Читать книгу Дневники странника. Играя, мы идем - Delicate Wind - Страница 6
«Коробок. Часы. И Степ-а». – Возник…
ЭТЮД
ОглавлениеНа золотом столе из старого дерева, лежали… Степа. Коробок. Часы.
Степа часто любил лежать на этом столе, что обычно использовался им для приготовления домашних заданий. Степа был лилипутом, часто носившим (летом он любил), коротенькие зеленые штанишки с монограммой Христа, фланелевую рубашку в черно-белую клетку и кепку, красную, с длинным козырьком. Ему было вроде пятнадцать лет, его особо не любили ни в школе ни дома. Мать, красивая женщина бальзаковского возраста, с длинными до пола золотыми волосами и чудесными наивными голубыми глазами, часто горестно вздыхала, глядя на него, и старалась поскорее заняться домашними делами, главным образом состоявшими в приготовлении пищи, уборке!
Он смотрел на мягкие, плавные движения ее полноватых рук, колдующих над старой газ-плитой марки «Хе-хе», и тоже вздыхал. Отец Степы был вроде военный, любящий заложить за воротник и часто, в таком зверином состоянии, он, обычно ласковый человек – принимался колотить сына, крича: – Ну-у-ты-у, что же ты такой у меня ты уродливый урод уродился..ыы-гы-бы?
Это создавало у Степы комплекс неполноценности, заставив полностью уйти в свой внутренний мир, к придуманным друзьям – с которыми ему классно-хорошо. Эти друзья – в отличие от сверстников в школе и во дворе, никогда не дразнили его, никогда не обижали и не били за многочисленные физические уродства, (у него еще обожжено лицо, как-то пьяный отец опрокинул на него чайник).
Они лежали сейчас рядом с ним, молчаливые и в тоже время скромные и разговорчивые, единственные и любимые его – крохотного забитого существа. Они – старые дедушкины часы «Полет», со стертой позолотой оправы на шести камнях и с ветхим красным кожаным ремешком. Как приятно их «тикание», как успокаивающе радостно оно для него!
Он любил слушать их долгими тоскливыми вечерами в своей комнате, других развлечений у него не было, комната имела в своем узком нутре только стопки учебников, стол, кровать и окно без занавесок. (Ему поставили еще диагноз ДЦП и родители все убрали из каморки, опасаясь за сына).
И вот сейчас он слушал их, нежно улыбаясь и перебирая по треснутому стеклу крохотными пальцами, и смотрел на другого дружелюбного друга рядом – коробок спичек, старый, с красной буквой «Г» и с синей «П», на лицевой стороне. С надписью: «Российские консервы». Он любил вынимать из него, осторожно, дешевые спички и выстраивать из них на столе замысловатые фигуры, в попытке воссоздать картины, однажды увиденные им в каком-то художественном журнале, картины Сальвадора Дали. Ему был очень близок этот живописец, своим вызовом обществу, а его мягкие часы стекающие вниз – просто восхищали.
Вот родилась какая-то очередная фигура-ромб, в квадрате, на нем лежит человечек без головы. Ч-асы рядом шепчут:
– Весело тик. Весело тик. Иди так. Человечек вскакивает со стола и принимается танцевать перед Степой степ, напевая мотив его любимой песенки, «Дети Парижа». Кажется! Пронзительная мелодия песни вызывает у Степы слезы, он ассоциирует себя с героями произведения. Часы продолжают шептать, – молодец Степа, молодец.
Темнеет. В комнату вваливается бесцеремонная нагловатая луна и разлагает часы, они сейчас в точности похожи на те, со знаменитой картины. – Спасибо друзья, – восклицает Степа, ошеломленный мыслью пришедшей в голову. Он сползает со стола и начинает повторять движения все еще танцующего деревянного человечка. Они синхронно прищелкивают пальцами, нагибаются, приседают, распрямляются опять. Луна ухмыляется с неба.
А часы – размножили себя – расчленили – летают и плавают вокруг шестеренками, пружинами, стрелками, и еще продолжают тикать, натикивать мотив той же песенки. Степа сейчас абсолютно счастлив, счастлив как никогда ранее. В это священное как молитва мгновение болезнь не трогает его, движения плавны и изящны, выверены. ЛУНА гладит по щеке, осторожно стирая слезу радости.
Вдруг в комнату вваливается бесцеремонно пьяный отец. Сказка-иллюзия – рассыпается. Человечек рушится на стол с сухим треском, часы мгновенно собираются из хаотичного приятного существования в пространстве, где они свободны и не закованы в жесткие рамки корпуса времени. И приглушенно они затаились на столе. Луна убежала за тучу. – Ты опять уроки не сделал, – ревет отец.
