Читать книгу Карфаген 2020. Восхождение - Денис Ратманов - Страница 3

– Пока ты официально под арестом, – говорит Гискон, сидящий напротив и потягивающий вино из пузатого бокала на тонкой ножке. – И в твоих, и в моих интересах не бросаься в глаза и не привлекать внимание. Для всего мира Эйзер Гискон – тиран и узурпатор, а Леонард Тальпаллис – безвинно обвиненный.

Флаер летит так ровно, что кажется, мы в кабинете, а не в движущейся машине на полукилометровой высоте

На мне одежда Гискона; футболка жмет в плечах, брюки, которые пришлось подкатить, не застегнулись на поясе. Наблюдаю в иллюминатор, как флаер, качнувшись, зависает у вертикальной стены, поднимается роллет, и к нам выезжает стартовая дорожка на подпорках. Флаер опускается, и его затягивает в просторный посадочный модуль.

Пол под ногами, куда минуту назад транслировалось изображение с камер, и казалось, что это иллюминатор, белеет и теряет мнимую прозрачность.

– Мы в больнице, – говорит Гискон, стискивает подлокотники так, что белеют костяшки. – Очень надеюсь, что ты поможешь Дари.

Он изо всех сил старается выглядеть надменным и расслабленным, но напряжение проскальзывает в мелочах.

– К сожалению, я не всемогущий. Сделаю все, что в моих силах.

Иду за ним, пилоты переквалифицируются в телохранителей и сопровождают нас. Из флаера выпрыгиваем не в серый ангар, а в идеально белое помещение, где стены и потолок источают свет. С непривычки кружится голова. Навстречу выходят двое в белых пиджаках, штанах, туфлях и шапках, с масками под подбородками. Догадываюсь, что это медики, хотя раньше такую униформу видеть не доводилось. Считываю информацию с того, что справа:

Ка-18, 28 лет.

Гемод, собственность медицинской корпорации «Дидона».

Физическое развитие: 19.

Духовное развитие: 4

Судя по физическому развитию, гемоды – служба безопасности.

Оба склоняются, приложив руку к груди. Выпрямившись, как роботы, произносят в унисон:

– Да ниспошлет Ваал…

Эйзер поджимает губы и взмахивает рукой:

– Без церемоний. Мне к дочери. Трое сопровождающих – под мою ответственность.

Отворачиваясь так же синхронно, гемоды проводят по стене – справа и слева в стороны разъезжаются створки замаскированных дверей, на многочисленных полках угадываются светло-зеленые пакеты. У меня продолжает кружиться голова от новых ощущений. Я, как пещерный человек, попавший в другой мир, где каждый чих автоматизирован. Привыкну ли? Пятая ступень зиккурата в технологическом развитии обогнала вторую лет так на сто.

Гискон разрывает зеленоватый пакет, надевает целлофановый балахон с капюшоном, на ноги – подобия резиновых сапог. Тоже начинаю облачаться. Прежде чем надеть стеклянный намордник с фильтром, Эйзер говорит:

– У Дари лейкоз. Любая инфекция смертельна для нее, в палате стерильно.

Придерживая маску, Гискон подходит к экрану, встроенному в дверь и расположенному на уровне глаз, пока сканируют его сетчатку, стоит неподвижно. Наконец мелодичный женский голос говорит:

– Доступ разрешен, Эйзер Гискон. Уточнения?

– Один сопровождающий, неучтенный. Уровень доступа – А.

– Поняла. Уточнение: один неучтенный сопровождающий, абсолютный уровень доступа. Оповестить персонал?

– Визит конфиденциальный. Нас не должны беспокоить.

– Исполняю.

Дальше по коридору со светящимися стенами идем в сопровождении безопасников вдоль прозрачных дверей, телохранители Гискона остаются снаружи. Если б не медицинское оборудование, можно было бы подумать, что за ними – обычные детские комнаты. На маленьких пациентах – белые штаны и футболки, почти все дети лысые, некоторые лежат, подключенные к аппаратам.

Приходит мысль, что человек научился управлять энергией атома, но так и не сумел побороть рак и некоторые вирусы, например, бешенства.

Палата дочери Гискона в середине коридора. Совершенно лысый подросток замер в кровати, подключенный к трубочкам капельниц.

