Читать книгу Палач - Дэниел Коул - Страница 5

Вторник, 8 декабря 2015 года,

6 часов 39 минут вечера

К окнам Нью-Скотленд-Ярда жалась ночь, огни города расплывались в потеках осевшего на стеклах конденсата.

Если не считать двух коротких отлучек в туалет и похода в кладовку с канцелярскими принадлежностями, Бакстер с самого утра не покидала свой кабинет в отделе по раскрытию убийств и других тяжких преступлений, больше похожий на чулан. Она без конца поглядывала на кипу бумаг, шатко балансировавших на краю стола над корзиной для мусора, старательно подавляя природный инстинкт, побуждавший с силой ткнуть ее в нужном направлении.

В тридцать четыре года она стала одной из самых молодых женщин, когда-либо получавших звание старшего инспектора столичной полиции, хотя этот ее взлет по карьерной лестнице не был ни ожидаемым, ни особо желанным. И вакантное место, и последующее назначение Эмили на эту должность, в других обстоятельствах для нее недосягаемую, стали результатом единственно дела о Тряпичной кукле и задержания ею минувшим летом печально известного серийного убийцы.

Предыдущий старший инспектор, Терренс Симмонс, был вынужден уйти на пенсию по причине слабого здоровья, которое, как все подозревали, ухудшилось еще больше после угрозы коммандера уволить его, если он не согласится написать рапорт об отставке, – показной жест, адресованный разгневанной публике, привычная жертва, призванная ублажить разгневанных богов.

Бакстер разделяла чувства большинства коллег: ей было противно, что из предшественника сделали козла отпущения, но в душе она испытывала облегчение от того, что эта роль досталась не ей. Она даже не думала писать рапорт о переводе на новую должность до тех пор, пока коммандер сама не сообщила ей, что место достанется ей, если на то будет ее желание.

Она оглядела свою крохотную клетушку, с грязным ковром на полу и ржавым сейфом (кто знает, какие важные бумаги похоронены на дне этого ящика, который ей никогда не удавалось открыть?), и вдруг подумала, что зря тогда согласилась.

Из офиса донеслось приветственное восклицание, но Бакстер его даже не услышала, потому что уже вернулась к рассмотрению жалобы на детектива Сондерса. Автор петиции обвинял детектива в том, что тот, описывая его сына, использовал бранное слово. Бакстер слово показалось излишне мягким. Она начала выстукивать на клавиатуре официальный ответ, дойдя до середины, утратила к нему всякий интерес, скомкала жалобу и швырнула ее в сторону корзины для мусора.

В дверь робко постучали, и в кабинет скользнула невзрачная женщина-полицейский. Она собрала и выбросила бумаги, попавшие мимо корзины, потом, будто заправский игрок в дженгу, положила на вершину кипы, вот-вот готовой сверзиться вниз, несколько новых документов.

– Прошу прощения за беспокойство, – сказала она, – однако детектив Шоу вот-вот начнет свою речь. Мне кажется, вам надо при этом присутствовать.

Бакстер громко выругалась и уперлась лбом в стол.

– О господи! – простонала она, слишком поздно вспомнив, что забыла купить подарок.

Тщедушная девушка застыла в неловкой позе, ожидая дальнейших распоряжений, но через несколько мгновений тихо вышла из комнаты, не уверенная до конца, что Эмили не уснула.

С трудом придав телу вертикальное положение, Бакстер вышла в офис, где вокруг стола детектива-сержанта Финли Шоу собралась небольшая толпа. На стене красовался приклеенный скотчем плакат, который сам Финли двадцать лет назад купил по случаю проводов на пенсию давно забытого коллеги:

ЖАЛЬ, ЧТО ТЫ УХОДИШЬ!

Рядом с ним на столе выстроилась вереница несвежих пончиков из супермаркета. На коробках виднелись скидочные наклейки, знаменовавшие собой пройденный ими за три дня путь от неаппетитных до совершенно несъедобных.

