Читать книгу Счастье за углом - Дебора Смит - Страница 6

Кэти

Лос-Анджелес, отделение ожоговой терапии

К сожалению, мне не позволили умереть и стать легендой. Я могла бы присоединиться с Элвису и Мэрилин Монро в зале Славы Мертвых икон века, но не-е-ет.

– Кэтрин Дин? Кэтрин Мэри Дин? Вы знаете, где находитесь?

Я медленно моргнула, закутанная в кокон обезболивающих и седативов, того коктейля, который вводят жертвам огня в первые несколько дней, чтобы они не догадались, насколько глубоко поджарилось их тело. Я с трудом вспомнила свое имя, не говоря уж о том, что со мной произошло.

– Кто? – пробормотала я.

Если бы я могла себя видеть – голой, не считая стерильной простыни и огромного кокона бинтов на голове, правой руке, правой стороне тела, правой ноге… Видеть, что мои руки привязаны к койке, повсюду стоят капельницы и мониторы; видеть катетер между ног… И мою обритую голову, правую сторону которой пересекали повязки и пластыри… я захотела бы снова заснуть. Навсегда. Голова чудовищно опухла, даже левая ее сторона, которая не пострадала и со временем сможет выглядеть нормально.

Слава Богу, я не знала, как выгляжу. Пока. Зато слышала свой слабый голос, бормотавший:

– Папа? Бабушка Нэтти? Мама?

Они ко мне приходили. Папа просто улыбался мне. Он никогда не знал, что сказать, когда мне было больно. Этим занимались нянюшки. Бабушка Нэтти сказала:

– Ешь, девочка. Каждый раз, когда жизнь дает тебе бисквиты с подливкой, ешь и набирайся сил.

Во сне я стояла рядом с ней на кухне, видела чудесные витражные окна ее дома на Хребте Дикарки, любовалась, как солнечный свет и тени складываются в улыбку на огромных сине-зеленых склонах гор. Здесь не место тощим плаксам, шептали мне горы. Запах сала, молока, сосисок, муки и масла заполнил мой нос. Это странно успокаивало. Все будет хорошо, ты найдешь то, чего действительно хочешь, прошептала мне бабушка. Выше нос, я оставила тебе дом. Он ждет тебя.

Моя мама выглядела намного красивее, чем на фото, которые остались в моих альбомах. Она наклонилась ко мне и прошептала: Да, возвращайся домой. И мы однажды снова увидимся.

– Не бросайте меня. – Слишком поздно. Я проснулась.

– Кэтрин? Мисс Дин? Я снова спрашиваю: вы знаете, почему вы здесь?

Язык пересох и распух. Я попробовала пошевелить им, лизнув передние зубы. Прикосновение к жемчужной глади помогает улыбаться. Выглядит сексуально с точки зрения судей мужского пола. Старый фокус конкурсов красоты.

– Мисс Дин, вы знаете, где находитесь? – Голос был женским и настойчивым. Мои зубы ее не впечатлили.

– В аду? – наконец прошептала я.

– Нет, хотя по ощущениям может быть похоже. Вы в ожоговом отделении. Я ваш дежурный врач. О вас заботится большая команда специалистов.

– Мое окружение.

– Можно и так сказать. А теперь слушайте внимательно. Через минуту я позволю вам снова заснуть. Мы только что перевели вас из палаты интенсивной терапии. Со дня аварии прошло пять суток. Мы держали вас под препаратами для вашего же блага, иначе боль была бы слишком мучительной. Постарайтесь не двигаться. В ваших руках иглы капельниц. В мочеиспускательный канал вставлен катетер. Несколько часов назад мы покормили вас через трубку. На данный момент ваши возможности слегка… ограниченны. Мы не хотим, чтобы у вас развилась клаустрофобия, поэтому будем продолжать вводить вам лекарства. На следующей неделе вам должно стать намного легче.

Конечно, подумала я. Я буду в порядке. Наверняка всего несколько пузырей.

Перед глазами все слегка плыло, а когда я посмотрела вверх, то заметила что-то пухлое и красное. Тогда я еще не понимала, что смотрю на собственную опухшую бровь. Я подумала, что на меня надели шапочку с красной резинкой. Потом я посмотрела туда, откуда слышался голос. Он исходил от чего-то белого и бесформенного, парящего надо мной. Силуэт был в маске и перчатках, словно работал с токсичными отходами. А может, он прилетел с другой планеты. Потому что явно перепутал меня с жертвой серьезных ожогов.

