Читать книгу 13 странных историй о любви и смерти - Ден Батуев - Страница 2

Все они были похожи на маленькие сердца. Не такие, как в детских книжках. Нет. Почти настоящие. Но без крови, конечно. Мы же не в мясной лавке.

Сердца росли на небольшом дереве, прямо на её подоконнике. Окно выходило на шумную четырнадцатую стрит и не открывалось с прошлого августа. Кто подарил ей это сердечное дерево в скромной керамике цвета пепла, она и не помнила. Она ведь была очень странной девушкой, я разве не говорил?

Она работала в кофейне на девятой авеню, недалеко от Пейн Стейшн. Высокие серые потолки, узкие двери, хороший кофе и немного свежих пирожных в стеклянной витрине, их каждое утро привозил пожилой мексиканец на своем старом Шевроле Экспресс. Ну, знаешь, такой обыкновенный непримечательный серый фургончик, вечный спутник пожилых мексиканцев.

Она открывала кофейню утром, в семь и закрывала около пяти, вечером. Когда обитатели офисов перетекали из своих стеклянно-серых опенспейсов в тесные вагоны нью-йоркской подземки. Каждый день одинаков, каждый вторник похож на четверг, а понедельник не отличить от среды. Да, у всех нас такие истории. Правда?

Кстати, она не помнила истории большинства вещей, которые её окружали.

Вот например, ее байк. Винтажный синий Shwinn с коричневым потертым седлом, старомодным рулём и битыми желтыми накладками на педалях. Откуда он взялся? Она не помнила. И я скажу тебе больше. Она не знала. Не хотела знать этого. Один из соседей – ребят, которые снимали комнаты на третьем этаже в ее доме (вечно они меняются, невозможно запомнить ни лица, ни имена), восхитился однажды состоянием этого синего Shwinn. 68-69 год, кажется так сказал он. И предложил 250. Прямо здесь и сейчас. За ее старый поскрипывающий велосипед. С одной скоростью. Она подняла глаза на этого веселого двадцатилетнего мальчишку. Подняла свои непереносимо синие глаза, в которых можно было пропасть навсегда, если только ты сумеешь привлечь их внимание. Подняла и спросила тихо: – "Зачем?"

У неё нет другого, понимаешь? У неё нет Амазон, Волмарт, Ибэй. И есть ежедневный маршрут на поскрипывающем синем Shwinn.

Теперь ты знаешь о ней чуть больше. Но всё-таки не понимаешь, почему я об этом начал. Старый байк, кофейня в бесконечно высоком офисном здании с гранитным фасадом из сороковых прошлого века. Я напомню. Дело в том дереве. Дереве на подоконнике. Не больше двух с половиной футов. Несколько веток и на каждой ветке по два-три маленьких сердца.

У неё не было никакого графика, никакого плана. Просто однажды она брала ножницы и срезала одно из сердец. Клянусь, я видел как срез мгновенно становился красным. Темно-красным. Как томатная паста Heinz. Через несколько минут срез чернел и больше не блестел. А она складывала маленькое горячее сердце (совсем как настоящее, только меньше) в бурый бумажный крафт конверт. Складывала, обернув в серую рыхлую бумагу. Заклеивала конверт и подписывала черным маркером адрес. Маленькие ровные печатные буквы. Небольшой наклон. Так уже не пишут. Не говори. Я знаю, а вот она не знает. И пишет именно так.

Кому и зачем она отправляет этот конверт? Кто его ждёт и ждёт ли? Я не знаю. Я знаю, что когда ножницы в ее тонкой, с лёгким прозрачным рисунком вен, руке срезают сердце, она вздрагивает. Иногда мне кажется, что ей очень больно. Но она молчит. Всегда. И только прикусывает нижнюю губу. Ты увидишь этот след на следующее утро, если конечно встанешь в шесть и встретишь ее, выходящую из подъезда. В кофейню. Куда же ещё она может ехать на своем стареньком Shwinn?

А что насчёт сердца, вчера в конверте? Знаешь, ты проверь в своем почтовом ящике. Может быть, узнаешь все и без меня. Сегодня. Сейчас.

Маленькое и горячее. Совсем не похожее на смешные красные сердечки в детских книжках. В буром крафт конверте.