Скрипучим голосом детектив-шотландец озвучил свою последнюю перед пенсией угрозу съездить Сондерсу по физиономии. И хотя сегодня присутствующие встретили ее вежливым смехом, в прошлый раз она закончилась сломанным носом, двумя слушаниями дисциплинарной комиссии, а для Бакстер – еще и многочасовым заполнением всевозможных бумажек.

Подобные мероприятия она ненавидела: проводы после десятилетий опасной службы в полиции, оставившей множество воспоминаний, о которых любой предпочел бы забыть, всегда казались ей верхом бестактности и фальши, неизменно принося одни лишь разочарования. Она держалась сзади, вместе со всеми улыбкой поддерживая друга, и с теплотой смотрела на него. Детектив Шоу был ее последним надежным союзником и единственным человеком, которому она была здесь рада. Теперь он уходил, а она даже не купила ему открытку.

В ее кабинете зазвонил телефон.

Она его проигнорировала, глядя, как Финли усиленно, но не очень удачно делает вид, что коллеги, купив в складчину бутылку виски, не прогадали и выбрали именно тот сорт, который ему нравится.

Детектив Шоу предпочитал «Джеймсон» – как и Волк.

Ее мысли блуждали. Она вспомнила, как покупала Финли выпивку в последний раз, когда они встречались в неофициальной обстановке. С тех пор прошел почти год. В тот день он признался, что не жалеет об отсутствии у него особых амбиций. Потом предупредил, что должность старшего инспектора не для нее, что ей будет скучно, что на этом пути ее ждет множество разочарований. Эмили не послушалась, потому что Финли не мог понять одного: она не ждала повышения и согласилась на него только потому, что оно отвлекало внимание, предлагало перемены, давало надежду на спасение.

Телефон в ее кабинете зазвонил вновь, и она бросила взгляд на свой стол. Финли в этот момент читал одну и ту же фразу – «Жаль, что ты уходишь», – начертанную разными руками на открытке пейнтбольной команды «Миньонс», фанатом которой его по ошибке считали.

Эмили посмотрела на часы. В кои-то веки сегодня ей действительно надо было закончить с делами пораньше.

Тихо посмеиваясь, Финли отложил в сторону открытку и начал свою прочувствованную прощальную речь. Поскольку он терпеть не мог выступать на публике, ему хотелось закончить ее как можно быстрее.

– Нет, серьезно, позвольте мне вас искренне поблагодарить. Я таскался сюда, еще когда Нью-Скотленд-Ярд был реально новым…

Детектив Шоу сделал паузу, в надежде, что хоть кто-то из присутствующих засмеется. Его выступление и так грозило стать провальным, а теперь он еще и запорол свою лучшую шутку. Так и не дождавшись реакции, старый полицейский все же продолжил, зная, что дальше будет только хуже:

– Это здание и те, кто в нем трудится, были для меня не только работой и коллегами – вы стали моей второй семьей.

Женщина в переднем ряду замахала руками, чтобы высушить набежавшие на глаза слезы. Финли попытался ей улыбнуться, как бы давая понять, что он помнит ее и разделяет ее чувства. Потом оглядел присутствующих, выискивая глазами единственного человека, которому в действительности и предназначалась его прощальная речь.

– Я с удовольствием наблюдал, как многие из вас на моих глазах росли, из самонадеянных новобранцев превращаясь в сильных, независимых, прекрасных, храбрых женщин-полицейских… и мужчин… – добавил он, опасаясь, что мог только что выдать себя, – …для меня было истинным счастьем работать бок о бок с вами, каждым из вас я искренне горжусь. Спасибо вам.

Он откашлялся, улыбнулся аплодирующим коллегам и наконец увидел Бакстер.

