Читать книгу Тень ночи - Дебора Харкнесс - Страница 5
Часть I
Вудсток. Олд-Лодж
Глава 2
ОглавлениеМои тревоги по поводу надлежащего этикета оказались напрасными. Титулы и установленные формы обращения не имели значения, когда дело касалось кроткого великана по имени Генри Перси.
Франсуаза, придававшая большое значение внешним приличиям, суетилась и хлопотала вокруг меня, заталкивая мое тело в неведомо чью одежду. В этот пыточный набор входило несколько нижних юбок, корсет с подкладкой, долженствующий придать моей спортивной фигуре более традиционные женские очертания. Затем на мне оказалось нижнее вышитое платье, пахнущее лавандой и кедром и имевшее высокий воротник в оборках. Далее настал черед черной бархатной юбки, имевшей форму колокола. Поверх нижнего платья Франсуаза надела на меня джеркин, явно взяв лучший, какой имелся в гардеробе Пьера. Джеркин был единственной одеждой, почти подходившей мне по размеру. Но как Франсуаза ни старалась, застегнуть пуговицы жакета мне не удавалось. Я затаила дыхание, вобрала живот и уповала на чудо. Тем временем бедная вампирша старалась как можно туже затянуть на мне шнуровку корсета. Увы, сделать мой силуэт напоминающим силуэт сильфиды могло только Божественное вмешательство.
Пока Франсуаза героически сражалась с особенностями моей фигуры, я забрасывала ее вопросами. Насмотревшись женских портретов XVI века, я ожидала, что на меня наденут юбку с фижмами – сооружение, напоминающее птичью клетку и придающее пышность бедрам. Франсуаза объяснила, что юбки с фижмами надевают в более торжественных и официальных случаях. Вместо этого она обвязала мою талию чем-то вроде пончика, только из материи. Единственной положительной чертой этого сооружения было то, что черная бархатная юбка не застревала у меня между ног, позволяя передвигаться без особого труда. Правда, для этого требовалось соблюсти еще несколько условий: двигаться по прямой и выбирать путь, не грозящий встречей с мебелью. Но от меня требовалось не только ходить в этом наряде, а еще и приседать в реверансе. Франсуаза преподала мне экспресс-курс реверанса, попутно объясняя значение всех титулов Генри Перси. Невзирая на свою фамилию и графский титул, он именовался лордом Нортумберлендом.
Но мне так и не удалось продемонстрировать графу наспех приобретенные навыки. Едва мы с Мэтью вошли в большой зал, сидевший там долговязый молодой человек вскочил на ноги и шагнул нам навстречу. Его дорожный костюм из мягкой кожи был забрызган грязью. У него было широкое лицо и живой пытливый взгляд. Его мохнатые, пепельного цвета брови изогнулись ко лбу, на котором был отчетливо виден «вдовий пик».
– Хэл, – улыбнулся гостью Мэтью.
Улыбка была добродушно-снисходительной, как у старшего брата по отношению к младшему. Однако граф, не замечая давнего друга, направился прямо ко мне.
– Г-г-госпожа Ройдон, – произнес он.
Глубокий бас графа звучал монотонно, механически. Прежде чем спуститься в зал, Мэтью немного рассказал мне о Генри. Оказалось, что граф глуховат и вдобавок с детства заикается. Зато он превосходно умел читать по губам. С этим человеком я могла говорить, не испытывая стеснения.
– Вижу, Кит меня опять обскакал, – с печальной улыбкой констатировал Мэтью. – Я надеялся сам тебе сказать.
– Так ли уж важно, кто сообщает радостную весть? – Лорд Нортумберленд отвесил поклон. – Госпожа, благодарю вас за гостеприимство и прошу прощения за то, что вынужден приветствовать вас в таком виде. Прекрасно, что вы так быстро свыклись с друзьями мужа. Нам следовало бы покинуть дом сразу же, как мы узнали о вашем прибытии. Постоялый двор более чем удовлетворил бы наши потребности в крыше над головой.
– Милорд, нам доставляет большую радость принимать вас с этом доме.
Здесь мне следовало сделать реверанс, но я никак не могла совладать с тяжелой черной юбкой, а корсет был зашнурован так туго, что мне было не согнуться в талии. Я добросовестно поставила ноги в положение, требуемое для реверанса, но, едва согнув их в коленях, покачнулась, рискуя шлепнуться на пол. Меня подхватила рука с крупными грубыми пальцами.
– Зовите меня просто Генри, госпожа. Остальные зовут меня Хэлом, так что мое настоящее имя считается достаточно официальным.