– Дверь, – командует Эйзер, она втягивается в стену и, как только мы входим, закрывается.

Увидев отца, девочка подается навстречу, но он вскидывает руку, чтоб она не вставала, садится на кровать.

– Привет, малышка. Ты как?

Пока девочка жалуется, осматриваю комнату, замечаю четыре замаскированные камеры, фокусирую взгляд на пациентке:

Дариэлла Гискон, 12 лет

Уровень 5, ступень 5.

Физическое развитие: 10.

Духовное развитие: 7.

Делаю дополнительный запрос о причине заболевания.

Здоровье: 3

Острый лимфобластный лейкоз, спровоцированный агрессивным ментальным воздействием

Прогноз: неблагоприятный.

Мысленно спрашиваю у программы, могу ли я ей помочь.

Вероятность благоприятного исхода – 0 %, результат деятельности: ремиссия, рецидив через 32 дня, для нейтрализации агрессивного ментального воздействия необходимо получить третий осколок Сферы познания.

Силуэт девочки начинает тускло светиться, и я замечаю черное копье, будто бы сотканное из дыма, вонзившееся в ее грудину. Агрессивное ментальное воздействие. Вспоминаются слова гемода Сандрино о том, что Гамилькар Боэтарх умеет насылать болезни, и он желает моей смерти. Боэтарх охотился за Элиссой, не зная, что она его дочь, чтобы заполучить благословение Танит, но оно досталось мне. Вероятно, он обрел разрушительную силу в противовес моей, мы – два осколка, из которых должен был сложиться Белый Судья.

Со мной Танит и Шахар, с ним, соответственно, Ваал – бог официально разрешенного культа. Естественно, происходящее со мной не ускользнуло от внимания сверхсущности, и Ваал, уловив исходящую от меня опасность, одарил самого ревностного своего последователя.

Посмотреть бы на Боэтарха в реале, хотя бы издали.

Мысли разбежались, с трудом собрал их в кучу, чтобы обдумать возникшую проблему. Если скажу, что девочку не спасти, и я могу лишь временно улучшить ее состояние, Гискон подумает, что я не хочу ее исцелять сразу, чтоб держать его на коротком поводке. Если соврать, что вылечу, за месяц получить третий осколок, а потом довершить начатое… А вдруг опять не получится? Вдруг Боэтарх усилится и добьет ее? Тогда я лишусь покровителя в лице Гискона и получу могущественного врага.

Но почему Боэтарх убивает девочку, а не самого Гискона? Или «насылать болезни» может кто-то еще? А что, если эту способность обретет любой ревностный служитель культа?

– Ну что? – нарушает Эйзер затянувшееся молчание.

Обвожу взглядом комнату и говорю:

– Тут везде камеры. Нужно место, где глушатся сигналы. Есть такое поблизости?

– Откуда… – протянул Гискон и махнул рукой. – Понял, не отвечай. – Он погладил дочь по бледному лбу рукой в перчатке. – Я скоро вернусь, Дари.

– Ты обещал, что придет Армадон… – заканючила девочка.

– Он занят, малышка. Но обязательно навестит тебя.

Уже в коридоре Эйзер сказал:

– Клиника «Дидона» принадлежит нашему роду, тут безопасно. Но при ребенке, ты прав, лучше не говорить.

– Ты ведь не знаешь, что услышишь, – шепчу я. – Информация будет касаться не только здоровья Дари, но и… более глобальных вещей. Смертельно опасных вещей.

Гискон атеист, что упрощает задачу. Я видел, как на отречение от Ваала реагируют обычные люди, но чего ждать от аристо? Не подпишу ли я себе смертный приговор? Из кабинета в конце коридора выскакивает миниатюрная женщина и устремляется к нам, но Гискон жестом останавливает ее, она пятится назад.

– Все так серьезно? – спрашивает он, его лицо остается бесстрастным, и кажется, что только левый зеленый глаз брызжет эмоциями – тут и надежда, и страх, и бессильная злость.

Молчу. Мы шагаем в конец коридора, где за непрозрачной дверью, замаскированной в стене, обнаруживается пустая комната для переговоров.

– Совещание мини, – дает голосовую команду Гискон, и черный, на первый взгляд каучуковый пол приходит в движение. Из образовавшегося люка поднимается овальный стол со стеклянной поверхностью, четыре обычных стула и мини-бар с разнообразными напитками, в том числе – алкоголем.