Она стояла у стола за закрытой стеклянной дверью своего кабинета и отчаянно жестикулировала, разговаривая с кем-то по телефону. Он снова улыбнулся, на этот раз грустно, коллеги вернулись к своим делам, оставив его одного собирать вещи. Сегодня ему предстояло в последний раз уйти с работы и больше никогда сюда не возвращаться.

Когда Финли стал укладывать фотографии, годами стоявшие на рабочем столе, от нахлынувших воспоминаний движения его замедлились. Его мыслями всецело завладел потускневший, выцветший снимок, сделанный когда-то во время рождественского корпоратива. Лысеющую голову Финли венчала корона из папье-маше, к вящему удовольствию его друга Бенджамина Чемберса, обнимающего Бакстер, которая на этой фотографии – единственный раз за всю жизнь – была запечатлена с улыбкой на лице. А с краю, самым плачевным образом проспорив, что ему удастся поднять Финли над землей, стоял Вильям… Волк.

Шоу аккуратно спрятал снимок в карман пиджака и упаковал оставшиеся вещи.

Направляясь к выходу из офиса, старый детектив застыл в нерешительности. Ему казалось, что он не вправе распоряжаться забытым письмом, обнаруженным им на дне ящичка стола. Сначала он подумывал его там и оставить, затем порвать, но, в конечном итоге, бросил в коробку со своими пожитками и направился к лифтам, полагая, что у него просто появилась еще одна тайна, которую нужно будет сохранить.

В 7 часов 49 минут Бакстер все еще сидела за столом. Она послала уже сотню эсэмэсок, извиняясь за опоздание и обещая уйти с работы, как только освободится. По вине коммандера Эмили не только полностью пропустила речь, произнесенную Финли в честь своего увольнения, но теперь еще не могла пойти на вечеринку – впервые за много месяцев ее позвали куда-то, где она могла пообщаться с друзьями в неформальной обстановке. Начальница попросила дождаться ее приезда.

Большой любви между двумя женщинами не наблюдалось. Ванита, исполнявшая в столичной полиции обязанности представителя по связям с общественностью, открыто выступала против назначения Бакстер на новую должность. Во время работы над делом Тряпичной куклы Ванита нажаловалась комиссару, что детектив самоуверенна, упряма, по поводу и без повода идет на конфликт, совершенно не уважает старших по должности и даже считает ее саму виновной в смерти одной из жертв.

Бакстер видела в Ваните прогибающуюся перед журналистами змею, которая не задумываясь принесла Симмонса в жертву при первых признаках приближающейся опасности.

В довершение всех бед Бакстер открыла пришедшую по электронной почте автоматическую рассылку отдела учета, в который раз сообщавшую, что Волк должен вернуть несколько важных дел. Она просмотрела внушительный список и сразу многие из них узнала…

Беннетт Сара: женщина, утопившая в плавательном бассейне рядом с домом собственного мужа. Бакстер благоразумно никому не сказала, что это дело спрятано за радиатором в переговорке.

Лео Дюбуа: ножевое ранение при свидетелях, впоследствии вылившееся в громкое дело о контрабанде наркотиков и незаконной торговле оружием и людьми, потребовавшее вмешательства целого ряда правоохранительных ведомств.

Им с Волком пришлось над ним немало поработать.

Бакстер увидела, что в офис в сопровождении двух человек вошла Ванита. Это никак не согласовывалось с ее намерением уйти с работы к восьми часам. Бакстер даже не потрудилась встать, когда та вплыла в ее кабинет и поприветствовала с таким искренним радушием, что она ей почти поверила.

– Старший инспектор Эмили Бакстер, специальный агент Эллиот Кертис из ФБР, – объявила Ванита, откидывая назад свои темные волосы.

– Рада познакомиться, мэм, – произнесла высокая чернокожая женщина и протянула Эмили руку.

На агенте брючный костюм, очень похожий на мужской, ее волосы были стянуты на затылке так туго, что голова даже казалась обритой наголо, на лице был аккуратный сдержанный макияж. Хотя на вид ей было немного за тридцать, Эмили заподозрила, что на самом деле она моложе.

