Читать книгу Восьмой цвет Радуги - Денис Шевченко - Страница 4

Звук выстрела в помещении прозвучал гулко, оттолкнулся от бетонной стены, срикошетил в балконную дверь. Крик девушки, прозвучавший синхронно с рыком пистолета, захлебнулся, угас. Темный силуэт мужчины, я видел его только со спины, двинулся прямо по коридору, не пропуская ни одного из боковых помещений.

Темный силуэт сеял смерть. Люди, сталкивавшиеся сначала с горячим взглядом убийцы, а потом с холодным глазом его пистолета, не успевали осознать, что же происходит. Пули били точно, с такого расстояния не промахнулся бы и подросток. Смертоносные кусочки свинца с равнодушием взирали на изумление, маской застывшее на лицах жертв. Едва ли они вообще могли заметить что-то, все происходило слишком быстро.

Убийца двигался дальше, монотонно делая свою работу. Возможно, на его лице и отражались какие-то эмоции, но со спины все выглядело трезвым и расчетливым спектаклем, рассчитанным на любителей холодного мраморного великолепия застывшего в веках искусства смерти.

Он не жалел пуль, поэтому дважды сменил обойму. Наконец, тело последнего обитателя помещения распласталось у входа в кабинет. Убийца остановился, словно в раздумье.

Я не мог прочесть его мыслей, но буквально физически чувствовал: он растерян. Работа окончена, и вместе с ней исчерпан смысл… смысл, дающий силы жить дальше.

Убийца вздохнул, это было первым проявлением слабости с самого начала свинцового аттракциона. Затем оперся о дверной проем и медленно сполз по нему прямо рядом с телом последней жертвы – крупного мужчины средних лет.

Убийца поднял пистолет и некоторое время разглядывал его, как будто впервые увидел, и не мог понять, что хромированное огнестрельное чудо делает в его руках.

Еще один поворот ствола. И тут я почувствовал, нет, понял совершенно отчетливо, что сейчас убийца обернется и увидит меня. Наверное, я должен был испугаться и попытаться бежать, но оставался стоять, словно агнец у жертвенника, осознающий свою роль и ее важность для успеха предстоящей мистерии.

За темной спиной незнакомца маячил светлый прямоугольник окна. Солнечные блики ударили по глазам, и на секунду я увидел радугу, очень четкую, словно нарисованную в детской книжке со стихами о добре и правде.

«Увидеть радугу – к счастью», некстати вспомнил я.

Голова убийцы медленно поворачивалась в мою сторону. Кажется, я услышал хруст шейных позвонков, почему-то показавшийся мне похожим на первые аккорды известной песни, когда барабанщик стучит палочкой о палочку, а его команда только готовится грянуть первые аккорды.

«Перемен, требуют наши сердца».

Под голос кумира восьмидесятых, лучшей мелодии для будильника мне подобрать не удалось, я с трудом продрал глаза.

Это было обычное летнее утро. Ничего экстраординарного. На улицах истекающие потом граждане спешат по своим неотложным делам, но делают это как-то лениво, медлительно. Похоже, солнце, накалившее сентябрьский воздух до 30 с лишним градусов было единственным, что могло заставить их поторопиться. Люди смахивали с лиц крупные тяжелые капли пота, останавливались на секунду, озирались, словно в поисках кого-то или чего-то, что может принести им прохладу и облегчение. Возможно, они просто искали ближайшую бочку с квасом, но мне в тот день во всем мерещилось что-то непознанное, сакральное.

И все-таки то утро не было обычным. Я проснулся с каким-то щемящим душу чувством. В нем не было ничего от регулярной тревоги, что-то часто она стала стучаться в мою душу, изрядно потрепанную житейскими неприятностями. Тревога, когда она зашкаливала, порождала панику, и мне приходилось включать чудеса воли и самоотверженности, чтобы не дать непрошенной гостье залезть своими липкими щупальцами за воротник, пробежать дрожью по всему телу и захлестнуть меня с головой. Паника никого не доводила до добра, эту аксиому я постарался принять на веру. Впрочем, есть довольно много вещей, которые я принимаю на веру, но несоизмеримо больше существует тех, в которых я искренне сомневаюсь.

И этот сон, довольно обычный для любителей боевиков со стрельбой, но я в последнее время предпочитал что-то более психологичное. Странный сон, что и говорить.

Может быть, виной тому таблетки, которые я втихаря принимал уже три недели. Антидепрессанты подсоветовал школьный товарищ, подвизавшийся патологоанатомом в местном морге. Несколько раз уточнил, что их ни в коем случае нельзя мешать с алкоголем во избежание осложнений, а так – эффект гарантирован.