Как многие тугоухие люди, граф старался говорить тише и мягче. Отпустив меня, он переместил внимание на Мэтью:
– А почему ты без бороды, Мэтт? Ты никак был болен?
– Легкая лихорадка, и только. Женитьба меня излечила. Кстати, а где остальные?
Мэтью оглянулся, ища глазами Кита, Джорджа и Тома.
При дневном свете большой зал выглядел совершенно по-другому. Я его видела лишь вечером, а этим утром… То, что я принимала за тяжелые стенные панели, оказалось ставнями. Сейчас все они были открыты, наполняя пространство зала воздухом и делая его легче. Даже громадный камин у дальней стены не выглядел таким тяжеловесным, как в темноте. Его украшали фрагменты средневековой каменной кладки с сохранившейся росписью. Все это Мэтью наверняка вытащил из-под обломков католического монастыря, когда-то стоявшего на месте Олд-Лоджа. Изможденное лицо святого, герб, готический четырехлистник.
Я с интересом разглядывала зал, пока меня не окликнул Мэтью.
– Хэл говорит, что наши в гостиной. Читают и играют в карты. Он не осмеливался к ним присоединиться, пока хозяйка не пригласит его остаться в доме.
– Граф просто обязан остаться у нас, а мы сейчас же отправимся в гостиную, – сказала я, слушая урчание в животе.
– Или вначале мы раздобудем тебе еды, – предложил Мэтью, сверкая глазами.
Убедившись, что мое знакомство с Генри Перси прошло гладко, он почувствовал себя спокойнее.
– Хэл, а тебя покормили?
– Пьер с Франсуазой, как всегда, позаботились о моем пропитании, – заверил нас граф. – Разумеется, если госпожа Ройдон составит мне компанию…
Граф умолк. Его желудок урчал наравне с моим. Своей долговязостью этот человек мог соперничать с жирафом. Представляю, какое обилие пищи требовалось его телу.
– Я тоже, милорд, обожаю обильные завтраки, – смеясь, сказала я.
– Генри, – поправил меня граф.
Когда он улыбался, на щеках появлялись ямочки.
– Тогда и вы должны называть меня Дианой. Я не могу обращаться к графу Нортумберленду по имени, если он упорно называет меня госпожой Ройдон.
Франсуаза настаивала на строгом соблюдении формальностей.
– Согласен, Диана, – ответил Генри, протягивая мне руку.
Миновав коридор, где гуляли сквозняки, мы вошли в уютную комнату с низким потолком. Обстановка здесь была вполне располагающей. Света тоже хватало, хотя окна имелись только на южной стене. При скромных размерах помещения сюда втиснулись три стола и несколько стульев и скамеек. Лязг кастрюль и сковородок, а также некоторые другие звуки свидетельствовали о близости кухни. Кто-то прикрепил к стене страницу, вырванную из альманаха. На центральном столе была разложена карта. Один ее угол подпирал подсвечник, другой – неглубокое оловянное блюдо с фруктами. Все это напоминало голландский натюрморт с домашней утварью. Я остановилась. Голова закружилась от терпкого запаха.
– Айва.
Мои пальцы потянулись к плодам. Такими я представляла их в Мэдисоне, слушая рассказы Мэтью об убранстве Олд-Лоджа.
Похоже, Генри удивил мой восторг по поводу обычной айвы, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы это комментировать. Мы уселись за стол. Слуга дополнил натюрморт свежим хлебом, блюдом с виноградом и миской с яблоками. Вид знакомой пищи действовал на меня успокаивающе. Генри принялся за еду. Я последовала его примеру, но при этом внимательно наблюдала, что и как он ест. Чужаков всегда выдают мелкие особенности, а мне отчаянно хотелось выглядеть своей. Пока мы ели, Мэтью налил себе бокал вина.
Во время трапезы Генри вел себя с безупречной учтивостью. Он не задавал мне вопросов личного характера и не совал нос в дела Мэтью. Вместо этого он смешил нас, рассказывая истории о своих собаках, поместьях и придирчивой матушке. Он успевал говорить и поглощать изрядное количество ломтиков поджаренного хлеба. Генри только что начал очередной рассказ о переезде в Лондон, когда со двора донесся шум. Граф, сидящий спиной к двери, не обратил на это внимания.
– Она просто невыносима! Вы все меня предостерегали, но я не верил, что женщина способна быть такой неблагодарной. После богатств, которыми я наполнил ее сундуки, самое малое, что она могла сделать… Ого!
Наш новый широкоплечий гость заполнил собой дверной проем. На одном его плече болтался темный плащ. Такого же цвета были вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под его великолепной шляпы с пером.
– Мэтью, да ты никак заболел?
