Читать книгу Карфаген 2020. Полигон - Денис Ратманов - Страница 8

Нас заводят в темную каморку четыре на четыре метра, где совершенно пусто, даже стола и стульев нет. По пути я вытребовал лист бумаги и карандаш, всю дорогу мы шли молча.

Первым делом окидываю взглядом помещение, программа по запросу выделяет четыре камеры в углах. Значит, нужно следить за языком и не светить способности, как-то сделать так, чтобы моя осведомленность о способностях противников не показалась подозрительной.

– Рассаживаемся, – говорю я и опускаюсь в середине комнаты, скрещивая ноги, кладу листок на пол, рисую пять кругов. – У кого-нибудь есть практика подобных боев? – Вскидываю голову, смотрю на каждого, все молчат.

Надана и Лекс садятся рядом, азиат-ловкач Дан, пару секунд посомневавшись, делает так же, араб продолжает стоять, скрестив руки на груди, глядит со скепсисом.

– Полагаю, что нет, – вздыхаю я, закрашиваю круги, обозначающие противников, подписываю каждый.

– Только в теории, – пожимает плечами Надана.

– Ага, – поддакивает Лекс и нервно усмехается. – В теории.

– Нет, – вздыхает мастер восточных единоборств Дан, а араб просто качает головой, он самый старший из нас, ему сорок лет и, чувствую, с ним будут проблемы.

– Значит, слушайте меня…

– С хера ли? – кривит губы араб.

– С того, уважаемый Шер, что нас ждет аналог уличной драки, бессмысленной и беспощадной, и я единственный, кто не только разбирается в теории, но и неоднократно бился стенка на стенку. И если ты не хочешь сдохнуть, придется прислушиваться – у нас очень серьезный противник. Буду благодарен за дельные советы.

Уголки его губ опускаются еще ниже, но он переступает через себя, подходит к нам и наблюдает сверху, как я расписываю характеристики противников, по ходу дела комментируя:

– Если командный бой идет по правилам, то обычно каждый выбирает себе партнера. То есть начала идет бой один на один, а потом побеждает кто? – Все, в том числе араб Шер, потупившись, молчат, приходится отвечать самому – Побеждает та команда, которой удается первой вывести из строя хотя бы одного врага.

– Ну да, – кивает Надана.

– Значит, нам нужно сделать что?

И снова тишина. Спустя полминуты ответ находит самый эрудированный из моих бойцов, Лекс:

– Завалить самого слабого.

Араб криво усмехается:

– И кто из них самый слабый? Мне непонятно, я даже не помню их толком.

Вскидываю голову. На языке вертится «потому что тупой», но говорю другое, помня о том, что надо следить за словами:

– Волосатый блондин…

– Не сказал бы, скорее… – перебивает араб, но теперь я не даю ему закончить.

– Я наблюдал за каждым, анализировал их движения. Этот здоровяк подтормаживает, у него ассиметрично лицо и дергается глаз. Он бледен и потлив. Вероятно, у него сотрясение мозга.

– Охренеть! – всплескивает руками Надана. – Как ты подметил?

Отвечаю пространно:

– Нужно знать, что искать. Хороший удар в голову – и он улетит. К тому же реакция у него замедлена. Следовательно что?

– Нам нужно поставить против него кого-то ловкого и быстрого.

– Именно!

– И это у нас… – останавливаю взгляд на Дане.

– Я, – кивает азиат и замолкает.

– Да. У тебя самая ответственная задача. Идем дальше. Вторая по важности задача – связать боем самого сильного, кто это, вам и так ясно. Джумаан Нгуни. Заметьте, его надо не завалить, а именно связать боем, отвлечь, загонять. Зачем?

– Чтобы потом добить вдвоем с Даном, – улыбается Лекс, до которого снова дошло первым. – Кто вызовет огонь на себя?

– Лидер на лидера, – предлагаю свою кандидатуру я, и никто не возражает. Рисую напротив кружка Джумаана свой и продолжаю строить стратегию – У нас есть сильный ударник, это Лекс, и борец, – смотрю на араба, который недоверчиво косится на Лекса, который выглядит неопасным.

– С чего ты взял? – с интересом вскидывает араб косматую бровь.

– Ушки выдают, – приходит на помощь Лекс. – И ходишь, как медведь.

