Читать книгу Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни - Денис Станиславович Проданов - Страница 3

Вступление

Оглавление

Эта книга о бездомных и бездомности в современной России. Большая часть книги состоит из историй людей, потерявших жильё и вынужденных жить на улице, в ночлежках, подъездах, рабочих домах, на вокзалах, в заброшенных зданиях и других местах. Большинство историй, рассказанных мне, я поместил в полном виде. И лишь в некоторых случаях текст пришлось урезать и корректировать, очищая его от повторений, междометий, чрезмерного употребления ненормативной лексики и отклонений от темы для удобства читателя. В целом же я постарался остаться максимально верным моим рассказчикам, передавая разговорный стиль их нарратива.

Среди тех, кого я проинтервьюировал, также есть и несколько представителей администрации ночлежек, дневных центров и рабочих домов из Москвы, Подмосковья, Ярославля, Костромы и Твери. Их точка зрения позволяет дополнить картину бездомности в стране. Я неслучайно выбрал жанр устной истории, предоставляя людям возможность говорить за себя без посредников, от первого лица. Таким образом, в определённом смысле эта книга – взгляд на Россию изнутри, через людей, находящихся на обочине жизни. Я убеждён в том, что каждый заслуживает право не просто рассказать свою историю, но и быть услышанным.

История – всегда сумма единичных жизненных опытов. Здесь я говорю не об истории как о псевдопатриотическом оффициозе, заполняющем полки наших книжных магазинов, а об истинной истории России снизу. Истории рабочих, служащих, крестьян, пенсионеров, инвалидов и представителей различных социальных групп, которые показывают страну во всём её многообразии и полноте – историю, которую власти методично замалчивают. А если уж говорить о замалчивании и полноте социального спектра, то нельзя не упомянуть и бездомных, которым особенно тяжело. Тем важнее было дать им возможность рассказать о своей жизни.

Причина моей заинтересованности в бездомности лежит в прошлом. Я родился и вырос в России. Как и миллионы других я ходил в детский сад, школу, университет, но в отличие от остальных, закончив образование, я решил эмигрировать. Осенью 2001 мне был двадцать один год, и решение об отъезде на Запад навсегда стало самым сознательным решением в моей жизни. Впоследствии я осел в Австрии и годами работал в социальной сфере. Я работал с инвалидами, умственно-отсталыми, больными рассеянным и боковым амиотрофическим склерозом, а позже и бездомными.

Последние годы я посвятил себя приюту „Хернальс“, одному из самых больших и загруженных домов на полдороги для бездомных в Вене. Там я работал бетройером в тракте с наркозависимыми, но также имел дело с алкоголиками, бывшими заключёнными, душевнобольными и просто людьми, которым в силу каких-то причин просто не повезло с жильём.

Конфликты, драки, стресс и воровство, выпивка, потребление наркотиков в доме и запреты на проживание сменялись комнатными визитами, постылой рутиной, апатией и готовкой еды. Но не всё было плохо: были также и курсы трудоустройства, встречи с социальными работниками, успех реинтеграции, взаимовыручка и трогательные проявления человечности. Правда, вскоре за этим следовала очередная драма, жалобы и обещания проломить кому-нибудь голову. В дом то и дело приходили наряды полиции, скорой помощи и пожарной охраны. Иногда наступало короткое затишье, после чего цикл повторялся с начала с небольшими вариациями.

Через три с половиной года чередования дневных и ночных смен, будних и выходных я совершенно перегорел. В огромном доме на 268 бездомных мужчин из разных стран я был искренне уверен в том, что видел всё. Но чем больше я стал интересоваться бездомностью в России, тем больше убеждался в том, что испытал далеко не всё, а если что-то и видел, то в корне отличное. К востоку от границы проблема бездомности была подобна бочке без дна.

Это было особенно очевидно в сравнении с Западом. В Австрии, к примеру, социальная сфера развита очень хорошо, что является многолетней заслугой социал-демократии. И если кто-то теряет жильё, то государство его поддерживает до такой степени, что бездомному скопить денег, получить муниципальную квартиру по льготной цене и вернуться в полноценную жизнь весьма реально. Попавшего в беду видят, слышат, ему помогают информацией, социальными выплатами и крышей над головой. В России же всё ровно наоборот: бездомные – это невидимые люди, которых практически не воспринимают.

С момента своего отъезда на Запад я продолжал регулярно приезжать в Россию. И в каждый свой приезд я повсюду встречал бездомных. Куда бы я ни ехал – в Рязань, Сергиев-Посад или в Москву, везде они были в избытке. В последние годы бездомные стали проникать даже в аэропорты, в частности, в Домодедово и Шереметьево. Там ожидающих контроллируют не так строго, как на вокзалах, да и лавки в залах ожидания есть без перегородок – можно поспать. И пока тысячи наслаждаются комфортом, шоппингом и летают во всевозможные страны мира, аэропорт для бездомных символизирует экзистенциальный тупик.

Тупик этот ощущается и в сотнях других местах. Помню, как я шёл вечером по Маросейке. И там, между дорогими кафе и закусочными, на приступке сидело два бездомных алкаша. Были они грязны и опущены до невероятия. Под ногами у них валялся их пьяный друг. Он спал на асфальте, прямо в луже, повернув лицо к прохожим, так, как если бы заплёванная земля была его постелью. Контраст с буржуазным духом центральный улицы столицы был фантастический.

Этот эпизод напоминал об очевидном: богатство Москвы не для всех. Оно зарезервировано для тех, кто дистанцируется от бедных, от невезучих и несчастных, намеренно вытравит в себе сострадание к ним. В этом отношении Москва это образцовое классовое общество в миниатюре, а Кремль – его символический маяк.

Первопрестольная давно стала магнитом для тех людей из регионов и жителей соседний стран, которые потеряли работу и крышу над головой. Снова и снова я встречал алкашей, бездомных и нищих с переломанными носами, запущенными бородами, в грязной одежде. Как-то под вечер в центре Москвы во дворе дома я прошёл мимо одного опустившегося бездомного. Он стоял, разговаривал сам с собой и плакал. Тихо жалуясь на что-то, он держал перед лицом зажжённую сигарету. Потом затягивался и сквозь слёзы продолжал что-то жалобно себе говорить. За калиткой, в скверике, метрах в пяти от него, сидели его кореша, пили водку и оживлённо о чём-то болтали. И видно было: обидели его чем-то, оттолкнули от себя. А он стоит и плачет как брошенный ребёнок.

Позже я отправился во Владимир, и там ко мне подошла пара бродяг опустившегося вида. В руках у них были полные пакеты. Один из них обратился ко мне и что-то нечленораздельно спросил. Я склонился к нему и он повторил: – „родители у тебя живы?“ – „Оба умерли“ – ответил я. – „Тогда помяни их, помяни“ – сказал мне бездомный и протянул две красивые конфетки-помадки. – „Только детям их отдай, а не кому-нибудь“ – авторитетно добавил его спутник постарше. „Хорошо“ – сказал я и поблагодарил их. Но детей я в тот день так и не встретил, да и отдавать конфеты незнакомым детям было бы странно. Возвращаясь обратно по дороге на вокзал несколько часов спустя, я увидел двух бездомных, просивших милостыню. Подойдя поближе, я положил конфеты в протянутую руку одного из них.

Прошло ещё какое-то время, и увиденное стало переходить в качество, обретая форму. Я решил начать общаться с бездомными, расспрашивать их о жизни и записывать наши разговоры на диктофон. Я до сих хорошо помню первых бездомных, которых проинтервьюировал. Это было в центре Москвы, на Китай-городе, и произошло случайно. Я переходил дорогу и увидел их – щуплого Володю и его здорового друга Пашу. Они сидели у метро, на приступке у церкви Всех Святых на Кулишках и о чём-то разговаривали. И было в этой сцене что-то задушевное, уединённое, что заставило меня замедлить шаг и захотеть услышать их историю.

Беда была в том, что именно в тот момент я был страшно голоден, так как не ел ничего с предыдущего дня. Вот уже несколько часов, как я ходил по делам и только начал искать закусочную. Есть хотелось так сильно, что у меня стало сводить желудок от голода. Я оказался перед выбором: отправиться есть и упустить шанс общения или остаться часа на два-три и голодать. Я выбрал последнее и не пожалел. Тот день в июне 2017 года стал началом моего погружения в мир бездомных. С тех пор я расспрашивал их о жизни при любой возможности. Мы общались сидя на газоне в скверах, на вентиляционных тумбах, на автомобильных стоянках, возле помоек, у вокзалов, на скамейках и в дневных центрах. Мы разговаривали в разных городах, на солнцепёке, в холод и под дождём.

Правила были простыми. Я платил бездомным на улице символическую сумму в пару сотен рублей как компенсацию за потраченное время. Если разговор длился больше двух часов, я платил больше. Я предоставлял каждому решать самому, как нам говорить: на „ты“ или на „вы“. Требование у меня было только одно: рассказывать о жизни своими словами честно и без прикрас. Если о чём-то говорить не хотелось или отвечать на какую-то тему было неприятно, мне достаточно было об этом сказать, и я сразу отступался.

