? – вопрошает Иван.

– Бог разберет, – отвечает холоп.

Над домами, низко над домами

Медным ликом выплыла луна.

Во тумане, близко во тумане

Брешут псы, сошедшие с ума.

Только совесть бродит под туманом,

Как изветник, смотрится в пробой.

Не доспорил князь с царем Иваном,

Не поладил князь с самим собой…

Пишет Курбский в лагере литовском —

И перо ломает на куски.

Сторожа по деревянным доскам

Бьют – и то, наверно, от тоски.

«Огляди меня, как саблю, на свет,

Выспроси бессонницу мою.

Предаю тебя, проклятый аспид,

Но с тобою Русь не предаю.

Не иду к льстецам твоим в науку,

Не плутаю с хитростью лисы.

Награжден за муку, за разлуку,

Говорю прямыми словесы.

Оглядись! Среди непрочных топей

Ты столбы трухлявые забил.

Воспитал вокруг себя холопей,

А высоких духом погубил.

Отворил ли правду властью царской?

Водворил ли счастье и покой?

Времена жестокости татарской

Воцарились под твоей рукой!

Годы – суть для вечности минуты,

Перейти их мыслями сумей.

Гневом Божьим не родятся ль смуты,

Царь Иван, за гибелью твоей?..»

Оплывая, свечи плачут воском,

Под глазами тени-медяки.

Пишет Курбский в лагере литовском

И перо ломает на куски.

За домами, низко за домами,

Засветилась алая черта.

Во тумане, близко во тумане,

В час рассвета кличут кочета.

Помирает царь, православный царь!

Колокол стозвонный раскачал звонарь.

От басовой меди облака гудут.

Собрались бояре, царской смерти ждут.

Слушают бояре колокольный гром:

Кто-то будет нынче на Руси царем?

А на колокольне, уставленной в зарю,

Весело, весело молодому звонарю.

Гулкая медь,

Звонкая медь,

Как он захочет, так и будет греметь!

«Где же то, Иване, жены твои?» —

«В монастырь отправлены,

Зельями отравлены…» —

«Где же то, Иване, слуги твои?» —

«Пытками загублены,

Головы отрублены…» —

«Где же то, Иване, дети твои?» —

«Вот он старший – чернец,

Вот он младший – птенец.

Ни тому, ни другому

Не по чину венец…» —

«Где же, царь-государь, держава твоя?» —

«Вот она, Господи, держава моя…»

А на колокольне, уставленной в зарю,

Весело, весело молодому звонарю.

Он по сизой заре

Распугал сизарей.

А может, и вовсе не надо царей?

Может, так проживем,

Безо всяких царей,

Что хочешь – твори,

Что хошь – говори,

Сами себе цари,

Сами государи.

Лежит Иван, в головах свеча.

Лежит Иван, не молитву шепча.

Кажется Ивану, что он криком кричит,

Кажется боярам, что он молча лежит,

Молча лежит, губами ворожит.

Думают бояре: хоть бы встал он сейчас,

Хоть потешил себя, попугал бы он нас!

А на колокольне, уставленной в зарю,

Весело, весело молодому звонарю.

Раскачалась звонница —

Донн-донн!

Собирайся, вольница,

На Дон, на Дон!

Буйная головушка,

Хмелю не проси!..

Грозный царь преставился на Руси.

Господи, душу его спаси…