Читать книгу Северный флот. Единственная правдивая история легендарной группы. Вещание из Судного дня - Денис Ступников - Страница 5

Основатели мелоцентричных по своей сути групп, как правило, относятся к песенным текстам как к вторсырью. В России много рок-команд, которые десятилетиями делают качественную музыку, но стихи к ней так писать сами и не научились. Им постоянно приходится обращаться к профессиональным текстовикам-многостаночникам, из-за загруженности которых то и дело стопорится работа над альбомами. При ином раскладе дискографии у таких коллективов могли бы быть раза в полтора-два обширнее.

При всей мелоцентричности «Северного Флота» тексты песен здесь самоценны и никогда не уступают музыкальной составляющей. А если говорить совсем уж кратко и упрощенно, то первое впечатление от песен «Северного Флота» таково: музыка сумрачна, а тексты мизантропичны. Откуда это пошло? Это риторический вопрос, но, как ни странно, Саша дает на него предельно точный и развернутый ответ.

Александр Леонтьев:

Очень рано я осознал один момент. Я никогда не буду ни воцерковленным, ни верующим. К этому я долго шел. Четко помню один важный эпизод из детства. Мне лет 12. Был, если я не ошибаюсь, май месяц. В Кишиневе довольно жарко. Мать на работе. Сестра была в саду или у бабушки. Короче, я остался дома один. Тогда я читал книгу Даниила Гранина «Иду на грозу». По сюжету, один из второстепенных героев погибает. Я четко помню ощущение, как в этот момент впервые в жизни осознал, что я смертен. Впервые осознал этот страх.

До этого я жил в селе. Наш дом находился недалеко от кладбища. Мимо постоянно ходили похоронные процессии. Но в селе к этому проще относишься. После того эпизода я уже начал себя осознавать по-другому. Именно тогда меня накрыло так, что я просто уронил книгу, выбежал во двор, спустился вниз, сел на скамейку и начал оглядываться по сторонам. Мне стало очень страшно. Вокруг кипела жизнь, вечерело, мамочки вели из садика детей. Кто-то играет в песочнице, сушится белье. Колхоз полнейший, окраина Кишинева.

Потихоньку я успокоился, но меня потом много лет это накрывало едва ли не каждый вечер. Ты с этим как-то пытаешься справиться. Осознав свою смертность, ты пытаешься как-то с этим примириться. Рано или поздно у тебя в мозгу возникает определенный барьер. Сейчас я говорю спокойно именно благодаря этому барьеру. Я это говорю, но этого не осознаю, потому что не хочу об этом думать. Я отловил момент засыпания.

Александр Леонтьев

Когда ты засыпаешь, то много лет подряд вскакиваешь через раз в ужасе, потому что в какой-то миг сознание еще не угасло, а барьер уже упал. Мысль о том, что ты смертен, тебя пронзает. Сейчас я просто встряхиваю головой и отбрасываю эти мысли. Но тогда я много раз вскакивал по ночам и просто начинал ходить по квартире. Мать спит в бигудях, сестра дрыхнет, а я хожу туда-сюда, и у меня чуть ли не панические атаки. Реально было страшно. Но поскольку я с этой мыслью примирился и понимаю тщетность бытия и смертность всего, это во многом воспитало мой характер.

Например, я понял, что мы живем один раз. Я понял, что по этой причине мне не стоит совершать определенных поступков. Я понял, что мне не стоит убивать, даже если хочется. Только потому, что мы живем один раз – и прощения за это не будет. Что ты свой кратчайший миг, который тебе отпущен, испортишь одним-единственным поступком. Всю свою жизнь ты изгадишь. Даже не важно, что тебе будут говорить. Я сейчас не об этом – не о людском мнении. Оно меняется каждый день. То Сталин мудак, то Сталин красавец и т. д. О героях прошлого сейчас мало кто помнит, что они были мерзавцы и убийцы. Любой властитель, добравшись до самого верха, всегда шел по тысячам трупам. В этом я нахожу вред религии, которая дарует эмоционально незрелому человеку мерзкую надежду на прощение. В Средние века вообще были индульгенции, но и сейчас ведь не лучше: накосячил, пошел и замолил. На мой взгляд, этого делать не надо.

Потому что на том же зиждется и терроризм, когда абсолютно незрелому и тупому парню даруют надежду на прощение. Я даже сейчас не против мусульманства говорю. Просто исторически сложилось так, что мусульманство укоренено в тех краях, где парни более горячие. У них бьют гормоны, растут усы, и в этот момент молодых куда-то направить легко. Особенно если ему дать ощущение, что там будет лучше, чем здесь. Там тебе будет лучше, поэтому терпи. Поэтому религия культивирует несправедливость и дает иллюзию прощения. Лучшая философская максима – помни о смерти. Когда ты о ней помнишь, ты не будешь паскудить. Поэтому мне не нужна церковь и религия для того, чтобы вести себя хорошо. Я никогда не сделаю запредельных вещей, если бы захотел. В этом мой скепсис, моя мизантропия. Мы живем в лживом обществе, где 90 % людей верят в Бога, но продолжают делать гадости.

Умение изящно и внятно формулировать свои мысли – одна из сильных сторон Саши Ренегата. Если говорить о процессе сочинения песенных текстов, то здесь у него есть свои секреты. Например, его посты в соцсетях зачастую являются ничем иным, как разминкой перед сочинением слов к очередной новинке.

