Читать книгу Школа специальной войны в Городе - Денис Соловьев - Страница 6

Взгляд немецких генералов и офицеров – Кенигсберг как крепость

Борьба за Кёнигсберг – это эпизод великой битвы с нашим славянским соседом, которая столь ужасно сказалась на судьбе нашей и судьбе наших детей и чье влияние будет сказываться и в будущем. Эта борьба за территории между германским и славянским народами ведется со времен наших предков, времен, едва известных истории. Могущество германцев к началу эры простиралось вплоть до нижней Волги. Но так же могучи были и славяне – около 700 года они перешли за Эльбу. С течением веков граница изменялась то в одну, то в другую сторону, ибо границы, как и народы. это нечто живое, они меняются в зависимости от энергии народов. После нашего последнего рывка на Восток обратный поток славян был как никогда мощным, он снес все плотины и препятствия. Этой войной был захвачен Кенигсберг, служивший тогда немцам бастионом против Востока.

Кенигсберг был основан в 1258 году немецким рыцарским Орденом в честь короля Оттокара Богемского, участвовавшего в летнем походе Ордена на Восток. Замок, строительство которого началось в период основания города, был первым его оборонительным сооружением. В 17 веке город был укреплен валом, рвами и бастионами, став, таким образом, крепостью. Сооружения эти постепенно ветшали и ни в Семилетней войне, ни в наполеоновских войнах не сослужили особой службы. В 1814 году Кёнигсберг был объявлен открытым городом, но в 1843 вновь началось его укрепление, была возведена, как тогда говорили, крепостная ограда, то есть кольцо укреплений вокруг города протяженностью 11 километров. Строительство их завершилось в 1873 году. В 1874 приступили к сооружению оборонительного пояса из 15 выдвинутых вперед фортов, строительство которых было закончено в 1882 году. Для защиты устья Прегеля на правом берегу было построено сильное укрепление близ поместья Хольштайн. Еще более сильным было укрепление Фридрихсбург на левом берегу устья Прегеля.

Окружность оборонительного пояса фортов достигала ко времени заключительных боев 53 километра. Еще в период 1 Мировой войны оборона была усилена сооружением между фортами промежуточных укреплений. Форты имели в общем и целом следующую конструкцию: главная казарма, окруженная рвом и подъемный мост с входным устройством. Главная казарма прикрывалась земляной насыпью, толщиной 3-4 метра, защищавшей от обстрела даже современными артиллерийскими орудиями среднего калибра. Сверху находилась открытая позиция, откуда раньше велось главное огневое действие форта. Позднее поблизости были построены особые артиллерийские позиции для батарей, примыкающих к форту. Кирпич, применявшийся для строительства, несколько раз обжигался, чем достигалась повышенная прочность. Таким образом, эти старые укрепления были довольно надежной защитой, в том числе и от современной артиллерии. Однако их недостаток заключался в том, что возможность наблюдать оттуда и вести огонь была очень ограничена. Имея вход с тыльной стороны, они представляли собой настоящую мышеловку. В 1-ю Мировую войну конная разведка русских доходила в августе 1914 года до самых ворот Кёнигсберга, крепость уже тогда имела не особенно большое значение. Однако, учитывая сам факт ее существования, русские в то время наступали в Восточной Пруссии сравнительно медленными темпами, что создало условия для проведения сражения под Танненбергом.

Да и во 2-й Мировой войне русские оказали крепости Кёнигсберг слишком много чести. Лишь после трехмесячных боев до падения Кёнигсберга, стянув 5 армий, решились они на окончательное сражение. Вообще, только в сочетании с оборонительной позицией на линии Дайме и в Хайльсбергском треугольнике, Кёнигсберг был крепостью в современном значении этого слова. Он перестал быть таковой, когда оборона смогла опираться только на пояс фортов 1882 года (а именно так и было весной 1945 года). Оборонительная система собственно Кенигсберга включала следующие укрепления:

1. Оборонительная линия предполья:

на юге: Гутенфельд – Людвигсвальде – Бергау – Хайде – Вальдбург. на севере: Пальмбург – Кляйнхайде – Трутенау – Модиттен.