– Я… Ну.. – Молчать, – орет он и начинает со зловещей улыбкой снимать с пояса ремень.. Руки его дрожат.. Волосатые.. Громадные ноздри трепещут.. Волосатые руки сгребают мальчика и резко сдергивают штанишки. В воздухе стынет крик. – НЕ надо-о.. Папа. Но тот неумолим. Ровно 12 звонких ударов. Отец бросил избитое тельце на пол и ушел в другую комнату, где та же операция совершается с матерью. Мальчик ползет, рыдая, по полу, в угол, где, съеживается в комок и прислушивается к происходящему за перегородкой. И так изо дня в день.
– Помогите мне, – шепчет Степа, но друзья мертвы. Молчат. Жестокость разрушила хрупкий мир иллюзии. Она не вернется. Все молчит в ночи. Он один во вселенной и сказки более не будет никогда. В душе он теперь слышит песню Виктора Цоя. Слова: «Когда, твоя девушка больна». В душе мальчика все меньше света, да и вокруг. Тонкий его мир сворачивается как бумага, на которой только что была нарисована веселая, яркая картинка, Но вот поднесли спичку, чиркнули об рыжий бок коробки, и пламя опалило радость, стерев вечную радость ребенка.
– Я умер, – неожиданно мелькает и исчезает безумная мысль.
– Сегодня вы умерли. Он с трудом поднимается, вырывая из себя стон боли. Луна выходит из-за тучи и кладет на искаженное злобной гримасой лицо свои лучи. «Ничего не будет. Почему»? Шепчет ребенок, трясущимися руками пытаясь вернуть друзей к жизни, но напрасная попытка. И это подводит черту в искалеченном сердце подростка, которому в жизни никто и никогда не сделал ничего хорошего. Он берет коробок и направляется в соседнюю комнату. Тишина разлита в воздухе, ему кажется, что она подслушивает его шаги, читает мысли, намерения, возникающие в исковерканной болью душе.
Ему мерещится, что она это невидимый темный зверь, притаившийся вокруг, который готов материализоваться и наброситься на него, в жажде разорвать. Он слышит дыхание темного зверя.
Он убирает дыхание, с опаской всматриваясь в мерцание тысяч его глаз, вокруг, да-нет, но нет, это лучи луны блестят в хрустале бокалов в секретере. Он успокаивается. Решение принято. Предательски скрипит дверца… Обмирает.. Кажется, удары сердца сотрясают ночь мощными пульсациями.. Меееерещитттся, что весь мир слышит теперь безумного карлика. Но дверца возвращается на место и в руке блестит нечто…
Длинное, с белым внутри. Он подкрадывается к храпящему на полу отцу. Мать спит в соседней комнате. Пьяное лицо вздрагивает во сне, черные сальные усы шевелятся под зловонным дыханием. Волны снов проносятся по щетинистому лицу. Треск пробки.. Прохладная пахучая жидкость льется на брюки, свитер, «profile» – замер… Нет, отец только всхлипывает во сне.. Это должно произойти. Так надо.
Сверкает короткий разряд и огненная молния мелькает, чертит ночь, изгоняет невидимого зверя. Падает в пропасть и огромное пламя взмывает к потолку. Испуганное звериным криком. Красный, желтый, белый, лиловый, пурпурный факел – нелепая кукла, смешной паяц, мечутся по комнате. Крик. Звериный. Смешанный с безумным смехом карлика. Он доволен сейчас, он изгнал ЗВЕРЯ, изгнал, отомстил за мертвых друзей, и теперь все равно.
Огненный паяц заканчивает свое нелепое представление, с хрустом складывается и падает на пол, догорать. Он мертв. В комнату врывается мать, ее ультразвук-вопль звенит и пугает в каменных стенах, опять сталкиваясь с хохотом адского лилипута. Но вот взгляды встречаются, и столько нечеловеческого видит она в глазах сына. Что ужас замирает в ее теле. Превратив в одночасье в каменную статую.
Карлик проскальзывает мимо, во двор, в мир – где тоже ночь, где тоже надо изгнать зверя, и в руке зажат коробок спичек со смешной надписью: @Российские консервы@. Он уже не улыбается. Он серьезен. Ведь ждет работа, и:
– Я буду искать новых друзей. Настоящих. Раз вы все забрали у меня их. Грозит миру длинной рукой и болезнь снова наступает на него, делая прекрасным и уродливым одновременно. Волосы дыбом шевелятся на голове, тело, худое тело подростка, отплясывает дикий танец, а горящие глаза выискивают первую жертву. И он идет навстречу испуганному миру. Один как всегда..
Еще более один, и одиночество его теперь будет длиться вечно!!