За этот эффект мы и выпили спустя десять минут, причем инициатором выступил именно товарищ, очевидно, уже выбросивший из головы свои антиалкогольные предостережения.

Черт, мне бы так легко выбросить из головы темный силуэт, расстрелявший из пистолета мой сон. Сердце сжалось от мысли, что я даже не успел увидеть его лица. Да и лица жертв я видел смутно, словно подернутые дымкой неминуемой смерти их черты искажались, превращаясь в волнистое марево. Странно, но от осознания этого факта меня сначала передернуло, а затем где-то в районе солнечного сплетения появилось совершенно иррациональное успокаивающее тепло.

Есть! Вот, что тем утром показалось мне необычным: какая-то странная уверенность, что увиденные мной во сне смерти – всего лишь страницы, вырванные из плохонького комикса детской рукой. Никто на самом деле не стрелял, и Темный человек – всего лишь плод фантазии автора, пересмотревшего на ночь взрослых триллеров. И вообще, вскоре все изменится, потому что в комиксах хорошие всегда побеждают. Изменится в лучшую сторону, хотя понятия «лучшая» и уж тем более «сторона» – слишком субъективные. К тому же, любая сторона существует лишь относительно той точки, в которой ты находишься в данный момент.

И все-таки странно. В последние месяцы, проходившие под эгидой веселых попоек на работе и постоянных скандалов с женой, умудрившейся настроить против меня и пятилетнюю дочь, мне вообще не снились сны. Я находился в полной эмоциональной разбалансированности, не всегда точно понимая, чего хочу. И вот – совершенно неожиданное полуночное приключение, к которому, впрочем, я, едва продрав глаза, решил не относиться слишком серьезно.

На работу я припозднился. Не опоздал, нет. Как может опоздать человек, работающий по собственному графику? Но все равно, определенные рамки задаются производственным процессом, и в них я сегодня не вкладывался. Так что пришлось прибавить ходу, чтобы хоть немного наверстать упущенное.

У входа я едва не столкнулся с главным редактором, который деловито вошел в подъезд, не замечая ничего вокруг. Странно, он то куда спешит? Уж его-то время прибытия никто не станет контролировать.

Человек творческий, Геннадий Владимирович Бочкарев часто заканчивал работать далеко за полночь, поэтому с самого утра его никто, разумеется, не ждал. Встречи и совещания, на которых необходимо личное присутствие главного, обычно назначались на послеобеденный период относительного затишья, когда основные новости дня уже расхватаны, сотрудники окончательно проснулись и взбодрились, а шеф вошел в рабочий режим. Так повелось от самого основания редакции до сегодняшних дней.

Впрочем, все тайное рано или поздно становится явным, и я вычислил причину спешки Главного, едва перешагнув порог нашего офиса.

В коридоре восседало трое незнакомых людей, которые при моем появлении заметно вздрогнули. Я и сам всегда вздрагиваю при появлении незнакомцев, находясь в чужой среде обитания. А наш офис не был для них родным: всех троих я видел впервые.

Я бегло скользнул по посетителям взглядом. Две женщины. Одна еще совсем молода, лет двадцать пять, не больше. Короткая стрижка, рваные джинсы и либеральное буйство множества сережек в левом ухе, очень контрастирующее с демократичной единицей в правом.

– Джениз Джоплин. – Немедленно решил я про себя. Если честно, как выглядела знаменитая рок-звезда семидесятых, я помнил довольно смутно, но всегда проще придумать человеку прозвище, отталкиваясь от реального прототипа, на который тот имеет несчастье быть похожим. А придумывать прозвища я был мастак. Наверное, унаследовал сей талант от мамы, которая делала это виртуозно. Так ее последний муж, лысый, как колено, именовался поочередно то «Фредди Крюгером, только добрым», то «Джоном Локком из сериала Лост». Бедняге было далеко до обоих: он не был ни вездесущим ловцом снов, ни специалистом по выживанию с одной почкой, и работал обычным слесарем в троллейбусном депо, но маминых фантазий это никак не сдерживало.

Я продолжил осмотр незнакомцев. Вторую женщину сразу захотелось назвать мисс Марпл, хотя она была значительно моложе знаменитой бабушки-детектива. Лет сорок пять, на голове непонятная шляпка (это в XXI то веке), а на лице крупная бородавка и гримаса брезгливой усталости. Казалось, женщина попала в офис редакции журнала «Откровенный разговор» прямо из Викторианской Англии, насколько я мог о ней судить по тем редким книгам, принадлежащим к «списку классики», которые меня заставили прочесть в школьные годы.