2. Передний край обороны: по линии старых фортов впереди кольцевого шоссе.

3. Оборонительные укрепления на городских окраинах.

4. В городской черте: укрепления для одиночной и групповой обороны домов, подвалов и т.д.

Строительство непосредственных оборонительных сооружений было начато, строго говоря, только в конце декабря 1944 года, когда поступил приказ – сосредоточить внимание на самой крепости. Поэтому многое из того, что возможно было построить в ходе длительной войны, оказалось уже неосуществимо. Кроме того, в смысле обеспечения ресурсами, фронт, разумеется, всегда стоял на первом плане, и для него кое-что приходилось отдавать из запасов крепости.

Оборонительная линия предполья, состоявшая из окопов и кое-каких проволочных заграждений, в основном была подготовлена к боевым действиям. Однако из-за сильного натиска противника и невозможности занять ее целиком, эта позиция мало себя оправдала. С начала января 1945 года основное внимание было уделено поясу фортов, который оборудовался как передний край обороны.

Что касается строительства, при недостатке сил и средств, неблагоприятности погоды и ограниченности времени, особо существенного в старых фортах сделать уже не удалось. Однако мы смогли дополнить их полевыми укреплениями – были оборудованы пулеметные и стрелковые гнезда на гребнях валов, расчищены секторы обстрела, устроены огневые точки и проволочные заграждения на гласисах, поставлены мины нажимного действия. Кольцо фортов было замкнуто противотанковыми рвами. Противотанковые пушки, предназначенные для фланкирования противотанковых рвов и, прежде всего, гласисов фортов, прибыли из Берлина слишком поздно.

Казармы фортов, которые еще до декабря были частично заняты административными органами и тому подобным, находились в пригодном состоянии. Ведущие от линии фортов в город дороги были минированы и оборудованы противотанковыми заграждениями электрического действия. Сыграли свою роль в боях на окраинах города 8-9апреля и следующие укрепления 19 века: равелины «Хаберберг» и «Фридланд», Фридландские ворота, бастион «Прегель», часть полевых укреплений, бастион «Литва», валы между Прегелем и Обертайхом, Закхаймские и Королевские ворота, бастион «Грольман» с оборонительной казармой «Кронпринц», Россгартенские ворота, башня «Дона», башня «Врангель», передовое укрепление «Бетгерсхефхен», бастион «Штернварте», ворота для вылазки.

В следующей главе генерал Ляш вспоминает о боевых действиях его войск на территории Советского Союза с 1941 по 1944 годы. В 1944 он был отправлен на Западный фронт, во Францию. В октябре 1944 года Ляш получил пятинедельный отпуск по болезни и приехал в Восточную Пруссию, в Остероде.

Меня отзывают с Западного фронта

В середине октября 1944 года наступил знаменательный для меня день. Пришло всего пять суток из предоставленных мне пяти недель отпуска, когда раздался телефонный звонок из ставки фюрера

– Вам надлежит немедленно принять командование Первым войсковым округом.

– Но почему мне? Ведь я фронтовой солдат!

– Именно поэтому. В Восточной Пруссии уже стреляют.

Меня охватили мрачные сомнения, особенно в связи с персоной гауляйтера Коха, которого, я, правда, лично мало знал, но о действиях которого в Восточной Пруссии, где он себя показал фанатичным национал-социалистом, у меня остались неприятные воспоминания еще с мирного времени. Известно мне было и о том, что по его инициативе сместили уже двух начальников войскового округа за то, что, по его мнению, они недостаточно проявили себя в национал-социалистском духе. Удастся ли мне отстаивать военные интересы, сталкиваясь с этой беспощадной, но, к сожалению, очень влиятельной личностью, было очень сомнительно. И все же в час величайшей опасности, нависшей над нашей землей, Восточной Пруссией, надо было попытаться, по крайней мере, сделать это. К тому же не было возможности отказаться от назначения, исходящего из Главного Штаба Вооруженных сил. Итак, я выехал в Кенигсберг и принял командование Первым войсковым округом.

