Читать книгу Террор - Дэн Симмонс - Страница 15

13
Франклин

Оглавление

70°05′ северной широты, 98°23′ западной долготы

3 июня 1847 г.

Сэр Джон не верил своим глазам. Он видел восемь фигур, все верно, но наблюдал при этом некий… непорядок.

Четверо из пятерых тянувших сани изможденных, бородатых мужчин в очках не вызывали недоумения – матросы Морфин, Терьер и Бест, с рослым рядовым Пилкингтоном впереди, – но пятым в упряжи шел второй помощник Дево, чье выражение лица наводило на мысль, что он побывал в аду. Матрос Хартнелл шел рядом с санями. Голова исхудалого матроса была перевязана, и он еле волочил ноги, словно французский солдат во время отступления Наполеона от Москвы. Врач Гудсир тоже шел рядом с санями, на ходу наклоняясь к кому-то – или чему-то, – лежащему в санях. Франклин высматривал красный шерстяной шарф лейтенанта Гора – длиной почти шесть футов, такой невозможно не заметить, – но странное дело: казалось, почти все темные, с трудом плетущиеся фигуры были в красных шарфах, только покороче.

И наконец, за санями шагала низенькая, закутанная в парку фигура, лицо которой скрывалось под капюшоном, но которая могла быть только эскимосом.

Но именно при виде самих саней капитан сэр Джон Франклин невольно воскликнул: «О господи!»

Сани были слишком узкие, чтобы на них поместились два человека, лежащие бок о бок, и подзорная труба не обманула сэра Джона: одно тело покоилось на другом. Наверху находился еще один эскимос – спящий или погруженный в беспамятство старик с коричневым морщинистым лицом и белыми волосами, разметавшимися по меховому капюшону, стянутому назад и подоткнутому под голову подобием подушки. Именно над ним склонялся Гудсир, пока сани приближались к «Эребусу». Под лежащим навзничь эскимосом виднелись тело и почерневшее, искаженное и явно мертвое лицо лейтенанта Грэма Гора.

Франклин, командор Фицджеймс, лейтенант Левеконт, первый помощник Роберт Серджент, ледовый лоцман Рейд, старший судовой врач Стенли, несколько младших офицеров, боцманмат Браун, грот-марсовый старшина Джон Салливан и вестовой сэра Джона мистер Хор – все разом бросились навстречу саням, как и сорок с лишним матросов, которые поднялись на палубу, услышав крик дозорного.

В дюжине шагов от санного отряда Франклин и все остальные стали как вкопанные. То, что через подзорную трубу показалось Франклину серовато-красными шерстяными шарфами, на деле оказалось огромными красными пятнами на темных шинелях. Мужчины были измазаны кровью.

Потом раздался взрыв голосов. Матросы в упряжи обнимались с товарищами, подбежавшими к ним. Томас Хартнелл рухнул на лед, и вокруг него столпились мужчины, пытавшиеся поднять его на ноги. Все говорили и кричали одновременно.

Сэр Джон видел только труп лейтенанта Грэма Гора. Тело было накрыто спальным мешком, но он немного сполз вниз, являя взору сэра Джона красивое лицо, местами абсолютно белое, обескровленное, а местами – нос, щеки, виски, подбородок – дочерна обожженное арктическим солнцем, с искаженными чертами, с блестящими от инея белками закатившихся глаз под приоткрытыми веками, с отвисшей челюстью и вывалившимся изо рта языком, с губами, растянутыми точно в злобном оскале или в гримасе совершенного ужаса.

– Снимите этого… дикаря… с лейтенанта Гора! – приказал сэр Джон. – Немедленно!

Несколько человек бросились выполнять приказ: схватили эскимоса за плечи и за ноги, рывком подняли. Старик застонал, и доктор Гудсир воскликнул:

– Осторожнее! Полегче с ним! У него мушкетная пуля рядом с сердцем. Отнесите его в лазарет, пожалуйста.

