Читать книгу Легенды Эоса - Денис Вадимович Ганиман - Страница 2

Сегодня Тару исполнилось тринадцать. Жители деревни по такому случаю стали готовиться к церемонии Ом’шу’нагок, что на Забытом Языке означает «Обретение последней души». Тар уже получил две: первую – от матери, когда родился, а вторую – от отца, когда тот обучил сына гончарному ремеслу. Но теперь Тар должен понять, для чего он пришёл в мир. И, согласно обычаю, разобраться в этом он обязан сам, без помощи семьи или друзей.

Сельчане украсили улицы цветами и красными лентами, указывавшими путь в центр деревни, где возвышался большой Белый Камень. Говорят, он вырос прямо из земли в Стародавние Времена, словно зуб или коготь, а потом мудрые люди нашли его и сделали своим духом-хранителем. С тех самых пор вальстийцы поклоняются Белому Камню, просят у него совета и защиты от болезней и злых сил.

Утренний свет пролился в долину, отражаясь от гладкой поверхности реки Ошу, омывая деревья и крыши домов малиновой краской. Близилось летнее солнцестояние, а потому ночи были совсем короткими. Раньше Тар очень любил этот праздник и считал дни до начала Долгой Песни, но теперь все его мысли были обращены в себя, в поиски третьей души. Он почти не спал и плохо ел. Иногда Тара бил озноб: то ли от недосыпа, то ли от страха перед неизвестностью, но такое случалось с каждым юношей или девушкой накануне Ом’шу’нагок, поэтому никто не спрашивал Тара, как он себя чувствует и всё ли у него в порядке. Вот и сейчас Тар просидел на кровати до рассвета, не смыкая глаз, в попытках понять, в чём же его предназначение. Все соберутся у Белого Камня, чтобы услышать его слово. Слово не мальчика, но молодого мужчины.

– Нет, а что если я не справлюсь? – Тар обратился к пустоте, но пустота, разумеется, не ответила. – Вдруг Камень не захочет говорить или я не смогу услышать? Да кто вообще додумался доверять судьбу этому истукану? Как будто у него есть рот или хотя бы уши…

В комнату вошла Таллила. В её карих глазах читались радость и спокойная уверенность. Тёмные волосы были аккуратно заплетены в косу.

– Уже не спишь? – улыбнувшись, спросила она и села напротив.

– Я не ложился… Мам, мне страшно остаться без души. Как вы с папой нашли её? Я ведь ни разу не слышал голос Белого Камня. Каждый год на Долгую Песню посвящал ему соллы, но ничего… Ничего не получал взамен: ни снов, о которых постоянно твердит бабушка Омма, ни удачи, в которую верит папа, ни даже сладких ягод, которые мешками приносит Олаи.

– Ну тише-тише, сынок! – Таллила погладила Тара по голове. – Ты пошёл в отца. Я-то сразу знала, что буду ткачихой, а вот Вэлло до церемонии не мог решиться: то он рыбак, то пахарь, то охотник. Но потом что-то случилось там, на зелёном холме, и без тени сомнений Вэлло заявил, что станет лучшим гончаром Валь’Стэ. Как видишь, со временем так оно и получилось.

– Мне бы так… – печально пробубнил Тар.

– А ты поверь в себя, как мы с папой в тебя верим. И Олаи тоже. Она уже неделю тайком бегает в ореховую рощицу у реки и собирает для тебя макадду, чтобы поздравить с третьей душой. А ты сам знаешь, как это сложно.

– Знаю, это же я её научил. Помню, руки сначала у обоих были в царапинах. Олаи застрянет в шипах, а мне потом доставай. Но у неё талант. Олаи теперь не только орехи собирать умеет. Мне иногда кажется, что она каждую травинку понимает и нужный корешок чувствует сквозь землю. Лучше неё в этом смыслит только Омма.

– Да, пожалуй, тут и слепому видно – настоящая травница растёт. Но разве открыла бы Олаи свой дар без помощи старшего брата? – Таллила помолчала немного, а после добавила: – Я думаю, что у Хранителя на тебя особые планы. Может, твоя душа придёт не из этой долины или спустится к нам с неба, а может, поднимется со дна Ошу?