Поначалу я испытывал сомнения. Думал: кто согласится говорить о личном с полным незнакомцем? Да и не просто на дежурные вопросы отвечать, а раскрываться, говорить порой сокровенные, исповедальные вещи. Здесь я был приятно удивлён. Я понял, что если к человеку подойти с уважением, с искренним интересом к его жизни, он отзовётся и пойдёт навстречу. Именно поэтому мне почти никогда никто не отказывал. Более того, даже люди изначально испытывавшие скепсис и подозрительность, начинали после моих объяснений смотреть на меня по-другому. Один из бездомных, перед тем, как дать мне интервью, спросил у меня с сомнением: кому это будет интересно? Я сказал: ты знаешь, я думаю – многим.

Один сибиряк, застрявший в Москве, рассказав мне о своей жизни, признался: „я сначала думал, ты – проститутка, а теперь вижу: ты – ничего мужик.“ В первую секунду слова его сбили меня с толку, но я понял, что для него слово „проститутка“ было обозначением для продажного журналиста. И не быть им – означало комплимент.

И всё же иллюзий о жизни на улице у меня не было никаких. Бездомность в Российской Федерации – это огромный социальный порок, Левиафан, с которым государство практически не борется. Точной статистики в стране не существует, но по различным данным, сейчас в России от 4 до 4,5 миллионов бездомных, причём средняя продолжительность жизни на улице составляет 7 лет.{7}{8} По другим оценкам масштабы бездомности ещё значительней: некоторые эксперты насчитывают в России от 5 до 8 миллионов уличных бездомных.{9} Но даже если взять заниженную цифру в четыре с лишним миллиона, то от неё становится не по себе. Цифра эта составляет около 3 % населения России и гораздо выше, чем численность всей российской армии. Наконец, четыре миллиона равняется без малого населению всей Финляндии. Это также больше, чем суммарная численность населения Эстонии, Латвии и Исландии вместе взятых.

В России бездомных привыкли маргинализировать и криминализировать. Такое положение дел прослеживается очень давно. В древней Руси и в Российской империи бездомных и бродяг столетиями относили к армии нищих, с нищенством же верхи боролись методами жестоких наказаний. Бродяг и побирушек отдавали в крепостные, им рвали ноздри, их били кнутом, клеймили и даже публично казнили. В XVIII–XIX веках власть была вынуждена признать, что полицейскими методами проблему бездомности не решить. И в результате была организована система призрения, ставшая вторым историческим этапом в борьбе с бездомностью.{10}

Социальная политика и система поддержки стала быстро развиваться, но после Октябрьского переворота 1917 социальные достижения последних десятилетий были перечёркнуты коммунистической диктатурой. Позже, с ростом тоталитаризма в СССР был введен уникальный механизм государственного управления и контроля над населением, который держался на двух столпах: паспортной системе и системе прописки. Через регистрацию сталинизм получил возможность регулировать перемещение населения внутри страны. Люди, не имеющие прописки, автоматически причислялись к бродягам и привлекались к уголовной ответственности по статьям 198 и 209 УК РСФСР.{11} По постановлению от 19 июля 1951 года бездомных выселяли в отдаленные районы СССР на пять лет с обязательным привлечением к трудовой деятельности.{12}

Бездомность в СССР криминализовалась и при Хрущёве в ходе его „борьбы с тунеядством“ и использования статьи 209 УК „О мерах по усилению борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством“.{13} Продолжилась криминализация и при Брежневском режиме, принявшем приказ МВД 1970 года „О мерах по усилению борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни“. Продолжились преследования и при Андропове, и при Черненко.{14} В ходе Горбачёвской Перестройки репрессивное отношение государства к бездомными практически не изменилось, а с крушением СССР в начале девяностых ситуация начала резко ухудшаться.

Ельцинские экономические „реформы“, приватизация, слепое следование заповедям неолиберального рынка и хищнический турбокапитализм привели к краху, а социальная защищённость, существующая при СССР, рухнула. Произвол квартирного мошенничества, закрытие предприятий и потоки беженцев, помноженные на социальные проблемы вроде алкоголизма, наркомании и насилия в семье привели к массовой бездомности, которая игнорировалась Ельцинским режимом годами. Циничным образом, коррумпированный государственный аппарат, виновный в беспрецедентном кризисе и его последствиях, бросил своих жертв на произвол судьбы. Он действовал по принципу „спасение утопающих – дело рук самих утопающих“, который отразился и в законодательстве.

Указ „О мерах по предупреждению бродяжничества и попрошайничества“ от 2 ноября 1993 года был утопичен. А постановление правительства РФ от 7 октября 1993 года „О домах ночного пребывания“ с его последующими приказами и положениями оказалось контрпродуктивно, сильно усложнив получение койко-мест для бездомных. Для получения ночлега были установлены не только временные параметры, но и медицинские критерии. Оставаться в ночлежках бездомным можно было лишь 10 дней подряд и не более 30 дней в году безвозмездно, сверх же указанного срока надо было платить.

В дополнение к этому принятые в 90-е годы меры были противоречивы и хаотичны, а единый механизм реализации помощи бездомным на федеральном уровне отсутствовал. В результате, вопреки обещаниям Ельцинской администрации, сеть учреждений социальной помощи для лиц, оказавшихся в экстремальных условиях без определенного места жительства и занятий, так и не была создана. В 1995 году во всей России действовало всего лишь 25 ночлежек, 5 социальных гостиниц и 40 специнтернатов.{15} В огромной стране с 3,3 миллионами бездомных это было каплей в море.{16} И бесчисленное количество бездомных заплатило за это жизнью, погибнув от обморожений, туберкулёза, алкогольной интоксикации и пневмонии.

С приходом к власти Путинской администрации статус-кво в отношении бездомности мало изменился. Конечно, на фоне стабилизации таких шокирующих сцен бездомности, как в 90-е уже нет. На улице уже не встретишь опухших, красно-синих, завшивленных людей, потерявших всякий человеческий облик и распространяющих далеко вокруг себя невыносимый запах. Но тем не менее в правовой базе продолжают существовать дыры, а система поддержки бездомных плохо координирована и страдает массой недостатков. Следствием этого стало то, что бездомность не исчезла, она просто изменила формы. Несмотря на то, что условия несколько улучшились, в России как и раньше продолжают умирать тысячи бездомных.

Общей статистики смертности среди бездомных в стране не ведётся, как не велось её и в 90-е. И это очень удобно. Таким образом правительство избегает тематизировать то скандальное положение, которое царит от Калининграда до Тихого океана из года в год. Но если закрывать глаза на цифры, цифры от этого не меняются. Бездомные в России продолжают умирать в рекордном количестве, беспрецедентном для стран индустриального севера. И отсутствие мер со стороны власти для исправления этой ситуации равносильно тихому убийству своих собственных граждан.

Так по данным руководителя „Ночлежки“, на улицах одного Санкт-Петербурга живёт около 50–60 тысяч бездомных. Из этого числа по различным подсчётам каждый год в городе на Неве умирает порядка 1000–1500 человек.{17} Но даже если взять консервативную цифру в более чем тысячу зарегестрированных смертей бездомных петербургского отдела записи актов гражданского состояния, она пугает. В действительности же Питер – это только вершина айсберга. А ведь ещё есть Новосибирск, Екатеринбург, Ростов-на-Дону, Нижний Новгород, Казань, Челябинск, Омск, Уфа, Красноярск и другие города миллионники, не говоря уже о бесчисленных городах и населённых пунктах, что поменьше.

При населении Петербурга в 5,3 миллиона мегаполис и другие города поменьше сильно проигрывают Москве. Столица с её лишь официальным населением в 12 380 000 становится прибежищем около 100 тысяч бездомных и занимает уверенное первое место по смертности среди них.{18} И хотя данные смертности по Москве отсутствуют, столица, безусловно, лидирует по смертности среди бездомных мужчин, женщин, стариков и подростков.

В Сибири, на Урале и северных областях России ситуация со смертностью бездомных не менее трагична, но там она ещё больше скрыта от глаз. И если в крупных центрах есть хоть какая-то инфраструктура, хоть какой-то шанс, то в провинции тишина оглушающая. Послушные правительству СМИ отказываются бить тревогу и огромное количество обморожений и смертей бездомных замечают лишь в больницах и моргах. Но там служащие при всём желании не в силах повлиять на процесс, посколько сталкиваются лишь с его последствиями.

В России присутствие бездомных в лучшем случае терпят, в худшем их уничтожают. Характерно, что бездомных в обществе называют неполиткорректным и дегуманизированным словом „бомж“, против которого протестуют правозащитники и члены гуманитарных организаций, поскольку то унижает честь и достоинство человека. Советский акроним МВД БОМЖиЗ (Без Определённого Места Жительства и Занятий/регистрации) появился в 50-е.{19} Как и БОРЗ (Без Определённого рода занятий) аббревиатура эта никогда не была идеологически нейтральным термином. Из милицейских протоколов задержания акроним в сокращённом виде перёшёл в сленг и мутировал в стигму, в обезличенную противоположность человеческому, в презрительный и уничтожающий штамп.{20}

„Бомж“ на языке современной России и её чиновников – это завуалированное кодовое слово для маргиналов, изгоев, человеческих отбросов, „других“, и поэтому никто не возражает, когда они умирают. Так проще. Если человека обезличить, принизить и превратить в парию, то смерть бомжа – это не трагедия и даже не драма, а в лучшем случае статистика.