Второй эскимос подошел к раненому старику – теперь, когда капюшон парки был откинут назад, сэр Джон ошеломленно обнаружил, что это молодая женщина.

– Постойте! – вскричал сэр Джон, махнув рукой своему корабельному фельдшеру. – Лазарет? Неужто вы всерьез полагаете, что мы позволим поместить этого… аборигена… в наш лазарет?!

– Этот человек – мой пациент, – заявил Гудсир с непочтительным упрямством, какого сэр Джон Франклин никогда бы не предположил в малорослом, щуплом враче. – Мне необходимо перенести раненого в место, где я смогу его прооперировать – извлечь пулю из тела, коли такое возможно. Остановить кровотечение, на худой конец. Отнесите его в лазарет, пожалуйста.

Матросы, державшие эскимоса, вопросительно посмотрели на начальника экспедиции. Сэр Джон впал в такое замешательство, что лишился дара речи.

– Пошевеливайтесь же, – приказал Гудсир уверенным тоном.

Очевидно приняв молчание сэра Джона за знак согласия, мужчины потащили седовласого эскимоса вверх по снежному откосу на корабль. Гудсир, эскимосская девушка и несколько матросов последовали за ними; двое поддерживали под руки молодого Хартнелла.

Франклин, едва скрывавший свое потрясение и ужас, остался стоять на месте, по-прежнему глядя на труп лейтенанта Гора. Рядовой Пилкингтон и матрос Морфин развязывали тросы, крепившие тело к саням.

– Бога ради, – промолвил Франклин, – прикройте ему лицо.

– Слушаюсь, сэр, – откликнулся Морфин.

Матрос натянул на лицо лейтенанту плотное шерстяное одеяло, сползшее вниз за время трудного полуторасуточного перехода по замерзшему морю, искрещенному торосными грядами.

Сэр Джон по-прежнему видел провал рта под провисшим красным одеялом.

– Мистер Дево! – рявкнул он.

– Да, сэр.

Второй помощник Дево, который наблюдал за матросами, отвязывавшими тело лейтенанта от саней, подошел шаркающей походкой и козырнул. Франклин видел, что заросший щетиной мужчина с обветренным и докрасна обожженным солнцем лицом настолько изможден, что едва сумел поднять руку, чтобы отдать честь.

– Пусть лейтенанта Гора отнесут в его каюту, где вы с мистером Серджентом, под руководством присутствующего здесь лейтенанта Фейрхольма, проследите за тем, чтобы тело подготовили к погребению.

– Есть, сэр, – хором сказали Дево и Фейрхольм.

Терьер и Пилкингтон, несмотря на смертельную усталость, решительно отказались от посторонней помощи и сами подняли с саней тело своего лейтенанта. Одна рука у Гора была согнута в локте, и скрюченные окоченелые пальцы (рукавица и перчатка отсутствовали, и голая кисть почернела, то ли сожженная солнцем, то ли вследствие разложения тканей) словно пытались вцепиться в воздух.

– Постойте, – сказал Франклин.

Он сообразил, что, если поручит мистеру Дево такое задание, пройдет не один час, прежде чем он сможет получить официальный доклад от человека, бывшего заместителем командира в данном отряде. Даже чертов фельдшер теперь скрылся, забрав с собой двух эскимосов.

– Мистер Дево, – сказал Франклин, – после того как вы проследите за начальными приготовлениями лейтенанта Гора к погребению, зайдите ко мне в каюту.

– Есть, сэр, – устало откликнулся помощник капитана.

– Кстати, кто присутствовал при смерти лейтенанта Гора?

– Мы все, сэр, – сказал Дево. – Но матрос Бест находился с ним последние двое суток нашего пребывания на Кинг-Уильяме и около. Чарли видел все, что случилось с лейтенантом Гором.

– Хорошо, – сказал сэр Джон. – Продолжайте выполнять свои обязанности, мистер Дево. Вскоре я выслушаю ваш доклад. А вы, Бест, сейчас проследуйте за мной и командором Фицджеймсом.