Не ошибся я в этом парне!

Араб меняется лицом, трогает свои уши и улыбается уже по-дружески:

– Дааа… А вы профи, так сразу не скажешь. Не думал.

– И это хорошо, – потирает руки воодушевленная Надана, а Лекс язвит:

– Думать иногда полезно. А хорошо потому, что они тоже будут нас недооценивать.

Араб то ли не понимает, что это камень в его огород, то ли пропускает колкость мимо ушей.

– Ладно, мне что делать?

– Выбирай. Остались волосатый здоровяк…

– Так он же нашему этому, – он косится на Дана, – достался.

– Длинноволосый блондин— да, а есть еще мужик, покрытый бурой курчавой шерстью, – тыкаю во второй справа кружок. – Он, как и лидер, мощный, сильнее любого из нас, но очень медленный. Зато если попадет кулаком по башке, это гарантированный нокаут. Его тоже желательно связать боем, а не пытаться вырубить.

– Интересно, ногами этот мохнатый работает? – Лекс задумчиво потирает подбородок.

– Да, но его сила в руках.

– Я его беру, – вызывается борец.

– Принято. – Рисую араба напротив мохнатого. – Остаются два африканца. Лысый и с дредами. Лысый – ударник, предположительно боксер. Силой он равен Лексу, в остальном уступает.

– В остальном – это в чем? – интересуется долго молчавший азиат Дан. – И как ты определяешь, кто на что способен?

Как же здорово, что я изучал физиологию, когда прокачивал единоборства, да и вообще любил книги: теперь мне есть чем оправдаться перед камерами.

– По внешнему виду, который определяет генетика. У людей с разной предрасположенностью разное строение скелета и мышечной ткани. Спринтеры невысокие и квадратные, стайеры высокие и тонкие в кости. Наши противники понятны: лысый ударник, дредистый – универсал без каких-либо выдающихся талантов.

– Лысый мой, – потирает руки Лекс. – Вырублю его и кому-то помогу.

Делаю пометку и говорю притопывающей Надане:

– Твой – дредистый. Задача – сдерживание. Не подставляйся. Поняла меня? Не геройствуй.

Женщина не отличается большим умом, но и она догадывается, что новым членам команды необязательно знать о ее травме, и кивает. Лекс тоже молчит.

– Не понял, – борец вертит башкой, щурясь, подходит к Надане, осматривает ее с ног до головы, протирает глаза. – Ты что, не мужик?

– Я-то мужик, а ты? – Она отвечает на взгляд, набычивается.

– Прекратить! – рявкаю я, не особо рассчитывая, что араб послушается, но ошибаюсь, он поднимает руки.

– Да пох, лишь бы боец был хороший.

Азиат тоже интеллектуал, и он не оспаривает сложившуюся иерархию, но вопрос задает интересный, правда, не вселяющий оптимизма.

– План, конечно, хорош. Но что делать, если бой пойдет по правилам, навязанным соперником?

– Хреново будет, – соглашаюсь я. – Главное не забывайте, что важнее всего кого-то из них вырубить, чтобы они остались в меньшинстве. Желательно – блондина как слабое звено. А для того, чтоб такого не случилось, нам надо атаковать первыми. По моему сигналу. Потому что если кого-то потеряем мы, то вероятность победы очень мала.

– Будем надеяться, что все получится, – говорит Лекс.

– Джумаан, их лидер, слишком тупой, он вряд ли разработает стоящую стратегию и не даст это сделать другим.

Совещание у нас занимает от силы десять минут, и воцаряется напряжение. Надана меряет шагами комнату, шумно лопает жвачку – пузырь за пузырем. Араб Шер подпирает стену. Дан замер, скрестив ноги и закрыв глаза. Изучаю его характеристики, и радуюсь тому, что он буддист, а не культист Ваала! Значит, и на востоке есть отступники от веры. Лекс начинает растягиваться, напоминая, что неплохо бы разогреться хоть немного, и все мы, кроме Дана, приседаем, отжимаемся, делаем выпады и наклоны.