– Ладно тебе, мам, так только в сказках бывает, – ответил Тар, заметно повеселев.

В животе у него заурчало. Таллила хитро улыбнулась.

– В сказках, значит… Я смотрю, кто-то проголодался не хуже Энрира, что поклялся однажды проглотить солнце и луну, и звёзды. Надо бы нам этого волка задобрить. Приготовлю ему корруковой каши, а ты пока сходи к отцу. Он в пристройке, сказал, что хочет успеть с работой до церемонии, но будет рад, если ты к нему заглянешь.

Таллила ушла, а Тар ещё некоторое время сидел в комнате. Ему вспомнилось детство, зим шесть или семь назад.

Вся семья собралась в большой зале, у очага. Олаи, ещё крошечная и завёрнутая в пелёнки, сопела на руках у матери. Вэлло сидел рядом с Таром, большой, как медведь, бородатый. Ручищи его были перепачканы в глине. Омма, устроившись в единственном кресле, тихонько напевала Сказанья Кальварры. Поленья мерно трещали в огне, шипели и плевались искрами, а Тар смотрел в пламя и в деталях представлял всё, о чём пела бабушка. В тот вечер он впервые услышал историю про Энрира. И она так впечатлила Тара, что он ещё неделю потом бегал по деревне, воображая себя могучим зубастым волком. Выл на луну, гонялся за овцами и дразнил соседских собак. С тех пор Таллила в шутку звала сына волчонком, и прозвище это незримыми корнями проросло в его первой душе. Но теперь оно казалось ему глупым, мешалось и отвлекало, как назойливый ребёнок.

Скинув дрёму воспоминаний, Тар поднялся с кровати и направился к отцу. В мастерской, как всегда, царил хаос: на столе валялись разносортные заготовки, косы, резцы и бочкарки. На полу повсюду стояли сырые вазы, толстопузые кувшины и прочая домашняя утварь, которую ещё предстояло довести до ума. Вэлло вращал ногами маховик, а руками искусно управлялся с очередным куском глины. Гончар был так поглощён делом, что не обратил внимания на скрипнувшую дверь. Тар не стал мешать и что-либо говорить. Он молча прошёл к дальней стене и открыл оконные ставни, про которые всегда забывал Вэлло. Стало светлее. Гончар наконец поднял лохматую голову и расправил согбенные плечи.

– А, Тари! Доброе утро, сын! Подай-ка мне кувшин с водой, а то жажда глотку душит

Тар выполнил просьбу и, пока Вэлло громкими глотками осушал кувшин, спросил, указав пальцем на круг:

– Мне это снится или я правда вижу золотую глину из Хазибы? Откуда у нас такое сокровище?

Вэлло поставил вазу на земляной пол, вытер рукавом усы и расплылся в довольной улыбке:

– Всё Хакка! Этот старый пройдоха. Вчера прибыл в деревню. Привёз шелка, бусы и прочую ерунду. Поставил шатёр у реки. Ух и народищу столпилось! Девкам платья хазибские продавал, пять сребревиков за штуку, а они и рады. Ну я, как про Хазибу услыхал, сразу к нему. Рылся в сундуках часа два, пока не нашёл свёрток размером с бычью голову, тяжеленный такой. Хакка тут как тут. Ну, мы с ним и сторговались. Он мне брусок золотой глины, а я ему десять сребревиков и десять амфор на эллирийский манер.

– Ого, Хакка на Эллирию замахнулся! Это вон те с виноградной лозой на ручках?

– Да-да, шесть уже под столом стоят. За ночь управился, осталось всего четыре, но, Тари, поверь, оно того стоит! Когда ещё златоземное сырьё в наших краях появится? Одному Хранителю известно, а он, как правило, немногословен.

– К слову, о Хранителе, пап… – Тар вдруг побледнел и сжался. – Я раньше никогда не спрашивал…

– Что? Как я справился с Ом’шу’нагок? – Вэлло сделался серьёзным и даже перестал вращать гончарный круг. – Ты же понимаешь, сын, рассказывать нельзя. Никому нельзя. Есть испытания, которые мы проходим в одиночку. Главное – ничего не бойся. Я буду рядом. Мы будем.