– Есть, сэр, – сказал матрос, перерезая ножом последний ремень своей упряжи, поскольку он был слишком утомлен, чтобы возиться с узлами. У него даже не хватило сил козырнуть.


Три престонских иллюминатора матово белели над головой от света никогда не заходящего солнца, когда матрос Чарльз Бест делал доклад сидящим за столом сэру Джону, командору Фицджеймсу и капитану Крозье, – капитан «Террора» весьма кстати прибыл с визитом всего через несколько минут после того, как разведывательный отряд поднялся на борт. Эдмунд Хор – вестовой сэра Джона, временами выполнявший обязанности секретаря, – сидел с офицерами, делая записи. Бест стоял, разумеется, но несколькими минутами ранее Крозье предложил дать изможденному мужчине немного бренди в медицинских целях, и, хотя на лице сэра Джона явственно отразилось недовольство, он соизволил попросить капитана Фицджеймса достать бутылку из своих личных запасов. Похоже, глоток спиртного несколько взбодрил Беста.

Трое офицеров время от времени прерывали вопросами докладывавшего Беста, который стоял перед ними, пошатываясь от усталости. Когда описание трудного похода к острову Кинг-Уильям стало несколько затягиваться, сэр Джон попросил мужчину перейти к описанию событий последних двух дней.

– Слушаюсь, сэр. В общем, после того, как мы стали лагерем в первую нашу ночь на берегу, когда прошла страшная гроза с градом, а потом нашли эти… следы, отпечатки лап… на снегу, мы попытались поспать пару часов, но безуспешно, а затем мы с лейтенантом направились на юг с малым запасом провианта, а мистер Дево взял сани и то, что осталось от палатки и бедного Хартнелла, который тогда по-прежнему не подавал признаков жизни, и мы попрощались до завтра, и, значит, мы с лейтенантом двинулись на юг, а мистер Дево с остальными людьми двинулся обратно на морской лед.

– Вы были вооружены, – сказал сэр Джон.

– Так точно, сэр Джон, – подтвердил Бест. – У лейтенанта Гора был пистолет, а у меня один из двух наших дробовиков. Второй дробовик остался в отряде мистера Дево, а у рядового Пилкингтона был мушкет.

– Объясните, почему лейтенант Гор разделил отряд, – потребовал сэр Джон.

Казалось, Бест на мгновение смешался, но потом просветлел:

– О, он сказал нам, что выполняет ваш приказ, сэр. Поскольку молния уничтожила запасы провизии и град повредил палатку, большей части отряда необходимо было вернуться к нашему складу на морском льду. Мы с лейтенантом Гором продолжили путь, чтобы спрятать второй цилиндр с донесением где-нибудь южнее на берегу и посмотреть, нет ли где дальше разводий. Там ничего не было. В смысле, разводий. Ни следа. Ни хре… ни единого потемнения в небе над горизонтом, свидетельствующего об открытой воде.

– Как далеко вы продвинулись на юг, Бест? – спросил Фицджеймс.

– Лейтенант Гор полагал, что мы прошли около четырех миль по этому снегу и обледенелым камням, когда достигли длинного узкого залива, сэр… похожего на бухту у Бичи, где мы зимовали год назад. Но вы знаете, сэр, что значит пройти четыре мили в тумане, да против ветра, да по льду. Вероятно, мы протопали миль десять, самое малое, чтобы покрыть четыре. Залив намертво скован льдом. Плотным, как пак здесь, вокруг кораблей. Там нет даже узкой полоски воды между берегом и льдом, какие бывают в любом заливе летом. В общем, мы пересекли его, сэр, а затем прошли еще с четверть мили по мысу, близ оконечности которого мы с лейтенантом Гором сложили из камней еще одну пирамиду – не такую высокую и красивую, как пирамида капитана Росса, я уверен, но прочную и достаточно высокую, чтобы сразу броситься в глаза любому. Местность там такая плоская, что выше человека там ничего нет. Поэтому мы сложили из камней пирамиду высотой примерно в уровень наших глаз и схоронили в ней второе послание, точно такое же, как первое, сказал лейтенант, в медном цилиндре.