Смерть чьего-то брата, сына, сестры, дочери или матери нормализуется, даже тривиализируется. Именно поэтому бездомных у нас с такой лёгкостью оставляют замерзать на улице и нередко отказывают в приёме в казённые ночлежки, если они из другого города или области. В больницах ампутации обмороженных конечностей у бездомных также превратились в рутину, на которую никто не обращает внимания. Бездомных выгоняют с тех мест, где они ночуют: подъездов, с чердаков, из подвалов, из заброшенных зданий и с улицы. Их бьют и убивают группы хулиганов и правых молодчиков. Убийства бездомных в последние годы успели превратиться в тренд.

Здесь достаточно вспомнить, как в феврале 2011 года многолетний мэр Читы единоросс А. Д. Михалёв заявил во всеуслышание на заседании городской Думы: „к сожалению, мы не имеем лицензии на отстрел бомжей, а других законных способов справиться с ними сегодня нет“.{21} После скандала Михалёв был вынужден извиниться, сказав в заявлении, что слова об отстреле были „неудачной шуткой“. Убожество собственной души мэр компенсировал клеветническим обвинением читинских бездомных во всех грехах от кражы имущества и убийств до устройства пожаров.{22} Поразительным образом, единоросса и главу администрации, косвенно призывающего к расправе, с его поста не сняли и не осудили.

Но идея об уничтожении бездомных была не нова и практиковалась как до этого, так и после. К примеру, в 2015 году в Красноярске пьяные школьники сбросили бездомного с моста, потому что, по их словам, „хотели таким образом развлечься.“{23} Позже, в 2016, а в Ногинске, в лесу, двум бездомным, проживавшим в шалаше, нанесли удары обухом топора, после чего их задушили.{24} Убийства по стране продолжались и в других регионах. Вскоре Вологодский областной суд приговорил двух молодых жителей Белозерска, которые убили бездомного, а спустя несколько минут сделали шокирующие кровавые селфи и записали видео с бравированием убийством и угрозами зарезать остальных.{25}

Через некоторое время бездомного забили до смерти в Рославле Смоленской области. А житель Новокузнецка не просто зарезал бездомного ножом, но и всерьёз рассчитывал на оправдательный приговор в зале суда.{26} И, наконец, убийства бездомных достигли апогея в 2017 году, когда была арестована банда „чистильщиков“. Банда эта убивала бездомных ножами, молотками и кастетами в Москве, Подмосковье и Ярославской области. И её члены были признаны судом виновными в убийстве более пятнадцати человек.{27}

Несмотря на арест и тюремное заключение некоторых преступников, большинство убийств, избиений и калечений бездомных в России не фиксируются. Виновные как правило не арестовываются и остаются безнаказанными. Те же немногие преступники, которые осуждаются по делам об убийстве бездомных, получают в основном бытовую статью УК, а не пункт Л статьи 105 (по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы).{28} Исходя из этого даже у правозащитных организаций статистика нападений на бездомных сильно занижена, поскольку они регистрируют лишь те редкие случаи, когда мотив ненависти признан следствием.{29}

Существует и другое явление – убийство бездомных „паспортистами“. „Паспортистами“ называют мошенников, которые убивают бездомных, чтобы завладеть их паспортами и заключить по ним какую-нибудь сделку.{30} Бездомных также нередко поджигают живьём, обливают кислотой и режут ножами или бритвами.{31} И хотя происходит это с пугающей периодичностью, в прессе об этом совершенно не пишут. Знаменитая правозащитница и активистка по делам бездомности Елизавета Глинка, более известная как Доктор Лиза, даже завела архив фотографий подожжённых. Бездомных трусливо поджигают спящими ночью какие-нибудь подростки, но взрослые также участвуют в поджёге на улице и в домах. По словам Глинки, бездомный заходит в подъезд погреться, его обливают бензином из зажигалки и поджигают. После этого Доктор Лиза и её сотрудники перевязывали ожоги по пять-шесть часов.{32}

Нападения на бездомых по стране происходят настолько часто, что производят впечатление, будто на них открыт сезон охоты. И это происходит при сознательном попустительстве правительства и правоохранительных структур.

В одном исследовании ИСЭПН РАН отмечается, что основную угрозу для себя бездомные видят в работниках правоохранительных органов (30,8 %), а также в группировках подростков (34,6 %). Исследование „Социальные проблемы современной России: московская специфика“ показывает, что к бездомным беспощадны не только скинхеды, но и подростки из вполне благополучных обеспеченных семей, так называемые „добровольные санитары, избавляющие город от заразы“.{33} По утверждению обитателей улиц, работники правоохранительных органов предпочитают не вмешиваться и не пресекают действия молодежных группировок, которые жестоко их избивают. Нередки и случаи, когда полиция сама собирает с бездомных дань, избивает их, унижает, подвергает психологическому воздействию и принуждает их к признанию вины за несовершенные преступления.{34}

В атмосфере ненаказуемости этот постыдный статус-кво остаётся в силе уже много лет. Причина подобного презрения к правам человека, заключается в том, что в России бездомные – это по большому счёту не-люди, не-граждане, не-россияне. Они существуют среди нас, но находятся вне политической, экономической, правовой и большей частью социальной сферы. Вследствие этого дискриминация бездомных рассматривается как нечто само собой разумеющееся.

У бездомных нет серьёзных защитников их интересов. И результатом этого становиться то, что из бездомных пытаются сделать козлов отпущения, обвиняя их в росте преступности, асоциальности и других пороках. Л. С. Алексеева в своей работе „Бездомные как объект социальной дискредитации“ абсолютна права: дискредитация эта происходит целенаправлено. Утратив признаки „тотального“, государство оказалось неспособным удовлетворить нужды и потребности населения.{35} Оно знает, что потерпело поражение, и пытается обвинить в своём провале другого, отвлекая внимание от себя.

Исходя из этого вся дискуссия в обществе сводится к тому, что бездомные должны сказать спасибо, за то, что имеют – пусть даже то, что у них есть, и близко к нулю. Поскольку у правительства решения проблемы беспризорности нет, дискурс незаметно переводится с бессилия государства, неспособного позаботиться о своих гражданах, на благотворительность. Благотворительность же при всём желании проблемы бездомности решить не в силах.

Благотворительность в России в отношении бездомных – это всё равно что пластырь на глубокое, ножевое ранение. Корни проблемы настолько глубоки, что поверхностная, паллиативная мера ничего не изменит, в лучшем случае, поможет немного замедлить кровотечение. Необходима прогрессивная и последовательная реформа, но возможна она лишь со стороны государства, которое в реформировании своей социальной сферы опять-таки не заинтересовано. Вместо этого правительство перекладывает тяжесть заботы о бездомных на церковь и частный сектор. Происходит своего рода неолиберальный аутсорсинг, целью которого является минимизация бюджетных затрат.

На фоне слияния российского государства и церкви подобное сбрасывание отвественности очень опасно и чревато нарушением прав бездомных. Помощь бездомным должна быть централизована, структурирована и происходить на секулярной основе, вне зависимости от религиозных убеждений попавшего в беду. Вместо этого государство отдаёт опеку о бездомных на откуп посторонним. В России, безусловно, существует большое количество приходов, монастырей и частных организаций, где бездомным помогают и искренне о них заботятся. Честь им и хвала за это. Но дистанцирование государства от своей прямой обязанности приводит к тому, что многие организации, секты и частные дельцы злоупотребляют проповедованием слова Божия, введением обязательных молитв и религиозных правил.

Бездомные оказываются поставлены в зависимость от своих благодетелей и вынуждены играть по их правилам. Свобода воли нарушается и начинается принуждение. Представители рабочих домов, реабилитационных центров и представители различных церквей утверждают, что насильно в них никого воцерковлять не собираются. Но в действительности это не так. Ситуация гораздо сложнее, чем кажется, и давление на бездомных вписаться в религиозное окружение и „соответствовать“, безусловно, оказывается сильное. Также за отсутствием альтернатив многие бездомные вынуждены проживать в православных монастырях, где они оказываются подчинены строгим распорядкам, аскетизму, дисциплине и обязательному труду.

Хуже того, ряд квазирелигиозных организаций в России имеет весьма жёсткие методы контроля с массой правил, запретов и порой даже слежкой за бездомными, живущими среди них. Христианский фундаментализм в России не просто растёт, но и капитализирует на масштабах бездомности. В этой связи отдельную проблему представляет собой и многие трудовые дома. Во многих из них происходит эксплуатация людей, попавших в трудную жизненную ситуацию.

Я говорю о местах, где на бездомных профитируют вербовщики, тёмные дельцы и псевдо-самаритяне. В большинстве рабочих домов денег за работу платят мало, в некоторых бездомным зарплату выплачивают лишь частями, по чуть-чуть. А в остальных деньги за работу обещают, но не выплачивают вообще, прикарманивая заработанное жильцами. В результате бездомные живут на положении трудового рабства и работают только за еду и ночлег. Поразительным образом, никакого чёткого государственного контроля и проверок в подобных местах не проводится, и произвол цветёт.