Из большой залы в мастерскую проник сладкий аромат коррука. За стеной послышался мягкий голос Таллилы, приглашавшей всех на утреннюю трапезу. Тар и Вэлло оставили разговор и пошли на зов. Зевая и прихрамывая, в зале появилась бабушка Омма. Откуда-то в дом влетела Олаи, растрёпанная и чумазая, словно лесной дух. Когда каждый занял своё место у очага, Таллила наполнила миски и раздала от старшего к младшему, как того требовал обычай.

– Этой ночью мне был сон, – отставив еду, сказала Омма. – Я видела дорожку из белого щебня, ведущую высоко в небо. Той дорожкой ходили звери и тени предков. Стало быть, скоро я вас покину.

Первым не выдержал Вэлло и захохотал так, что чуть не подавился. Потом его смех подхватили Тар и Олаи. Таллила ответила, стараясь не улыбаться.

– Мама, зачем тебе в Мир Снов? Рано ещё, ра-но! Лучше поешь с нами. Тем более, что ты уже который раз эту дорожку видишь, восьмой или девятый за год? Что-то не торопится Хранитель тебя забирать. Значит, не твои это сны и тревоги ни к чему.

Омма вздохнула, но всё-таки вернулась к каше.

– Ладно, не хотите верить, не надо, но я-то знаю, что видела…

Бабушка ответила без обиды, но подумала, что все они пока слишком молоды, чтобы разбираться в сновидениях. Затем она взглянула на Олаи и сразу заметила, что в волосах у девочки застряли листья и репейные колючки.

– А ты чего такая страшненькая, Оли? – спросила Омма. – Нет, ты глянь-ка: ступни чернющие, платье порвано. В деревне заметят такую, никто в жёны не возьмёт. Женихов-то, авось, днём с огнём не сыщешь?

– Не нужны мне никакие женихи! – возмутилась Олаи. – Меня Тари от них защищать будет. Правда, Тари?

Тар кивнул и тепло обнял сестру, догадываясь, что она перепачкана с ног до головы, потому что снова ходила в лес за макаддой.

Омма покачала головой, а потом прищурилась и перевела взгляд на внука, погружённого в мысли столь далёкие, что казалось, будто души его вот-вот оставят тело.

– Тари, дорогой, будь так любезен, – начала бабушка, разминая ноющие колени, – пока ты ещё не превратился в горделивого мужчину, и пока я могу тобой командовать, уважь старуху.

Юноша вздрогнул, выпрямился и заморгал, как если бы с ног до головы его окатили холодной водой. Жизнь вернулась в тело. В глазах зажёгся осмысленный огонёк готовности. Тар спросил:

– Что, ба, принести тебе чего-нибудь?

– Да тут давеча пташка одна нашептала, что Хакка в деревню явился… Не запылился! – Омма недовольно фыркнула и махнула рукой. – Так вот, этот негодяй мне задолжал. Два года жду огненный корень из Хазры, да всё ему не по пути.

Вэлло и Тар заговорщически переглянулись, сдерживая смех. Омма продолжила:

– К чему это я? Ах да… За домом растёт можжевельник. Возьми с собой Оли. Сорвите веточку и отнесите Хакке. Он всё поймёт.

Тар и Олаи согласно кивнули и снова принялись за кашу. За окном совсем рассвело, роса испарилась, и тёплый воздух хлынул в дом.

Вэлло поблагодарил жену и вернулся в мастерскую. Таллила собрала посуду и поспешила к реке, пока остатки коррука не затвердели и миски можно было отмыть без лишних усилий. Омма осталась следить за огнём.

– Интересно, и где же здесь можжевельник? – притворяясь, спросил Тар.

Это растение было ему хорошо знакомо, но Тару нравилось смотреть, как сестра с важным видом объясняет, как выглядит та или иная травка, куст, деревце. В эту игру они стали играть с первого похода в ореховую рощицу.

Олаи поправила спутанные волосы цвета каштана, надула розовые щёки и ответила:

– Что же ты, братишка? Вот он, смотри, стелется у земли, похож на маленькую ёлочку. Бабушка говорит, что его ещё называют верес или арча.