– Затем вы повернули назад? – спросил капитан Крозье.

– Нет, сэр, – сказал Бест. – Не стану скрывать, я устал смертельно. Лейтенант Гор тоже. Нам весь день приходилось тяжко, даже заструги там такие твердые, что мы с трудом через них пробивались, но, поскольку было туманно, мы лишь изредка мельком видели берег перед собой, когда туман рассеивался, и потому, хотя мы закончили сооружать пирамиду и положили в нее послание лишь во второй половине дня, лейтенант Гор продолжил путь, и мы прошли еще шесть или семь миль по берегу на юг. Иногда видимость улучшалась, но бо́льшую часть времени мы почти ничего не видели. Но мы слышали.

– Что вы слышали, дружище? – спросил Франклин.

– Нас преследовало какое-то существо, сэр Джон. Крупное. Оно шумно дышало. И иногда точно погавкивало… на манер белых медведей, когда они издают такие кашляющие звуки, знаете, сэр?

– Вы опознали в нем белого медведя? – спросил Фицджеймс. – Вы же сказали, что местность там плоская. Если за вами шел медведь, вы наверняка могли его видеть, когда туман рассеивался.

– Да, сэр. – Бест так сильно нахмурился, что показалось, он сейчас заплачет. – То есть нет, сэр. Мы не опознали в нем ни медведя, ни какого другого зверя, сэр. В нормальных условиях мы смогли бы. Мы должны были бы, но мы не опознали и не имели такой возможности. Иногда кашель раздавался прямо у нас за спиной – футах в пятнадцати в тумане, – и я вскидывал дробовик, а лейтенант Гор взводил курок пистолета, и мы стояли и ждали, затаив дыхание, но, когда туман рассеивался, мы видели на добрую сотню футов назад, и там никого не было.

– По-видимому, какой-то акустический феномен, – предположил сэр Джон.

– Так точно, сэр, – согласился Бест, судя по тону не понявший замечания сэра Джона.

– Возможно, звуки издавал припайный лед, – пояснил сэр Джон. – Или ветер.

– О, так точно, так точно, сэр Джон, – сказал Бест. – Только ветра тогда не было. Но вот лед… может статься, звуки действительно издавал он, милорд. Такое всегда может быть. – Своим тоном он дал понять, что такого быть не могло.

Сопя, словно от раздражения, сэр Джон сказал:

– В самом начале вы сказали, что лейтенант Гор погиб… был убит… когда вы присоединились к шестерым людям на льду. Пожалуйста, перейдите этой части вашего повествования.

– Слушаюсь, сэр. В общем, было, наверное, около полуночи, когда мы достигли самой южной точки нашего маршрута. Солнце скрылось, но небо светилось золотистым светом… ну, вы знаете, как здесь обычно бывает около полуночи, сэр Джон. Туман ненадолго рассеялся настолько, что, когда мы взобрались на небольшой каменистый холмик – то есть не холмик, а намывную косу, возвышавшуюся футов, наверное, на пятнадцать над плоским берегом, усыпанным мерзлой галькой, – мы увидели, что дальше к югу береговая линия изгибается и уходит к подернутому туманом горизонту, где смутно виднеются скопления айсбергов, прибитых к берегу. Никаких разводий. Сплошной лед, насколько хватает глаз. В общем, мы повернули и двинулись назад. У нас не было с собой ни палатки, ни спальных мешков – только замерзшая свинина, чтоб пожевать. Я сломал о нее здоровый зуб. Мы оба страшно хотели пить, сэр Джон. У нас не было спиртовки, чтоб растопить снег или лед, и мы взяли в дорогу лишь самую малость воды во фляге, которую лейтенант Гор держал за пазухой, поближе к телу… В общем, мы шли всю ночь – час или два сумерек, которые здесь считаются ночью, а потом еще не один час, – и я с полдюжины раз засыпал прямо на ходу и ходил бы кругами, пока не упал, но лейтенант Гор то и дело хватал меня за руку, встряхивал и вел в верном направлении. Мы прошли мимо новой каменной пирамиды, пересекли залив и примерно к шести склянкам, когда солнце опять стояло высоко в небе, достигли места неподалеку от первой пирамиды, где стояли лагерем прошлой ночью. В смысле, пирамиды сэра Джеймса Росса – и на самом деле не прошлой ночью, а позапрошлой, во время первой грозы, – и мы потащились дальше, по санному следу, к прибрежным айсбергам, а потом на морской лед.