Типичным примером в этом отношении стала благотворительная общественная организация „Преображение России“, которая получила общероссийский статус в 2008 году. Организация эта стала крупнейшей сетью в стране, которая занималась помощью „в трудной жизненной ситуации“. На пике своего развития „Преображение“ имело под своим контролем около 300 учреждений в 180 городах страны, причём порядки были чрезвычайно строгими, а бездомных нещадно эксплуатировали. С 2009 „Преображение“ стала регулярно попадать в криминальную хронику, а один из бездомных жильцов был убит сотрудником организации, который в боксёрских перчатках избил его за появление в нетрезвом виде.{36}

В 2010 году началась череда закрытий филиалов, а проверка выявила массу нарушений, цинизма и использование людей в качестве бесплатной рабочей силы. Неслучайно протоиерей Александр Новопашин заметил, что за последний год своей официальной деятельности „Преображение России“ превратилась в тоталитарную секту.{37} В июне 2011 года Верховный суд ликвидировал „Преображение“, после чего та раскололось на ряд организаций поменьше: „Инициатива“, „Возрождение“, „Благодать“, „Твой путь“, „Путь преодоления“, „Ника“, „Берег надежды“ и так далее. Большинство их по-прежнему связано со старой, коррумпированной администраций осуждённого на 9 лет лидера Андрея Чарушникова.{38} Между тем эксплуатация бездомных якобы некоммерческими организациями продолжается.

В этой связи любопытен аспект бесправия. Бесправие бездомных проявляется во всём: в изнурительной работе на стройках, в расписанном с утра до ночи ритме трудовых домов и требовании охранников платить ежедневную дань за нахождение на вокзалах. Проявляется бесправие и в вымогательстве полицией „штрафов“ за отсутствие регистрации, который полицейские по закону не имеют права взимать. Оно также показательно в случаях принудительной дактилоскопии, когда в ряде случаев полиция и ОУФМС незаконно заставляли бездомных в приютах делать отпечатки пальцев.{39}

Всё это не говоря уже об унизительных полицейских рейдах против бездомных в Абакане, Хабаровске и Улан-Уде, целью которых стало фотографирование, дактилоскопирование и оформление специальных опознавательных карт бездомных.{40} Половина подобных операций имеет постыдное кодовое название „Бомж“. Причём в отдельных случаях стражи порядка просят население сообщать о фактах местонахождения бездомных граждан в отдел полиции, то есть попросту доносить на них.{41}

Бесправие также выражается отсутствии безопасной питьевой воды и в медицинской сфере: вынужденной антисанитарии, эпидемиологической опасности и том, что уровень заболеваемости бездомных туберкулезом в 44 раза выше, чем в среднем по стране.{42} Характерна также и недоступность гинекологической помощи для бездомных женщин. Женские консультации отказываются ставить на учет, обследовать и лечить беременных бездомных. И это ведёт к запущенности заболеваний, передающиеся половым путем, вплоть до врожденного сифилиса у детей.{43} Наконец, бесправие бездомных выражается и после смерти. Муниципалитеты не прилагают особых усилий для того, чтобы установить личность умерших бездомных и организовать им достойные похороны. Они презрительно хоронят их в целлофановых мешках и гробах по минимальному тарифу. На кладбищах места эти имеют безличные номера и называются „места для захоронения неопознанных граждан.“{44}

Хотя в теории бездомным можно находиться на улице и в общественных местах, на практике их отовсюду регулярно гонят. Как правило это происходит со стороны правоохранительных структур и охранников, но часто осуществляется всеми теми, кто ненавидит бездомных и нищих. Характерен пример, когда в декабре 2017 года сотрудница питерского филиала KFC отобрала у бездомного еду, которую тому оставил посетитель, вышвырнула её в мусорку и злобно выгнала человека из заведения.{45} Тут уж свобода пнуть ближнего абсолютная, делай что хочешь – никто не остановит.

На эту тему мне вспоминается эпизод из жизни. Как-то я разговаривал с бездомным по имени Паша. Это было в центре Москвы, и мы присели на картонку у решётки возле пустой парковочной стоянки. Вскоре к нам подошёл какой-то развязный, полный тип лет тридцати с лишним и стал вмешиваться в разговор. Был он на редкость неприятен. Назвался „шерифом“, потребовал мои документы, лез с никому не нужными советами и всячески подчёркивал свою важность. Как выяснилось, типа звали Сергей, он был охранником парковки и был знаком с Пашей. В конечном счёте Сергей милостиво разрешил нам общаться, но захотел стоять рядом и слушать. Я отказался, заметив, что наш разговор – это личное. И тогда охранник мгновенно отправил нас на другой угол парковки – за мусорные баки.

Реакция охранника была совершенно смехотворной – нам пришлось пройти всего тридцать метров с одного места на другое. Но цель была не в этом, а в том, чтобы показать свою власть и унизить нас. Сергей был мелочным, глубоко закомплексованным человеком, но сделать ничего было нельзя. Он был хозяином своего крошечного микромира и распоряжался в нём как диктатор. Я посмотрел на Пашу. Он молча поднялся, взял свои вещи и послушно пошёл в направлении мусорки. Я с раздражением последовал за ним. То, что для меня было новостью, для Паши и миллионов таких, как он было ежедневной реальностью. Каждый бездомный сталкивается с подобным и худшим произволом сотни, а то и тысячи раз.

Случай этот, конечно, пустячный. Но суть в том, что в России много таких, как Сергей. Для них произвол по отношению к бездомным – это отдушина, возможность почувствовать свою силу, проявить характер, даже если такового и нет. Кто-то из более успешных граждан, возможно, думает, что охранник по своему статусу сам находится где-то внизу социальной иерархии, но в мире всё относительно. На своём посту охранник по отношению к бездомным вовсе не охранник, он – шериф. Вверенная территория становится его собственностью, вотчиной, и вот глядишь – а наш секьюрити уже на вершине пирамиды. И слово человека, которого никто никогда не слушал, вдруг становится непреложным законом.

Ещё одна причина написания этой книги заключается в том, что в России существует масса превратных представлений о бездомности, а также ложных стереотипов, негативных клише и устоявшихся мифов, которые я бы хотел развеять. К ним относится идея о том, что бездомными становяться или в силу уличной „романтики“, „любви к бродяжничеству“ или по собственной вине – предположительно, люди неорганизованные, пьющие, ленивые, не желающие работать. Но согласно одному научному исследованию, только 2,8 % бездомных стали бездомными в результате личного выбора.{46}

Согласно другому распространённому стереотипу, бездомные – это попрошайки и „потрошители“ мусорных контейнеров. В действительности, согласно одному исследованию, сбор милостыни является практикой только 16,8 % опрошенных бездомных, а содержимое мусорных баков и свалок является источником средств существования всего для 0,9 % бездомных.{47} Ещё один миф гласит, что бездомные, якобы, представляют опасность для общества. Это тоже неверно. Бездомных в основном задерживают не за уголовные, а за административные правонарушения, то есть за отсутствие регистрации или распитие алкогольных напитков. Подавляющее большинство опрошенных сотрудников милиции (72,4 %) считает, что бездомные совершают правонарушения не чаще, чем остальные граждане.{48}

Ещё один миф заключается в том, что все бездомные – грязные и, якобы, не любят мыться, поскольку не заботятся о личной гигиене и давно махнули на себя рукой. Люди забывают о том, что мыться бездомным попросту негде. Немногочисленные дневные центры, ночлежки и дезстанции существуют лишь в крупных городах в абсолютно недостаточных количествах, а социальных прачечных в России считанные единицы.{49} При отсутствии подобных мест удивительно, что бездомные вообще умудряются мыться.

Многие из живущих на улице проявляют впечатляющую изобретательность и креативность, пользуясь раковинами общественных туалетов и заправочных станций. Бездомные, которые заботятся о поддержании личной гигиены и чистоты одежды, не выделяются из массы и не привлекают внимания на улице. В силу этого они вообще не расцениваются прохожими как бездомные. В результате, лишь вид опустившихся бездомных укрепляет негативный общественный стереотип, в то время, как большинство борющихся за выживание трудоспособных и законопослушных бездомных игнорируется.

Наконец, одно из главных заблуждений заключается в том, что возвращение из бездомности, якобы, не представляет труда. Многие всерьёз думают: надо только захотеть, взять себя в руки, оформить документы, найти работу, жильё и всё образуется. А если нет, значит, человек не хочет, значит с ним что-то не то. Словом – сам виноват. То, что отсутствие регистрации и жилья ведёт к дискриминации, нелегальному трудоустройству и бесправию совершенно сбрасывается со счетов. Игнорируются и другие важные факторы вроде социальной депривации, депрессии, страха будущего, холода и голода. Игнорируется и то, что существующая система сознательно вставляет бездомным палки в колёса и не даёт им вернуться в общество, даже если они об этом мечтают.

Почти все мифы о бездомности базируются на одном и том же ложном посыле – личной вине. Но именно этот посыл вдребезги разбивается о факты. По статистике причины бездомности заключаются совсем в другом. Так по данным, приведённым авторитетной Санкт-Петербургской „Ночлежкой“ не её сайте, 36 % процентов оказываются на улице по семейным обстоятельствам. То есть из-за семейных конфликтов и желания получить недвижимость родственники выселяют своих близких. Вторая причина бездомности (22 %) – это внутренняя миграция, то есть переезд в другой город в поисках работы. Третья (17 %) – это мошенничество при сделках с недвижимостью. Жертвами „чёрных риэлторов“ становятся главным образом одинокие люди – пожилые, выпускники детских домов и лица, имеющие ментальные нарушения.{50}

Ещё одна важная причина бездомности (10 %) – это отсутствие жилья при освобождении из мест лишения свободы, будь то из-за смерти родственников, лишения прав на общежитие или расселения аварийного жилья. Другие факторы бездомности включают в себя процент иностранных граждан и лиц без гражданства (6 %), принудительное выселение из-за смерти родственников и потери служебного жилья (4 %) и обладателей жилья, непригодного для проживания, вроде погорельцев (3 %). И лишь ничтожные 2 % бездомности заключается в других причинах.{51}

Таким образом, личная ответственность в потере жилья играет лишь периферийную роль. И это является подтверждением тому, что проблема бездомности куда сложнее, чем индивидуальный выбор или конкретная неудача того или иного лица. Бездомность имеет глубокие экономические, политические, социальные и исторические корни. Она неразрывно связана с экономическим кризисом, безработицей, инфляцией, недостаточными пенсиями, повышением тарифов жилищно-коммунального хозяйства и отсутствием перспектив. Ещё один фактор заключается в отсутствии реабилитационных центров и том, что неприспособленным к жизни подросткам-сиротам после детского дома не удаётся получить жильё. В результате, огромное их количество становится нищими и бездомными.