Не вставая со стула, она пожала Кертис руку, и Ванита представила второго гостя, которого, казалось, больше интересовал сломанный сейф, нежели процесс знакомства.

– А это специальный агент…

– Хотела бы я знать, что же такого специального их сюда привело, – пошла в наступление детектив, – раз в это жалкое подобие кабинета их ввалилось сразу двое.

– Как я уже сказала, это специальный агент Дамьен Руч из ЦРУ, – продолжала Ванита, не обращая внимания на ее реплику.

– Как-как? Руз? – переспросила Бакстер.

– Руч? – несмело повторила Ванита, не уверенная до конца в своем произношении.

– Я полагаю, Руш… Как в слове «куш»… – услужливо добавила Кертис, поворачиваясь к коллеге из ЦРУ за советом.

Бакстер озадачило, когда смущенный агент вежливо ей улыбнулся, слегка стукнул по ее кулаку своим и, не говоря ни слова, сел за стол. По ее прикидкам, ему было под сорок. Гладко выбрит, болезненно бледен, волосы с обильной проседью чуть длинноваты. Он лукаво посмотрел на кипу бумаг на столе, перевел взгляд на корзину для мусора, в надежде застывшую внизу, и ухмыльнулся. На нем была белая рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и синий костюм – хоть и поношенный, но сидящий хорошо.

Бакстер повернулась к Ваните и выжидательно посмотрела на нее.

– Агенты Кертис и Руш сегодня вечером прилетели из Америки, – сказала та.

– Для этого должна быть причина, – ответила Бакстер спокойнее, чем ей того хотелось бы, – я сегодня тороплюсь, поэтому…

– Вы позволите, коммандер? – вежливо спросила Кертис Ваниту и повернулась к детективу. – Старший инспектор, вы, конечно же, слышали о теле, обнаруженном около недели назад. Мы…

Бакстер ничего не ответила и только пожала плечами, озадачив Кертис, едва та успела начать.

– Нью-Йорк? Бруклинский мост? – изумленно спросила агент. – Сенсация, о которой трубили новостные каналы всего мира?

Бакстер пришлось подавить зевок.

Руш сунул руку в карман пиджака. Кертис умолкла, полагая, что он достанет что-нибудь важное, но он лишь извлек упаковку мармелада и разорвал ее. Увидев на лице коллеги гневное выражение, предложил ей мармеладку.

Напрочь его игнорируя, Кертис открыла сумку, положила на стол папку, вытащила несколько увеличенных фотографий и разложила их на столе перед Бакстер.

В этот момент Эмили поняла, почему эти люди проделали такой долгий путь, чтобы с ней встретиться. Первый снимок был сделан с улицы, камеру направили снизу вверх. На фоне городских огней болталось подвешенное в сотне футов над землей тело с неестественно растопыренными конечностями.

– Мы еще не предали этот факт огласке, но имя жертвы – Вильям Коукс.

На секунду у Бакстер перехватило дыхание. Она и без того уже испытывала от голода слабость, теперь же ей и вовсе стало казаться, что сознание вот-вот отключится. Когда она прикоснулась к изувеченной фигуре, обрамленной опорами знаменитого моста, ее рука дрогнула. Детектив чувствовала, что они не сводят с нее глаз и внимательно вглядываются в лицо, наверняка воскрешая в памяти сомнения по поводу предложенной ею несуразной версии событий, закончившихся поимкой маньяка, который стоял за делом Тряпичной куклы.

– Это не он, – медленно произнесла Кертис с выражением любопытства на лице, отодвинула верхний снимок и показала несколько крупных планов обнаженной, тучной, совершенно незнакомой жертвы.

Бакстер поднесла руку ко рту, все еще слишком потрясенная, чтобы что-то сказать.