– Вы сказали «во время первой грозы», – перебил Беста Крозье. – Что, были еще? У нас здесь прошло несколько, но самые страшные, похоже, бушевали на юге.

– О да, сэр, – сказал Бест. – Каждые несколько часов, несмотря на густой туман, снова начинал греметь гром, а потом волосы у нас вставали дыбом, и все металлическое – пряжки ремней, дробовик, пистолет лейтенанта Гора – начинало светиться голубым светом, и тогда мы находили место, где распластаться на гальке, и лежали там, пытаясь слиться с землей, пока мир вокруг нас сверкал и грохотал, точно пушечная канонада при Трафальгаре, сэр.

– Вы участвовали в Трафальгарском сражении, матрос Бест? – холодно осведомился сэр Джон.

Бест растерянно моргнул:

– Нет, сэр. Конечно нет, сэр. Мне только двадцать пять лет, милорд.

– А я участвовал, матрос Бест, – сухо сказал сэр Джон. – В качестве офицера войск связи на британском военном корабле «Беллерофон», где тридцать три из сорока офицеров были убиты во время одного только этого боя. Пожалуйста, в дальнейшем воздержитесь от употребления метафор или аналогий, неизвестных вам по личному опыту.

– Слушаюсь, сэр, – пролепетал Бест, теперь пошатываясь не только от усталости и горя, но еще и от ужаса, что допустил такую бестактность. – Я прошу прощения, сэр Джон. Я не хотел… я имею в виду… мне не следовало… то есть…

– Продолжайте ваш рассказ, матрос, – сказал сэр Джон. – Но поведайте нам о последних часах жизни лейтенанта Гора.

– Слушаюсь, сэр. Ну… я бы не смог перебраться через гряду айсбергов, если бы лейтенант Гор не помогал мне – благослови его, Господь, – но в конце концов мы перебрались и вышли на лед, откуда оставалась миля или две до лагеря, где мистер Дево и остальные ждали нас, но потом мы заблудились.

– Как вы могли заблудиться, – спросил командор Фицджеймс, – если вы шли по санному следу?

– Я не знаю, сэр, – сказал Бест бесцветным от горя и усталости голосом. – Был туман. Очень густой туман. Бо́льшую часть времени видимость не превышала десяти футов в любом направлении. От солнца все вокруг словно светилось и казалось плоским. Мне кажется, мы перебирались через одну и ту же торосную гряду три или четыре раза и после каждого раза все больше теряли ориентацию. А дальше на море были широкие участки голого льда, где снег смело ветром и сани не оставили следа. Но на самом деле, сэр, я думаю, мы с лейтенантом Гором спали на ходу и просто потеряли след, сами того не заметив.

– Хорошо, – сказал сэр Джон. – Продолжайте.

– Ну, потом мы услышали выстрелы… – начал Бест.

– Выстрелы? – переспросил командор Фицджеймс.

– Так точно, сэр. И мушкета, и дробовика. В таком тумане, да когда звук отражался от айсбергов и ледяных гряд вокруг, казалось, будто выстрелы доносятся сразу со всех сторон одновременно, но они раздались близко. Мы принялись кричать в туман и довольно скоро услышали ответные крики мистера Дево, а через полчаса – когда туман немного рассеялся – мы наткнулись на стоянку. Ребята залатали палатку за тридцать шесть часов нашего отсутствия – более или менее залатали, – и она стояла подле саней.