– Отвезите меня… в спа, – сказала я пришельцу. – Мне нужна… грязевая маска.

– Попытайтесь сосредоточиться, Кэтрин. У меня для вас много хороших новостей. Ваши глаза не пострадали, легкие в норме, вам очень повезло. Ожоги покрывают меньше тридцати процентов тела, что дает вам отличный прогноз полного восстановления дееспособности. Ваши ожоги в основном второй степени; это значит, что пересадки кожи не понадобится, хотя у вас останутся шрамы.

Шрамы? Шрамы?

– На правой руке глубокое повреждение мышечной ткани, вам потребуется операция для восстановления подвижности пальцев. Но это вполне поправимо.

Поправимо. Все было поправимо.

– Плохая новость заключается в том, что у вас все же есть несколько областей с ожогами третьей степени. В этих местах кожа повреждена и не сможет восстановиться. В числе таких областей ваше правое плечо, правая сторона шеи и горла и… правая сторона вашего лица, от уголков глаза и рта к уху. В течение следующих нескольких недель мы будем брать кожу с неповрежденной левой стороны вашего тела, со спины и пересаживать ее. Она заменит сгоревшие участки.

Ладно. Со временем мне просто понадобится хороший скраб.

– Нижнюю половину вашего правого уха придется ампутировать, но в остальном ушная раковина не пострадала, хотя и обгорела. На слух это не повлияет.

Подождите-ка. Это существо с другой планеты явно шутит. Мне показалось, что оно говорит о том, что у меня нет одного уха. Сэкономлю на сережках. Вручение «Оскара» через несколько недель. Интересно, Гарри Уинстон все еще готов одолжить мне двадцатикаратные серьги принцессы Дианы, которые та продала незадолго до смерти? Одну серьгу я смогу носить в ухе, вторую – в пупке.

– Очень смешно, – прошептала я.

– Боюсь, что это не шутка, Кэтрин.

– Выпустите меня отсюда. У меня… есть работа. Встреча в Англии в среду. И фотосессия для «Вог».

– Постарайтесь не волноваться пока о карьере. Скорее всего, вам придется провести в больнице как минимум шесть недель. Вам назначены несколько небольших операций, к тому же, боюсь, потребуется некрэктомия. Это процедура, во время которой мы меняем ваши повязки дважды в день и удаляем омертвевшие ткани с ваших ран. Не слишком приятная процедура. Но вам пока не следует волноваться об этом.

Не волноваться?

– Геральд! Геральд! Мой муж. Скажите ему. Я хочу выйти… отсюда. Он мне поможет.

– В данный момент он очень занят. Общается с прессой, с вашими агентами и тому подобное. Не волнуйтесь.

– Я хочу, чтобы он… пришел.

– Боюсь, мы пока не можем впустить ни его, ни кого-либо еще. В ожоговом отделении все должно быть стерильно, Кэтрин. Основной угрозой для пациентов, которые восстанавливаются после потери больших участков кожи, является инфекция. К вам не смогут пустить посетителей, а те, кого пустят, должны надеть антисептический хирургический костюм, как у меня.

– Позвоните ему. Я поговорю с ним.

– В данный момент вы не в состоянии это сделать. К тому же ваш муж просил, чтобы вас не беспокоили. Мы не хотим, чтобы к вам начали рваться репортеры. Вы не можете звонить, и никто без разрешения вашего мужа не может позвонить вам. Он не хочет, чтобы пресса вас беспокоила.

– Но… мне нужны… мои друзья. Мои стилисты. Джуди, Рэнди, Люси. Мои люди.

– Простите, Кэтрин. Здесь нельзя находиться «вашим» людям. Иногда ожоговое отделение кажется пациентам самым одиноким местом во Вселенной. Но вы поправитесь. А сейчас отдыхайте. Вам предстоит много работы.

Она вышла. Другие создания в костюмах химической защиты обступили меня.

– Мы поможем вам снова заснуть, – сказало одно из них. – И поставим вашу любимую музыку, чтобы вам легче дремалось. Ваш муж говорил, что вы любите Гвен Стефани.