– Точно-точно, теперь вижу! Давай-ка лучше я сорву, а то он, похоже, колючий.

Тар протянул руку и ловким движением сломал веточку, но всё равно укололся. Олаи прошептала что-то кусту, а потом вместе с братом они пошли вдоль невысокой восточной стены к северным вратам.

Солнце поднималось всё выше, тени медленно сжимались, чернели и прятались от палящих лучей. В траве стрекотали кузнечики и шелестели бурые ящерки. Олаи бегала от одного края тропинки к другому, тыкала пальцем в густую, разросшуюся зелень и радостно щебетала:

– Тари, гляди, вот это – медянкин язычок, здесь болиголов, а тут заячий мак…

Остановить её было невозможно, но Тар и не пытался, только слушал и наблюдал за тем, как светятся счастьем янтарные глаза Олаи.

Миновав врата, они повернули на восток, к берегу Ошу, где вскоре выросла разноцветная крыша, а затем и стены высокого шатра. Лошади были разгружены и привязаны к деревьям. Длинная очередь сельчан тянулась изогнутой лентой. Последним был Докка, смотритель лодок из Одинокой Хижины, что стоит западнее, за лесом, обступающим северные границы деревни.

Ещё не старый, но уже лысеющий, Докка мечтательно смотрел на тихие воды Ошу и на далёкий заснеженный пик горы, что величественно возвышалась над Древней Чащей. Прохладный ветерок обдувал загорелое лицо мужчины. Он не шевелился.

Олаи дёрнула Докку за штанину и крикнула, как бы призывая его из полусна:

– Дядя Докка, привет! А мы к Хакке идём за огненным корнем. Нас бабушка Омма послала, сказала, что он ей обещал.

– А?.. Ага-ага… – очнувшись, пробормотал смотритель. – Здравствуй, Олаи! О, и Тар здесь?! А ты разве не должен готовиться к церемонии?

Юноша нервно сглотнул и покрылся холодной испариной. Впервые кто-то, кроме родных, спросил у него про Ом’шу’нагок вопреки традициям.

– Должен, да, но толку мало, – честно ответил Тар. – Так что я решил немного прогуляться с сестрёнкой и заодно бабушке помочь.

– Хороший ты малец, – сказал Докка, но тут же себя одёрнул. – Вот я дурень! Что мелет мой глупый язык?! Ага-ага… Ты ведь почти уже взрослый, Тар. Вон, какой вымахал! Высокий, статный, только взгляд печальный… Случилось чего, а?

Очередь двинулась. Смеясь и перешёптываясь, из шатра вышли две молодые женщины. У одной в руках был изящный гребешок, вырезанный из белоснежной кости заморского зверя, а вторая несла шкатулку, украшенную мелкими камешками яшмы.

Тар помолчал немного, собираясь с силами, поклонился смотрителю и ответил:

– Спасибо тебе, Докка, но с этим испытанием я должен справиться сам.

– Прости, что лезу с расспросами, ага-ага… Знаешь, Тар, я – простой смотритель лодок и мало понимаю в высокой мудрости Хранителя. Но река ведь тоже по-своему мудра. У неё есть начало и русло, и конец – там, где она впадает в море. Но река всегда остаётся рекой. Может, с душами дела обстоят так же, а? Может, они всегда с нами, и потому нет причин бояться, что скажешь?

Тар пожал плечами и ничего не ответил. Очередь двинулась, и больше они не проронили ни слова.

Олаи нашла в зарослях куст жимолости и вот уже полчаса не отходила от него, лакомясь спелыми ягодами. Вдоволь наевшись и прихватив с собой немного, девочка вернулась к брату. Угостила его и протянула горсть Докке. Лодочник отказываться не стал. Мало-помалу люди разошлись.

Докка вынырнул из шатра довольный, прижимая к груди непонятный свёрток. Он задержался у входа, положил сухую мозолистую ладонь на плечо юноши и сказал:

– Приходи потом, после всего, в Одинокую Хижину, Тар. Покажу тебе, как обращаться с лодкой.

