Читать книгу Спаситель Свиней - Дэн Во - Страница 11

Отпирая двери хлева с помощью домкрата и лома, Ласкин и не думал, что Адлер пребывает в ярости. Выскочив на улицу, следователь схватил обидчика за грудки, прижал его локтем к стенке и сквозь зубы сказал:

– Еще раз закроешь меня без света – в снегу закопаю.

Послышался щелчок затвора фотоаппарата – это журналист, ловко просунувший руку между перекрытиями забора, успел сделать один замечательный снимок.

– Тише, тише, – сказал Ласкин. – Ты же не хочешь неприятностей? – в голосе звучало не столько предостережение, сколько угроза.

Увидев жадные глаза репортеров, жаждущих продолжения, Адлер отпустил криминалиста. Испытывая неловкость, поправил ему ворот и отступил назад. Дождавшись, когда посторонние перестанут на них смотреть, он спросил:

– В каком доме живет свидетельница?

– Напротив. Опросом уже занимается участковый.

– Я хочу сам поговорить.

Солнце вовсю играло лучами на окнах домов. Прибывшие полицейские создали оцепление, оттеснив назад стаю зевак. Из домов выходили соседи, расспрашивая друг друга. Ничего необычного. Адлер знал, что журналисты, не получив информации от полиции, обязательно пойдут к свидетельнице и сделают статью на основе ее предположений. А значит, не исключено, что завтрашний заголовок будет гласить: «Маньяк покинул место преступление верхом на хромой свинье». Ему захотелось узнать, что же на самом деле она увидела.

Стараясь держаться подальше от знойной толпы и избегая встречных взглядов, он нашел того самого участкового, взял у него листок со свидетельскими показаниями и вильнул к дому Тамары Помалиновой, постучал в дверь с надеждой, что она не успела лечь спать.

Уставшие глаза Помалиновой взвесили его через приоткрытый дверной проем.

– Я из полиции, – показал он удостоверение. – Мне велено вести расследование по поводу убийства Вашего соседа.

– Я уже все рассказала кому-то из Ваших, – постаралась увильнуть от разговора она.

– Да, я уже ознакомился с Вашими показаниями, – соврал Адлер. – Но мне хотелось бы уточнить пару вопросов.

После прохлады улицы складывалось впечатление, что отопление в ее доме накручено на полную мощность. Если бы не снег в окне, можно было бы предположить, что на дворе жаркое лето. Сама Помалинова оказалась приземистой хрупкой старушкой. Одетая в легкий халат, она шаркала мелкими шажками по паркетному полу. Поступь ее и без того легких шагов приглушали мягкие домашние тапочки.

Адлер снял куртку. От предложения повесить ее в гардероб отказался, предпочитая всегда иметь свои вещи при себе.

– Итак, что Вы хотели узнать помимо того, что я уже рассказала?

Одним глазом он заглянул в протокол. Почерк участкового оставлял желать лучшего, потому сразу определить суть показаний невозможно. На самом деле Адлер и сам не до конца понимал, зачем явился. Он оказался здесь интуитивно, а не по велению здравого умысла.

– Ой, где же мое гостеприимство? Вы только с холода, как насчет чая? – заботливо улыбнулась она.

– Я бы не отказался, – согласился он лишь для того, чтобы выиграть немного времени.

Пока она готовила напитки, он уселся на мягкий глубокий диван и мысленно подметил: неплохо было бы прикупить такой и себе. Рассматривая ее показания, он поймал себя на мысли, что описание предполагаемого преступника слишком скупое, и едва ли как-то поможет: не было указано ни возраста, ни роста, ни каких-то внешних отличительных черт. То ли она, действительно, не смогла его разглядеть, то ли участковый схалтурил. Зато она не упустила возможности зафиксировать тот факт, что первый дежурный, которому она позвонила, отказался высылать к ней наряд. Участковый, заполнявший эти бумаги, не показался Адлеру идеалистом и мог бы опустить такого рода подробности, поскольку для упомянутого дежурного подобное грубое нарушение могло иметь необратимые последствия.

Помалинова вернулась через пару минут, постукивая чашками на блюдцах. Подняв глаза, следователь увидел в углу против себя фигуру бассет-хаунда, выполненную в полный рост из папье-маше.

– Собака смотрится, как живая, – заметил он, отпив чай. – Ваша работа?

– Нет, – ответила она, погладив пса по бумажной шерстке, и улыбнулась. Из-за сонливых глаз ее улыбка казалась блаженной и напоминала выражение лица, какое можно увидеть у наркомана во время прихода. – Я купила ее на ярмарке. Мой покойный муж запрещал заводить мне собак – говорил, у него на них аллергия. Я сомневалась в этом, но спорить с ним было бесполезно.