Бездомность также напрямую связана с алкоголизмом. Но никто не говорит о том, что алкоголизм нередко является не причиной, а следствием бездомной жизни. Выпивка становиться возможностью согреться от холода, средством для преодоления физической, психической и моральной боли, а также бегством от реальности.{52}

Никто также не говорит о том, что чрезмерное потребление алкоголя в России уже много лет агрессивно продвигается в массы, поскольку означает миллиардные вливания в казну, от чего правительство напрямую профитирует. Женская бездомность помимо алкоголизма нередко связана и с насилием в семье. Социальных же убежищ для защиты женщин, как и политического курса на защиту жертв домашнего насилия в стране практически не существует, и многие женщины оказываются на улице.

Наконец, количество бездомных пополняется и многочисленными участниками военных конфликтов от Афганистана, Приднестровья и Чечни до Восточной Украины. Тут разница между первоначальным ура-патриотизмом с обещаниями пропагандистской военной машины и реальной жизнью после войны просто ошеломляющая. Бывшие военные сталкиваются с изоляцией, инвалидностью, травмой, отсутствием медицинской и психологической поддержки, невыплатой пособий и пенсий, нищетой и бездомностью. И это особенно характерно в отношении тех тысяч добровольцев, которых неофициально отправляли воевать за сепаритизм Восточной Украины. До 2015 года, когда про-российские бандформирования признали армией, вся выслуга и ранения на территории ДНР и ЛНР, не зачитываются, и Российское правительство относится к собственным калеченным солдатам так, будто они призраки.

Любопытно, что хотя ряд мифов о бездомности совершенно не соответствует действительности, они принимаются большинством на веру. Причина этого проста. Политический климат в России таков, что средства массовой информации – телевидение, радио, печатные и интернет-издания всячески насаждают подобный упрощённый, карикатурный взгляд на мир. В одном исследовании стигматизация бездомных в СМИ была метко названа как „язык вражды“.{53}

В условиях информационной монополии подобный уничижительный „анти-имидж“ рассматривается некритично и принимается за чистую монету.{54} В результате, большинство склонно думать, что восстановить утерянные документы легко, что работу бездомым достать тоже несложно, что государство их поддерживает. Словом, у бездомных, якобы, есть достаточно альтернатив – дневных центров, ночлежек, служб социальной помощи и даже бесплатной юридической помощи.

В действительности это не так. Формально центры социальной помощи, ночлежки, дома на полдороги и пункты обогрева существуют, хотя и в недостаточных, смехотворно малых количествах. Помощь властей бездомным в России – это капля в море. Сути проблемы подобные учреждения не решают, так как в стране отсутствует главное: желание государства реинтегрировать бездомных в общество, протянуть руку помощи людям, попавшим в беду. Для Путинского режима такое отсутствие эмпатии чрезвычайно характерно. Тот уже давно ведёт целенаправленную войну с бедными. И к ним относятся не только бездомные, но и матери-одиночки, и многие многодетные, и безработные, и пенсионеры, и ветераны войны и Чернобыля, и дети-сироты и многие, многие другие.

В Путинской России господствует капиталистический миф, что все граждане, якобы, равны и каждый может честным трудом достигнуть всего, чего хочет. Но в реальности это, конечно, ложь. Правительство создало ситуацию, при которой учителя, рабочие, строители и труженики сельскохозяйственного сектора получают маленькую зарплату, а члены Госдумы и Совета Федерации – огромную. Младший и средний медицинский персонал, дворники, уборщики, курьеры и повара-бюджетники получают крошечные оклады, а приближённые к верхушке администраторы и главы банков и корпораций – астрономические.

В результате, даже по очень скромным данным опроса фонда „Общественное мнение“, 61 % россиян недовольны своей зарплатой.{55} Согласно данным Росстата, обнародованным в первом квартале 2017 года, доходы ниже административно установленной величины прожиточного минимума в стране получали 22 миллиона человек, или 15 % населения.{56} Это говорит массовом расширении „социального дна“, которое растёт за счёт бедности работающего населения. Это также свидетельствует о масштабах утраты обществом социальной стабильности и делегитимизации власти.{57}

Исторически бездомность всегда была дочерью бедности. И, значит, если мы хотим понять первую, мы сначала должны понять последнюю. В России человек, живущий за чертой бедности – это тот, чей месячный доход составляет ниже прожиточного минимума. Последний же диспропорционально занижен и не отражает реальную индексацию цен. Таким образом, даже официально признанное Росстатом число бедных в России де-факто занижено, не отражает реального положения и тяготеет скорее к нищете. К концу лета 2017 года прожиточный минимум составлял 10 701 рублей на трудоспособного человека, 8 178 рублей на пенсионера и 9 756 рублей на ребёнка. Глядя на эти цифры, неудивительно, что треть россиян ощущают себя нищими.{58}

Директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка Юлия Цепляева верно заметила по этому поводу, что прожиточный минимум – это условная величина: „прожить на прожиточный минимум нельзя, можно только не умереть с голоду. Поэтому вопрос, что считать прожиточным минимумом, – политический.“{59} Политики же в Кремле хоть и знают, что прожиточный минимум это насмешка над людьми, не только не пытаются его увеличить, но и искусственно его занижают. Так старший аналитик инвестиционной компании „Риком-Траст“ Владислав Жуковский отметил, что реальный прожиточный минимум в России в два-два с половиной раза выше официального. По словам Жуковского, искусственно сдерживая его, „государство пытается сократить социальную нагрузку на бюджет.“{60}

Это правда и независимые эксперты в России согласны с Жуковским. Манипуляция стала очевидна в 2013 году, когда формирование потребительской корзины, от стоимости которой зависит прожиточный минимум, было радикально пересмотрено правительством. Из трёх частей расходов корзины – продовольственного набора, непродовольственных товаров и услуг власти оставили лишь продовольствие. Таким образом, произошла незаметная подмена, приведшая к статистической манипуляции. Вместо того, чтобы урезать гаргантюанские зарплаты высокопоствленных чиновников, государство стало экономить социальный бюджет на самых уязвимых – малоимущих слоях.{61}

В итоге, вместо решения проблемы создаётся имитация такового. По мнению экспертов, расчёт прожиточного мунимума должен вычисляться на основании принципов концепции „базовых потребностей“ Международной организации труда (МОТ). Расчёт также должен учитывать и другие затраты, вроде затрат на воспроизводство населения, что также изменит общую оценку границы бедности. По оценкам исследователя В. В. Локосова, уровень бедности при таком измерении составит не официально статистические 12 %, а не менее 40 %, что примерно соответствует данным социологических опросов.{62}

Исходя из существующей ситуации привилегированное меньшинство в стране наслаждается благами сладкой жизни, а большинство отчаянно борется за выживание. Поляризация в обществе растёт. Уровень образования любого ребёнка, его конкурентноспособность и шансы на будущее напрямую зависят от состоятельности его родителей и их связей. И поэтому неравенство в обществе запрограмировано с самого начала.

В исследовании „Неравенство доходов как фактор экономической и демографической динамики“ верно указывается на то, что существующие сегодня в России механизмы формирования и перераспределения доходов населения настроены и работают в пользу богатых. В итоге большая доля совокупного роста доходов уходит на рост доходов наиболее обеспеченных слоев населения, а на повышение доходов наименее обеспеченных остаются крохи. Специалист в области анализа и моделирования социально-экономических процессов А. Ю. Шевяков также отметил, что богатые группы населения „имеют институциональные преимущества, что позволяют им перетягивать эффекты экономического роста на себя.“{63}

В дополнение к этому рост реальных доходов в России происходит чрезвычайно неравномерно. Приближенный к кормушке состоятельный слой богатеет, в то время, как реальные доходы групп населения с низкими доходами падает. Что же до группы населения с самыми низкими доходами, то они остаются за чертой абсолютной бедности.{64} Исходя из вышесказанного, феномен бездомности существует не в вакууме, он – лишь часть более широкого феномена бедности. Бедность же в России в свою очередь неразрывно связана с классовом расслоением и избыточным неравенством. Другими словами, огромное количество бедняков в общем и бездомных в частности возможно лишь благодаря несправедлимому распределению средств в России. Львиную долю народного состояния поглощает элита, стоящая на плечах бедняков.

Доказательств этому масса. Уже в 2008 году, по расчетам негосударственной Российский экономической школы (РЭШ) „золотой миллион“, составляющий примерно 0,7 % населения России получал 30 % всех доходов населения.{65} Причём даже эта пугающая цифра, вероятно, занижена, поскольку оценки были сделаны без учёта дохода от роста стоимости капитальных активов и других доходов, не отражаемых в российской статистике. Казалось бы, куда уж хуже? Но нет – за последующие годы ситуация стремительно ухудшилась.

