Читать книгу Таинственное исчезновение. Сборник рассказов. Часть 1 - Денис Анатольевич Власов - Страница 2

Заседание литературного клуба было посвящено творчеству начинающего, но уже читаемого молодого писателя. Деятели культуры собрались этим вечером, чтобы послушать произведения и оценить талант подающего надежды литератора. Широкому кругу читателей он не был ещё известен, но редакции видных журналов начинали принимать его работы в печать, полагая, что новые веяния должны быть отражены на их страницах. Писал он в большей мере рассказы, накапливая опыт для тяжеловесных произведений. Автор был феноменально плодовит, и мог выдавать по одному законченному рассказу каждый день. На этой встрече писатель зачитывал главы своей первой полной книги, которая была уже отпечатана в типографии, и книжные лавки ожидали её поступление, а критики ожидали очередную жертву вечного творческого поиска, чтобы отправить на эшафот или вознести публициста. Сочинитель стоял на импровизированной сцене и выразительно зачитывал отрывок произведения, иногда окидывая взглядом зал, в попытке понять реакцию «большого жюри». Наконец, писатель закончил декламацию части своего труда. После чего началось жаркое обсуждение представленной работы всеми присутствующими, тем не менее,  прения проходили в дружественной обстановке.

Среди членов клуба был журналист газеты по имени Ален. По заданию редакции он должен был осветить происходящее действие в следующем номере газеты. В комнате, где проходило заседание, становилось душно, и он решил отлучиться на некоторое время в бар клуба. Журналист спустился на первый этаж, где обнаружил в одиночестве сидящего за барной стойкой известного литературного критика со скучающим видом. Лично они не были знакомы. Ален заказал себе коктейль и подсел к критику. Тот медленно и отрешенно потягивал виски и не обращал внимания на гостя.

– Что вы думаете о восходящей звезде? – затеял разговор Ален в ожидании услышать дельное мнение ведущего специалиста в области беллетристики.

– Звезде? Какой ещё звезде? – буркнул в стакан с виски критик, – например, я не наблюдаю в этом заведении никаких звёзд. К вашему сведению, только рецензенты способны зажигать звёзды или превращать их в тёмные дыры на небосводе словесности. И только высокоинтеллектуальные ценители и практики своего ремесла как я способны дать заключение, диагноз, если вам угодно, таким вот авторам. А там будь что будет. И не думайте, что я пьян. Я знаю, что говорю. Эй, бармен, ещё виски! – он сделал глоток, поморщился и продолжил:

– А вы знаете, когда писатель становится истинно знаменитым, когда читатели начинают мнить его гением?

– Мне сложно сказать, хотя на эту тему можно спекулировать. Я бы посоветовал вам сегодня больше не пить.

– Это не ответ, я жду, – настаивал оппонент Алена.

«Лучше не спорить», – подумал репортёр.

– Не знаю, сдаюсь, – ответил он.

– В истории человечества множество примеров, когда гений созидателя признавался исключительно после его смерти. В течение всей своей жизни он зиждил, чтобы занять место в вечности. А неблагодарное человечество не признавало его гениальность при жизни, и осознавало могущество его интеллекта только после утраты гения и постижения того, что он больше ничего не принесёт в этот мир. Причин этому может быть множество от тривиального непонимания до зависти. Скажите, я не прав?

– Отчасти, однако в истории человечества есть также множество примеров, когда люди добивались творческого успеха при жизни, и оставались считаться гениальными после перехода в иной мир.

 После этой фразы критик впервые за время разговора взглянул Алену прямо в глаза. В его пристальном взгляде было что-то отталкивающее. Его глаза горели, но не оттого, что он долго сидел в баре, как показалось репортёру, то был иной странный блеск. Человеком он был уже в возрасте, и действительно считался мастером своего дела.

– Я, прежде всего, толкую о тех людях, кого не понимали современники, кого отказывались понимать, кого сжигали на кострах за их идеи, о тех, чьи умственные способности, эволюционные и порой революционные мыслительные процессы опередили текущие на тот момент стадии развития человечества, и стали поняты только последующими поколениями. Я говорю не только о творчестве как об акте самовыражения, это применительно и к науке в том числе.

– Я пытаюсь понять, какое отношение имеют ваши рассуждения к герою сегодняшнего вечера.

– Я не стану читать книгу, которую написал ваш герой. Я приступлю к её изучению только при одном условии, – почти шёпотом сказал критик, выделяя каждое слово.

– Позвольте узнать почему? – тоже перешёл на шёпот Ален.

– Это может произойти только после смерти автора, – заключил рецензент и допил виски.