– Могу ли я уточнить у Вас, какого роста был тот неизвестный, которого Вы видели ночью?

Она вдумчиво потерла щеку.

– Кажется, он был очень высоким.

– Насколько?

– Не знаю, может, как Вы, или даже выше.

Адлер не учел тот факт, что для свидетельницы высокими, скорее всего, кажутся все. Сам он с трудом дотянул до 170 см, потому на звание высокого претендовать не смел.

– А Вы, случайно, не видели его раньше?

– Нет.

– А куда он направился?

– Знаете, в какой-то момент, показалось, что он смотрит на меня, хотя глаз его я не видела. Он и сам находился в тени, но его глаза – они как черные дыры, понимаете?

Следователь кивнул, хотя и не представлял, о чем идет речь.

– Я испугалась, – продолжила она, – спряталась, а когда снова выглянула в окно, от него уже и след простыл.

– А мясник Томаш не говорил Вам незадолго до трагедии о каком-то возможном визите, может, он кого-то ждал, или с кем-то открыто конфликтовал?

Она покачала головой и сказала:

– Нет. Мы с ним не общались толком, лишь изредка перебрасывались словами в силу необходимости, да и общих тем для разговора едва ли с ним можно было сыскать. Видите ли, здесь многие считают, что, – на секунду она замолкла с открытым ртом, стараясь придумать альтернативу слову «псих», – что у него имелись старческие проблемы с головой.

– Вы не знаете, остались ли у него родственники?

– Не имею понятия.

Глубокий вдох Адлера перешел в долгий зевок. Он повертел протокол, сложил его пополам и убрал в куртку. Полицейский уже готовился встать, распрощаться и отправиться обратно в хлев к Томашу, как неожиданно для себя, не рассчитывая на ответ, спросил:

– А Вы, случайно, никогда не слышали, – помешал он рукой воздух перед собой, подыскивая подходящие фразы, – о Темном человеке, или Черном человеке? Как-то так…

Он остановил поток рассуждений, увидев, как Помалинова побледнела. Добродушие с ее лица испарилось.

– И жил по ночам под мостом человек, – она вздохнула и крепко сжала холку бумажной собаке. Следующее она произнесла уже шепотом. – И звали его Карел Дворжа´к.

– Карел? Дворжак? – переспросил Адлер по отдельности, не смотря записывая имя в блокнот.

– Да, – ответила она, пронзив его взглядом. – А еще его звали «Модранский психопат».

Следователь пометил и это. В голове его прозвучали слова, которые стоило бы сказать: «Если Вам не хочется вспоминать, то мы могли бы обсудить это в другой раз». Но едва он прокрутил их, как понял: не узнав правды, уснуть не сможет.

– Не расскажете подробнее?

Она тревожно кивнула.

– Расскажу, раз Вы настаиваете, только при одном маленьком условии: никому не говорите о том, что сейчас случится, – с этими словами она вылила остатки чая в вазу с цветком, достала из тумбочки бутылку с ликером и наполнила им кружку. – Вы же хороший мальчик, верно?

Адлер скитался между тем, что ему делать: смущаться от комплимента, или переживать.

– Обычно я не пью без повода, – добавила она. – А Карел Дворжак – это всегда хороший повод напиться. Прошло уже 30 лет, а я до сих пор помню всё. Людям свойственно запоминать только то, что их касается. Бывает, открываешь газету с утра и видишь: «Маньяк замучил ребенка», а то и еще что похуже, и думаешь: «Какой ужас!», но к обеду все забывается. Другое дело, когда, читая подробности, сталкиваешься с чем-то страшнее, чем убийство незнакомых тебе детей, – она прервалась, сделав глоток из кружки. – Вы уж поверьте: хуже информации о том, что твой сосед стал жертвой маньяка, может быть лишь информация о том, что маньяк – твой сосед.

– Так он жил неподалеку?

Она показала в сторону.

– Совсем близко, вон там, в конце улицы. Помню россыпь сине-красных ламп у его дома, и эти звуки полицейских сирен. И как встревоженно дочь сказала: «Господи, что случилось дядей Карелом?» А когда из его двора вынесли завернутое в простыни тело, я закрыла ей ладонью глаза, но сама не смогла оторваться.

Адлер посмотрел в окно, но дальше дома мясника Томаша ничего не нашел. Приподнялся, вытянувшись, внимательнее изучил окрестности – безрезультатно.

– Что случилось с его домом? – спросил он.