С «идентификацией» третьего персонажа проблем также не возникло. Рыжие вихры, задорный блеск в глазах и странное ощущение неуемной энергии, клокотавшей внутри него. Да еще эта широкая улыбка, в которой столько же милого спокойствия, сколько и бесшабашности.

– Есенин! – Сразу подумал я.

Разминка для мозгов в реальном времени заняла несколько секунд. Ровно столько нужно, чтобы пересечь коридор и оказаться в приемной, расположенной по левую руку. Секретарша Оля смотрела на меня большими глазами. Очевидно, она никогда раньше не видела героев, рискующих являться на работу после шефа. Работала Ольга недавно, приняв вахту от громкоголосой длинноногой блондинки Татьяны, которая считала, что город Архангельск находится на Украине, а слово коллапс означает то же самое, что и коллаж.

С одной стороны, украинский Архангельск, с другой, длинные ноги и белокурые локоны: для шефа это стало настоящим испытанием, но он справился. Таня была выдворена (при этом все обставили так, что экс-секретарша была уверена, будто именно она покидает наш недостойный ее талантов бульварный листок), и ее место заняла скромная брюнетка Ольга, со сносной скоростью умевшая стучать по клавишам, но при этом регулярно демонстрирующая всем мужикам в редакции изящное обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки. С одной стороны, пристойный уровень интеллекта, с другой, кольцо и скромность: бедняга шеф, с такими дилеммами долго не протянешь.

– Ты что, Геннадий Владимирович уже здесь! – прошептала Ольга и округлила глаза так, будто только что сообщила мне о втором пришествии.

– Я в курсе, мы… эммм… виделись внизу. – Расшифровывать я не стал. Нужно сохранять в себе некоторую загадочность. Пусть думает, что хочет. Вместо комментариев, я сам задал вопрос.

– Кто эти несчастные в коридоре? Сидят так, будто их вот-вот силой потянут на эшафот. Разве что парень не нервничает, или просто умеет хорошо скрывать волнение.

– Ты что, забыл, сегодня же собеседование по корректору. – Ольга запнулась. – То есть по литредактору? Шеф и тебя просил присутствовать.

– Ах, вот оно что. – Я стукнул рукой по лбу, демонстрируя секретарше бурю охвативших меня чувств: от трогательного раскаяния в собственных грехах до желания служить редакции верой и правдой и совершить для нее какой-нибудь подвиг. В принципе, я на самом деле досадовал: о собеседовании говорили три дня назад, и как я мог забыть! Эмоциональная нестабильность, разбалансированность, мать ее, она всему виной. Собеседование по вакансии литературного редактора, на этот цирк стоило посмотреть.

Если костяк нашего коллектива держался без изменений вот уже год, а именно столько исполнилось «Откровенному разговору» две недели назад, то должность литературного редактора по своей текучести едва ли уступала должности секретаря, да и с корректором, должность которого пока занимала дочь одного из сотрудников, тоже хватало проблем.

И дело было вовсе не в низкой квалификации всех тех, кто имел несчастье рискнуть. Просто наш шеф в свободное от журналистики время работал писателем! Да, да, работал, именно так он и сообщал всем, кто желал послушать. Писал шеф много и обо всем. В его портфолио накопилось уже наверно с полсотни начатых романов, ни один из которых так и не был закончен.

Причин тому имелось ровно две. Во-первых, Геннадий Владимирович был натурой увлекающейся, посему, если во вторник его вдохновили длинные ноги какой-то старшеклассницы, переходящей дорогу перед носом редакторского джипа, то в пятницу он мог уже восхищаться жизнью диких племен Центральной Африки, которые от цивилизации взяли только бабл-гам и автомат Калашникова. А так как в один роман два таких далеких друг от друга сюжета не влезали, приходилось начинать новый.

Я, когда еще не разобрался полностью в характере шефа, пытался советовать ему выбрать одну основную сюжетную линию, а все яркие впечатления вставлять в роман в качестве эпизодов. Но это было глупо, так как Бочкарев не мог жить эпизодами. Если уж он увлекался чем-то, то отвлечь его можно было только по принципу «клин клином вышибают».