Осматриваю комнату, нахожу четыре неактивные камеры, указываю на них:

– Если включишь трансляцию, и происходящее выйдет за пределы зала, ни мне, ни тебе не жить. А теперь ответь мне на вопрос, какие у тебя отношения с Гамилькаром Боэтархом.

По лицу Гискона будто бы пробегает тень, но он быстро берет себя в руки, но мне ясно – что-то между ними произошло, и возможно, именно мой враг приложил руку к заболеванию девочки. А раз она еще жива, значит, так и задумано.

– Что ему от тебя нужно? Пытался ли он давить на тебя? Может, имел место шантаж?

Гискон наливает себе красное вино, но передумывает и переходит на сок. Он не торопится отвечать, обдумывает и взвешивает новую информацию, усмехается и переводит взгляд на меня. Его карий глаз смотрит холодно, зеленый – с интересом. Но отношение ко мне не меняется, это равнодушие.

– Ты удивишься, если я скажу, – Гискон берет паузу и смотрит в упор.

– Обещаю удивить тебя чуть позже.

– Ему нужен ты, Леонард. Он говорил, что «это» прекратится, если я позволю тебя ликвидировать. Но при чем тут болезнь дочери и Боэтарх?

Сажусь напротив Эйзера, пью сок прямо из стеклянной банки.

– Он не вполне человек, Эйзер. Как и, наверное, я. Мы две стороны одной медали, но нас ведут разные силы, меня они одарили талантом вытаскивать людей с того света, его покровитель научил убивать необычным способом. Наверняка, если копнуть поглубже, вокруг Боэтарха обнаружится множество смертей, которые выглядят естественно, но…

Эйзер рассмеялся, но быстро совладал с эмоциями.

– Допустим, так. Допустим, Боэтарх медленно убивает мою дочь для того, чтобы я отдал тебя ему, и если сделаю это, она выздоровеет…

Пожимаю плечами:

– Не факт, что ментальное воздействие имеет обратную силу. Но даже если так, тебе придется признать его власть над собой и своим родом, а ты слишком тщеславен, чтобы пойти на это.

Ненадолго Гискон смолкает, трет подбородок, морщится и наконец спрашивает:

– Какие же силы движут тобой?

– Танит. Боэтархом – Ваал. В мире больше нет единства. Как и не будет Белого Судьи. Только он или я.

И снова молчание. Взор Гискона устремлен вдаль, он напряженно думает, вскидывает голову.

– Ты в силах помочь моей дочери? Я готов поверить хоть в Ахура Мазду, лишь бы она жила.

– На твой вопрос мне хотелось бы ответить под детектором лжи или сывороткой правды, чтоб ты не пытался уличить меня во лжи.

– Не тяни. Если понадобится, повторим, как ты хочешь.

Еще раз все обдумав, решаю раскрыть карты. Придумывать подходящую версию нет времени, да и она не выдержит проверки. Правда путь фантастична, но у нее есть логика.

– Мои способности не статичны, я расту, умения растут. Сейчас я на второй ступени развития и ограничен в возможностях, потому могу лишь временно стабилизировать ее состояние. Ремиссия продолжится тридцать два дня. За это время я рассчитываю прокачаться и полностью снять воздействие. Согласен, похоже на то, что я стараюсь держать тебя на коротком поводке, но это не так.

– Да, похоже, – кивает Эйзер, глядя неотрывно. – И если бы я не изучил твою стратегию на Полигоне и средства достижения целей, то сбросил бы тебя с флаера. Ответь на еще один вопрос, и закроем тему. Что тебе нужно для усиления?

– Совершить сто добрых дел, – отвечаю я, так же не сводя с Гискона взгляда.

Грустно ухмыльнувшись, он кивает своим мыслям, мотает головой, смеется.

– Невероятно. Я склонен полагать, что сказанное тобой – правда. И это объясняет странности твоего поведения: борьбу с преступностью, с донорскими фермами, желание всех спасти на Полигоне. Да ты устал бы подводить мистификацию под такое логическое обоснование! А так же, если мыслить логически, можно предположить, что способности у тебя недавно… И, – глаза его округляются, – ты получил благословение Танит? Она выбрала тебя?

А вот об Элиссе знать ему незачем.