– Вы с ума сошли! Что вы такое говорите? Вы пьяны. Пойдите и проспитесь.

Наступила недолгая пауза. Опешивший Ален смотрел на критика и наконец вымолвил.

– Я понял. Всё это демагогия. Теоретические выводы. И потом, автор намного моложе вас, вы не сможете физически пережить его.

– Существуют болезни. Несчастные случаи, к примеру. Мало ли. Ладно, забудьте, конечно же, всё это заблуждение. Извините, что отнял ваше время. Возьмите мою визитку. Может, пригодиться. Успехов.

Критик, пыхтя, поднялся, и покинул помещение.

С момента того разговора прошло около двух недель, и Ален, загруженный работой, почти забыл о критике. Он вспомнил о разговоре, когда рано утром, часов в пять, его разбудил телефонный звонок. Это был главный редактор газеты:

– Спишь? Срочно поезжай на станцию Ричмонд. Мой источник в полиции сообщил, что там произошло какое-то убийство, и жертвой, по-видимому, стал тот писатель, о котором ты делал сообщение. Разузнай и сообщи. Ну, пока.

Его тело было обнаружено обходчиком путей седьмого июля в 03:10 утра, что было отражено в предварительном заключении полиции. Следователь утверждал, что это был несчастный случай. По его словам, писатель в ожидании последнего пригородного поезда по неосторожности подошёл слишком близко к краю платформы, в результате чего он попал в воздушный поток проходящего мимо литерного поезда, не смог справиться с завихрением и угодил прямо под колеса. При нём ничего существенного не было обнаружено, кроме бумажника с документами, подтверждающими его личность, и билета, где значилась станция отправки Ричмонд, дата и время посадки седьмое июля 195_г. в 01:30 ночи. Литерный проезжал станцию за десять минут до пригородного поезда, что подтверждало временной промежуток гибели. Очевидцев происшествия не было. Это была дальняя станция, оборудованная кассовыми автоматами, поэтому найти свидетелей среди работников железной дороги также не представлялось возможным. Узнав все обстоятельства из первых рук, Ален был готов передать материалы в редакцию, но в полиции его убедительно попросили не предавать огласке случившееся, пока не закончится предварительное расследование. Журналист покинул место происшествия и отправился не прямиком в редакцию, а в городской парк, где он сел на скамью, анализируя события утра. Ален испытывал чувство невосполнимой утраты и горя. Он думал о том насколько был прав критик две недели назад, говоря, что в истории человечества множество примеров, когда гений созидателя признавался исключительно после его смерти.

«И всё же почему эта смерть наступила так скоро? Вдруг, это вовсе не несчастный случай, а хорошо спланированное убийство» – спрашивал он себя. Ален решил нанести визит критику и поделиться с ним своими мрачными мыслями. Хотя, признавался он сам себе, у него вовсе не было какого-либо желания видеть этого человека после разговора в клубе, который оказался провидцем трагедии, но обстоятельства подталкивали его встретиться с критиком и узнать его мнение. Он извлёк из своего бумажника визитку.

       Через час репортер стоял перед домом по указанному в визитке адресу. Только после третьего звонка он услышал шарканье за дверью и шум замка, отварил критик. Он был непричёсан и выглядел уставшим, потерянным. Под глазами мешки, красное лицо. Ощущение такое, что человек не спал всю ночь и работал.

– Кто вы?

 Хозяин дома, щурясь, смотрел на гостя, пытаясь вспомнить, где он видел пришедшего человека.

– Помните нашу встречу в клубе две недели назад?

– Смутно. Ах, да. Извините, за мой внешний вид. Понимаете, столько работы, что приходится засиживаться за полночь. Муза имеет обыкновение посещать меня только ночью. Проходите в кабинет наверх. Кстати, я до сих пор не знаю вашего имени.

– Ален Павиони.

– Прошу вас подождать меня в кабинете, пока я приведу себя в порядок. Ещё раз извините.

Хозяин удалился. Ален прошёл в комнату. Некоторое время он рассматривал книги на стеллажах, затем переключился на фотографии давних времен, висевшие на стенах. Он подошёл к большому письменному столу, где в беспорядке лежали исписанные бумаги и черновики. Его взгляд упал на раскрытую книгу в синем переплёте. На странице лежала закладка. Взяв в руки книгу, он перелистнул несколько страниц, закладка выпала. Ален поднял ее. Это был билет, который выступал в качестве закладки в книге убитого сегодня утром писателя. Через некоторое время критик вернулся в кабинет. Теперь он выглядел посвежевшим. Он сел за письменный стол и сказал громким голосом:

– Теперь я в вашем полном распоряжении, мистер Павиони. Что привело вас ко мне?