– Он работал в инвестиционном банке П. Дж. Хендерсона. Жена, двое детей… Но нам подобным образом кто-то оставил сообщение.

Бакстер взяла себя в руки – в достаточной степени, чтобы просмотреть оставшиеся фотографии, в разных ракурсах запечатлевшие труп. Никаких стежков, все тело принадлежит одному человеку – совершенно голому мужчине за пятьдесят. Левая рука свободно свисает, на груди вырезано слово «Наживка». Просмотрев остальные фото, детектив вернула их Кертис.

– «Наживка»? – спросила она, глядя в пространство между агентами.

– Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мы решили поставить вас в известность, – сказала Кертис.

– Честно говоря, нет, – ответила Бакстер, быстро возвращаясь в свое обычное состояние.

Кертис ошеломленно повернулась к Ваните:

– Я полагала, ваш отдел, больше чем любой другой, пожелает…

– Вам известно, сколько за последний год в Великобритании было совершено преступлений в духе Тряпичной куклы? – перебила ее детектив. – По моим данным, зафиксировано семь подобных случаев, и я усиленно стараюсь ничего о них не знать.

– И вас это никоим образом не беспокоит? – спросила Кертис.

Бакстер не понимала, зачем ей нужен еще и этот кошмар в дополнение к пяти другим, которые в то утро легли ей на стол.

– Мало ли на свете идиотов… – пожала плечами она.

Руш чуть не подавился апельсиновой мармеладкой.

– Послушайте, Летаниэл Масс был очень умным, изобретательным и плодовитым серийным убийцей. Что касается остальных, то они просто извращенцы, обезображивающие трупы до тех пор, пока их не возьмут прямо на месте преступления местные копы.

Бакстер выключила компьютер и сложила в сумку вещи, собираясь уходить.

– Полтора месяца назад, на Хеллоуин, у двери моей квартиры оставили Тряпичную куклу размером в три фута. Какой-то педик в берете решил сшить вместе несколько конечностей убитых животных. Сейчас это «творение» стало очередным экспонатом галереи «Тейт Модерн», которым любуется рекордное число педиков, беретов, а заодно и педиков в беретах.

Руш засмеялся.

– Какие-то полоумные скоты даже сняли на эту тему телешоу. Тряпичные куклы в этой стране сейчас повсюду, и нам остается только одно – научиться с этим жить, – довела она до конца свою мысль.

Потом повернулась к Рушу, в этот момент высматривающему что-то в своем пакете с мармеладом.

– Он у вас что, не говорит? – спросила она Кертис.

– Предпочитает слушать, – горько ответила та таким тоном, будто проработала всего неделю с этим эксцентричным коллегой, но уже от него устала.

Эмили перевела взгляд обратно на Руша.

– Неужели они что-то поменяли? – наконец невнятно произнес он набитым пастилками ртом, когда понял, что все три женщины ждут, что он тоже, наконец, примет участие в беседе.

Бакстер с удивлением обнаружила, что агент ЦРУ говорит с безупречным британским акцентом.

– Кто? – спросила она, напрягая слух, чтобы определить, не имитирует ли он акцент, сбивая ее с толку.

– Производители мармелада, – ответил Руш, ковыряясь в зубах, – раньше у него был совсем другой вкус.

Кертис озадаченно и недовольно потерла лоб. Бакстер подняла руки, нетерпеливо посмотрела на Ваниту и резко бросила:

– Мне надо идти.

– У нас есть все основания полагать, что это не банальная имитация Тряпичной куклы, старший инспектор, – гнула свое Кертис, тыча пальцем в фотографии и пытаясь вернуть разговор в нужное русло.

– Вы совершенно правы, – ответила ей детектив, – об имитации здесь говорить не приходится, хотя бы потому, что нет сшитых фрагментов тел.