Вспоминается выплюнутый Наданой комок черноты, и сканирую азиата, чтобы знать, есть ли у него сверхспособности, но вижу фильтр, такой же, как был у Наданы. Наверное, печать Ваала появляется, когда младенцу набивают татуировку на седьмой шейный позвонок и проводят посвящение. А вот способности у него заблокированы очень интересные, он может управлять пространством, примерно как Тевуртий Помпилий, что могло бы сделать из него непобедимого бойца. После боя нужно будет попытаться его завербовать к себе в команду, а потом снять блок Ваала.

– Внимание! Команде— приготовиться к выходу! – звучит из коммуникатора, расположенного в углу, рядом с камерой.

Дан телом выстреливает вверх, как распрямившаяся пружина, его глаза бегают, ноздри раздуваются – нервничает парень, и это плохо. Остальные вроде спокойны, особенно Лекс – вот где средоточие флегматизма.

– Ну, что, – бубнит араб. – Да обратит В…

– Нет! – рявкаю я. – Ни на кого не надеемся. Все сами.

Дан смотрит с уважением и понимающе кивает, я сжимаю кулак, бью по его кулаку, и все присоединяются.

Выходим молчаливые и сосредоточенные, за черноволосой девушкой в латексе, ожидавшей в коридоре, идем минут пять, три раза свернув. Она останавливается перед дверью лифта и проводит инструктаж:

– По сигналу вы подниметесь на арену одновременно со второй командой, там песок, имейте в виду. Команда противника будет справа от вас. На поверхности солнечно, так что возможно ослепление, – она воровато оглядывается и добавляет – Удачи вам, парни!

Нажав мигающую кнопку лифта, девушка провожает взглядом – меня. Народная любовь, конечно, здорово, но было бы еще лучше, если бы нам перепало нечто, помогающее в бою. Лекс надевает очки, комментируя свои действия:

– Если песок, они попытаются сыпануть его в глаза. К тому же так я смотрюсь, как кабинетный червь, и они меня недооценивают.

Закрывается дверь, лифт ползет вверх, мысли мечутся, я чувствую, как мой прекрасный план берется трещинами, и тараторю:

– Секунда на осмотреться, потом – каждый на своего…

В кабине светлеет, по ушам бьет рев трибун и голос комментатора, я запрокидываю голову и на фоне слепящего света вижу тысячи лепестков, летящих сверху.

– Бой начинаем по сигналу! – командует ринг-анонсер, и я выдыхаю: значит, мы успеем сориентироваться и выбрать цель.

Моя голова поднимается над поверхностью: противники показываются из-под земли ровно на столько же. Джумаан на полголовы выше самого высокого из них. Тяжело с ним придется, во время первого боя мой противник был намного слабее.

Когда мы поднимаемся полностью, дно лифта засыпается песком. Пока ринг-анонсер представляет нас, изучаю арену. Противники находятся в пяти метрах от нас, они стоят полукругом, Джумаан с краю, и я становлюсь так, чтобы быть ближе к нему. До остальных тоже доходит, что нужно сделать, и они занимают позиции напротив назначенных им противников. Все напряжены, только Лекс кажется расслабленным, для него разминка продолжается.

– Бой начинаем на счет «ноль». Пять!

Нахожу взглядом Джумаана, его морда перекошена яростью.

Четыре!

От адреналина пересыхает в горле, учащается пульс, кровь превращается в расплавленный свинец.

Три!

Силуэт Джумаана окрашивается красным.

Два!

Мысленно обращаюсь к Танит и вспоминаю Элиссу, листок с ее портретом лежит в одном из многочисленных карманов штанов. Я не подведу тебя!

Один!

Ноль!

Моя команда рвет к врагам. В идеале бойцы Джумаана должны броситься нам навстречу, но они сбиваются в кучу, причем волосатого блондина, которого я обозначил как первого претендента на вылет, они прячут за спинами. Все пошло не по плану, но кто ж думал, что противник выберет оборонительную стратегию?

– Окружаем, – командую я, и мы берем их в кольцо, каждый застывает напротив выбранного противника, начинается прощупывание партнера.

Джумаан радостно скалится, танцуя передо мной и то и дело выбрасывая кулаки, от которых я успеваю уворачиваться. А потом вдруг он застывает, указывает на Дана и кричит:

– Фас!

Пропускает мой удар в подбородок, запрокидывает голову, но ему удается удержаться на ногах. Наношу еще пару ударов по печени, но он быстро очухивается, скалит подпиленные зубы:

– Звезда тебе, коп! Тебе и всем твоим фрикам.