Согласно отчёту 2016 года о глобальном благосостоянии независимого швейцарского исследовательского института Credit Suisse, самые богатые 10 процентов россиян владеют 87 % богатством страны. Эти данные значительно превышают показатели всех крупных экономических держав на земле: так в США 10 процентов владеет 76 % богатством страны, а в Китае – 66 %. Беспрецедентных уровень неравенства выражается также и в том, что в России 92 тысячи миллионеров в долларах и 122 тысячи лиц, которые принадлежат к глобальной верхушке богачей, составляющей 1 %.{66}

В России также насчитывается 90 миллиардеров, состояние каждого из которых могло бы с лёгкостью решить массу социальных пороков.{67} Но олигархи скорее умрут, чем согласятся на перераспределение средств. Тенденция к расколу общества на супербогатых и чрезмерно бедных последовательно прослеживается последние двадцать пять лет и в особенности в последнее десятилетие. Неслучайно британская газета „Гардиан“ по праву назвала Россию „мировой столицей неравенства“. По оценкам инвестиционного российского банка „ВТБ Капитал“, 1 % самых богатых россиян владеют 46 % всех персональных банковских вкладов в стране.{68}

Проблема заключается в том, что политическая элита в России живёт по собственным законам и безнадёжна оторвана от жизни простых людей. Богатые администраторы, политики и бизнесмены из списка Forbes, жители Рублёвки и „Золотой мили“, владельцы шикарных особняков, яхт, офшорных счетов и виноградников – это класс в себе. Класс, живущий в блаженном Элизиуме, где мечты сбываются и небо в алмазах.

Убеждённые в собственном превосходстве, верхи считают естественным существование нищенского прожиточного минимума. Поэтому даже официально признанное количество 22 миллионов бедных – это пустяк. Для элиты не важно и существование многолетних поселений бездомных возле огромных мусорных полигонов, где тошнотворная вонь круглосуточна, а еда просрочена.{69} Не важна для власть имеющих и зашкаливающая смертность среди беспризорных подростков. В России даже разрыв между политической верхушкой и простыми гражданами настолько колоссален, что едва поддаётся описанию. Что уж тут говорить о бездомных – существование нескольких миллионов нежеланных граждан власти попросту не замечают. Бездомные для Путинского режима и его окружения как инопланетяне, как неведомые существа из далёкой галактики.

Классовая поляризация способствует созданию социального апартеида. Она также напоминает нам, что в России люди живут по различным законам и правилам в зависимости от их статуса. К примеру, в случае коррупции статус привилегированного чиновника позволит ему избежать тюрьмы или максимально смягчить наказание. В то же время простой человек будет отбывать срок по полной, а бездомный будет зачастую сидеть за преступление, которого вообще не совершал.

Наконец, и медицинская сфера напрямую подчинена финансам: богатые получают лучшее обслуживание в сверсовременных клиниках, в то время, как бедняки вынуждены довольствоваться худшим обслуживанием или вообще отсутствием такового. Миллионам дорогостоящие медикаменты и операции просто не по средствам. Таким образом, право на жизнь негласно соседствует с правом на смерть.

Бездомные в России находятся в угрожающем положении. Бездомность везде не сахар, но на Западе, по крайней мере, есть развитая социальная система поддержки. В России же её практически нет. Другим значительным минусом является холодный климат, долгие зимы и высокая смертность от переохлаждения. Ещё одним – это невероятный русский бюрократизм, из-за которого часть государственных ночлежек в стране полупустует из-за слишком сложной системы оформления.{70} Такой же бюрократизм распространяется как на трудовую, так и на жилищную, и на медицинскую сферу. Государство само создало абсурдную ситуацию, когда бездомный без регистрации теряет право не только на жильё, но и на труд, на доступ к медицинской сфере, на пенсию, на образование, на выплату социальных льгот и даже на избирательное право.

Таким образом гражданин России становится привязан к месту регистрации и без регистрации теряет все свои права, становится деклассированным элементом. Такой административный произвол – злостное нарушение прав человека, которое перечёркивает не только все нормы международного законодательства, но и противоречит Конституции РФ. Более того, территориальный принцип регистрации в России идёт наперекор элементарной человеческой логике.

Требование Кремля оставаться на местах нарушает свободу передвижения и места жительства. Оно напоминает мне времена Крепостного права, когда народ был насильно прикреплён к земле. Власти отказываются понять очевидное: система регистрации дисфункциональна – бездомные вынуждены мигрировать в большие города и особенно на запад страны, потому что на местах не создано условий и нельзя найти работы. Мигрирующих же бездомных наказывают и дискриминируют, урезая им помощь и вычеркивая их из списков нуждающихся.

В результате, Россия в социальной сфере напоминает средневековые княжества, в которых каждый сам за себя. Территориальный принцип и бездумная зацикленность на регистрации приводят к своего рода феодальной раздробленности. Представители казённых социальных центров в Москве говорят пришедшему за помощью бездомному из Перми: поезжай обратно. В Питере мурманчанину талдычат то же самое. На Смоленщине не рады астраханцу, в Саратове – соседу-воронежцу, а во Владивостоке бездомному настойчиво рекомендуют возвращаться за несколько тысяч километров обратно в Сургут.

Все берегут собственный бюджет и отдают предпочтение местным. Никого не интересует, что дома перспектив нет, и люди оказались там, где оказались в силу объективных экономических причин. В результате люди выпадают из системы и застревают „в подвешенном состоянии“, а само понятие национального единства и взаимопомощи вышвыривается за борт.

Отсутствие регистрации также неизбежно увязана с проблемами в трудоустройстве, которые опять-таки не позволяют найти постоянную крышу над головой. Согласно статье 64 Трудового Кодекса РФ, наличие регистрации не является обязательным условием для трудоустройства. По закону, ограничение прав на основании места жительства (в том числе наличие или отсутствие регистрации по месту жительства или пребывания) не допускается.{71}

Но в действительности происходит именно „ограничение прав“. Работодатели сверх документов, предусмотренных Трудовым кодексом, требуют и свидетельство о постановке на учёт в налоговом органе по месту жительства – ИНН.{72} В атмосфере безработицы и конкуренции на рынке труда работадатель пользуется отсутствием регистрации у людей и либо совсем не нанимает их, либо платит им по заниженным расценкам из-под полы, пользуясь их отчаянным положением. Формально в случае отказа в трудоустройстве из-за отсутствия регистрации можно обратиться в Трудовую инспекцию. Но все знают, что это ничего не даст и потому бессмысленно.

Так государство создало для бездомных стену номер один. Она представляет собой замкнутый круг: без регистрации нет работы, а без работы нет жилья. Вторую стену представляет собой отсутствие какой-либо финансовой поддержки со стороны государства, которая по-прежнему привязано к регистрации. Бездомных в качестве безработных не регистрируют, не дают направление на трудоустройство и не выплачивают пособий по безработице.{73} В России, человек, потерявший жильё и работу, остаётся без копейки. Он оказывается брошен на произвол судьбы. И людям предоставляется бороться за выживание на улице, пусть даже они много лет работали и законопослушно платили налоги.

Очередную стену для бездомных представляет собой сложность в восстановлении утерянных документов. Она и для простых граждан непроста, а для бездомных осложнена ещё более. Для получения паспорта гражданина РФ необходимо обратиться в территориальный отдел по вопросам миграции УМВД России по месту фактического пребывания. Там нужно лично предоставить четыре фотографии (300 рублей), квитанцию об оплате госпошлины за бланк паспорта, стоимостью 1500 рублей, справку из линейного участка на 6 февраля 1992 года. В дополнение к этому понадобится листок убытия с последнего места постоянной регистрации и массу других документов при наличии. Срок оформления паспорта при отсутствии регистрации занимает от двух месяцев и более, хотя причина для этого для меня и многих других абсолютно непостижима.

Понятно, что для большинства бездомных, живущих на улице, подобная операция по восстановлению паспорта совершенно нереальна. В поддержку им существуют социальные службы, которые помогают в восстановлении документов и даже оплате таковых. Но существуют они в основном в крупных городах, то есть не для всех, да и о существовании их нужно знать. Многие же бездомные необходимой информацией не обладают и ей их не обеспечивают.{74} Так, например, „Справочник бездомного“ с необходимыми адресами и телефонами формально издаётся крошечными тиражами, но его практически не распространяют. В результате, „Справочник“ часто оседает в бюро администрации ночлежек и центрах социальной помощи, то есть у тех, кто обо всём и так отлично информирован. А те, люди, которые нуждаются в нём больше всего, часто его ни разу не видели.

Одна из самых большых преград для бездомных старшего поколения заключается в получении паспорта РФ, если у них на момент шестого февраля 1992 года не было регистрации на территории Российской Федерации. Здесь для бывших жителей Союза начинается настоящий кафкианский процесс. Сложность заключается в том, что если к 6 февраля 1992 года человек с паспортом СССР был зарегистрирован в России, то он признаётся гражданином РФ. Если же регистрации у него не было, то – нет.

По российскому законодательству, лицу этому доказать своё гражданство будет чрезвычайно сложно. То, что РФ является правопреемницей СССР, игнорируется. По закону, если на 6 февраля 1992 года не было регистрации на территории России, „необходимо доказать в суде, что человек в это время находился на территории РФ и не принимал гражданства других государств.“ Именно так: русским нужно доказывать в суде, что они русские, а не дагестанцы, не азербайджанцы, не узбеки, не эстонцы и не немцы.