Создание вставило диск в стерильный проигрыватель. «Hollaback Girl», гимн хип-хопа, начал колотить по голове басами. Неужели в реальной жизни меня могли привязать к больничной койке и заставить слушать, как тридцатипятилетняя женщина поет «Вот мое дерьмо»? Я терпеть не могла Гвен Стефани, это Геральд говорил людям, что я люблю ее музыку, потому что маркетологи утверждали: ее аудитория достаточно молода, чтобы покупать мою косметику.

Моя любимая музыка? Бонни Райт, Розана Кэш, Дикси Чикс. Умные женщины с гитарами. Геральд говорил, что они слишком старые и закоренелые феминистки, чтобы вписаться в мой милый веселый образ, к тому же они не пользуются косметикой и вряд ли вдохновят поклонниц ею пользоваться, но… а где он? И почему он не поговорил со мной даже по телефону?

– Я могу слушать, – пробормотала я. – Левое ухо у меня осталось.

– Засыпайте, – приказало существо, вытаскивая иглу шприца из моей руки. – Вам лучше постараться пока не думать.

Я закрыла глаза. Пришельцы в белых костюмах сказали, что мне нельзя двигаться, нельзя ни с кем говорить, что правого уха у меня нет, что части моей кожи будут менять местами и мне чертовски повезло, что я выжила. А еще они заставили меня слушать Гвен Стефани. Никого из тех, кому я доверяла, не было рядом. Даже мужа и призраков моей семьи.

Моих людей больше не было со мной. Даже мертвых.

Томас

– В следующий раз попроси что-нибудь полегче, Томас! – прокричал мой брат. – К примеру, связаться с Пасхальным Зайцем. Да, кстати, я посылаю тебе новый телефон. Его можно отследить по GPS.

Он так орал, что мне пришлось отодвинуть подальше от уха мобильник, который я одолжил у внуков Дельты. Но голос Джона все равно гремел в закрытой кабине грузовика.

– Хорошо! – закричал я в ответ. – Когда спутник покажет тебе, что новый телефон пасется на поле за нашим кафе, будешь в курсе, что Бэнгер его сожрал.

– Я просто хочу иметь возможность найти твое тело. Моника и дети расстроятся, если нечего будет хоронить. Я уже говорил, что она планирует для тебя еврейские похороны?

Мне нравилась жена моего брата. Ее мрачное чувство юмора отлично сочеталось с фирменными тараканами семьи Меттенич.

– Передай Монике спасибо от всего моего нежного атеистического сердца.

– Она соберет всю семью и будет отсиживать Шиву[6] в твою честь. А я? Я отправлюсь в ближайший паб и выпью пива за Томаса Карела Меттенича, моего старшего брата, решившего себя уничтожить, а потом найду хорошего священника, который мне солжет и скажет, что после самоубийства ты не попал в ад.

– Как я люблю наши откровенные разговоры.

– Я тоже, Томас. Но я отвлекся от темы. Ты что, совсем с ума сошел? Люди Кэтрин Дин никогда не позволят твоей подружке Дельте – и любому другому провинциальному любителю гонок, в жизни не пившему «Перрье», – подобраться к VIP-палате Дин даже на расстояние йодля.

Джон старался, как мог, чтобы помочь мне связать Дельту с ее кузиной Кэтрин, но он был прав. Пробиться сквозь стену секретности, которую возвел вокруг Кэтрин ее муж, было просто невозможно. Со дня аварии прошла уже неделя. Джон, специалист по финансовому планированию в Чикаго, мог отследить денежные потоки и добыть любую возможную информацию, но даже ему этот код был не по зубам. Знаменитости уровня Кэтрин Дин либо оказывались в центре внимания, либо становились невидимыми. К несчастью для нее, в данный момент она попала в обе ситуации сразу.

Ублюдок, который снимал на видео, как она пытается выбраться из машины, а потом сунул камеру в ее горящее лицо, уже продавал свой клип по Интернету. Он избежал криминальной ответственности, потому что адвокат заявил, будто Кэтрин и до того слишком опасно вела машину. И что в ситуации вроде пожара закон не обязывает рисковать собственной безопасностью ради спасения чужой жизни. Как удобно.

Так что видео было доступно за немалую сумму, главные каналы транслировали в новостях выдержки из этого видео, якобы предлагая свои версии произошедшего. По испорченности человеческой натуры современные любители горячих новостей недалеко ушли от шоу «христиане против львов» в римском Колизее. Дельта была в ярости. Я тоже, хоть и вел себя тише. Я знал, каково это – видеть, как наживаются на трагедии твоих близких.

