Читать книгу Вид с метромоста (сборник) - Денис Драгунский - Страница 44
Вид с метромоста
О гордости и лжи, душеполезная повесть
Оглавлениесон на 15 сентября 2014 года
Мне приснилось, что я поступил в монастырь. Но так как я уже стар и душа моя изъедена грехом гордости, сказал мне настоятель, что мне назначается особое послушание. Меня посылают работать уборщиком в гостиницу. Суть в том, что меня, человека довольно известного, вполне могут узнать отдельные постояльцы. Мне надлежит смиренно вынести их вопросы и, может быть, злые насмешки или обидную жалость.
– Отвечать следует: «На всё воля Божья», – сказал настоятель.
– А можно сказать, что я теперь в монастыре и таково мое послушание?
Настоятель подумал, покрутил пальцами четки и сказал:
– Ладно. Можно.
Вот я останавливаю тележку перед номером. Беру ведро, швабру и корзинку разных бутылок, щеток, губок и прочих уборочных принадлежностей. Отпираю дверь, вхожу в номер.
Это обычный номер с большой двойной кроватью. Сбоку дверь в санузел.
На помятой кровати сидит женщина. Довольно молодая – самое большее тридцати лет – и вполне красивая, стандартной блондинистой красотой. Длинные ноги, ухоженные ногти, скромные часики, аккуратная стрижка.
– Извините, – говорю я, делая шаг назад.
– Что вы, что вы, – поспешно говорит она. – Это я пришла чуть раньше. Мне сказали, что номер еще не готов, я думала, что у вас чекин в два часа, как везде, а оказалось – в три! Вообще-то это легкое жульничество, – она неестественно улыбается, – гостиница крадет лишний час из первых суток, но я понимаю, – улыбается она еще шире и еще принужденнее, – что лично вы тут ни при чем… Но я не хочу торчать целый час в холле или в баре… Так что давайте, давайте.
– Позвольте перестелить постель, – говорю я.
– Сначала туалет! – говорит она. – Там грязно.
Мне кажется, что я где-то ее видел. Но нет, мне только кажется. Я выбрасываю эту мысль из головы.
В туалете очень грязно. Хлопья засохшей грязной мыльной пены на раковине. На полу нассано, унитаз в потеках, за унитазом клочья волос и бумажки сами понимаете с какими следами. Я, смиряя отвращение, зная, что это работа над своей душой, начинаю уборку. «Господи, – повторяю я, – милостив буди мне грешному, милостив буди мне грешному», и так много раз…
Вдруг слышу мужской голос:
– Здесь кто-то есть?
– Убираются, – говорит женщина. О, это плебейское «убираться» вместо «делать уборку»! Но я смиряю гордыню и повторяю: «Господи, милостив буди мне грешному…»
– Вот черти, – говорит мужчина, распахивает дверь туалета и этак небрежно, барственно, – Девушка, нельзя ли слегка поторопиться…
Я, стоя на коленях около унитаза, оборачиваюсь.
Он глотает язык. Он на самом деле издает какой-то булькающий звук. Потому что я не девушка, а почти совсем лысый старик. Я тоже чуть не икаю. Потому что он мой старинный приятель.
А эта женщина – жена его сына. Я с ней знаком, но мельком.
– Привет, – говорит он. – Понимаешь, нам предстоит очень сложный и долгий разговор. Семейные финансово-имущественные проблемы, понимаешь? Поэтому мы с Дашей решили здесь, так сказать, в тишине и покое, всё разобрать. Посмотреть бумаги… Ты понимаешь?
Он показывает на портфель, который стоит на кресле.
– Да, да, конечно, – смиренно говорю я, встаю, подбираю свои веники и ершики, прохожу мимо него в комнату, подхожу к кровати, стаскиваю одеяло, простыню, наволочку.
– Ты что? – спрашивает он.
– Постель перестелить, – говорю я.
– С ума сошел? – вдруг орет он. – Ты что, мне не веришь?
– Положено, – говорю я.
– Что с тобой? – он продолжает орать. – Ты почему в лакеи записался?
– На всё воля Божья, – говорю я, как велел настоятель.
– Лучше бы ты у меня попросил денег! – кричит он. – Если совсем уж денег нет! Я бы тебе дал! А ты нанялся за мной следить!
– Чего-о-о? – теперь я ору в ответ. – Ты в своем уме? Ты кем себя считаешь? Да ведь он, – я обращаюсь к Даше, которая стоит, отвернувшись к окну, и по спине ее видно, что она душу черту бы продала, только бы не было этой позорной сцены, – да ведь он очень средний бизнесмен. Небольшой такой бизнючок! И чтобы я – вы знаете, кто я?! – стал за деньги за ним следить? Даша! Он просто псих! У него мания величия!
– Ладно, – вдруг соглашается он. – Но тогда скажи, что ты здесь делаешь?
– Я поступил в монастырь, – объясняю я. – Но душа моя изъедена грехом гордости, и мне назначено такое послушание. Меня могут узнать постояльцы. Мне надлежит смиренно вынести их вопросы, насмешки или обидную жалость.
– Врешь! – говорит он. – Даша, ты ему веришь? Ты ведь знаешь, кто он? Ты веришь, что этот богемный понтярщик может уйти в монастырь?
– И ты врешь, – отвечаю я. – Даша, откройте портфель вашего свекра и покажите эти семейные финансовые бумаги. Завещания, дарственные, выписки со счетов. Хотя бы издали.
Даша безвольно поворачивается и идет к портфелю.
– Стоп! – говорит мой приятель. – Не надо. Я тебе верю.
– Честно?
– Честно, честно, – он прижимает руку к сердцу. – А ты мне?
– И я тебе верю, – вздыхаю я. – Спаси Христос.
– Ну, мы с Дашей пойдем, – говорит он.
– Погодите, – говорю я. – Помогите перестелить постель. И зачем уходить, вы же собрались поговорить о делах, и я вам верю. Я сейчас уйду.
– Вы врете! – вдруг в слезах кричит Даша. – Вы все всё врете!
Она убегает.
Мой приятель открывает портфель, достает бутылку очень хорошего вина и начинает перочинным ножиком расковыривать пробку, приговаривая: «Его же и монаси приемлют».