– Не она. Скорее Мелиар Делла, программа «Крысоед» – слышал? Мне установили нейросеть, и я не сдох, как остальные подопытные, но что-то пошло не так. Но может, «не так» – и есть изначальная задумка. Я иногда слышу в голове голос Танит, а иногда и вижу ее.

– Старый проходимец Делла! – вскрикивает Гискон, теряя хладнокровие. – Теперь ясно, что ты не лжешь. Теперь по Дари. Каковы ее шансы выздороветь без, скажем так, мистики?

– Мне пришла информация, что вероятность положительного исхода – ноль процентов. Операция убила бы ее. Или она умерла бы в течение нескольких дней. Как я понял, Боэтарх уже списал тебя со счетов, либо же и не планировал снимать проклятье.

– Почему же, у меня есть несколько дней, чтобы связаться с ним и прекратить это, – припечатывает Гискон и берет паузу, а я чувствую ледяную волну, поднимающуюся по позвоночнику. – Но не буду. Думаю, ты сам поймешь почему. – Он поднимается и, сверкая глазами, бьет кулаком по столу. – Потому что с террористами нельзя вести переговоры. Идем, поможешь моей девочке.

– Там камеры и стеклянная дверь, будут происходить странные вещи, лучше привести ее сюда. Ритуал быстрый и безболезненный, но есть одно «но» – ей придется отречься от Ваала, и я не знаю, имеет ли процесс обратную силу.

– Если это поможет, я готов поклоняться хоть Аиду. – Поглощенный идеей вылечить дочь, Гискон всячески демонстрирует, что ознакомлен с запрещенными трактатами.

Гискон уходит за дочерью, оставив меня одного. Стоило ли открываться ему? Или следовало продавить, навязать свои условия, а мои способности окутать мистическим флером? Интуиция в этот раз пришла в согласие с жизненным опытом, и я выбрал привычную модель поведения: не врать тем, с кем имею дело.

Возвращается Гискон минут через пять, все так же в своем противочумном костюме, придерживая девочку за талию, усаживает ее на стул. Я тоже не снимаю защитный костюм, занимаю стул напротив нее. Поглаживая ее по руке, Эйзер говорит:

– Дариэлла, этого человека зовут Леон, он поможет тебе. Будут происходить странные вещи, но ты не бойся, все под контролем, делай так, как он говорит.

Гискон отходит, скрещивает руки на груди, я касаюсь ее предплечья.

– Просто повторяй за мной и лучше закрой глаза. Ты будешь задыхаться, будешь кашлять, но это пройдет. Главное не открывай глаз.

– Ей нельзя кашлять, у нее может горлом хлынуть кровь, – напоминает о себе Гискон.

– Не хлынет. Дари, закрывай глаза и не просто отвечай на вопросы, а верь в то, что ты говоришь. Тогда ты точно поправишься уже завтра. Дариэлла, отрекаешься ли ты от Ваала?

– Отрекаюсь, – кивает она.

– Отрекаешься ли от всех прислужников его?

– Отрекаюсь.

– Отрекаешься ли от всех темных дел его?

– Отрекаюсь.

Зная, что последует, подхожу к девочке, чтобы подхватить ее, когда начнутся приступы кашля, и вовремя: тело Дари выгибает дугой, по ней прокатывается волна судорог, опрокидывая стул – ловлю его, держу девочку на руках, пока у нее приступ. Гискон бросается на помощь, но выставляю руку вперед.

– Так всегда и у всех. А теперь смотри внимательно.

Дари затихает, несколько раз кашляет и сплевывает на пол знакомый мне черный сгусток, который ведет себя активнее, чем у других: отращивает ложноножки, пытается отползти, тянется к Гискону. Передернув плечами, он отступает на шаг и спрашивает, тыча пальцем в субстанцию:

– Это что еще такое?

– Частица Ваала. Можешь снимать видео, чтоб не говорил, что стал жертвой морока.

Гискон срывает с пояса выключенный коммуникатор, направляет камеру на сгусток, который, еще немного подергавшись, истаивает; и стоит, снимая белый пол. Он побледнел, губы его подрагивают.

– Когда нам делают тату на седьмом шейном, мы проходим инициацию, в нас поселяется такая штука и питается нами, – объясняю я. – Если не удалить ее и не отречься, она не даст ничего сделать.