– Было совершено еще одно убийство! – резко бросила Кертис, но тут же перешла на привычный профессиональный тон. – Два дня назад. Место преступления оказалось… благоприятным в том смысле, что нам удалось предотвратить утечку сведений в средства массовой информации, по крайней мере пока. Но если оценивать ситуацию реально, то скрывать преступление… – Она посмотрела на Руша, ожидая от него поддержки, а когда так ее и не дождалась, продолжила: – …подобного рода от общественности нам удастся еще самое большее день.

– От общественности? – скептично спросила Бакстер.

– У нас к вам есть одна небольшая просьба, – сказала Кертис.

– И одна большая, – добавил Руш.

Теперь, прожевав и проглотив мармелад, он говорил еще лучше и красивее.

Бакстер хмуро глянула на него, то же самое сделала и Кертис, потом Ванита сердито посмотрела на Эмили, не дожидаясь, пока та запротестует. Руш для ровного счета окинул Ваниту недобрым взглядом, после чего Кертис повернулась к детективу и сказала:

– Нам хотелось бы допросить Летаниэла Масса.

– Так вот почему к этому делу подключились одновременно ФБР и ЦРУ – преступление подпадает под юрисдикцию США, но в его совершении подозревается англичанин. Делайте что хотите, но меня не трогайте, – ответила детектив, пожимая плечами.

– В вашем присутствии, конечно же.

– И думать забудьте. Я не вижу причин к нему ехать. Вопросы с карточки можете прочесть и сами. Я на вас вполне полагаюсь.

В ответ на эту саркастическую ремарку губы Руша расплылись в улыбке.

– Мы, естественно, будем рады помочь вам всеми доступными средствами. Я правильно говорю, старший инспектор? – произнесла Ванита, злобно сверкая глазами. – Взаимоотношения с ФБР и ЦРУ для нас чрезвычайно важны, поэтому…

– О господи! – выпалила Эмили. – Ну хорошо, я отведу вас к нему за ручку. А в чем заключается маленькая просьба?

Руш и Кертис переглянулись. Даже Ванита, и та неловко заерзала на стуле, ожидая, когда кто-то из них осмелится заговорить.

– Это и была маленькая… – тихо ответила Кертис.

Бакстер была на грани взрыва.

– Мы хотели бы, чтобы вы вместе с нами осмотрели место преступления, – продолжала агент ФБР.

– Вы имеете в виду фотографии? – сдавленным шепотом спросила Бакстер.

Руш выпятил нижнюю губу и покачал головой.

– Я уже согласовала с комиссаром вашу командировку в Нью-Йорк и сама заменю вас на время отсутствия, – проинформировала Ванита.

– Не надорветесь? – в раздражении спросила ее Эмили.

– Ничего… как-нибудь справлюсь, – ответила коммандер, с лица которой сползла профессиональная маска, что случалось с ней очень редко.

– Это просто смешно! Как, черт возьми, я могу помочь в расследовании дела, не имеющего ко мне никакого отношения, да еще на другом конце света?

– Никак не сможете, – искренне ответил Руш, совершенно обезоружив Бакстер, – чистой воды пустая трата времени… всех наших времен.

В разговор опять вступила Кертис:

– Мой коллега хотел сказать, что рядовые американцы отнесутся к этому делу совсем не так, как мы. Узнав, что в США совершаются преступления в духе британской Тряпичной куклы, они захотят понаблюдать за тем, как коп, поймавший здешнего маньяка, будет охотиться на тамошних монстров.

– Монстров? – спросила Бакстер.

Теперь уже Руш посмотрел на коллегу, явно сказавшую больше, чем предполагалось на этой стадии, и закатил глаза, но последовавшая за этим тишина красноречиво продемонстрировала детективу, что женщина опомнилась и удвоила бдительность.

– Значит, вы решили провести обычную пиар-акцию? – спросила Бакстер.

– А чем, по-вашему, старший инспектор, мы все в этой жизни занимаемся? – с улыбкой произнес Руш.