Александр Леонтьев:

Языком я владею неплохо. Особенно в письменной речи. В устной же у меня тоже иногда встречаются удачные формулировки, но проскакивает множество слов-паразитов. А письмо мне дается легче. Мысль более адресна, более лаконична. Это именно проза без шелухи и без всего лишнего. В поэзии тоже стараюсь не ударить в грязь лицом. В плане наработок по текстам мне очень помогают социальные сети. Когда ко мне приходит настроение чего-то написать, я просто на стене ВКонтакте кидаю какие-то фразы и оттачиваю таким образом литературный язык. Часто людям нравится.

Александр Леонтьев (справа) и Александр Щиголев (слева)

В литературе я, прежде всего, ценю емкость слога и читаемость. Все станет понятно, когда я назову своих любимых авторов: Бабель, Довлатов и Булгаков. Их можно читать, даже не вдумываясь в смысл. Это поток, море, то, что гармонично, по определению. Я пытаюсь достичь того же. А поскольку словарный запас у меня неплохой, не составляет большой проблемы все это срифмовать. И вообще, я считаю, что прозу писать немножко сложнее, чем поэзию, где можно просто произвести эффект за счет красивых рифм, а в прозе фраза просто голая, как она есть.

Вкус к чтению у Саши сформировался во многом благодаря маме, которая работала учительницей русского языка и литературы в школе. Дома была добротная библиотека, а телевизор не работал. Чем еще было заполнить досуг, если не книгами?

Александр Леонтьев:

Если не ошибаюсь, Чехова не по программе я начал читать в классе 4-м. На уроках литературы в школе мне было дико скучно. Да, я не читал некоторых произведений по программе, потому что мне это было неинтересно. Чернышевский мне был неинтересен, и я до сих пор не понимаю, зачем его включили в программу.

Что касается Толстого, Чехова, Достоевского, все это я изучил досконально. До сих пор люблю Тургенева, только недавно перечитывал его «Дворянское гнездо». Потом в стране начало «теплеть», и в журнале «Юность» стали появляться авторы из разряда Аксенова и Войновича. Разрешили Булгакова. Я прочитал все, что было дома, включая критические статьи Белинского. Поэтому я исключительно ценю красоту и теплоту русского языка. Вот это для меня гораздо важнее, чем любой телевизор!

Слово для меня – это все. Электронные книги, конечно, удобно брать в отпуск, но читать я их не могу. Ценю красивый шрифт, обожаю, когда книга старая. Смотришь на старые страницы, а там кто-то вареньем капнул лет 50 назад. Это тепло. Так что на мое становление, прежде всего, повлияли музыка и книги.

Множество творческих импульсов дала Саше Леонтьеву военная тема. В каждом альбоме «Северного Флота» есть антимилитаристские песни («Красные реки», «Каждую ночь», «Удачи солдат»), а началось все, разумеется, еще с «Солдатской печали» «Кукрыниксов». Напрямую с армейским бытом он не сталкивался, однако не стоит забывать, что рос он в Приднестровье в очень неспокойные времена.

Ренегат в детстве

Александр Леонтьев:

Когда началась заваруха в Приднестровье, я жил уже в Кишиневе, поэтому с какими-то ее проявлениями сталкивался лишь эпизодически. На лето я обычно ездил к бабушке и дедушке. Ребенком все воспринимаешь ненапряжно и комично. Дети слабо осознают ужасы войны и быстро к ним привыкают. Например, мой район Чеканы, где я жил в Кишиневе, находится по направлению к Дубоссарам, где шли боевые действия. Иногда было слышно, как там херачат эти «грады». Там всего 40 километров, Молдавия же маленькая.

Но мы как-то к этому серьезно не относились, нас больше занимали другие вещи. А в Приднестровье я просто обалдел от комичности войны – насколько человек (особенно колхозник) меняется под давлением таких обстоятельств и насколько просто манипулировать людским сознанием. Было пару раз: идешь с купания, обычный колхоз, где я прожил всю жизнь, и все меня прекрасно знают. Тебя останавливают два пьяных в задницу мужика с автоматами и начинают спрашивать документы и куда ты направляешься. При этом они какие-то соседи. В селе я был довольно известным парнем. Дед мой в школе преподавал, все друг друга знали. Существовала паромная переправа между моим селом Рашков и Вадул-Рашков на молдавской стороне. Так эти пьяные «вояки» перерезали трос, сели на другой стороне бухать – и вот вам вся война!

Ренегат с отцом

А там, где базировались российские войска, действительно шли боевые действия. Но в Кишиневе мы на это особого внимания не обращали, потому что обострились национальные проблемы. Сидим мы в лесу и поем под гитару песни. Вдруг подъезжает наряд конной милиции с автоматами и начинает нас распихивать, спрашивая с молдавским акцентом, почему мы поем по-русски, почему не молдавские песни, «ну-ка быстро разошлись, не собираться». Фактически разгоняли нас лошадями. Так, без травм, но было понятно, что начнешь лезть в бутылку, можешь и прикладом по башке схлопотать.

Война у «Северного Флота» трактуется в самом широком смысле. В песне «Поднимая знамя» она вырастает до масштабов вселенского закона, когда, как пел любимый Сашей Виктор Цой, «я чувствую, закрывая глаза, весь мир идет на меня войной». Подобное состояние самому Леонтьеву приходилось испытывать неоднократно. Причем, когда это произошло после смерти Михаила Горшенева, он хоть и оказался на время выбит из колеи, однако был уже во всеоружии. Ведь ситуация со смертью отца и спасением его бизнеса в глухом Киржаче очень закалила Сашу и стала одним из сильнейших творческих импульсов. Но когда он начинал писать свои первые песни, до этого еще было ох как далеко…

Александр Куликов, 2016 г.

А. Щиголев на концерте Прощание