Начальник первого войскового округа

Как и ожидалось, обстановка, которую я застал, была безрадостной. Внутренняя часть города сильно пострадала еще во время воздушных налетов летом 1944 года. До налета английской авиации в августе 1944 Кёнигсберг не испытывал сильных бомбежек. В самом начале нашего похода на Россию, в конце 1941 года, несколько русских самолетов сбросили бомбы в окрестностях зоопарка (улицы Хорна, Глюка, Тиргартен), урон тогда был незначительным. Налет, совершенный осенью 1941 года на район вокзала Ратсхоф, также не имел особого значения. Весной 1943 года русские бомбы упали в секторе улиц Верхний Рольберг – Штайндамм – Друмм, что потребовало восстановительных работ в квартале университетской клиники. Удивительно, но с тех пор до января 1945 года русские воздерживались от дальнейших налетов, хотя их авиабазы находились немногим далее 100 километров от Кенигсберга.

Зато разрушительными были налеты английской авиации в конце августа 1944 года. В ночь с 26 на 27 августа английская авиация совершила налет на Кенигсберг, в котором участвовало 200 самолетов. От налета пострадал почти исключительно район Марауненхоф между Кранцерской Аллеей и Аллеей Герцога Альбрехта. На юге бомбежка ограничилась кольцевым валом, то есть, не считая нескольких случайных бомб, не затронула внутренней части города. Поскольку на Кранцерской Аллее располагались административные учреждения, казармы, а в Ротенштайне – военные мастерские и склады, этот налет, пожалуй, еще можно расценить как нападение на военные объекты. Жертвы составили примерно 1000 человек убитыми. Около 10000 человек остались без крова. Повреждено было примерно 5% зданий.

В ночь с 29 на 30 августа последовал новый налет английской авиации, в котором участвовало около 600 бомбардировщиков. Первые бомбы упали 30 августа в час ночи. В противоположность первому налету, объектом нападения явилась исключительно внутренняя часть города. Место бомбежки было точно обозначено осветительными ракетами, это был чисто террористический налет на густонаселенные, тесные городские кварталы. Со всей жестокостью противник успешно испробовал новые зажигательные бомбы, вызвавшие повсеместно пожары. Число убитых составило почти 2400 человек, осталось без крова 150000. разрушено и сожжено до 48% зданий. 8% поврежденных зданий было восстановлено в течение шести последующих месяцев, остальные 40% составляли здания, до основания разрушенные или сильно поврежденные. От бомбежки пострадали только кварталы жилых домов, а из общественных и административных зданий – те, что располагались в жилых кварталах или по соседству с ними, например, старые хранилища на Хундегатте. Нетронутыми, однако, оказались газовый завод и электростанция, завод Посейдон, Имперуголь, мост Имперской железной дороги, Королевский мельзавод и зернохранилище, завод Штайнфурт, целлюлозные заводы Коссе и Закхайма, верфь Шихау, порт с его складами и хранилищами, Главный вокзал и т.д.

Жертвой этого воздушного налета стало также здание Управления войскового округа на Кранцерской Аллее. Поэтому управление округа было переведено в форт Кведнау, расположенный на северо-восточной окраине города. В самом городе жизнь шла почти как в мирное время. Работало несколько оборонных предприятий, производивших, главным образом, боеприпасы. Верфь Шихау, благодаря превосходному руководству ее энергичного директора, работала на полную мощность. Здесь строились преимущественно минные тральщики. На всех предприятиях было занято много иностранных рабочих. В деревнях сбор урожая и возделывание полей пострадали от того, что людей и лошадей отрывали на строительство пресловутого «Вала Эриха Кока».