Удивленный Генри повернулся к гостю:
– Приветствую тебя, Уолтер. Почему ты не при дворе?
Хлеб едва не встал мне поперек горла. Я почти не сомневалась, что гость был не кем иным, как до сих пор отсутствовавшим членом Школы ночи – сэром Уолтером Рэли.
– Возжаждал место получить в раю и был оттуда изгнан. Вот так-то, Хэл. А это кто? – Сэр Уолтер буравил меня своими синими глазами и сверкал зубами, окаймленными темной бородой. – Генри Перси, ты проказливый бесенок. Кит рассказывал мне о твоих намерениях уложить в постель прекрасную Арабеллу. Если бы я знал, что твои вкусы простираются дальше пятнадцатилетних девиц и тебя привлекают женщины в возрасте, я бы давно нашел тебе в жены какую-нибудь похотливую вдовушку.
Женщиной в возрасте? Вдовой? Мне едва стукнуло тридцать три.
– Ее чары удержали тебя от сегодняшнего посещения церкви и воскресной проповеди. Мы должны поблагодарить леди за то, что вместо молитв ты поднялся с колен, вскочил на лошадь и отправился туда, где твой настоящий дом, – продолжал Рэли.
Его речь была густой, как девонширские сливки.
Граф Нортумберленд положил вилку, внимательно поглядел на друга, затем вернулся к еде, сказав при этом:
– Выйди, зайди снова и попроси Мэтта сообщить новость. И веди себя поучтивее.
– Нет. – Уолтер смотрел на Мэтью, разинув рот. – Так она твоя?
– Что подтверждается кольцом на ее пальце. – Мэтью ногой выдвинул гостю стул. – Садись, Уолтер, и промочи горло элем.
– Ты же клялся, что никогда не женишься, – пробормотал ошеломленный Уолтер и сел.
– Понадобились уговоры.
– Еще бы не понадобились! – Уолтер Рэли окинул меня еще одним оценивающим взглядом.
– Жаль, что она понапрасну тратит себя на жизнь с холоднокровным существом. Я бы не мешкал ни секунды.
– Диана знает о моей природе и не возражает против «холодности», как ты изволил выразиться. Кстати, уговаривать пришлось не меня, а ее. Я влюбился в нее с первого взгляда, – сообщил Мэтью, и Уолтер насмешливо фыркнул. – Не будь таким циничным, мой старый друг. Купидон доберется и до тебя.
Глаза Мэтью озорно блеснули. Ведь он знал будущее Рэли.
– Купидону с его стрелами придется обождать до лучших времен. Сейчас я целиком занят отражением недружественных заигрываний королевы и адмирала.
Уолтер бросил шляпу на соседний стол, где она накрыла сверкающую поверхность доски для игры в триктрак, разметав фигуры. Сам он со стоном уселся рядом с Генри.
– Каждый хочет урвать кусочек моей шкуры, но никто не почешется, чтобы хоть немного продвинуть меня по службе. А эта тягомотина с делами в колонии по-прежнему висит над моей головой. Замысел празднования нынешней годовщины принадлежал мне, однако главным церемониймейстером эта женщина сделала Камберленда.
Уолтера вновь охватило раздражение.
– Из Роанока по-прежнему никаких известий? – деликатно спросил Генри, подавая Уолтеру кружку густого коричневого эля.
При упоминании провальной затеи Рэли в Новом Свете у меня даже живот свело. Я впервые слышала, как кто-то вслух рассуждал о результатах будущего события, но лиха беда начало.
– На прошлой неделе Уайт был вынужден из-за дурной погоды вернуться в Плимут. Ему пришлось прекратить поиски дочери и внучки. – Уолтер сделал солидный глоток. – Одному Богу известно, что там с ними приключилось.
– Дождись весны, тогда вернешься и найдешь их, – успокоил друга Генри.
Голос его звучал уверенно, однако мы с Мэтью знали: пропавших роанокских колонистов так и не найдут, а нога Рэли больше не ступит на землю Северной Каролины.
– Молюсь, чтобы твои слова оказались правдой, Хэл. Но довольно о моих бедах. Откуда будете родом, госпожа Ройдон?
– Из Кембриджа, – лаконично ответила я.
В общем-то, я сказала правду, хотя мой Кембридж находился в штате Массачусетс, а не в Англии. Но если бы я сейчас взялась сочинять на ходу, то запуталась бы в собственном вранье.
– Значит, вы дочь ученого. Или ваш отец был богословом? Мэтту будет приятно, когда есть с кем поговорить о вопросах веры. За исключением Хэла, говорить о вере с другими – занятие безнадежное.
Уолтер потягивал эль, ожидая моего ответа.
