Читать книгу Дочери войны - Дайна Джеффрис - Страница 15

Следующий день выдался солнечным. Элен шла по дороге, окаймленной деревьями. В воздухе пахло сосновой смолой. Путь пролегал мимо платанов, кедров, каменных дубов и, конечно же, ореховых деревьев. Элен смотрела на их листву – такую зеленую и свежую, еще не тронутую неумолимым летним зноем. Сама деревня выглядела очень живописно. Синели головки ирисов. В садах цвели сирень и яблони, на которых к концу лета появятся райские яблоки. Во всем ощущалась гармоничная вневременная простота, однако Элен ощущала сильное беспокойство. Пожалуй, никогда еще она так не волновалась, как сейчас. Правильно они вчера сделали, что сожгли все содержимое шкатулки, и это хотя бы немного ее успокоило. Сейчас она усиленно старалась выбросить из головы мысли о Томасе и Джеке и сосредоточиться на работе.

Легко сказать – выбросить из головы. До сих пор ей удавалось держаться в стороне от бед. Но несколько дней назад беда сама явилась в их дом. Разумеется, Элен понимала причины, приводившие людей в ряды Сопротивления, где они ежедневно рисковали собой. Но она не могла последовать их примеру. Ее задача – работать, выживать, оберегать сестер и постоянно молиться, чтобы вскоре они услышали добрые вести о действиях союзников и чтобы жизнь вернулась в нормальное русло.

Она остановилась поболтать с Клеманом. Тот шел к кафе, постукивая палкой по булыжникам. Из кармана белой рубашки торчала пачка сигарет «Голуаз». Элен уловила едкий запах табачного дыма, окружавший старика.

– Доброе утро, – приветствовал ее Клеман; как и все глуховатые старики, он говорил громче, чем требовалось. – На работу?

– Да. Я еще до полудня загляну к вам и проведаю Габриэль.

– Вот и славно.

Ей нравился этот старик, всегда приветливо улыбавшийся каждому. Его жена Габриэль, почти его ровесница, страдала ишиасом и артритом, из-за чего была часто вынуждена оставаться в постели. Элен навещала ее каждую неделю, помогая справляться с пролежнями.

Простившись с Клеманом, она пошла дальше. Утреннее солнце окрашивало дома в янтарный цвет. В их деревне помимо открытых участков встречались и тенистые уголки, особенно желанные, когда ослепительное летнее солнце жарило так, что начинали плавиться кости. Дух этого места пока еще не был сломлен, хотя война ударила и по нему. На главной площади стояло здание рынка, построенное в XVIII веке. Его крыша держалась на каменных колоннах. Поблизости от врачебного кабинета находился местный муниципалитет, или mairie[15]. Там регистрировали рождения, смерти и браки. На его ступеньках Элен заметила приходского священника, отца Бернара Шарье. Он лишь помахал ей и пошел дальше.

Кондитерская была закрыта, но ее владелица, рыжеватая блондинка средних лет по имени Анжела, отличалась неугомонным характером и любила посплетничать. Сейчас она сидела на складном стуле в дверном проеме магазина. Как говорится, на людей посмотреть и себя показать. Несколько лет назад ее муж умер от инфаркта. С тех пор магазин с полом, выложенным старинной плиткой, сверкающими прилавками, отделанными красным деревом, и висячими светильниками был ее миром. Этому же миру принадлежала толстая кошка Бо, рыжая с белыми полосками. Элен шла по другой стороне улицы и ограничилась приветственным взмахом руки.

Хвала небесам, сегодня все в деревне выглядело достаточно мирно. Никаких эсэсовцев на площади и прилегающих улицах. Вскоре Элен убедилась, что это лишь видимость. У нее замерло сердце, когда она увидела Мари, выбежавшую из боковой двери в халате, не сняв с головы бигуди.

– Слава богу, вы здесь! – воскликнула Мари, страдальчески морщась и заламывая руки. – Эти мерзавцы забрали Уго. Чуть свет приехали на штабной машине. Не солдаты.

– Гестапо?

– Наверное.

Элен заморгала, пытаясь понять смысл случившегося, но в голове безостановочно звучал пронзительный крик. Ей стало трудно дышать. От жуткой новости сдавило грудь. Произошедшее грозило сгубить все, что ей было дорого. Доктор Уго. Как могло случиться, что его арестовали? Она посмотрела на бледную Мари, чьи губы стали почти синими, и не смогла подобрать слов. Боже мой! Она должна быть сильной, иначе какая из нее помощница Мари?

Элен сглотнула, сумела вдохнуть и протянула руки к Мари.

Женщины крепко обнялись.

