Читать книгу Револьвер. Рассказы - Денис Дробышев - Страница 2

Васильев проснулся и лежал. В густой тьме, окружавшей его, не определялись даже предметы обстановки. Рядом громко сопела жена, видимо простыла накануне.

– Лежи-не-лежи, а все равно вставать, – подумал Васильев и продолжал лежать.

Постепенно потолок стал светлеть, от него отделилась люстра. Потом стали проявляться стены, гардероб, ночной столик. Когда стали видны узоры на обоях и полоски на шторах, сработал будильник. Васильев лежал.

Жена высунула из-под одеяла руку и толкнула Васильева в плечо. Тот выключил будильник и сел на кровати. С полминуты он сидел, потом почесал поясницу и пошел в туалет.

Васильев сидел на унитазе и курил. На кухне скрипнул кран, загремела о дно кастрюли вода.

– Бля, опять геркулес, – подумал он и выбросил окурок.

Полоска на бритвенном станке, которая должна быть зеленой, стала совсем белой. Значит, лезвие вконец затупилось. Васильев пустил горячую воду, стал набирать ее в ладони и отпаривать щеки. Когда кожа покраснела, он намылился и долго скреб щетину. Потом смыл все и ткнулся в полотенце – жгло все лицо.

В дверях кухни он столкнулся с женой:

– Довари! – бросила она.

– Солила?

Она не ответила. Васильев зачерпнул ложку каши и долго дул на нее. Попробовал – не солила.

Потом они сели друг против друга и стали есть:

– Тебе к скольки?

– К девяти.

– Ты же говорил, они с восьми работают.

– Контора с девяти.

– Тебя точно возьмут?

– Не знаю, с мастером я договорился.

– Как будто мастер что-то решает.

– Сегодня скажут.

– Хорошо бы взяли.

– Не возьмут, к Игорю пойду.

– Ты же говорил, у Игоря совсем не платят.

– А я временно.

– У тебя все временно.

Васильев положил пустую тарелку в раковину:

– Спасибо.

И подумал еще:

– Бля, опять геркулес.

Потом он долго шел тихим безлюдным переулком и слышал свои шаги. Хотел закурить на ходу, достал сигарету, поджег ее и почти успел затянуться…

Но как только переулок кончился, на него набросился шквальный ветер. Это случилось, сразу на площади, первым порывом выбило сигарету, вторым сдуло с ног…

Он хотел было вскочить, но его снова бросило об асфальт и понесло. Он кувыркался, бился локтями, глотал песок, отбивался от листьев.

Вокруг стоял страшный гул, звенели стекла, Васильева тащило… Ему удалось сгруппироваться, он обнял руками голову и подогнул колени. Кувыркаться стало удобней, но на куртке треснула молния и из внутреннего кармана выскочили документы. Паспорт он успел поймать, но трудовая завертелась в пыльном вихре.

Васильев метался по земле, и временами видел свою серую книжицу. Вот от нее оторвался и покатился советский герб, вот пружинами выстрелили линии таблиц. Буквы, потеряв опору, посыпались со страниц и закружились на ветру.

Рабочая история Васильева, вся его жизнь трескалась на осколки. Трудовые дни и годы вперемешку с комьями грязи, опилками, цементной пылью валилась из документа. Вот пошла пятидесятка, из того неудачно сворованного штабеля, по милости которого, Васильева выперли с последней работы. Доски одна за другой бились о землю, трескались, и разлетались в щепки. Затем начало вышвыривать знакомых мужиков – Колян, Мишка, Рябой, другие – все кричали, матерились, бились оземь головами… За ними выскочил мужик в сварной куртке, с электродом в руке. Упал, тут же попробовал встать – сдуло, бросил маску и в страхе обхватил голову. А за ним, со скрежетом и лязгом, выехал и развалился на куски сварочный аппарат.

Васильев было подумал – «Сон все это»! Но тут его ударило спиной об бордюр.

– Ыыыы, – взвыл он, чувствуя каждый позвонок – какой уж тут сон!

А ребята из книжки кричали: «Оглянись, оглянись Васильев»!

Последних, из тех, что падали, он уже не узнавал. В сознании он держался еле-еле, больше из страха потерять трудовую. Слышал только, что они кричали, и кричали все одно – «Оглянись»!

Так его протащило до центрального сквера. Там трещали и гнулись до самой земли тополя. После была лестница. Васильев кубарем слетел по ней… и подумал еще: «тупик Монастырский, как пить дать!» Еще пару улиц и его хлопнуло об дверь седьмого строительного управления. Ветер внезапно стих.

– Твою мать, часы разбил! – он сидел на ступеньках перед проходной управления и оглядывал себя. Трудовая книжка лежала рядом на асфальте. Васильев аккуратно взял ее и стал собирать растерянные записи. В туалете он умыл лицо и залепил бумажкой ссадину.

– Опаздываете! – упрекнул начальник отдела кадров.

– Извините. Там ветер сильный… и это…

– Что у вас с лицом?

– Порезался.

Кадровик листал трудовую Васильева:

– В книжке-то свободного места нет. Все бегаете, и к нам, небось, ненадолго! А?

Васильев молчал.

– Вот, мастер Зимин хорошо о вас говорит. Рекомендует…

– Я с ним до армии еще работал, на пилораме… И потом тоже!

– Вижу-вижу! Я давно в кадрах, мне книжка трудовая лучше любого мастера о человеке расскажет. Трудовая – не просто документ, трудовая – это и есть вся жизнь человека! Поощрение у вас, смотрю, имеется… Это хорошо!

Васильев сглотнул слюну и огляделся – хорошая контора, линолеум свежий, обои что надо! Сколько платить будут, интересно?

Кадровик, тем временем, копался в книжке.

– Вот, только не знаю в какую вас бригаду…

– В столярную, в какую же еще!

– Так вы ведь и сварщиком были, а сварщики наши на сдельной. У них за месяц больше выходит. Так что?

– Да я варю так себе…

– Потолочный шов держите?

– Какой там! Могу прихватить где-то по мелочи, и то, бывает, соплей навешаю.

– Ну, тогда к Зимину.

Васильев вздохнул и поднялся.

– Получите спецодежду, инструмент, и с обеда приступайте. Я вас сегодняшним числом оформляю…

Васильев сразу метнулся к двери, открыл уже… А кадровик ему:

– Зимин говорил, вы в институте учились?

Опытный попался кадровик, взял и раскорячил в дверях напоследок.

– Не доучились, значит?

– Бросил, – буркнул Васильев и поковылял к столярке.

Кое-как отстоял смену и домой. Пешком идти сил не было. Васильев залез в автобус. Расслабился, расплылся по сиденью и закрыл глаза:

– Ну денек!

Затарахтел мотор, «Пазик» тронулся. Город был спокоен, дома стояли по местам, деревья не шевелились, горели фонари. Все как надо.

Васильев прятал лицо в воротник порванной куртки и трясся. Вдруг, он почувствовал чужую руку на плече и застыл.

– Проезд оплачиваем! – рука ослабила хватку.

Васильев вынул из кармана комок мятых денег, рука забрала их. Васильев так и не оглянулся.

Трудовая книжка лежала в отделе кадров, скрепкой к ней была приколота карточка с надписью «Васильев». Все, что утром из нее выпало… Все – буква в букву – было в ней.