А вот то, что происходит, мне совершенно не нравится: вся команда Джумаана набрасывается на Дана, и он кулем падает на песок. Араб успевает завалить лысого африканца, а совсем не мохнатого здоровяка, который нападает на Надану. Ей точно против него не выстоять! Блондин, видимо, сказал о своей травме Джумаану, и старается не вмешиваться в бой.

Лекс гоняет по арене дредистого африканца, порывается напасть на блондина, но каждая его попытка заканчивается атакой африканца и оттягиванием Лекса.

Я намного быстрее Джумаана, но выносливость у нас на одном уровне, так что загонять его вряд ли получится. Единственное, что мне пока удается – уклоняться от ударов, бить в ответ, но противник такой здоровый, что моей силы недостаточно. Чтобы такого вырубить, надо его изо всей силы кувалдой долбануть по башке.

– Серло, – подначивает меня Джумаан. – Плесень. Слабак! Дети и то сильнее бьют.

Я рассчитывал завалить гиганта с кем-нибудь из наших, одному это сделать нереально. Мало того, мы в меньшинстве, и к нашей паре намеревается присоединиться блондин. Они изящно обыграли план, который придумал я!

Двигаюсь приставным шагом, постоянно смещаясь, в надежде долбануть кого-нибудь из врагов второй пары. Перепрыгиваю распростертое тело Дана, лежащего ничком.

Апперкот от Джумаана. Боковой левой, боковой правой… Если хоть один его удар достигнет цели, мне конец. Не переставая двигаться, мониторю, что творится на арене. Блондин нашел более легкую жертву, чем я, и бьет по голове араба, сидящего на африканце и пытающегося захватить его шею, Шер пока держится.

Подныриваю под руку Джумаана, джеб, подсечка, отскочить в сторону и – приставным шагом к блондину. Джумаан покачивается, но не падает. Обидный удар заставляет его ринуться на меня. Ах ты ж сука!

Зачерпываю горсть песка, швыряю ему в лицо, он ненадолго слепнет, хватается за глаза. Дети бетона не умеют использовать дары природы. Спасибо, Лекс! И бросаюсь на помощь Шеру, который начинает заваливаться набок. Подбегаю к блондину, бью локтем в шею, завершаю боковым в висок и добиваю его. Покачиваясь, он падает. Но хватка нокаутированного араба слабеет, африканец сбрасывает его и получает от меня скользящий ногой в висок, по печени.

Нанести следующий удар не успеваю: взревев, ему на помощь приходит Джумаан, он прет на меня танком, пытается работать ногами, но получается кривенько.

Вопреки моим стараниям, лысый африканец поднимается. Его лицо залито кровью, но он дееспособен, и тоже устремляется на меня. Помощи ждать неоткуда. Второй раз провернуть фокус с песком не получается. Единственное, что я могу: с бешеной скоростью смещаться вбок, чтобы противники мешали друг другу.

Видя, что дела у меня плохи, Надана, которая убегает от своего противника, стараясь не ввязываться в бой, подскакивает к лысому со спины, бьет его по башке и сразу же отпрыгивает. Единственное, у кого положение дел более и менее – Лекс, но дредистый африканец не дает ему передышки. Надана ходит по лезвию, мне кранты, помощи ждать неоткуда, один я не отобьюсь.

– Надана, – ору я, видя, как полудохлый блондин пытается замесить чуть живого араба. – Шер!

И пропускаю удар по ребрам. Мир взрывается разноцветными сполохами. Боль пронзает каждую клетку. Мир замирает, и я вижу, как в лицо летит Джумаанов кулак-кувалда…

Зафиксирована прямая угроза жизни!

Активирована способность Замедление!

Пять секунд…

Подныриваю под кулак, бью Джумаана в челюсть, чтоб голова откинулась и открылась шея, наношу серию ударов, кроша гортань. Отталкиваю его топчущим. Теперь лысый африканец, тоже приготовившийся меня бить. Шаг в сторону, прямой правой в висок, затем – левой. Вкладываю в удары все свое отчаянье и ненависть.