– Вы всё-таки приняли решение прочитать книгу этого молодого автора? И очевидно ваше решение продиктовано выполнением того условия, о котором вы заявили мне в баре. Что вы делали на станции Ричмонд сегодня утром в 01:30? Это вы убили драматурга! Вы столкнули его с платформы! Вы действительно сумасшедший! Непредусмотрительно было с вашей стороны сохранить билет!

Хозяин дома явно занервничал. Он смотрел то на книжку в руках Алена, то на билет. Его речь стала невнятной.

– Что вы имеете в виду? – прокричал он, собравшись духом, – я запрещаю вам делать подобные заявления! Пойдите вон! Убирайтесь!

– Я собираюсь заявить в полицию! Вам не поздоровится.

Ален уверенно подошёл к телефону, который стоял в другом конце кабинета и уже приступил к набору номера службы спасения, как неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и молодой человек ворвался в комнату.

– Умоляю вас, не делайте этого! Не звоните в полицию!

Когда журналист увидел вошедшего у него трубка выпала из рук. Он отшатнулся, не зная, что делать, думать. Будучи атеистом, ни в Бога, тем более в приведения, духов он не верил, но подсознательно он осенил себя крестным знамением. Он побледнел, ноги его подкосились, и Ален рухнул в кресло. Человек, который перед ним стоял, был никто иной, как Вильям Томпинксон – тот самый писатель, труп которого сегодня утром видел Ален собственными глазами. Придя в себя от ужаса, и после стакана виски, он сидел в кресле и внимательно слушал объяснение возбуждённого Вильяма.

– Как видите, я жив и в полном порядке. Ещё раз прошу вас отказаться от полиции. Раз уж вы всё знаете. Я постараюсь объясниться.

– Признаться, Вильям, не ожидал, что нас так быстро вычислит этот человек, – встрял в разговор критик.

– Всё это по вашей вине и невнимательности, нужно было быть осмотрительней. Вы поставили под риск всё наше дело, – огрызнулся писатель.

– Теперь я искренне надеюсь на ваше понимание, мистер Павиони, – продолжал он, – это была моя идея. Я поддался влиянию теории, о которой вы уже слышали в клубе. Мы решили на практике вместе с её автором доказать верность этой мысли, инсценировав мою гибель.

– А чей труп я сегодня видел?

– Все было спланировано за два месяца. Мы подкупили сотрудника в морге, который при первом же появлении неизвестного трупа моей комплекции, должен был передать его нам. Что и произошло вчера вечером. Мы также подкупили обходчика железной дороги, который и организовал мнимый несчастный случай. Он расположил труп на дороге, таким образом, чтобы лицо было обезображено до неузнаваемости после прохождения поезда. Конечно, предварительно труп был переодет в мою одежду, во внутренний карман пальто я положил свои документы для полной достоверности.

– А билет?

– Два билета приобрёл я, – вмешался в разговор хозяин дома, – по одному я прошёл на станцию, а второй с платформы передал обходчику, который он положил в карман трупа.

– Следователь утверждает, что это был несчастный случай. Полиция не будет заниматься дальнейшим расследованием в связи с наличием документов, подтверждающих личность, и улик, указывающих на несчастный случай. Этого для них достаточно, чтобы поскорее закрыть дело. Всем известно желание наших органов защищать нас.

– Вот и замечательно.

– Интересно, как вы собираетесь вновь появиться на свет. Вы же не собираетесь здесь провести остаток жизни.

– Об этом прошу не беспокоиться. Через несколько месяцев я сам пойду в участок, и расскажу историю как был ограблен поздно вечером на улице, получил удар по голове, потерял сознание, утратил память на время, что-нибудь в этом роде. Я же писатель.

– И всё это ради рейтинга продаж. В полицию я не пойду. Мне понадобится время, чтобы осмыслить ваш поступок и выразить своё мнение. Теперь позвольте откланяться.

Через два дня после публикации в газете заметки о гибели Вильяма Томпинксона и хвалебных рецензий известного нам критика, объёмы продаж трудов писателя значительно возросли. А после его успешного возвращения с того света они возросли ещё многократно. Но, как известно, человек играет на трубе, а судьба играет человеком. Спустя пять лет Ален, уже в качестве главного редактора газеты, принимал в печать повторную заметку о гибели Вильяма Томпинксона, которая произошла при аналогичных обстоятельствах и именно на станции Ричмонд. Некий безумец столкнул его под поезд. Теория была доказана в этом частном случае. Вильям остался в памяти признательных читателей гениальным писателем.