И у меня оставался только один вариант.

– Я позвоню Равель, – сказал я Джону.

Тишина в ответ. А потом, очень тихо и серьезно, мой младший брат сказал:

– Она сожрет твои яйца с лимонным ризотто и каберне.

– Я знаю, – ответил я.

– Ты не заслужил тех слов, которые она тебе скажет.

– Спорный вопрос.

– Она жаждет крови.

– Крови во мне полно.

– А Кэтрин Дин того стоит? Незнакомка, Томас? Стоит того? Почему? Только не говори мне, что все дело в ферме, которую ты хочешь у нее купить.

Я посмотрел на фотографии. Приклеенные к щитку. Постоянно сдавливавшее меня страдание на миг слегка разжало когти.

– Возможно, в этот раз мне удастся изменить чью-то жизнь.

* * *

Двести пятьдесят миллионов лет назад Африка врезалась в Северную Америку, огромные массивы метаморфических скал вспучились над известняком и подняли в небо горы Аппалачи. Несколько ледников и тысячелетия эрозии создали Шишку Дьявола, выщербленный мертвый утес, торчащий из Хог-Бэк Маунтин наподобие кабаньего клыка. Я любил доисторическую чистоту этого места. Прикасаясь к скале, я касался древности. Стоя здесь, можно было ощутить присутствие вечности.

Шишка Дьявола, высотой в 4000 футов, была одной из самых высоких местных скал. Я стоял на ней, сжимая еще один одолженный телефон, и смотрел на север над Кроссроадс-Ков. Смотрел в сторону Нью-Йорка, от которого меня отделяли четыре штата. От старой жизни меня хранила баррикада из высоких хребтов, глубоких ущелий, древних хвойных лесов, бурных горных рек, дальних ферм, ветхих табачных амбаров. Меня защищали мирные черные медведи, оленьи стада, стаи диких индеек и постоянный алкогольный туман, который сейчас смешивался с запахом марихуаны.

Не так уж много дикой прослойки между мной и сестрой моей жены, но сойдет и так. Равель, сестра Шерил, сейчас наверняка пряталась в своем пентхаусе в Трамп-тауэр на Пятой Авеню. Примерно в семи сотнях футов над уровнем моря. Я был на высоте в четыре тысячи футов. Мне нужно было хоть так ощутить, что она не смотрит на меня сверху вниз.

– Томас, ты уверен, что никого не знаешь в ЦРУ? Лучше уж им позвонить, – протянул Джо Уиттлспун.

Старший брат Пайка по прозвищу Санта, которое он получил за внешнее сходство, сидел в нескольких футах от меня, свесив ноги с обрыва. Одной рукой он поглаживал курчавую седую бороду, в другой сжимал длинную самокрутку с травкой. Сладкий запах смешивался с ветром и густыми ароматами сосен и земли. Выкрашенная в чайный цвет бандана моталась на шее Санты, свисая в разрез халата. Необработанные рубины и сапфиры, собранные в здешних ручьях, украшали его браслеты и кольца. Все в округе знали, что Санта – старый хиппи и выращивает марихуану на Хог-Бэк, но при всем при этом Санта был старшим братом Пайка. Люди в горах Юга уважают старших. Особенно если эти старшие в родстве с шерифом. Я как-то ввязался в драку на его стороне, когда два сопляка из Эшвилля задумали украсть его урожай.

– Я просто думаю, – продолжал Санта, – что с ЦРУ договориться проще, чем с сестрой твоей жены. И характер у них там лучше.

– У меня нет выбора. Поверь, если бы был, я ни за что за это не взялся бы. И не стал бы связываться с ней ни для кого, кроме Дельты.

– Но я тебя предупреждаю: Дельта видит в тебе только тесто, а потом лепит, что хочет. Есть искусство замешивания людей под себя, и Дельта училась ему у самой грозной силы природы, какую только знали в Ков. Я имею в виду Мэри Ив Нэтти. Мэри Ив могла вертеть людей между пальцами, как некоторые вертят монетку. Господи, та женщина могла заставить тебя прыгать и вопить, а потом тут же лечь и стонать. Уж я-то знаю. Мне было девятнадцать, а Мэри Ив не меньше тридцати пяти, когда она впервые меня завалила.

Я уставился на него.