– Отец Дианы умер, когда она была еще совсем юной, – пояснил Мэтью, взяв меня за руку.
– Сочувствую вам, Диана. П-п-потеря отца – чудовищный удар, – тихо проговорил Генри.
– Надеюсь, ваш первый муж оставил вам в утешение сыновей и дочерей? – спросил Уолтер, и в его голосе я уловила нотки сочувствия.
Мы переместились в эпоху, где женщина моего возраста была либо замужем, либо вдовой, успев произвести на свет троих или четверых детей.
Я покачала головой, ограничившись коротким «нет».
Уолтер нахмурился, но тут в комнату ввалился Кит вместе с Джорджем и Томом, и их появление прекратило дальнейшие расспросы.
– Ну наконец-то, Уолтер. Вразуми его. Довольно Мэтью разыгрывать здесь Одиссея перед своей Цирцеей, – изрек Кит, хватая кубок Генри. – Привет, дружище Хэл.
– Кого это я должен вразумить? – с заметным раздражением спросил Уолтер.
– Мэтта, кого же еще. Перед тобой ведьма. И с ней не все так просто. – Кит сощурился. – Она скрывает что-то.
Служанка, принесшая охапку поленьев, замерла на пороге.
– Ведьма, – опасливо повторил Уолтер.
– Поверь мне на слово, – закивал Кит. – Мы с Томом это мигом распознали.
Бедняжка-служанка свалила поленья в корзину и спешно ретировалась.
– Кит, для сочинителя пьес ты обладаешь никудышным чувством времени и места. – Синие глаза Уолтера повернулись к Мэтью. – Не поискать ли нам другую комнату для обстоятельного разговора? Или это всего лишь очередная пустопорожняя фантазия Кита? Если да, я бы предпочел остаться в тепле и допить эль.
Они с Мэтью молча смотрели друг на друга. В лице моего мужа ничего не изменилось. Уолтер вполголоса выругался. В этот момент, словно по волшебству, появился Пьер.
– Милорд, камин в гостиной уже затоплен, – сообщил вампир. – Вино и еда для ваших гостей тоже приготовлены. Там вас никто не побеспокоит.
По уютности гостиная уступала комнате, где мы завтракали, а размерами и убранством уступала большому залу. Обилие кресел, украшенных резьбой, богатых шпалер и картин в вычурных рамах указывало на то, что здесь обычно принимали и развлекали наиболее именитых гостей. Возле камина висела прекрасная картина Гольбейна, изображавшая святого Иеронима со львом. Я узнала манеру художника; само произведение было мне незнакомо. Впервые видела я и другое полотно кисти Гольбейна. На нем был изображен Генрих VIII, прищуривший поросячьи глазки. Держа в руке книгу и очки, король задумчиво глядел на зрителей. Рядом с ним находился стол, заваленный драгоценными вещицами. А с противоположной стены на короля надменно взирала его дочь, нынешняя королева Елизавета. Мы уселись. Присутствие особ королевской крови, пусть только на портретах, отнюдь не поднимало настроения. Мэтью сел возле камина, скрестив руки на груди. Вид у него был не менее величественным, чем у обоих Тюдоров.
– Ты по-прежнему намерен рассказать им правду? – шепотом спросила я.
– Обычно, госпожа, это существенно облегчает дело, – довольно резко ответил мне Рэли. – Не говоря уже о том, что в кругу друзей правдивость предпочтительнее… всего иного.
– Ты забываешься, Уолтер, – заметил ему не на шутку рассердившийся Мэтью.
– Забываюсь? И это говорит мне связавшийся с ведьмой?
Как и Мэтью, Уолтер легко поддавался вспышкам гнева, однако в его голосе я улавливала и неподдельный страх.
– Она моя жена, – сказал Мэтью, запуская руку в волосы. – А то, что она ведьма… всех нас чернят и обвиняют в реально существующих или вымышленных грехах.
– Но жениться на ней? О чем ты думал? – спросил ошеломленный Уолтер.
– О том, что я люблю ее.
Кит выпучил глаза. Пододвинув серебряный кувшин, он вновь наполнил кубок вином. А я-то мечтала, как буду сидеть рядом с ним у огня, говоря о литературе и магии. Мои мечты померкли в свете этого ноябрьского утра. Я не пробыла в 1590 году и суток, но уже была по горло сыта обществом Кристофера Марло.
