Читать книгу Каменное сердце (сборник) - Денис Драгунский - Страница 36

вид с одиннадцатого этажа

Иногда, чтобы вспомнить, нужна всего одна фраза.

Например, «на Садовой большое движение». Так называется рассказ Виктора Драгунского, моего отца. О том, как Дениску и Ваньку обманул взрослый парень. Попросил у них велосипед, слетать в аптеку за лекарством для бабушки. И не вернулся, конечно же.

Но я не про рассказ, а про эту фразу.

Большое движение на Садовой я впервые увидел в 1960 году.

Мы переехали на новую квартиру. Это было поздней осенью. Я тогда был в третьем классе. Первую четверть я еще ходил в старую школу, на улице Семашко (Большой Кисловский переулок), а после ноябрьских праздников пошел в новую – на улице Медведева; сейчас это опять Старопименовский переулок.

Мы переехали из коммуналки на улице Грановского (Романов переулок). А до этого мы жили в коммуналке на улице Чернышевского (теперь – Покровка; всё обратно переименовали!).

Первая коммуналка была темная – окна выходили в узкий двор. Вторая и вовсе подвальная. Новая квартира была светлая и огромная – три комнаты. А главное – одиннадцатый этаж! Самый верхний.

Наш новый адрес назывался по-старинному красиво – Каретный ряд. «Ведь в Каретном ряду первый дом от угла…» – была такая песня Высоцкого. Это про наш дом, между прочим. Кстати, Высоцкий потом снимал квартиру именно в нашем подъезде: вот такое совпадение.

Дом был кооперативный, артистов Большого театра и Московской эстрады: почти все – папины и мамины знакомые. Певцы, чтецы, конферансье, танцоры, жонглеры, трубачи, скрипачи, виртуозы-ксилофонисты и даже чревовещательницы – мать и дочь со своей как бы говорящей собачкой.

Как мы попали на одиннадцатый этаж – это отдельная история.

Была жеребьевка – кому на каком этаже жить. Папа вытянул второй этаж и очень огорчился. Он сказал: «Кошмар какой, всю жизнь видеть в окне вывеску: «лососина, осетрина, угорь, миноги» – и всё неправда!» Такая вывеска на самом деле была на магазине напротив. Обломок старосоветской показухи, когда на стеклянных вертикальных досках, золотыми буквами на бордовом фоне, перечислялись небывалые деликатесы.

А тут Леонид Утесов вытащил одиннадцатый этаж. Он сказал моему папе: «Витя, давай меняться! А то вдруг лифт сломается, я просто не дойду до дома!» Папа сказал: «Ура!»

Утесов оказался прав насчет лифта. Месяца три, наверное, мы ходили пешком, уставали ужасно. Но нам все равно нравилось. Мы всё время смотрели в окна. Всей семьей. Потому что нам надоело жить в подвале, где тротуар выше подоконника. Надоело смотреть на засиженный голубями асфальт и ботинки редких прохожих.

Сверху видно было Садовое кольцо, как оно едет от Маяковки к Самотечной и обратно. Невдалеке ребристым айсбергом плыл театр Советской Армии, дальше торчало высотное здание на Лермонтовской и гостиница «Ленинградская» у трех вокзалов.

Садовая тогда была гораздо уже, чем сейчас. Самотечную эстакаду только начинали строить. Посредине Садовой был длинный прямоугольный двухэтажный дом. Когда-то совсем давно там была дешевая гостиница, а тогда – то есть в 1960 году – довольно скверная столовая «Радуга» и какие-то мелкие магазинчики и мастерские. Сверху был виден внутренний двор с ящиками и флягами из-под сметаны.

Дальше была маленькая площадь перед аптекой (сейчас аптеки нет, и тех домов нет тоже – на этом месте московская ГИБДД).

Площадь называлась Угольная. Я сначала думал, что она «Уго́льная» от слова «угол» – правда, она была почти треугольная. Но она оказалась на самом деле «У́гольная», потому что там сто лет назад продавали уголь. А еще раньше она называлась Дровяная. Смешно сказать, но в Москве была своя Сенная площадь – тоже совсем рядом с нашим домом, сбоку от Страстного бульвара, рядом с Екатерининской больницей. Но я что-то отвлекся. Итак, смотрим в окно.

Левее Угольной – если сверху смотреть – было красивое старинное здание XVIII века. Сначала это был дворец графа Остермана-Толстого, а потом Московская духовная семинария – до революции, конечно. А когда я на него сверху любовался, это был Совет министров РСФСР. В ворота все время въезжали черные «волги». Теперь там Музей декоративно-прикладного искусства.

В самом начале семидесятых на Самотечной открылось новое здание кукольного театра Образцова – а раньше он был на Маяковской (теперь снова Триумфальная). Если стать спиной к памятнику Маяковскому, то он был слева от красивого четырехэтажного здания, где внизу «Ростикс» (раньше там был ресторан «София», а наверху – редакция журнала «Юность»). Так вот – новое здание театра Образцова было с огромными музыкальными часами на фасаде. Двенадцать домиков по кругу – на каждый час свой сказочный персонаж. В одиннадцать часов из домика выходил волк. Водку тогда продавали с одиннадцати часов. Это сразу стали называть «час волка». «Ждем, когда волк выскочит», – говорили московские алкаши, переминаясь у магазина.

А в полдень и в полночь наружу показывались все звери. Играла музыка. Перед театром собиралась небольшая толпа: в полдень – туристы и мамы с детьми, а в полночь – веселые подвыпившие граждане. Бывало, останавливались такси, и оттуда вылезали разгульные немолодые кавалеры со своими слегка помятыми, но яркими дамами – этакий шик, притормозить у часов и дождаться механического концерта. «Пусть счетчик щелкает, мне все равно!» Москва жаждала развлечений.