Несмотря на то, что Восточная Пруссия стала, в связи с событиями на фронте, тылом группы армий, управление округа подчинялось не командованию группы «Центр», что было бы логично и целесообразно, а начальнику армий запаса, которым стал после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года господин Гиммлер. Военнопленные входили теперь не в компетенцию войскового округа, как это было при генерале Гинденбурге, а в компетенцию начальника СС и полиции Восточной Пруссии, тогда как персонал охраны, офицеры и солдаты продолжали оставаться в подчинении округа. Таким образом, влияние гауляйтера распространялось и на чисто военные вопросы, что впоследствии весьма неприятно и вредно сказывалось на командовании войсками в крепости Кенигсберг. Вообще, разобраться, какая инстанция чем ведает, было нелегко, что чрезвычайно затрудняло всякую работу. Настроение в провинции было подавленным. Все взоры были прикованы к фронту, люди с беспокойством ждали дальнейшего развития событий. Партийный террор по отношению к инакомыслящим постоянно усиливался и принимал порой ужасающие формы. Так, например, гестапо уже несколько недель держало в алленштайнской тюрьме жену и дочь весьма известного и хорошо знакомого мне крупного помещика только за то, что, по показанию их домашней портнихи, они, якобы, позволили себе нелестно отозваться о Гитлере. На мои просьбы освободить этих ни в чем не повинных людей мне отвечали одними обещаниями, пока в конце концов русские не вторглись в Алленштайн и тамошние заключенные, не имея до этого возможности спастись, не попали в их руки.

Взаимоотношения между командующим группой армий генерал- полковником Рейнгардтом, у которого я побывал вскоре после вступления в должность, и гауляйтером были в высшей степени напряженными. Кох, как вновь назначенный «рейхскомиссар обороны» и начальник войск фольксштурма, делал, что хотел, не считаясь с нуждами фронта. Я, таким образом, будучи начальником войскового округа, оказался между этими инстанциями и должен был прилагать массу усилий, чтобы отстаивать близкие мне интересы фронта. Надо заметить, что Гиммлер и Кох не были близкими друзьями. Когда в ноябре 1944 года я встретился с Гиммлером в Познани и поведал ему о серьезных трениях во взаимоотношениях с Кохом, он сказал, что этому можно поверить и предложил мне при случае еще зайти к нему со своими претензиями, пообещав уладить дело. Но я не смог больше встретиться с Гиммлером, потому что он был постоянно в разъездах. Да и события впоследствии нагромождались одно на другое столь стремительно, что новые, более серьезные заботы требовали немедленного решения вопросов прямо на месте.

Оперативная обстановка в Восточной Пруссии также вызывала тревогу. Фронт на востоке придвинулся к самой границей часть немецкой земли к северу отозерного края Восточной Пруссии с конца октября находилаь в руках противника. Немецкие войска из-за нехватки людей и техники оказались сильно рассредоточенными, при этом Третья танковая армия находилась на севере в районе Немана. Четвертая армия занимала позиции к востоку от озерного края и до района Новограда на Нареве, где к ней примыкала Вторая армия, растянувшаяся вдоль Нарева до Вислы.

В это время в Курляндии занимала предмостный плацдарм выдвинутая далеко вперед и обособленная от других группа армий «Север», впоследствии «Курляндская группа армий», численностью около 30 дивизий. Понятно, почему в условиях такой оператовной обстановки все командующие и начальник генерального штаба Гудериан пытались убедить Гитлера в необходимости оставить предмостный плацарм в Курляндии, а освободившиеся дивизии перебросить на участок обороны группы армий «Центр», исчерпавшей все резервы и потому очень ослабленной. Даже Кох разделял это мнение, а мои неоднократные предложения ислользовать его влияние, чтобы подействовать в этом смысле на Гитлера, привели, по крайней мере, к тому, что такая попытка была сделана. Но все разбилось об упрямство Гитлера. Ему, видите ли, нужен был курляндский плацдарм, во-первых, из-за порта Либавы, который крайне необходим флоту, чтобы утвердить свое господство в восточной части Балтийского моря, и, во-вторых, он намерен был использовать этот плацдарм для нового наступления. Между тем флот к тому моменту практически уже утрал господство в восточной части Балтики. Это же касается и намерения Гитлера начать новое наступление с предмостных позиций в Курляндии. Такое намерение можно было расценить лишь как преступную фантазию, если учесть, что ожесточенные сражения на всех фронтах велись в то время уже с использованием последних резервов, а кое-где бои уже шли на немецкой земле. С точки зрения общей обстановки даже та единственно реальная задача, которую могла выполнить Курляндская группа армий – подольше связывать силы противника, – в конце-концов мало повлияла на исход дела.