Дариэлла затихает и засыпает на моих руках здоровым сном, а впечатленный Эйзер пересматривает запись с черной субстанцией, сводит брови, кривится, смотрит снова, мотает головой.

– Девочка уснула, – говорю я, баюкая Дари, она легкая и худая, как дети трикстеров. – Когда проснется, ей зверски захочется есть.

Эйзер вскидывает голову, потирает шею так, будто что-то ему мешает.

– И во мне живет такое существо?

– Во всех, кому нанесли тату.

Увиденное так впечатлило его, что из хладнокровного и высокомерного хозяина мира он превратился в сбитого с толку напуганного человека, понявшего, что он игрушка в руках куда более могущественных сил.

– Давай проведем ритуал отречения, мне не нравится чужеродный агент в моем теле.

– Я бы не спешил. Возможно, тогда Боэтарх тебя засечет и попытается ликвидировать, а я пока не могу тебя защитить. Знать бы, на что он способен! Но для этого надо взглянуть на него вживую.

Идем в палату Дари, укладываю ее на кровать, Эйзер накрывает дочь простынею, внимательно смотрит, как она дышит, улыбаясь во сне. При внешнем спокойствии он очень эмоционален и сентиментален, вот сейчас маска равнодушия на лице разгладилась, и от него буквально повеяло теплом. Спасибо, эмпатия, ты помогаешь мне понимать людей.

Персонал, конечно же, следит за нами по камерам, и тонкая женщина, которую я уже видел, бежит сюда, и на ее лице читается упрек. Она понимает, что рискует должностью, нарушая приказы владельца корпорации, но ее и правда волнует жизнь пациента. Гискон ведет себя достойно: кладет руки ей на плечи и говорит:

– Спасибо, Рианна, за заботу о моей дочери. Поверь, это была необходимость. Сейчас ей ничего не угрожает, она спит.

Косясь на меня, врач, спрашивает о грядущей операции, а я сканирую женщину, мне интересно, с какого она уровня, и результат удивляет: Рианна Роу с пятого! Всего известно тридцать пунийских родов, допущенных на пятую ступень, восемнадцать великих и шесть величайших, в руках которых реальная власть. Раньше я думал, что пятый уровень обслуживают беты с четвертого, а оказалось, тут только пунийцы из менее успешных родов и рабы-гемоды, которым живется лучше, чем дельтам на втором. И еще где-то есть рабы, сами себя продавшие через сервис «В добрые руки».

А сейчас со мной, человеком без рода и племени, на равных разговаривает сам Эйзер Гискон, глава величайшего рода, и, похоже, настроен принять мою сторону. Он по-прежнему сканирует меня взглядом, не доверяет.

Врач, покачав головой, оставляет нас одних.

– Говоришь, тебе надо взглянуть на Боэтарха? Что ж, взглянешь, но прежде тебе нужно выполнить свою часть уговора.

– Усмирить толпу? Сделаю. Но прежде повидаюсь со своими людьми.

– Только наш разговор – строго между нами. Даже своим о нем не говори. Сопровождать тебя я не буду, чтоб не привлекать внимание, и обеспечить конфиденциальность при общении никто не сможет.

– Ясное дело. Каков план?

– Тебя освободили потому, что так хочет народ, – он презрительно кривится. – Скажешь толпе что-то типа: «Эти сволочи с верхних уровней больше не могут сдерживать народный гнев, и вот-вот начнутся погромы. Много наших погибнет, этого нельзя допустить». Примерно в этом ключе успокаиваешь своих. Потом полетишь к толпе, спичрайтер даст тебе текст. Хотя ты и так отлично справишься. Поблагодаришь толпу, расскажешь про справедливость и так далее. Они должны пойти за тобой, направить свой гнев с пользой. А дальше я помогу тебе организоваться, раскроем пару-тройку громких преступлений, казним коррумпированных полицейских, и пусть недовольные гоняют филинских бандитов.

Делаю заметку, что великий род Филинов контролирует преступный мир. Эйзер, продолжает, сверкая глазами:

– Я останусь здесь. О нашем уговоре, а тем более о том, что митинги отчасти срежиссированы, точнее, направлены в нужное русло, никто не должен знать. Телохранители сопроводят тебя туда, где ожидают твои люди. Первого пилота зовут Лераттон, можешь полностью ему доверять.