Замедление заканчивается. Обрушивается рев трибун и грохот ведущего. Хватаясь за перебитое горло, на подкосившиеся колени падает Джумаан, над ним кружит дрон. А вот лысого здоровяка, который «поплыл», приходится валить лоукиком и ловить встречным ударом колена в нос. Сплевываю кровь на песок. Кровь? Откуда? Плевать, бой еще не выигран.

Перед глазами мелькают буквы, но не придаю им значения. Двумя руками со скрещенными пальцами, как топором, по затылку бью блондина, пытающегося задушить Шера, который уже не сопротивляется. Подбегаю к противнику Наданы, делаю подсечку, и здоровяк спотыкается.

Жутко кружится башка. Тошнит. В животе разливается расплавленный свинец, и я понимаю, что дело неладно. К тому же кровь изо рта идет все сильнее. Точнее, не изо рта, а из легкого, которое, скорее всего, пробило сломанное ребро.

Под адреналином боли я не чувствую, и так будет еще несколько минут. А вот потом… Надана отлично справляется, и ее противник уже готов упасть, а вот Лексу, на которого я рассчитывал больше всего, не удается вырубить дредистого африканца, я бегу к ниму.

– Эй, помощь нужна?

Мой план срабатывает: африканец, скачущий ко мне спиной, на миг отвлекается, и его настигает нокаутирующий удар Лекса.

К тому моменту Надана разделывает своего здоровяка и бодренько бежит к нам, Лекс тоже вполне бодр. Сплевываю очередной сгусток крови, склоняюсь над арабом: он жив и даже в сознании, но на происходящее реагирует слабо. А вот Дан мертв. Жаль, он мог бы стать не только хорошим помощником на Полигоне, но и союзником в войне, которую я начал вчера, вырвав из лап Ваала первую жертву.

Концентрация адреналина в крови падает, сквозь грохот крови, пульсирующей в висках, доносятся аплодисменты, женский визг. Из-под застекленного купола арены нам на головы снова сыплются тысячи розовых лепестков, падают на взлохмаченную голову Дана. Из его носа до сих пор бежит кровь и впитывается в песок. Над нами мелькают дроны, опускаются и взлетают.

Мы становимся спиной к спине, беремся за руки и поднимаем их. Трибуны ревут и рукоплещут, к нашим ногам летят букеты цветов, монеты. На распластанное тело Джумаана падает красный лифчик.

– Славим героев! – надрывается ведущий. – Это был нереально крутой замес. Вам понравилось?

– Да!!!

Мысли в голове начинают путаться, вдыхать так больно, что каждый раз кажется – еще один вдох, и вырублюсь к хренам, но запаса прочности пока хватает. Мне нужно срочно конвертировать очко характеристик в ловкость, тогда организм полностью восстановится.

Реальность становится медленной и вязкой. Еще раз окидываю взглядом тела, валяющиеся на песке, смотрю на лучащуюся радостью Надану, потрясающую над головой кулаками. Даже Лекс выглядит довольнее, чем обычно.

Зачем это им? У меня нет другого выхода, я должен либо двигаться вперед, либо умереть. Но все эти люди добровольно пошли на смерть, зная, что шанс победить у них один к тысяче. Ладно, пять к тысяче.

К боли при дыхании добавляется адская головная, тошнота усиливается. Не помню, чтобы пропускал удары в голову, что за ерунда?

Вспоминаю о промелькнувших логах, делаю запрос, и появляется сперва строчка о двух единицах сострадания (видимо, за то, что не дал добить полудохлого араба), а потом… Глазам своим не верю и от возмущения даже забываю о боли.

Ты совершил преступление (нанесение тяжких телесных повреждений)

Предыдущее достижение аннулируется!

Пока, придерживаясь за ребра, иду за девушкой в латексе, уводящей нас с арены, пытаюсь осмыслить, что произошло. Какое на фиг преступление, когда у нас бой пять на пять?! Каждый из команды противника – враг?! Почему программа посчитала по-другому? И не будет ли того же самого на Полигоне? Если так, я там не только не прокачаюсь, а потеряю все заработанное.

Мысли начинают расползаться, сгоняю их в кучу.

– Эй, ты в норме? – интересуется Надана, провожая взглядом пролетающий над нами дрон, а вот другой не спешит оставлять нас в покое.

Прикрывая рот рукой говорю:

– Нет. Мне срочно надо к себе и спать четыре часа. Иначе сдохну.

Она забегает вперед.