Все это я узнал уже давно, как никак мы начали работать в редакции в один день – первый день существования «Откровенного разговора». Но вновь прибывшие литредактора сначала даже не подозревали, что имеют дело с бурно развивающейся писательской натурой в лице своего прямого руководителя, поэтому работали так, как их учили: немного подправляли корявые сентенции внештатных авторов, следили за сохранением логики и ровностью стиля изложения.

Но писателю Бочкареву нужно было совсем другое! Ему нужны были Боги от литературы, легко исправляющие человеческое несовершенство и своим дуновением наполняющие бездушную глину букв силой нового творения.

Сначала литредактора терпеливо выслушивали подобные излияния шефа, в первое время им даже импонировало лестное сравнение с Богами, но потом они понимали, что просто так Геннадий Владимирович не отвяжется, и надо либо научиться выполнять его требования, либо прощаться с недавно обретенным местом работы.

Приходилось прощаться. Обычно «гибель Богов» происходила по вторникам, после того как в понедельник на вечерней планерке Бочкарев в пух и прах разносил «бездарные в литературном смысле, бессодержательные статьи» и с укором бросал: «и куда только смотрит литературный редактор». В такие моменты в его голосе было нечто от Цезаревского «И ты, Брут». Выдержать сравнение с печально знаменитым римлянином не удавалось никому.

– Оля, когда шеф начнет собеседования, позвони мне, ок! – Я знал, что все произойдет не так скоро, как думают несчастные претенденты. Для начала их помаринуют в коридоре, проверяя на эмоциональную устойчивость: качество характера, без которого всякое общение с шефом можно сразу считать зарубленным на корню.

По пути в свой кабинет я мысленно прикидывал шансы и поставил на Джениз Джоплин. Во-первых, она была молода и, несмотря на некоторую склонность к андеграунду, достаточно симпатична. Во-вторых, легкая нетрадиционность внешности была вполне простительна кандидату на роль Богини от литературы и могла рассматриваться как признак богемности.

Серебряную медаль я отдал призовой лошади мисс Марпл. Женщина средних лет, значит, имеется какой-никакой опыт работы, усидчивость и неконфликтность. Да и сотрудников от работы отвлекать лишний раз не будет: коллективчик у нас, конечно, вполне донжуанский, но не настолько.

Сереге Есенину, соответственно, доставалось почетное третье место. Просто литредакторы мужчины уже успели себя скомпрометировать в глазах шефа. К тому же, несмотря на показные требования Божественного литературного дара, Бочкарев вряд ли стал бы терпеть рядом с собой еще одного претендента на роль «писателя», даже если все его писательство сводится к банальному оживлению скучных текстов и исправлению откровенных авторских ляпов.

Я открыл жалюзи, впуская в комнату свет, щелкнул тумблером удлинителя и включил компьютер. Сей магический ритуал проводился каждое утро в одной и той же последовательности. Далее по сценарию шел выход на балкон, а у меня в кабинете имелся собственный балкон, для легкого утреннего перекура. Кстати, само наличие балкона отдавало той же нестабильной двойственностью, которая захватила меня в последнее время.

Вроде и удобно – никуда не надо бегать, если приспичило глотнуть никотина или просто подышать воздухом, но и проблем создает целую кучу. Нахальные коллеги то и дело норовят заглянуть на огонек. Идти в курилку им лень, а ссориться с сослуживцами по пустякам я не люблю, поэтому под вечер обычно утопаю в клубах сизого дыма, что не только не улучшает состояние здоровья, но еще и убивает всякий творческий полет. Ну не выживают чистые мысли в прокуренной среде, поэтому и пишу я не о вечном, а о политике или бизнесе, что в нашей стране является почти синонимами, ибо первая, пополняясь кадрами из второго, стремится выжать из своего положения максимум, дабы после неизбежной отставки снова вернуться в прежнюю категорию, но уже отягощенной значительными дивидендами.

Электрочайник, он включен вместе с компьютером в тот же удлинитель, закипел быстро. Похоже, воды в нем немного, но хорошо, что она вообще там есть: административно-хозяйственный отдел, он же бухгалтерия, точно не простит мне очередной порчи казенного имущества. Буквоеды, не могут они понять творческую душу, которая думает о воде в статьях (их приходится иногда разбавлять, чтобы достичь нужного объема), а не в чайнике.

С чашкой ароматного кофе, сигаретой и мыслями о предстоящем в пятницу интервью с очаровательной чиновницей из администрации президента, я вышел на балкон. Солнце и воробьи, лучшего сочетания для поднятия настроения не придумаешь. День, начавшийся с неосознанного предчувствия, обещал оправдать ожидания.

***