После ответа Мэтью в гостиной установилась тишина. Они с Уолтером молча смотрели друг на друга. В отношениях с Китом Мэтью вел себя снисходительно, позволяя себе долю раздражения. С Джорджем и Томом он был терпелив, к Генри относился с братской заботой. Однако Рэли был равен Мэтью по уму, силе и, возможно, даже по безжалостности. Поэтому из всех, кто здесь находился, значимым для Мэтью было лишь мнение Уолтера. Отношения между ними строились на настороженном уважении, как между двумя волками, решающими, кому быть вожаком стаи.
– Значит, так, – медленно проговорил Уолтер, уступая авторитету Мэтью.
– Да, так, – подтвердил Мэтью, упираясь ногами в каминную решетку.
– Жениться при таком обилии тайн и врагов, как у тебя… Однако ты женился. – Вид у Уолтера был изумленно-ошеломленным. – Тебя часто упрекали в скрытности. Я всегда возражал… вплоть до сегодняшнего утра. Отлично, Мэтью. Если ты настолько смышлен и хитроумен, скажи, что́ нам отвечать, когда посыплются вопросы.
Кит шумно опустил кубок на стол, забрызгав руку красным вином.
– Не ждешь же ты, что мы…
– Угомонись! – Уолтер сердито сверкнул глазами на Марло. – Учитывая небылицы о твоей персоне, которые мы вынуждены распространять, я удивляюсь, как у тебя хватило смелости возражать. Продолжай, Мэтью.
– Благодарю, Уолтер. Вас здесь пятеро. Вы единственные во всем королевстве, кто способен выслушать мою историю и не посчитать меня сумасшедшим. – Теперь Мэтью вцепился в свои волосы уже двумя руками. – Помните, как мы говорили об идеях Джордано Бруно? Он утверждал, что существует бесконечное множество миров, а пространство и время безграничны.
Друзья моего мужа переглядывались.
– Вряд ли мы понимаем твой намек, – осторожно возразил Генри.
– Диана родом из Нового Света… – Мэтью нарочно сделал паузу, и Марло торжествующе оглядел собравшихся. – Но не из того, что существует ныне. Из будущего Нового Света.
И снова воцарилась тишина. Глаза всех повернулись ко мне.
– Она говорила, что родом из Кембриджа, – сухо напомнил Уолтер.
– Не из английского Кембриджа. Мой Кембридж находится в Массачусетсе. – От напряжения и долгого молчания у меня дрожал голос. Пришлось откашляться. – Так называется колония, которая лет через сорок появится к северу от Роанока.
Послышались возгласы. На меня посыпались вопросы. Хэрриот протянул руку и опасливо коснулся моего плеча. Убедившись, что я не призрак, он убрал руку, продолжая изумленно на меня глядеть.
– Я слышал о существах, способных подчинять время своей воле. До какого чудесного дня мы дожили. Ты согласен, Кит? Думал ли ты, что однажды познакомишься с прядильщицей времени? Но рядом с ней мы должны проявлять осторожность, иначе нас может затянуть в ее паутину и мы собьемся с жизненного пути.
Лицо Хэрриота было слегка грустным, словно он и сам согласился бы очутиться в другом мире.
– И что же привело вас сюда, госпожа Ройдон? – спросил Уолтер, перекрывая гул остальных голосов.
– Отец Дианы был ученым, – ответил за меня Мэтью.
Это заинтересовало собравшихся. Голоса загудели вновь. Уолтер поднял руку, требуя тишины.
– Ее мать тоже занималась наукой. Родители Дианы оба были ведьминой породы и умерли при загадочных обстоятельствах.
– В таком случае, Д-д-диана, у нас есть общие точки соприкосновения, – произнес Генри и содрогнулся всем телом.
Я хотела спросить графа, как понимать его слова, но Уолтер махнул Мэтью, прося продолжать.
– И в результате она не прошла обучение, какое должны проходить ведьмы, – выдал новую порцию сведений Мэтью.
– Подобная ведьма становится легкой добычей, – нахмурился Том. – Почему же в грядущем Новом Свете ведьмы не проявляют должной заботы о своих соплеменницах?
– Моя магия и связанная с ней долгая история моей семьи ничего для меня не значили. Вы должны понимать, что́ чувствуешь, когда хочешь вырваться за пределы своего происхождения.
Я посмотрела на Кита, надеясь, что сын сапожника хотя бы поймет меня, но он отвернулся.
– Нет прощения греху невежества, – пробурчал Кит.
Он возился со своим дублетом, испещренным множеством косых зубчатых прорех. Из одной торчал кусочек красного шелка, который Кит упрямо заталкивал обратно.
– И вероломству тоже, – заметил ему Уолтер. – Продолжай, Мэтью.
– Пусть Диана и не обучена ремеслу ведьмы, но она отнюдь не невежественна. Она пошла по стопам родителей и тоже стала ученой, – с гордостью сообщил Мэтью. – Ее страстно интересует алхимия.