Опять-таки теоретически свою принадлежность к РФ можно доказать с помощью подтверждающих документов. Те, у кого они есть, могут себя поздравить. Для тех же людей, у кого они утеряны, например, погорельцев – начинается настоящий ад. Они живут из года в год, и для государства их не существует. Их нет в компьютере, их нет на бирже труда или в числе пенсионеров – их нет нигде. В 2012 году таких „невидимок“ с советскими паспортами по России лишь по официальной статистике оставалось 68,6 тысяч.{75} Формально процесс упрощения механизма получения паспортов РФ начался в 2012 году, но де-факто по-прежнему тормозится бюрократией, которую судьба бездомных совершенно не беспокоит.{76}

Не беспокоит госаппарат и то, что начиление пенсий в России привязано к трудовым книжкам. Трудовые книжки в СССР были функциональны, но с развалом Союза превратились в свою противоположность. Правительство же упорно настаивает на том, что выплата пенсии зависила от подтверждения стажа в СССР по месту работы. Таким образом, если человек в советское время работал в Таджикистане, на Дальнем Востоке, в Армении или, скажем, в Белоруссии, то ему нужно получить подтверждение в том, что он действительно там работал. Это – очередное бюрократическое издевательство над людьми. Я однажды разговаривал с человеком, который несколько лет проработал на заводе в Чечне и не мог получить полагавшейся ему акредитации для пенсии. „Как мне доказать, что я там действительно работал?“ – спросил он меня, разведя руки. „Я не могу туда поехать, да и завода того уже давно не существует.“

Таких, как он – тысячи, но Путинская администрация делает вид, что её этот вопрос не интересует. Это, мол, ваши проблемы. При этом проблемы с невыплатой или заниженным начислением пенсий напрямую связаны с бедностью, а та – с бездомностью. В результате, в России растёт число людей, которые не в состоянии получить от государства законно заработанную пенсию, оплатить квартплату и оказываются на улице. Более того, есть масса людей, получающих настолько крошечную пенсию, что они вынуждены идти побираться для того чтобы выжить.

Самое странное при этом то, что формально власти в стране решением проблемы бездомности занимаются. Но у них разница между теорией и практикой – это как разница между сказкой и былью. Типичным примером является Федеральный закон от 28 декабря 2013 года „Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации.“ Закон этот был принят Госдумой, одобрен Советом Федерации и вступил в силу с 2015 года. Номинально закон существует, но в действительности большинство его положений остаются на бумаге и не имеют с жизнью бездомных абсолютно ничего общего. Особенно характерна в этом отношении статья 4: „принципы социального обслуживания.“ В статье говорится, что социальное обслуживание „основывается на соблюдении прав человека и уважении достоинства личности, носит гуманный характер и не допускает унижения чести и достоинства человека.“{77}

Я знаю многих бездомных из числа клиентов ночлежки „Люблино“, которые бы от души посмеялись над этой формулировкой. Туда даже в лютые морозы не пускают „кого попало“, а обращение и порядки напоминают тюремные.{78} Чрезвычайно забавны и потуги власти сделать вид, что в России существует меры по профилактике бездомности. Так, согласно Федеральному закону, профилактика обстоятельств, обусловливающих нуждаемость в социальном обслуживании, – это „система мер, направленных на выявление и устранение причин, послуживших основанием ухудшения условий жизнедеятельности граждан, снижения их возможностей самостоятельно обеспечивать свои основные жизненные потребности.“{79} То есть красивое греческое слово „профилактика“ прописано в законе, но на деле это лишь дымовая завеса. Она призвана вводить население в заблуждение, что государство, якобы, старается, что у него есть какой-то план.

Вопреки упрощённому стереотипу, у бездомности не одно лицо, а множество. Есть и своя классификация. Бездомность можно условно разделить на три группы: видимую бездомность (фактически бездомные граждане живут на улице, в подъездах, подвалах, на мусорных полигонах, в теплотрассах и под мостами), скрытую бездомность (иногородние, мигранты, юридически бездомные, живущие у знакомых, в общежитиях, рабочих домах, приютах и так далее) и потенциальную бездомность, когда люди формально имеют жильё, но рискуют его потерять и балансируют на грани нищеты.

К потенциальной бездомности относятся граждане, проживающие в аварийном и ветхом жилье, иждивенцы, сироты, дети, оставшиеся без попечения родителей, одинокие инвалиды, имеющие задолженность по оплате услуг ЖКХ, проживающие в общежитиях, находящихся в собственности предприятия и так далее.{80} Первой группе бездомных в силу её наибольшей заметности уделяется наибольшее внимание, вторая изучена хуже, третья же практически сбрасывается со счетов. В результате этого и отсутствия превентивных мер люди из второй и третьей категории часто скатываются в первую – „придонный слой“.

У бездомных со стажем есть свои ценности, мифология, стратегии выживания и иерархия, во многом копирующая тюремную. Иехархия эта базируется на статусе, подчинении законам среды, автономности и противопоставлении себя обывателям и государству. Согласно её законам самые авторитетные, опытные, организованные и известные в местном сообществе относятся к „элите“, а самые уязвимые и опустившиеся – к „низам“. Представители бездомных – это бывалые „реалисты“, полностью осознающих своё положение или так называемые „соглашатели“, которые смирились со своей долей, не хотят помощи и живут самодостаточно.{81}

Что же до новичков, то в силу общественной стигмы некоторые бездомные вообще отрицают свой статус, вытесняя проблемы из-за стыда. Одно исследование так их и называет – „отрицатели“. „Отрицатели“ – это люди, потерявшие жильё, ушедшие из дома и ночующие в приютах или у знакомых, которые настойчиво говорят „я не алкоголик“, „я не бездомный“.{82} Из-за стигмы маргинальности и стыда жизни на улице люди часто скрывают свою жизненную ситуацию и стесняются попросить о помощи. Многие также отказываются возвращаться домой к родственникам, даже если у них есть такая возможность. Есть и бездомные, которые хоть и признают реальность своего положения, но дистанцируются от „бомжей“, которые в их представлении являются настоящими изгоями и олицетворяют собой истинное падение.{83}

Жильё теряют люди самых разных специальностей, возрастов, религиозных верований и социальных групп. После развода, увольнения, отписывания жилья на бывшего партнёра, травмы или инвалидности начинается сползание, которое можеть проходить медленно или быстро. Процесс бездомности имеет собственные законы: чем больше проходит времени, тем сложнее вернуться обратно, в прежнюю жизнь. После полугода жизнь на улице диктует поведенческую адаптацию, потерю социальных навыков, во многих случаях ведя к точке невозвращения. Люди начинают жить одним днём.

В своей диссертации „Бездомность в России: комплексный анализ и технология профилактики“ А. А. Молчанов верно отметил, что с увеличением срока бездомности человек вовлекается в сообщество бездомных, усваивает нормы, ценности и постепенно теряет прежние связи: „поэтому именно длительный срок пребывания в статусе бездомного порождает особый образ жизни, который может изменять сознание человека, его мотивы и потребности, понимания им своего места в обществе. Эти особенности служат препятствием для бездомного к возвращению в нормальную жизнь.“{84}

Работу при отсутствии жилья и регистрации в России достать очень сложно, даже при желании. Тем не менее, многие в России из числа тех, у кого есть и работа, и дом любят судить тех, у кого нет ни первого, ни последнего. Они называют их „лентями“, „маргиналами“, „люмпенами“, „вонючими бомжами“, „социальными паразитами“ и эпитетами похуже. Это невежественно и глупо. Люди, которые судят, в действительности судят не реальных людей, а негативный стереотип, клише. Они не знают и сотой доли того, в каких условиях вынуждены выживать бездомные и того, что им приходиться выносить.

В атмосфере безвыходности многие на улице устают биться как рыбы об лёд. Они опускают руки, не пытаются больше найти работу, а при недостатке душевых и прачечных не моются и не могут стирать вещи так часто, как следовало бы. Люди утрачивают социальные навыки, наступает апатия, и бездомного затягивает трясина. Большинство из нас в обществе привыкли думать: со мной этого произойти не может. Но в том-то и дело, что может – и происходит.

Я пытаюсь представить, что было бы со мной, если бы я потерял своё жильё и остался бы на улице один. Что было бы, если бы у меня не было квартиры, регистрации и меня бы постоянно обманывали работодатели, как это регулярно происходит с бездомными. Сколько бы раз я смог падать, вставать и начинать сначала: пять, десять, двадцать, тридцать раз? Хотелось бы мне верить, что я бы не сдался и шёл вперёд вопреки бесчисленным преградам, но я не хочу себе врать. При наших холодах и отсутствии перспектив рано или поздно и я бы сдался.

Я также уверен, что при определённых обстоятельствах каждый человек может опуститься. Не важно по каким причинам: будь то смерть ближнего, депрессия, алкогольная или наркозависимость, потеря ребёнка, работы или поддержки родных, изнасилование, психическая болезнь или тюрьма. У каждого есть своя критическая точка, „усталость стекла“, после которой человек надламывается и отдаёт себя воле течения. И течение это многих уносит в бездомность.

На сайте Питерской „Ночлежки“ на эту тему есть любопытный тест – „индекс уязвимости“. Пройдя его, можно узнать личную вероятность оказаться на улице. Ответив на ряд вопросов, каждый россиянин может в течение двух минут узнать свои факторы риска. Узнав результаты, многие, без сомнения, почувствуют отрезвление и всерьёз задумаются. К примеру, мои показатели были очень хорошими, тем не менее мой индекс уязвимости составляет 29 %.