– А по-моему, тебе срочно надо в медицинский отсек! У тебя кровь! Неужели ребро?.. – Ее лицо вытягивается и бледнеет, словно она и правда переживает за меня. – Твою мать. Еще и интервью… Срочно в медотсек!

– Нет! – рявкаю я. – Они меня спишут, а мне надо на Полигон. Так что только спать. Поверь, проснусь – буду как новенький.

Она хлопает глазами, раскрывает и закрывает рои и передумывает спорить – видимо, вспоминает, как я вылечил ее.

В медотсек мне точно нельзя: потом очень долго придется объяснять, почему я так быстро восстановился после тяжелейших повреждений.

Делаю шаг к Надане, шепчу ей в ухо:

– Короче, так. Ты покараулишь меня, пока я сплю. – Шагаю к Лексу: – Лекс, ты отдуваешься перед журналистами, а потом находишь для меня жратву, две-три порции. Она мне жизненно необходима. Ты сообразительный, сам поймешь, что говорить журналистам, а что нет. – Обращаюсь к девушке в латексе, считав ее характеристики – Эй, Милана!

Девушка удивленно оборачивается, открывает рот, чтоб спросить, откуда мне известно ее имя, но я задаю вопрос быстрее:

– Мне срочно нужно поспать четыре часа. Такой организм у меня: после адреналинового всплеска следует откат, и нужно восстановиться.

Смоляные брови девушки ползут на лоб. Лекс тоже озадачен, но не пристает с расспросами.

– Может, медицинский отсек?

– Нельзя. Они меня потом затаскают, пробовал уже.

Девушка останавливается, меряет меня взглядом. На помощь приходит Надана, складывает руки на груди:

– Ну пожалуйста! Мы ведь все равно будем тут, пока все группы не передерутся! Так почему бы ему не поспать. А мне пожрать бы, – она водит рукой по мускулистому животу. – И побольше. Так хочется после боя!

Вздохнув, Милана останавливается, разворачивается к нам и начинает загибать пальцы:

– Сейчас у вас интервью. Леонард – командир команды, он должен поговорить с журналистами, вы уже поняли, как важен зрительский рейтинг. Потом обед. После обеда встреча с фанатами. Вылет на базу планируется после шести вечера… – Она смолкает, смотрит на меня пристально. – А вам бы я все-таки рекомендовала посетить медотсек.

Дышать становится чертовски трудно из-за того, что легкие наполнились кровью. Если в течение десяти минут ничего не сделать, мне конец. Приваливаюсь к стене и говорю:

– Милана, поверь, если я не вырублюсь вот прямо сейчас, я сдохну, и никакой медотсек мне не поможет.

Девушка растерянно разводит руками:

– Я даже не знаю, тут кроватей нет…

Надана указывает на белую металлопластиковую дверь.

– Там что?

– А-а-а… Ничего. Вообще ничего.

Я толкаю дверь, и она поддается, за ней оказывается такая же каморка четыре на четыре, как та, где мы устраивали военный совет.

– Отлично. – Переступаю порог и ложусь прямо на холодную плитку. – Лекс, с тебя интервью и еда. Надана, ты со мной. Милана, поверь, так надо. Все! Не будить и не трогать.

Поджимаю колени и долго кашляю, сплевывая кровь, а ее накопилось преизрядно. Вспоминаются медицинские книжки, где описывался отек легких и прилагались картинки: кровавая пена из разинутого рта, выпученные глаза…

Неужели смертельные раны просто затянутся после того, как я конвертирую очко характеристик? Ладно ушибы, но – сломанные ребра?

Надана стоит надо мной, опершись о стену и скрестив руки на груди. Девушка в латексе топчется у порога, зябко поводя плечами. Лекс не заходит, выглядывает из коридора.

Закрываю глаза, делаю запрос своих характеристик; хоть в глазах и двоится от головной боли, фокусирую взгляд на строчке, где у меня спрашивают согласие на конвертацию очка характеристик в ловкость, мысленно даю добро, надеясь на то, что выносливость вот-вот повысится сама.

Только бы все получилось, и травмы не оказались несовместимыми с жизнью! Воспаленного сознания касается ласковая ладонь усталости, а на ум приходит Элисса, и гаснущим сознанием понимаю, как много она стала для меня значить.