– Женщина-алхимик не что иное, как кухонный философ, – фыркнул Кит. – Ее волнует, как сделать порумянее лицо, а не познание тайн природы.
– Алхимию я изучала в библиотеке, а не на кухне, – огрызнулась я, на мгновение забыв о здешней манере речи, и у Кита округлились глаза. – А затем я преподавала этот предмет студентам в университете.
– Значит, в будущем женщинам позволят преподавать в университете? – спросил Джордж, испытывая смешанное чувство удивления и недовольства.
– И обучаться тоже, – пробормотал Мэтью, почесав кончик носа. – Диана училась в Оксфорде.
– Должно быть, это способствовало более усердному посещению лекций, – сухо прокомментировал Уолтер. – Если бы, когда я учился в Ориель-колледже, туда принимали женщин, я бы задержался там подольше. Но позвольте узнать: в этой вашей колонии к северу от Роанака ученые дамы… подвергаются нападениям?
Вывод, сделанный им из услышанного, был вполне здравым.
– Разумеется, нет. Нападение не было беспричинным. Диана нашла в университете одну давно потерянную книгу.
Члены Школы ночи заерзали в креслах и вытянули шеи. Потерянные книги вызывали у них больше интереса, чем невежественные ведьмы и ученые женского пола.
– В той книге содержатся тайные сведения о мире существ, отличающихся от людей.
– Не Книга ли Тайн, где якобы речь шла о нашем сотворении? – Кит не скрывал своего изумления. – Насколько помню, Мэтью, прежде такие басни тебя совсем не занимали. Ты отметал их как суеверия и предрассудки.
– А теперь, Кит, я в это верю. Открытие, сделанное Дианой, и привело врагов к ней на порог.
– И ты в это время был с ней. Когда враги отодвинули задвижку и вошли… – Уолтер покачал головой.
– Но почему вмешательство Мэтью вызвало столь печальные последствия? – спросил Джордж.
Его пальцы ощупью искали толстый черный шелковый шнурок, на котором висели очки. Другой конец шнурка был прикреплен к дублету, сшитому по моде эпохи и имевшему утолщенную подкладку на животе. Когда Джордж двигался, подкладка шелестела, как содержимое пакета с овсяными хлопьями. Поймав круглые очки, Джордж водрузил их на нос и стал меня разглядывать, словно я была интересным музейным экспонатом.
– Да потому, что браки между ведьмами и варгами запрещены, – быстро догадался Кит.
Он употребил староанглийское слово, означающее вампира. Это слово я слышала впервые. Он поразило меня свистящим звуком «в» и зловещим, каким-то утробным окончанием.
– Между демонами и варгами, кстати, тоже, – сказал Уолтер и в знак предостережения опустил руку на плечо Кита.
– Это правда? – заморгал Джордж, взглянув на Мэтью, а затем на меня. – Никак королева запретила подобные браки?
– Это древний завет между существами нечеловеческой природы, который никто не осмеливается нарушить, – испуганным голосом пояснил Том. – Нарушителей Конгрегация призывает к ответу и наказывает.
Только вампиры возраста Мэтью помнили времена, когда завет еще не был установлен, и то, как он принимался. Демонов, вампиров и ведьм вогнали в жесткие рамки, не менее жестко обусловив их отношения с людьми. Самым важным положением стал запрет на близкие отношения между тремя видами существ иной природы. Конгрегация зорко следила за его соблюдением. В смешанных группах способности и таланты, присущие разным видам, сразу бросались в глаза. Сила ведьмы словно подхлестывала творческую энергию всех окрестных демонов, а гениальность, присущая демонам, делала красоту вампиров еще более впечатляющей. Что же касается отношений с людьми, нам предписывалось быть тише воды ниже травы и не соваться в человеческую политику и религию.
Не далее как утром Мэтью утверждал, что в конце XVI века у Конгрегации хватало забот. Тут и религиозные войны, и сожжение еретиков, и возросший голод ко всему странному и диковинному, утоляемый недавно изобретенным книгопечатанием. Вряд ли они обратят внимание на такую банальность, как любовь между ведьмой и вампиром. Но, вспоминая ошеломляющие и опасные события, не прекращавшиеся с конца сентября, когда я познакомилась с Мэтью, мне было трудно поверить его словам.
– Какая еще конгрегация? – заинтересовался Джордж. – Это название новой религиозной секты?
Уолтер пропустил вопрос друга мимо ушей. Пристально взглянув на Мэтью, он повернулся ко мне:
– И эта книга до сих пор у вас?