С середины июля силами жителей Восточной Пруссии на границе начали спешно строить позиции для отступающих войск, ибо ничего не было подготовлено. Господин Кох, гауляйтер Восточной Пруссии и рейхскомиссар обороны, разбирался во всем, разумеется, «лучше», чем кадровый войсковой офицер. В итоге – зачастую совершенно негодные в тактическом отношений системы позиций или дилетантские новшества вроде «горшков Коха», представлявших собой бетонные трубы в рост человека и диаметром 80 см, которые закапывались в землю. Они закрывались крышкой и должны были служить защитой для находившихся в них двух пулеметчиков при прохождении танков противника. Эта «мышеловка» уже сама по себе угнетающе действовала на сидящих в ней солдат, ведь с началом боя выбраться из нее было уже невозможно. Кроме того, во время обстрела поражающее действие производили и сами осколки бетона. Эти убежища, стоившие немалых денег и построенные «генерал-пожарником» Ридлером в большом количестве были разбросаны по всей Восточной Пруссии. Они остались, в массе своей, неиспользованными. Будучи несведущими, партийные шишки, однако, распоряжались строительством позиций. Правда, тактическое руководство должно было оставаться за армией, но господин Борман давал через рейхскомиссара обороны тактические установки, и ни один крайсляйтер Восточной Пруссии не позволял войсковому командиру поучать себя, если мнение этого командира расходилось с мнением Бормана. Отсюда вытекали постоянные трения и споры, пагубно сказывавшиеся на строительстве оборонительной полосы и на военной работе вообще. Однако самым вопиющим недорадумением было подчинение так называемого фольксштурма гауляйтеру, а тем самым и партии. Старые испытанные офицеры и унтер-офицеры запаса были вынуждены выполнять противоречащие всему их опыту дилетантские приказы маленьких партийных чиновников. Гауляйтер видел в фольксштурме, пожалуй, дополнительное средство укрепления своих личных позиций и, вопреки всем моим предложениям, настаивал на своей власти, хотя разумеется, было бы целесообразнее использовать эти 10000 человек в войсковых частях Кёнигсберга. Кох, повидимому, и в военных вопросах считал себя абсолютно компетентным, ибо заявил однажды войсковому командиру: «Если вы и впредь будете отступать на фронте, я со своим фольксштурмом загоню ваших солдат обратно на их позиции». «Сообщаю, мой фюрер, что Первый гвардейский батальон сформирован!» – Это было донесение о первом кое-как набранном и плохо вооруженном подразделении фольксштурма, отправленное Кохом. При этом я не хочу сказать ничего плохого о бравых солдатах фольксштурма. Располагая самыми примитивными средствами, они старались по мере сил защищать Родину.

К концу года сменился и начальник штаба Первого войскового округа. В течение двух лет эту обязанность выполнял с присущей ему энергией и предусмотрительностью генерал-лейтенант фон Тадден. Теперь он стремился попасть на фронт, в чем ему трудно было отказать. На его место я выпросил себе моего старого, испытанного начальника оперативного отдела 217 восточно-прусской дивизии полковника, барона фон Зюскинда Швенди. К нему я питал особое доверие, зная его по совместным успешным действиям во время тяжелых боев ка Северном фронте. Это доверие он оправдал в последующее трудное время, вплоть до горького финала. Генерал-лейтенант фон Тадден, которого мне потом удалось заполучить назад в качестве командира Первой восточнопрусской дивизии, был ранен 16 апреля в боях на Замланде и умер в госпитале.