– Его сожгли, а то, что не сгорело – закидали мусором и камнями. Полгорода из ума выжило, узнав о случившемся.

– Но не Вы? – подметил он, наблюдая ее недовольство.

Она успокоилась и продолжила:

– Многие, увидев впервые его фотографию заявили: «Немудрено! Сразу видно, что человек ненормальный!» А вот я ничего такого не замечала. Для меня он всегда был добряком дядей Карелом, который позволял срывать яблоки в его саду. Тем, кто не ругал детей, разбивших по глупости ему окно. В конечном счете, и мне пришлось принять правду, сколь горькой она не казалась: если Карел Дворжак превратился в монстра, в «Модранского психопата», значит, на это способен и любой другой.

Адлер внимательно выслушал ее рассказ, сделав несколько пометок в блокнот. Увидев, как она опечалилась, сам того не желая, тоже поник головой.

– А почему его называли «Черным человеком?»

– Это произошло уже после его задержания: одни утверждали, что встречали его на остановке, терпеливо ждущим автобуса на Каморанской, – ее голос не дрогнул, но глаза наполнили слезы, – вторые видели в закусочной перед въездом в Карловы Вары. Некоторые говорили, что Дворжак был тайным агентом, и что его отпустили, другие – и вовсе что полицейские опростоволосились, задержали не того, – всхлипнула она. – Простите…

Следователь достал из кармана платок, протянул ей.

– Спасибо, – поблагодарила Помалинова, протерев щеки. – Но чаще всего можно было услышать, что его видели на Карловом мосту, в непогоду, бесцельно стоящим и смотрящим вниз. Черный человек – так его назвал один местный ансамбль в 70х. Сочинили песню, выступили на паре концертов, но люди их творчество не оценили. Мало кому понравится композиция, воспевающая «подвиг» маньяка. В итоге группа распалась, а песня их жила еще долгое время, правда я только одну строчку помню: «И жил по ночам под мостом человек». Спустя годы это имя стало нарицательным: увидел Черного человека – жди беды, а случилась беда – значит, Черный человек в гости заходил.

Она потерла сухие руки, отвела взгляд и о чем-то задумалась.

– Пани Помалинова, Вы хотите меня о чем-то спросить?

Она скромно качнула головой.

– Что ж, – произнес Адлер, – тогда я вернусь к своей работе. Благодарю Вас за информацию и гостеприимство. Да, и вот еще что, не знаю, говорил участковый, или нет – если к Вам обратятся журналисты, будьте любезны, не рассказывайте им ничего, пока идет следствие.

– А мне за это что-то полагается?

– Только устная благодарность от меня и от всей полиции… в моем лице.

Помалинова проводила Адлера до двери, но едва он вышел на улицу, как она заговорила:

– Я помню, что в суде Двожрака обвинили в 2х убийствах, а ведь тела остальных девочек так до сей поры и не найдены…

– Что Вы имеете в виду?

– Я как-то услышала, будто бы он их съел. Как думаете, это правда?

– Кого? – с отвращением спросил Адлер.

– Женщин, – шепотом ответила она и дважды перекрестилась.

– О, Господи! Пани Помалинова, где Вы это берете?

– Как где: по радио, или в газетах – уже и не вспомню.

– Настоятельно рекомендую меньше верить этим Вашим газетам и радио. Спите спокойно и будьте здоровы.

Добрую половину дня Адлер провел в хлеву. Он с особым вниманием замерил высоту балки, к которой подвесили жертву: рулетка показала два с половиной метра. Теоретически, убийца мог перекинуть веревку через балку и, используя вторую, как рычаг, поднять тело упитанного мясника на нужную высоту без особых усилий. Затем отрезать лишнюю часть веревки. Так было бы проще. Однако он не пошел легким путем и вместо веревки использовал мясницкий крюк. Представляя себя в роли убийцы, следователь пришел к выводу, что без лестницы тут не обошлось. Ближайшая мобильная лестница, которую удалось найти, находилась в доме. Адлер заставил Ласкина засыпать порошком для снятия отпечатков пальцев большую часть личный вещей покойного, чтобы идентифицировать его отпечатки, а затем и лестницу. К разочарованию обоих, на лестнице имелись только отпечатки мясника. Пыль на полу так же подтверждала, что лестницу не использовали несколько последних дней.

Прибыли кинологи. Взявшая непонятно чей след ищейка, убежала за дом к холодильной камере, однако внутри кроме свежей свинины ничего не нашлось.