– Ее нет ни у меня, ни у кого-либо другого. Она вернулась в библиотеку и словно исчезла. Ведьмы ждут, что я сумею вновь заполучить ее, а потом отдам им.
– В таком случае вас преследуют по двум причинам. Одни хотят удержать вас от сближения с варгом, а для других вы служите необходимым средством достижения желанной цели. – Уолтер почесал переносицу и устало взглянул на Мэтью. – Ты, мой друг, словно магнит, исправно притягивающий беды. Причем в самое неподходящее время. До очередной годовщины восшествия королевы на престол осталось менее трех недель. Тебя ожидают при дворе.
– Забудь про годовщину королевы! Нам общество прядильщицы времен опасно. Она способна видеть судьбы каждого из нас. И более того: она способна нам будущее изменить, вплести туда несчастья и даже нашу смерть ускорить. – Кит, словно ужаленный, вскочил с кресла и замер перед Мэтью. – Ради всего святого, ответь, как мог ты это сделать?
– Похоже, Кит, твой хваленый атеизм тебя подвел, – спокойно ответил Мэтью. – Боишься: а вдруг потом придется отвечать за все свои грехи?
– Пусть, Мэтью, я – не в пример тебе – не верю во всемогущество и благость Божью, но мир куда обширней. В нем много есть такого, чего не сыщешь на страницах твоих философических трактатов. И этой женщине – сей ведьме – нельзя позволить вмешательство в дела наши и жизнь. Пусть ты и очарован ею, я не хочу, чтобы будущее мое попало в руки к ней! – с пафосом заявил Кит.
– Погодите, – махнул рукой Джордж. Его лицо с каждой секундой становилось все изумленнее. – Так ты, Мэтью, приехал к нам из Честера или…
– Нет. Мэтт, ты не должен отвечать, – сказал Том с уверенностью мудреца, получившего озарение. – Среди нас появился Янус, у которого свои цели, и нам нельзя вмешиваться.
– Том, нельзя ли пояснее? – дерзко усмехнулся Кит.
– Одно лицо Мэтью и Дианы смотрит в прошлое. Другое устремлено в будущее, – сказал Том, равнодушный к вмешательству Кита.
– Но если Мэтт не… – замолчал на полуслове Джордж.
– Том прав, – угрюмо произнес Уолтер. – Мэтью – наш друг, попросивший нас о помощи. Насколько помню, он впервые просит нас о помощи. И это все, что нам нужно знать.
– Он просит слишком много, – упирался Кит.
– Слишком много? А по-моему, мало и с запозданием. Мэтью заплатил за один из моих кораблей, спас поместья Генри от разорения и который год позволяет Джорджу и Тому наслаждаться книгами и предаваться мечтам. Что же касается тебя… – Уолтер оглядел Кита с головы до ног. – Всем, что в тебе и на тебе, начиная от твоих идей до этого кубка вина и шляпы на голове, ты обязан щедрой натуре Мэтью Ройдона. И создать для его жены надежную гавань в нынешние бурные времена – пустяк по сравнению с тем, что он сделал для нас.
– Спасибо, Уолтер, – с заметным облечением произнес Мэтью и улыбнулся мне.
Однако его улыбка была осторожной. Завоевать понимание друзей – в особенности Уолтера – оказалось труднее, чем он предполагал.
– Нам понадобится сочинить историю, объясняющую появление твоей жены в Олд-Лодже, – задумчиво произнес Уолтер. – Нечто такое, что отвлекало бы внимание от ее… непохожести.
– Помимо этого, Диане нужно кое-чему поучиться, – добавил Мэтью.
– Учтивости, манерам, поведению. Никак не лишне это, – проворчал Кит.
– Нет. Ее учительницей должна стать ведьма, – пояснил Мэтью.
Уолтер негромко хмыкнул:
– Сомневаюсь, что в двадцати милях вокруг Вудстока сыщется хоть одна ведьма. Особенно когда ты здесь.
– А что это за книга, госпожа Ройдон? – спросил Джордж. Сунув руку в карман своих штанов, формой напоминающих луковицу, он вытащил шнурок с болтающейся на конце заостренной палочкой. «Свинцовый карандаш», – догадалась я. Послюнив это орудие письма, Джордж привел его в боевую готовность. – Вы могли бы рассказать, как она выглядит и чему посвящена? Я поищу в Оксфорде.
– Книга может подождать, – сказала я. – Прежде всего мне нужно обзавестись одеждой надлежащего покроя. Я не могу выйти из дому в джеркине Пьера и юбке, которую сестра Мэтью надевала на похороны Джейн Сеймур.
– Выйти из дому? – скорчил гримасу Кит. – Полный бред!