– Ты и Мэри Ив…

Он кивнул. И взгляд его стал нежным и рассеянным.

– Та женщина знала, как получить то, чего хочет. И отдавала она так же хорошо, как брала. – В ладони завибрировал телефон Санты, играя первые секунды «Truckin» группы «The Greatful Dead». Санта стер ладонью довольное выражение лица и нахмурился. – Просто помни, что я тебя предупреждал. Дельта использует тебя, чтобы добиться своей цели. Ей не нужен секс, чтобы сгладить острые углы, как это делала Мэри Ив, но решительности ей не занимать.

Я посмотрел на экран телефона. Код зоны 212. Манхэттен. Равель.

– Поехали, – сказал я, но продолжал слушать «Truckin».

– Либо говори, либо прыгни с этой скалы, – заурчал Санта. – Джерри Гарсиа не спасет тебя от реальности, сынок.

Я приложил телефон к уху.

– Здравствуй, Равель. Я благодарен за то, что ты перезвонила. Если бы не экстренная ситуация, я ни за что не попросил бы и не принял твоей помощи.

– Ты хренов паразит! – Ее голос дрожал от эмоций. Меня всегда пугала сила ее ненависти. – Мне не плевать на твою судьбу по одной-единственной причине, Томас. Я все еще надеюсь услышать, что тебе хватило духу вышибить свои клятые мозги.

– Давай к делу. Ты получила мое сообщение. Ты знаешь, чего я хочу. Ты главный акционер одной из крупнейших медицинских корпораций мира. Ты можешь выяснить все о положении Кэтрин Дин, включая имя сиделки, которая выносит за ней горшок. Мне нужна контактная информация и… в ответ я сделаю все, что ты захочешь.

– Я хочу, чтобы ты мучился и сдох так же страшно, как Шерил и Этан, ты, бессердечный жалкий кусок дерьма.

– Я не прошу тебя делать мне одолжения. Я прошу ради хороших людей, которым нужна помощь.

– Избавь меня от своих бредовых попыток стряхнуть с себя свою собственную вину, став добрым самаритянином для горных дикарей, с которыми ты там породнился.

– Равель, сделай то, о чем я прошу, и я отправлю тебе часы.

Тишина. Спустя примерно минуту я услышал, как она тихо плачет. А потом:

– Отправь часы частным курьером, застрахуй посылку, и, когда часы окажутся у меня в руках, я дам нужную информацию, ублюдочный псих-манипулятор.

Она отключилась.

– Что ж, это оказалось просто. – Я бросил телефон Санте.

Он нахмурился, пытаясь разглядеть меня сквозь облачко дыма.

– Дельта не ожидала, что ты расстанешься со своим Призраком Смерти прообраза Янки ради ее просьбы.

Призраком Смерти. За что я любил южан, так это за то, как они справлялись с демонами в своей жизни. Стоит дать демону смешную кличку, и демон теряет часть своей силы. Я вынул из кармана антикварные серебряные часы на цепочке и шагнул к краю Шишки Дьявола. Посмотрел вниз, на мешанину валунов и утесов, на зеленеющие верхушки дальнего леса, нажал кнопку и провел подушечкой большого пальца по гравировке на внутренней стороне крышки часов. Часы были одним из моих якорей в этом мире. Таких якорей осталось не так уж много.

Раньше часы принадлежали дедушке Шерил. Она сделала для меня эту гравировку. Спасибо тебе за Этана. Это спасибо значило, что наш неровный и неравный брак стоило заключать, что каждое утро мы просыпались с удовольствием. Наш сын. Часы были для меня не просто безделушкой, не просто семейным достоянием моей жены. Ее сестра отлично это знала. Часы были последним подарком от Шерил и Этана перед их смертью.

И я только что согласился обменять их, чтобы помочь Кэтрин Дин, незнакомке.

Санта медленно поднялся, не сводя с меня глаз. Он был слишком медлителен, чтобы остановить меня, задумай я короткую прогулку до края обрыва и дальше. Он это знал.

– Томас, – осторожно начал он, – я знаю, зачем ты сюда поднимаешься.

Он кивнул на телефон, и я отдал ему игрушку.

– А еще я знаю, почему ты не хочешь, чтобы внешний мир легко тебя нашел. Я знаю, почему ты забираешься повыше, смотришь вниз и думаешь, каково это было для твоей жены и сына. Но поверь мне – однажды ты посмотришь вверх, а не вниз, и все увидишь иначе.