Вместе со строительством оборонительных позиций в Восточной Пруссии, другая важная задача войскового округа состояла в том, чтобы изыскать и подготовить для действующих дивизий необходимое пополнение. Формирование маршевых батальонов происходило на учебном плацу Штаблак. Поэтому Штаблак, наряду с войсковыми частями, был наиболее частой целью моих поездок. Здесь я всякий раз убеждался, что восточнопрусские солдаты и офицеры делали все от них зависящее, стремясь как можно быстрее дать фронту, где шли тяжелые бои, необходимое пополнение. Все понимали, что в скором времени дойдет дело и до решающих сражений за родную землю. Дать молодым солдатам, прибывшим, наконец, из авиации и других соединений первоначальную пехотную подготовку в течение всего трех-четырехнедельных курсов было, конечно, нелегко, но фронт остро нуждался в пополнении. Большие потери на всех участках требовали формирования маршевых батальонов в кратчайшие сроки. Всегда с тяжелым сердцем мы вынуждены были посылать на фронт полуобученных солдат.

Во время службы на Северном фронте командиром восточно-прусского батальона и, наконец, восточно-прусской дивизии, я установил с личным составом этих подразделений отношения товарищества и доверия. Узы фронтового товарищества были восстановлены, в это ужасное время многочисленные восточно-прусские подразделения служили образцом сплоченности. Но это, конечно, не снимало больших забот, связанных с опасным развитием оперативной обстановки. Что будет, если русские начнут большое наступление в Восточной Пруссии? Куда девать столь многочисленное гражданское население, когда в адском пламени войны с ее современными техническими средствами начнутся сражения за города и села Восточной Пруссии? Тысячи этих несчастных людей падут тогда жертвами вражеских бомбежек и артиллерийских обстрелов. А если придется оборонять Кенигсберг с его населением, насчитывающим сотни тысяч? Тогда вся эта человеческая масса станет невероятной помехой для сражающихся войск и очевидно, что при такой обуэе боеспособность солдат в тяжелых боях будет скована. Значит, уже теперь необходимо срочно начинать эвакуацию населения провинции. Но это, к сожалению, входило в компетенцию гауляйтера и партийных учреждений, а мне лично ничего другого не оставалось, как вновь и вновь напоминать о страшной опасности. Еще 11 января состоялось совещание с заместителем рейхскомиссара Даргелем по вопросу эвакуации гражданского населения. В ответ на наши повторные и очень серьезные предупреждения, что скоро начнутся боевые действия и все дороги окажутся забиты солдатами и беженцами, что вызовет невообразимый хаос, последовало стереотипное возражение: «Восточную Пруссию будем удерживать, об эвакуации не может быть и речи». Соответствующее донесение с моей стороны по линии разведки также не имело успеха.

Поэтому случилось то, что и должно было случиться. 13 января 1945 года русские, как и ожидалось, начали генеральное наступление в Восточной Пруссии. По всей линии фронта противник встретил уже ослабленные в боях соединения Северной группы армий, не имевшей в резерве ни одной боеспособной дивизии, с помощью которой можно было бы сковать наступающие русские войска, неизмеримо превосходящие наши по силе. Очень скоро выявились оперативные цели русских: прорыв на участке Второй немецкой армии в юго-восточной Пруссии и удар в направлении Мариенбурга – Эльбинга – Данцига с расчетом отрезать Восточную Пруссию от остального фронта, прорыв на участке Третьей танковой армии и наступление на Кенигсберг с целью окружить его и отрезать от Замландского полуострова. Четвертую армию, располагавшуюся посередине, ожесточенные наступательные бои вначале, таким образом, не затронули. Поскольку соединения обеих атакованных армий были слабы, прорыв противника на этом участке должен был привести к осуществлению его целей. В этом случае единственно правильным выходом был бы постепенный и планомерный отвод всего фронта Северной группы армий до Вислы, чтобы сохранить целостность фронта. Но верхи этому воспрепятствовали. Приказ фюрера опять диктовал одно – держаться любой ценой, бороться за каждую пядь земли.