– Кит прав, – извиняющимся тоном произнес Джордж и что-то черканул у себя в записной книжке. – В Англии ваша речь сразу выдаст в вас чужестранку. Я был бы счастлив давать вам уроки красноречия и риторики.
Едва представив Джорджа Чапмена в роли Генри Хиггинса, а себя – Элизой Дулиттл, я с тоской посмотрела на дверь.
– Ей лучше рот свой на замке держать. Втолкуй ей это, Мэтт, – дудел в свою дуду Кит.
– Кто нам действительно нужен, так это смышленая женщина, способная дать Диане толковый совет. Неужели ни у кого из вас не найдется дочери, жены или любовницы, пригодной на такую роль? – спросил Мэтью.
В гостиной стало тихо.
– Что скажешь, Уолтер? – игриво спросил Кит.
Все засмеялись. Казалось, по гостиной пронеслась летняя гроза, разрядив тяжелую обстановку. Даже Мэтью не удержался от смеха.
Под конец этой вспышки веселья в гостиной появился Пьер. Он шел, задевая камыш, разбросанный повсюду, чтобы впитывать влагу и уберегать дом от сырости. В воздухе запахло лавандой и розмарином, пучки которых тоже были разбросаны по полу. Снаружи донесся звон колоколов, возвещающих полдень. Подобно блюду с айвой, сочетание звуков и запахов перенесло меня прямо в Мэдисон.
Прошлое, настоящее и будущее встретились в одной точке. Я представляла время чем-то вроде катушки с медленно разматывающейся ниткой. Но сейчас оно словно остановилось совсем. Окружающий мир замер. У меня перехватило дыхание.
– Диана, что с тобой? – спросил Мэтью, держа меня за локти.
Что-то голубое и янтарное, странное переплетение света и цвета привлекло мое внимание. И это что-то было плотно засунуто в угол гостиной, где не могло быть ничего, кроме пыли и паутины. Заинтригованная, я попыталась двинуться в ту сторону.
– Никак у нее припадок? – спросил Генри, заглядывая через плечо Мэтью.
Колокола утихли, запах лаванды ослаб, а янтарно-голубое видение превратилось в серо-белое и исчезло.
– Простите. Мне показалось, будто я что-то увидела в углу. Скорее всего, просто игра света, – сказала я, прижимая руку к щеке.
– Возможно, на тебя подействовало несовпадение времен, mon couer, – тихо произнес Мэтью. – Я обещал тебе прогулку в парке. Хочешь выйти со мной и освежить голову?
Возможно, я страдала от последствий перемещения во времени. И свежий воздух действительно помог бы мне. Но мы только что появились в этой эпохе. Мэтью вновь встретился с друзьями, которых не видел более четырехсот лет.
– Побудь с друзьями, – твердо сказала я, хотя мои глаза тоскливо поглядывали на окна.
– Они никуда не денутся. Будут себе попивать вино, дожидаясь нашего возвращения, – улыбнулся Мэтью. Он повернулся к Уолтеру. – Хочу показать Диане ее дом и поводить по саду, чтобы запомнила расположение дорожек и не заблудилась.
– Нам с тобой еще надо поговорить, – напомнил ему Уолтер. – О важных делах.
– Дела немного обождут, – кивнул Мэтью и обнял меня за талию.
Мы оставили членов Школы ночи в теплой гостиной и направились к выходу. Том погрузился в чтение, утратив всякий интерес к перипетиям отношений между ведьмами и вампирами. Джордж предался собственным раздумьям, которые торопливо записывал в книжку. Кит пристально смотрел нам вслед. Взгляд Уолтера был настороженным, а глаза Генри – полны симпатии. Выражение лиц и темная одежда придавала им сходство со стайкой хищных воронов. Мне вспомнились слова Шекспира, которые он вскоре скажет об этой удивительной группе.
– Помнишь, как там у него? – тихо спросила я. «Черный есть преисподней цвет»?
Мэтью с грустью посмотрел на меня:
– «Черный есть преисподней цвет. Застенков цвет и школы ночи»[3].
– Правильнее было бы сказать – цвет дружбы, – возразила я.
Я видела, как Мэтью управлял сознанием читателей Бодлианской библиотеки, но никак не ожидала, что он способен влиять на ум таких людей, как Уолтер Рэли и Кит Марло.
– Скажи, Мэтью, есть что-то, чего бы они не сделали для тебя?
– Моли Бога, чтобы мы этого не узнали, – без тени улыбки ответил он.
3
Эти слова произносит король Фердинанд в пьесе Шекспира «Бесплодные усилия любви», написанной в середине 1590-х гг. (акт IV, сцена 3).