Я закрыл крышку часов, сунул их в карман и отошел от края.

Пока я не видел ничего, кроме воздуха.

* * *

Пыхтя от усилий, Дельта вскарабкалась по лестнице на покатую крышу дома Мэри Ив Нэтти и села рядом со мной любоваться заходом солнца. Золотой, красный, лавандовый, розовый – небо над Хог-Бэк напоминало концентрированную радугу. Туман бахромой свисал с горных пиков, сгущающаяся сине-черная ночь притягивала меня своей бесконечностью. Самый лучший вид в горах открывался именно с крыши дома Мэри Ив на Хребте Дикарки.

Маленькое стадо оленей – в основном беременных ланей, но были и малыши и молодые самцы с двумя веточками на рогах – паслись на поле возле заброшенного сарая. Стайка диких индеек бродила между ними. В сарае я хранил мешки с зерном, каждый день рассыпая вокруг несколько полных ведер, чтобы приманить зверей. Я не охотился. Мне просто нравилась их компания.

– Думаю, Мэри Ив понравилось бы, что на ее крыше сидит такой красавчик, – тихо сказала Дельта. – Она, наверное, сейчас вон там, на пастбище, смотрит прямо на нас. Вот та лань с игривыми глазами? Ага. Точно она. Мэри Ив всегда говорила, что хотела бы заново родиться оленем. Чтобы есть, спать, гадить и все время проводить среди друзей. «Все должно быть просто, но элегантно» – это была ее любимая присказка.

– Согласен.

Дельта похлопала меня по руке.

– Твои карманные часы уже на пути в Нью-Йорк. Энтони час назад забрал их. И сказал, что будет глядеть за ними в оба. – Энтони Вашингтон был водителем курьерской службы UPS в Эшвилле. Дельта кормила его всякий раз, когда он заезжал в Кроссроадс перед долгим перегоном. Ради жареных цыплят и бисквитов с подливкой он в руках донесет эти часы до самой Трамп-тауэр.

– Томас, я…

– Это просто часы.

– Нет, не просто. Спасибо, Томас.

– Я сделал это только потому, что хочу купить этот дом.

– Ты совсем не умеешь врать.

– Когда Кэтрин Дин поправится, скажешь ей, чтобы продала мне дом ее бабушки. Вот тебе сделка. Пойдет?

– Ты же знаешь, что я не заключаю сделок с пьяными, от которых пахнет моим дедулей. Когда прадедушка МакКеллан наливал себе стакан, весь дом вонял самогоном. Можешь сунуть голову в любой из шкафов кафе – поймешь, о чем я говорю. Кукурузный самогон. Прадед был вредным, блудливым старым кобелем, который десятки лет портил МакКелланам репутацию. К тому же он называл меня «уродливой толстухой» и всем говорил, что я гроша ломаного не стою. Поверь, ты не хочешь пахнуть, как воспоминание о нем.

– Это все мой новый лосьон после бритья. Парфюм де самогон. Не уходи от темы. Я хочу купить этот коттедж.

Она постучала по крыше костяшками пальцев.

– Томас, тебе не нужна пустая постройка. Тебе нужен дом.

– Во всем штате не найдется второго такого дома. Во всем регионе. В стране. В мире. Я могу восстановить его так, как не сможет никто другой. У меня есть деньги. Я не бедняк, каким бы со стороны ни казался. В этом мире мало того, что я могу защитить и сохранить. Но этот дом – могу. И должен.

– Все это время, – мягко сказала она, – я думала, что ты остаешься в Кроссроадс, потому что обожаешь мою кухню.

– Мне нужен этот дом, – повторил я. – За него я продал свою душу сестре моей жены. И взамен прошу только, чтоб ты убедила Кэтрин Дин продать его мне.

– Она не может продать его тебе.

– Почему?

– Потому что после того, как я уговорю ее приехать сюда жить, ей самой понадобится дом. Но ты не унывай, она наверняка с радостью согласится, чтобы ты этот дом обновил.

Дельта погладила меня по руке, перевернула наполовину полную бутылку водки и слезла вниз. А я все пытался вернуть на место отпавшую челюсть. Моя выпивка вытекала из бутылки, а я даже не замечал этого.

В закатном свете все еще таяла чеширская улыбка Дельты.