Подозрительно четкие и глубокие следы туфлей в хлеву, оставленные убийцей, принадлежали мужчине с 47-48 размером ноги. Пытаясь воссоздать картину преступления, следователь пришел к выводу: либо убийца очень высокого роста и хорошо развит физически, либо очень старается показаться таким.

Вернувшись в отдел к концу дня, следователь спустился в прозекторскую. Патологоанатом Феликс Гилевский в силу привычки встречал его с «легкой улыбкой» – так говорил он сам. На деле эта гримаса напоминала нечто среднее между прикусом зайца и собачьим оскалом.

– Уже удалось что-нибудь выяснить? – спросил он, стоя возле стола с телом покойника.

– Пока только то, что хоронить мясника будут в закрытом гробу.

– Что ж, очевидно, это не дело рук борцов за права животных, верно?

Адлеру не терпелось закончить беседу побыстрее, он перешел к делу.

– Хоть Вы меня порадуйте.

– Большая кровопотеря, потому что его подвесили за ноги, но причиной смерти послужили обширные травмы лицевой части головы. Да, и вот еще что, попробуйте, – ткнул он в лицо мяснику и предложил сделать то же самое следователю. – Да бросьте, в моей практике еще не случалось, чтобы пациент жаловался на неудобства.

Адлер быстро замигал глазами.

Прозектор, не дождавшись ответной реакции, продолжил:

– Острые сколы костей, следы оксида железа и гематита. Его били угловатым плоским предметом. Возможно, молотком, или…

– Обухом топора, – продолжил его мысль следователь.

– Вижу, Вы уже сами обо всем догадались.

– Соседи утверждают, что он забивал скот большим топором, однако, никакого топора или чего-нибудь визуально на него похожего обнаружить не удалось.

Гилевский развел руками, пожал плечами и с озарением произнес:

– Что ж, найдете топор – найдете убийцу.

– У Вас есть еще что-то для меня?

– Да, в отличие от следов удушения на шее, следы от веревки на запястьях появились после смерти.

– Выходит, он хотел, чтобы его нашли в таком положении, иначе навряд ли стал бы стараться, – и немного подумав, добавил. – А постарался он над ним хорошо.

Наступил поздний вечер. Бурое зимнее небо сменилось темно-синим ночным. Перечитывая составленный в хлеву конспект, Адлер наткнулся на странную запись: «Зачем ты это сделал?» – он по ошибке записал свои мысли вместе с деталями преступления.

Перед уходом, по требованию Генри Пчинского он составил отчет о проделанной работе и подал в письменном виде на стол начальнику. Сам же остался ждать в коридоре. Возможно, при других обстоятельствах, он не стал бы указывать в отчете намек на некоего мифического Черного человека и вполне реального маньяка Дворжака. Пчинскому не нравилось, когда кто-то упоминал уже закрытые дела. Но этот день выдался исключительно утомительным, и сейчас следователю было все равно. Глядя сонными глазами в стену перед собой, он думал лишь о том, что завтра начинается отпуск, а значит перед сном можно выпить.

Обернувшись, Адлер увидел лицо Пчинского, ждущего ответ. Следователю понадобилось несколько секунд для того, чтобы достать из памяти только что озвученный вопрос начальника.

– Что произошло между мной и Ласкиным? Пустяк, небольшая недомолвка. Ничего такого, о чем Вам стоило бы переживать.

Пчинский сглотнул, заглянул в отчет, потряс листами перед лицом следователя.

– Я прочитал этот Ваш… – он собирался сказать нечто неприличное, но сдержался, – что Вы мне притащили? Какой еще Черный человек, какой Карел Дворжак? О чем Вы пишите вообще? – сказал он на одном дыхании так, что к концу предложения захрипел. После ткнул пальцем в бумаги. – Что мне завтра в обед прессе сказать?

– Я записал то, что мне удалось узнать, – парировал следователь. – Я подготовил все материалы и наработки по этому делу для передачи в Модранский отдел.

– Зачем? – сыграл удивление Пчинский.

Адлер напрягся и неуверенно произнес:

– Я вчера Вам подал заявление на отпуск согласно графику. Вы его утвердили, помните?

Начальник возмущенно выдохнул.

– Никаких отпусков, пока я не увижу реальных подвижек по этому делу от Вас лично, это ясно? У меня нет ни времени, ни желания с Вами сейчас спорить, понятно? Жду Вас завтра в отделе.

Глядя вслед уходящему начальнику, Адлер хотел про себя подумать: «Старый придурок», но его губы дрогнули и шепотом выпустили эти слова.

Пчинский остановился, обернулся и спросил:

– Вы что-то сказали?

– Нет, – тоскливо ответил следователь. – Вам послышалось.