Уго Маршан был единственным здешним врачом. Едва ли можно было найти человека добрее и щедрее, чем он. То, что он одновременно исполнял обязанности мэра, очень устраивало бойцов Сопротивления. Должность вынуждала его поддерживать вишистский режим, но поддержка была лишь внешней. Он тормозил выполнение распоряжений вишистов везде, где только мог. Однако немцы сменили ему секретаря, поставив некоего Паскаля Жиро, тощего, долговязого человека, чья роль оставалась неясной.

– Что им известно? – спросила Элен.

Мари покачала головой:

– Они забрали его мимеограф. Но Уго пользовался аппаратом только для медицинских целей. Предписания для пациентов и все такое. Как они вообще узнали про мимеограф? Должно быть, этот Паскаль донес. Хотя Уго говорил, что вполне ему доверяет.

Мимеографом называлась недорогая копировальная машина, в которой чернила подавались через трафарет текста, оставляя оттиски на бумаге. Такими устройствами часто пользовались бойцы Сопротивления для печати листовок.

– А его радио?

Приемник Уго был их единственным источником информации. Нацисты лезли из кожи вон, разыскивая приемники и наказывая их владельцев.

– Надежно спрятано, – покачала головой Мари. – Мы по-прежнему можем получать известия по Radio Londres[16].

– Вы думаете, это может быть как-то связано с внезапным появлением Джека?

– А ты ему доверяешь?

– Да, Мари. Вполне. И Джек никак не мог знать о мимеографе.

Элен замолчала. Неужели она подпала под обаяние Джека? Можно ли доверять человеку, которого она знает считаные дни? Ведь были же англичане, работающие на немцев. Возможно, его история о пропавшем напарнике Билле – не более чем выдумка.

– Может, Паскаль видел, как я сажала его в машину после комендантского часа? – предположила Мари.

Элен заставила себя думать, не терять спокойствия и сосредоточиться на фактах.

– Это могло быть совпадением. Я поговорю с Элизой.

– Как быть с кабинетом? – растерянно спросила Мари.

– Пациентов много?

– Пока нет, но думаю, скоро их битком набьется. Дурные вести распространяются быстро.

– Попросите пришедших обождать. Когда я вернусь, начну прием. Те, кому нужен доктор Маршан, пусть придут в другой раз.

Мари согласилась. Элен похлопала ее по плечу:

– Держитесь, Мари. Не теряйте надежды. А сейчас оденьтесь, съешьте что-нибудь, и потом будем решать.

Элен торопливо пошла в сторону кафе сестры, где намеревалась дождаться Элизу. Она отдала бы что угодно, только бы этого не случилось. В присутствии Мари она еще пыталась сдерживать страх, но сейчас он опять стал подниматься изнутри. Как бы ей хотелось вырвать Уго из застенка и надежно спрятать.

Но это была неисполнимая мечта.

В задней части кафе имелась комнатка с отдельным входом. У Элен был ключ. Открыв дверь и войдя, она уселась на единственный удобный стул и стала ждать. Ее сердце болело за доктора Уго с его умными серыми глазами и традиционными перигорскими усами, кончики которых он завивал наверх. Он всегда так элегантно выглядел в своем костюме и неизменной серой фетровой шляпе, а зимой – в темно-синем шерстяном пальто с меховым воротником.

Захлестнутая чувством беспомощности, Элен заставила себя думать о таких женщинах, как Элиза, Мари, как ее подруга Виолетта. Какой путь они прошли от начала Сопротивления до нынешнего времени. Они боролись; им хватило смелости заявить о своих способностях и, преодолев насмешки, сломать стереотип о женской слабости. Некоторые женщины стали активными участницами Сопротивления, целиком посвятив себя борьбе. Они собирали сведения и даже участвовали в диверсионных операциях. Четыре года назад такое казалось немыслимым. Эти женщины воевали не только против гитлеровского нацизма, но и сражались с предрассудками, окружавшими слабый пол. Ограничения, считавшиеся нормой в начале войны, только усугубились вследствие репрессивных мер Петена. Глава вишистских коллаборационистов, этот престарелый маршал с синими глазами-буравчиками жил в роскоши в отеле «Дю-Пар». Он запретил женщинам работать в общественном секторе, запретил разводы, а за аборты нынче полагалась смертная казнь.

Что касается Сопротивления, в других частях Франции его деятельность была более организованной и возглавлялась признанными руководителями. Но здесь маки чувствовали себя более чем вольготно. Дордонь была идеальным местом для партизанской войны. Партизаны были сильны, пока САБ не подавила их волной террора. Сейчас они вновь набирали силу, но сумеют ли они найти способ помочь Уго?