– Они стреляли, чтобы подать вам сигнал? – спросил Крозье.

– Нет, сэр, – ответил Бест. – Они стреляли в медведей. И в старого эскимоса.

– Объясните, – велел сэр Джон.

Чарльз Бест облизал обветренные растрескавшиеся губы.

– Мистер Дево сможет объяснить лучше меня, сэр, но суть дела такова: когда днем раньше они вернулись обратно к складу на море, они обнаружили, что все банки с продуктами измяты, продырявлены, разбросаны и испорчены – медведями, по всей видимости, – поэтому мистер Дево и доктор Гудсир решили завалить нескольких белых медведей, которые продолжали бродить вокруг лагеря. Они подстрелили самку и двух медвежат перед самым нашим появлением и принялись свежевать туши. Но затем они услышали звуки движения поблизости – то самое покашливание и шумное дыхание в тумане, которое я описывал, сэр, – а в следующую минуту два эскимоса – старик и женщина – вышли из-за торосной гряды в тумане, в своих белых мехах, и рядовой Пилкингтон пальнул из мушкета, а Бобби Терьер пальнул из дробовика. Терьер промахнулся, но Пилкингтон всадил пулю в грудь мужчине. Когда мы с лейтенантом добрались до них, они уже притащили раненого эскимоса и куски медвежатины обратно в лагерь, оставив на льду кровавые полосы, сэр, по которым мы и шли последние ярдов сто, и доктор Гудсир пытался спасти жизнь старому эскимосу.

– Зачем? – осведомился сэр Джон.

На этот вопрос Бест не знал ответа. Все остальные хранили молчание.

– Хорошо, – наконец сказал сэр Джон. – Через сколько времени после вашего воссоединения со вторым помощником Дево и прочими в лагере произошло нападение на лейтенанта Гора?

– Не более чем через тридцать минут, сэр Джон. Может, раньше.

– И что спровоцировало нападение?

– Спровоцировало? – повторил Бест. Взгляд у него казался рассеянным. – Вы имеете в виду что-нибудь вроде стрельбы по белым медведям?

– Я имею в виду, при каких именно обстоятельствах произошло нападение, матрос Бест? – сказал сэр Джон.

Бест потер лоб, открыл рот, но прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он заговорил:

– Да ничего не спровоцировало. Я разговаривал с Томми Хартнеллом – он лежал в палатке, с перевязанной головой, но снова в сознании, и ничего не помнил с момента начала первой грозы; мистер Дево присматривал за Морфином и Терьером, которые разжигали две спиртовки, чтобы приготовить медвежатину; доктор Гудсир снял с эскимоса парку и обследовал ужасную рану в груди старика; женщина стояла рядом, наблюдая за происходящим, но в тот момент я ее не видел, поскольку туман снова сгустился; а рядовой Пилкингтон стоял на часах с мушкетом, когда лейтенант Гор вдруг закричал: «Тише все! Тише!» – и мы все разом умолкли и застыли на месте. В тишине слышалось лишь шипение спиртовок да бульканье воды в больших котелках – мы собирались состряпать подобие рагу с медвежатиной, полагаю, – а потом лейтенант Гор достал пистолет, зарядил, взвел курок и отошел на несколько шагов от палатки, и…

Бест осекся. Взгляд у него приобрел отсутствующее выражение, рот был по-прежнему открыт, и на подбородке блестела слюна. Он явно видел перед собой не каюту сэра Джона, а некую картину, вставшую у него перед мысленным взором.

– Дальше, – велел сэр Джон.

Бест судорожно пошевелил губами, но не издал ни звука.

– Продолжайте, матрос, – сказал капитан Крозье более мягким голосом.

Бест повернул голову в сторону Крозье, но глаза у него по-прежнему смотрели куда-то вдаль.

