Читать книгу Наследник господина К.: OPUS DOCTRINI - Д.Ч. - Страница 13

Дневник: Афтершок

24 июля 2009 года

Да простит меня Бог, и любой читающий это за то, что сейчас я накарябаю. Образец тавтологии. Но иначе я выразить свою мысль не смогу. Итак, я приступаю:

Что я могу сказать? Что тут вообще можно говорить? Если я скажу, что я шокирован, это значит я ничего не скажу.

Я раздавлен. Размазан. Расплющен. Прибит и плотно придавлен.

Всё, на что намекал мне шеф – правда. Я просто в …. Не стоит выражаться…

Пишу сегодня. Спустя 10 дней от даты первого «путешествия», после которого я вряд ли смогут уже стать прежним. Всё, абсолютно всё перевернулось, встало на уши и перевернулось вновь. И самое главное – я видел отца. Десть лет… Десть долбаных лет я жил, ощущая его присутствие и не понимая, что могу его видеть. Шеф! Мать вашу через полотенце! Где вы были все эти годы? Какого хрена я так мучился? Даже спустя пять лет после их смерти вы могли найти меня и дать возможность испытать счастье. Пусть кратковременно. НО! СЧАСТЬЕ! И плевать. Я даже согласен был сдохнуть, лишь бы быть рядом с ними. А теперь….

Одно утешает. Уходя оттуда, я слышал чётко, как отец сказал, что мы с ним свидимся позже. И при этом визите я смогу с ним даже обняться. Как же мне не хватает прикосновения его руки. И прикосновений рук мамы… бабушки… Он просил жить. Жить долго. Что ж, папочка… Я выполню твою просьбу, чего бы то мне не стоило.

Теперь попробую вспомнить то, что произошло со мной после «путешествия».

Итак, я был выдернут (или выкинут?) из мира мёртвых. Как утверждал шеф, с одной стороны меня выдергивал Романо, будучи, фактически, за моей спиной, и контролируя действия всех мертвых душ, находившихся в округе. Также он бдительно следил за тем, чтоб я не подвергся тлетворному влиянию чувства страха. Как говорил мой надсмотрщик, я справился весьма достойно. Почти испугался. А «почти» не считается (это у Романо такие шуточки).

С другой стороны меня вытаскивал оттуда сам шеф. Дефибриллятор, камфара, интубация, и прочая, прочая, прочая… Романо утверждал, что меня вытаскивали ровно три минуты. Я открыл глаз, что-то произнес на русском матерном и вырубился на час. Но я был просто в глубочайшей несознанке. Я был жив, я был здоров. Мир мёртвых захлопнул свои врата и моего обязательного присутствия в его чертогах не требовал. Когда посредством нашатыря я был приведен в более-менее вменяемое состояние, я поведал всё что было. Когда я рассказал, а затем по приказу шефа повторил описание того, черного урода, ну, того, что имел «лик чёрен и ужасен», превращаясь из человека в какой-то мистический скелет, Петровичу поплохело. В чувство его привели ваткой с нашатырем и бокалом какого-то гнусного пойла.

В результате, когда я закончил свой рассказ, меня можно было спокойно отдавать таксидермисту. Шеф милостиво разрешил меня отправить спать и отдыхать.

Вырубился я быстро. Не было ни снов, ни видений. Ничего. Просто пустота и белый шум.

Пробуждение же принесло массу впечатлений.

Во-первых, я прекрасно помню, что вырубался, лежа на койке в медицинском центре в Парголово. А вот очнулся ото сна я уже у себя дома. Как я сюда попал – для меня было бы по сию пору загадкой, если бы Романо честно не сказал, что по распоряжению шефа, когда мое состояние стабилизировалось, он взял холдинговский микрик и отвез меня ко мне домой. Встретив мой недоуменный взгляд, он понял, отчего я на него так вылупился. И с удовольствием пояснил: меня везли глубокой ночью. А особо любопытных соседок, страдающих, помимо страсти совать повсюду свой длинный мерзкий нос и длинноязыкости, бессонницей от недалекого ума, сам Романо напугал так, что теперь они не страдают энурезом, а наслаждаются им. Потому как, Романо видеть более не желают, а по сему предпочтут деликатную проблему вечному страху.

Во—вторых, когда я очнулся, то достаточно продолжительное время не мог понять, как долго я пребывал в таком овощном состоянии. И только когда включил телек, увидел, что валялся я не много, ни мало, а пять дней. Но, позвольте… Хоть убейте меня, но не понимаю, а как я на горшок… я туда ходил?

И, в-третьих, когда я очнулся, пришел в себя, ну, да, относительно пришел в себя, то обнаружил на мизинце левой руки серебряный перстень. У меня такого не было. Перстенёк безумно классный. Делал явно не ювелир, а какой-нибудь скульптор. Ах, да.. В общем, это перстень представлял сбой двух переплетённых между собой змей, ползущих в противоположные стороны. Но один гад был, якобы, живой. Ну там кожа, глаза на месте, все дела. А вот вторая змеюка – мертвая. Просто ползет голый остов. Скелет. Не спорю – работа просто фантастическая. Но я не мог и по сию пору не могу даже немного его снять. Он держится на моём пальце так, как будто там суперклеем намазали и нитками пришили для верности. К концу второго дня моего бодрствования мизинец распух от многократных попыток стащить этот перстень с пальца. Ладно, пока не трогаю его. Встречусь с шефом – спрошу.

На восьмые сутки мне позвонил шеф. Сказал, чтоб я выходил. Он успел соскучится по своему смелому сотруднику. Ага…. Отвага и слабоумие наше кредо.

И главное…. О каком деде говорил папа?