В долгих разговорах с бездомными меня удивило несколько вещей. Прежде всего, это ошеломляющее количество болезней среди „людей улицы“. Несмотря на то, что я знал о повышенной заболеваемости бездомных, при общении масштабы хронических заболеваний среди бездомных меня просто поразили. И даже если человек до потери жилья был совершенно здоров, потеря здоровья в результате продолжительной бездомности была запрограммирована.

Туберкулёз и экземы, гнойники и язвы на теле, сердечно-сосудистые и желудочно-кишечные заболевания соседствовали с производственными травмами и психическими заболеваниями. Картину завершали бронхит, педикулез, чесотка, грибковые инфекции, обморожения, неправильно сросшиеся переломы, ревматизм и боли в позвоночнике. Я также столкнулся с массой бездомных, которые не могли получить пенсию по инвалидности. Так в Твери я разговорился с пожилым бездомным, которого выгнала из квартиры сестра и который страдал рассеянным склерозом. Государственной пенсии старику не платили, и ему удалось пробить лишь небольшие выплаты от Красного Креста за многолетнее донорство крови.

Странным мне показалось и то, что людей, привлекающих бездомных в трудовые дома и реабилитационные центры, называют „волонтёрами“. Слово это намеренно вводит людей в заблуждение и его следовало бы брать в кавычки. Волонтёр в своём оригинальном значении подразумевает человека, добровольно занимающегося за свой счет безвозмездной общественно-полезной деятельностью. В огромном же количестве „волонтёры“, работающие на трудовые дома, не имеют с безвозмездной общественно-полезной деятельностью ничего общего. Напротив, за заманивание клиентов они получают деньги и их следовало бы называть вербовщиками.

Меня также удивило то, что многие из московских бездомных хорошо относились к Владимиру Жириновскому. Поначалу я подумал, что ослышался, но невероятное было правдой: у Жириновского была репутация „помощника бездомных“. Зная уродливые ультраправые замашки лидера ЛДПР, я был уверен, что услышанное мной – утка, своего рода городская легенда. Но ещё пара бездомных, с которыми я разговаривал, продолжала настаивать на том, что Жириновский действительно раздаёт деньги нуждающимся и если подойти к Думе после после окончания работы и попросить у него денег – то он даст.

Задумавшись над этим, я пришёл к выводу, что, несмотря на сюрреальность, рассказанное, вероятно, было правдой. Подобный ход хорошо вписывается в миф Жириновского о том, что тот, якобы, „всегда был за бедных и за русских.“ Но здесь важен мотив: почему Жириновский раздаёт деньги бездомным? Не из сострадания, а потому, что он популист и любит эффектные жесты. А что может быть эффектнее того, чтобы отстегнуть нищему бродяге пару тысяч? Лидер ЛДПР прекрасно знает, что тот немедленно расскажет о его щедрости десяткам своих знакомых, и милостыня окупится сторицей.


В этой связи Жириновский напомнил мне другого известного персонажа – Пабло Эскобара. К началу 80-х колумбийский наркобарон попытался проникнуть в большую политику. Глава кокаиновой империи не только прошёл в Конгресс, но и нацелился на пост президента Колумбии. Эскобар пытался представить себя колумбийским Робин Гудом. Он организовал в родном квартале широкое строительство и вкладывал грязные наркодоллары в благотворительность. Позже, для того, чтобы завоевать голоса колумбийцев, Эскобар также стал раздавать деньги беднякам в кварталах Медельина. Многие купились на этот дешёвый трюк и популярность Эскобара росла. К счастью, благодаря усилиям министра юстиции Родриго Лара Бонилья, Эскобар вылетел из Конгресса за наркобизнес, и политическим амбициям преступного мегаломана пришёл конец.

Почему я сравниваю Жириновского и Эскобара? Не потому, что они так похожи, а потому что оба они обладают общей чертой: оба цинично используют бедных и покупают их симпатию, раздавая им деньги. Здесь важно понимать: что бы ни говорил Эскобар в своё время и чтобы ни говорил Жириновский сейчас, оба они плевать хотели на бедных. Первый вошёл в историю, став главой наркокартеля, убийцей и террористом, а второй – ультраправым популистом, антисемитом-монархистом, апологетом женоненавистничества и воинствующего экспансионизма.

Для меня Жириновский навсегда останется фашиствующим клоуном-демагогом, человеком-карикатурой, помесью Трампа и Джокера. И сколько бы коррумпированный мультимиллионер не отстёгивал наличных бездомным при встрече, сколько бы талонов на деньги ЛДПР не выдавала после митингов, политика их останется в корне антисоциальной и деструктивной. ЛДПР – одна из многих партий в России, виновная в том, что создала климат, при котором бездомные собаки получают больше паблисити, чем бездомные люди.

Другой факт, который меня удивил в разговорах с бездомными, – это их симпатия к Путину. Путина называли „Володей“, „Владимиром Владимировичем“, „Вовой“ и отзывались о нём по большей части с любовью и уважением. Его единственного выделяли из серой массовки российских политиков. Для меня это было более, чем странно, даже непостижимо. Я спрашивал себя: как могут бездомные, живущие в таких ужасных, порой бесчеловечных условиях, славить Путина – архитектора той бесжалостной системы, от которой они напрямую страдают? Как они могут не видеть очевидной связи между коррупцией Путинской администрации, разграблением природных ресурсов страны и нехваткой средств на социальные нужды?

Удивительным образом, Путин в представлении бездомных не имел к произволу в стране ничего общего. Он здесь был как бы „ни при чём“, как бы „над схваткой“. В этом бездомные печальным образом отражали точку зрения многих россиян, которые в последние годы смотрят на президента, как на данность, неотъемлемую часть пейзажа. И даже если всё вокруг них плохо и невыносимо, многие склонны винить кого угодно, но не Путина, даже если факты говорят за себя и вина президента более, чем очевидна.

Причин подобной селективной слепоты в обществе много. К ним относится и культ личности Путина, который агрессивно продвигается пропагандистскими СМИ, и имидж „корректного“, „патриотичного“ и „волевого“ лидера нации, который он себе умело создал. Путин намеренно окружил себя некомпетенцией и коррупцией, марианеточной Думой, легионом профнепригодных политиков и продажным правосудием. То и дело в России происходит какой-нибудь скандал и Путин на нём капитализирует. Он говорит своё веское слово, ставит точки над i, позиционируя себя как справедливого судью, как неотъемлемую „золотую середину“.

К сожалению, многие в стране покупаются на этот фарс и искренне считают, что без Путина всё развалится. Некоторые также думают, что президент, якобы, не знает про тот произвол, который их окружает, что несправедливость происходит без его ведома и поощрения. Рационализация происходит по старой формуле „царь хороший, бояре плохие“. Многие, также из числа бездомных, искренне считают, что Путин и рад бы исправить положение, но у него „руки связаны“. Как часто я слышал подобные оправдания и как трудно мне было их выслушивать.

Список моих претензий к Путину можно продолжать до бесконечности. Но суть не в этом, а в бездомных, которые относятся к президенту с симпатией вопреки тому огромному вреду, который Путинский режим наносит им и миллионам других граждан. В этом смысле бездомные это не просто срез российского общества, но и прекрасный объект для пропаганды. Ироничным образом, пропаганда – это, пожалуй, единственное, в чём государственный аппарат не дискриминируют бездомных.

Вопреки устоявшемуся стереотипу большинство бездомных принадлежит к весьма консервативной части населения. Именно поэтому было бы наивно ждать от моих собеседников слишком критичного отношения к власти. Хотелось бы мне верить, что среднестатистический бездомный в России это либерально-мыслящий интеллигент, который смотрит телеканал „Дождь“, читает „Новую Газету“, слушает „Эхо Москвы“ и ходит на демонстрации, но это, конечно, не так. Напротив, бездомные в основном аполитичны, тяготеют к консервативным, популистским партиям и склонны принимать заявления власти за чистую монету.

За время своего общения с бездомными мне довелось пообщаться с самыми различными типажами. Все они нещадно ломали привычные стереотипы бездомности с её клишированным образом алкоголизма, нищенства, апатии и мировоззрением жертвы. Кто-то из встретившихся мне людей был добрым и чутким, кто-то более жёстким, кто-то был толерантен и открыт, а кто-то был убеждённым националистом. Словом, всё было как у любого члена общества. Даже когда я был с кем-то несогласен, мне приходило на память высказывание Вольтера „я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить.“

Изменить существующую реальность без понимания её механизмов невозможно. Понимание же приходит к тому, кто умеет слушать и сопереживать – в особенности по отношению к бесправным, униженным и оскорбленным. Только вместе с ними у нас есть шанс понять то невыносимое чувство одиночества и покинутости, с которыми столкнулись люди в своей собственной стране. Лишь через осознание боли ближнего мы можем взглянуть на своё отражение, понять себя как общество и как общность.

Понимание ведёт к ответственности, а та – к гуманизму, потребности смыть то позорное пятно бездомности, которое разрастается по стране с каждым годом. С мыслями о будущем я выхожу из хвойного леса под пепельным небом к пустынной железнодорожной полосе. Я вступаю на насыпь, припадаю к земле и прикладываю уху к рельсу. В отдалении слышно еле различимое постукивание колёс. Поезд приближается.

Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни

Подняться наверх