– Потом… – начал Бест. – Потом… лед вдруг поднялся, капитан. Он просто поднялся и окружил лейтенанта Гора.

– О чем вы говорите? – раздраженно спросил сэр Джон после следующей минутной паузы. – Лед не может просто взять и подняться. Что вы видели?

Бест не повернул головы в сторону сэра Джона:

– Лед просто поднялся. Наподобие торосных гряд, которые вдруг вырастают в считаные секунды. Только это была не гряда… не лед… что-то просто поднялось и приняло… форму. Белая призрачная фигура. Помню, я увидел… когти. Лап не видел – во всяком случае, поначалу, – но вот когти видел. Огромные. И зубы. Я помню зубы.

– Медведь, – сказал сэр Джон. – Арктический белый медведь.

Бест лишь помотал головой:

– Громадного роста. Казалось, существо поднялось под лейтенантом Гором… вокруг лейтенанта Гора. Оно было… страшно высокое. В два с лишним раза выше лейтенанта Гора, а вы знаете, он был рослым мужчиной. Оно было по меньшей мере двенадцать футов ростом… думаю, даже выше… и огромное. Невероятно огромное. А потом лейтенант Гор вроде как исчез, когда существо… окружило его… и мы видели только голову и плечи лейтенанта да башмаки, а потом пистолет выстрелил – он не целился, думаю, пуля ушла в лед, – а в следующий миг мы все заорали дурными голосами, и Морфин бросился к дробовику, а рядовой Пилкингтон сорвался с места и побежал, на ходу целясь из мушкета, но он боялся стрелять, поскольку теперь чудовище и лейтенант слились в единое целое, а потом… мы услышали хруст и треск.

– Медведь рвал зубами лейтенанта? – спросил командор Фицджеймс.

Бест моргнул и посмотрел на румяного молодого человека:

– Рвал зубами? Нет, сэр. Существо не пускало в ход зубы. Я даже не видел его головы… как таковой. Просто два черных пятна, парящие на высоте двенадцати-тринадцати футов в воздухе… черные, но с красным отблеском, как глаза бегущего на вас волка, в которых отражается солнце. Хрустели и трещали кости грудной клетки, рук и ног лейтенанта Гора.

– Лейтенант Гор кричал? – спросил сэр Джон.

– Нет, сэр. Он не издал ни звука.

– Морфин и Пилкингтон выстрелили? – спросил Крозье.

– Нет, сэр.

– Почему?

Бест, странное дело, улыбнулся:

– Да стрелять было не во что, капитан. Секунду назад существо появилось – выросло над лейтенантом Гором и раздавило несчастного, как вы или я могли бы раздавить крысу в кулаке, – а в следующий миг оно исчезло.

– Что значит «исчезло»? – осведомился сэр Джон. – Неужели Морфин и рядовой морской пехоты не могли выстрелить в него, пока оно не отступило в туман?

– Отступило? – повторил Бест, еще шире улыбаясь своей неуместной, жуткой улыбкой. – Существо никуда не отступало. Оно просто ушло обратно в лед – как пропадает тень, когда солнце скрывается за облаками, – а когда мы добежали до лейтенанта Гора, он был уже мертв. Рот широко раскрыт. Даже крикнуть не успел. Тут туман рассеялся. Во льду не было никаких провалов. Никаких трещин. Ни даже маленьких отдушин, какие проделывают гренландские тюлени. Один только лейтенант Гор лежал там с переломанными костями – грудная клетка вдавлена, обе руки сломаны, из ушей, глаз и рта сочится кровь. Доктор Гудсир растолкал нас в стороны, но он ничего не мог сделать – Гор был мертв и уже начинал остывать, становясь холодным, как лед под ним.

Растрескавшиеся кровоточащие губы мужчины затряслись, но все еще оставались растянутыми в безумном, раздражающем оскале, а глаза приобрели еще более бессмысленное выражение.

– А что… – начал сэр Джон, но осекся, когда Чарльз Бест рухнул без чувств на палубный настил.

Террор

Подняться наверх