Тар молча поклонился, взял сестру за руку и шагнул в шатёр. Внутри было нежарко и сладко пахло пряностями. На расписном ковре сидел бородатый мужчина, обложенный подушками. На голове у него красовался пурпурный тюрбан, увенчанный павлиньим пером, а под густыми бровями сверкали внимательные, пытливые глаза. Сам он был смуглый, словно южанин, и поджарый, как паломники, что приходят в Валь’Стэ из нижних земель, а потом обычно отправляются выше по реке в священный город Эдду.

Хакка приветственным жестом подозвал гостей и предложил сесть на ковре, что лежал напротив. Олаи смотрела на торговца, затаив дыхание. Ей он казался волшебником или сказочником, который знает всё на свете и, должно быть, прочёл множество свитков и книг. А вот Тару уже доводилось разговаривать с Хаккой, и потому он знал, что никакой Хакка не волшебник. Мудрец, плут и великий путешественник? Возможно. Но ждать от него чудес не стоило.

– Я Хакка, – звучным голосом произнёс мудрец и погладил курчавую бороду, – скиталец Кипящего Моря, провидец Хазгоша и знаток ильтрийских вин! Я вхож во дворы эттских царей, я друг хазибских вельмож и собиратель историй! А кто вы, мои юные гости?

На секунду повисла тишина. Олаи замерла, пребывая в полнейшем восторге от услышанного. Тар поразился тому, что Хакка не узнал его и представился точь-в-точь, как это было в их первую встречу, но быстро взял себя в руки и, чтобы проявить уважение, ответил не менее торжественно:

– Мы – дети из дома Вэлло, господин мой. Меня зовут Тар, а это моя сестра Олаи.

– Вэлло, значит… – задумчиво протянул мудрец. – Да, дивную сделку мы провернули с вашим отцом, но, кажется, было что-то ещё…

Хакка уронил взгляд на веточку можжевельника, которую Тар всё это время держал в руках. Буркнув под нос пару шипящих слов на незнакомом языке, мужчина поднялся, подошёл к груде плетёных корзин, стоявшей у тяжёлого, закрытого на замок сундука, и вытащил из самой крепкой и тёмной нечто, обёрнутое в мокрую тряпку.

– Это огненный корень? – спросила Олаи.

– О, да, моя госпожа, это он, – отозвался Хакка, – редчайшее сокровище Хазры! Растение, способное излечить тысячу телесных недугов. Подагру, например, или глазную муть, но только если найти умелого знахаря, разумеется.

Мудрец развернул тряпицу и показал девочке, что внутри. Корень был ярко-красного цвета и немного напоминал человечка с изогнутыми ручками, ножками и непропорционально большой головой.

– Какой странный! – отозвалась Олаи. – Но бабушка Омма будет довольна.

– Да-да, передайте Омме мои извинения за то, что пришлось ждать так долго. На Востоке нынче неспокойно.

Лицо Хакки на мгновение помрачнело, но тут же прояснилось и даже расплылось в добродушной улыбке. Он снова завернул корень в ткань и протянул его Олаи.

Тар оставил можжевельник в шатре и повёл сестрёнку домой. Обратно они решили пойти другой дорогой, через широкое поле, засеянное золотистым корруком. Нежные шелковистые стебли его тянулись к слепящей синеве небес, желая выпить её до дна. Высоко, на восходящих потоках воздуха, парил коршун. Так тихо и спокойно было в том поле, что Тар позабыл о своих тревогах. Он наслаждался летом, простором и дышал, дышал…

Пока дети были у Хакки, Таллила напекла хлебных лепёшек и теперь вовсю колдовала над кипящим котлом. Омма сидела в кресле и наблюдала за умелыми руками дочери, а Вэлло то появлялся, то пропадал в мастерской, исходя слюной от ароматов, заполонивших дом.

Олаи вбежала в большую залу, размахивая добытым трофеем. Следом вошёл Тар. Омма подозвала внучку и спросила:

– Неужто этот негодяй всё-таки сдержал слово?

– Да, бабушка, вот, – ответила девочка и вручила ей свёрток. – А почему корешок мокрый и похож на человечка?

– Путь с Хазры в нашу деревню неблизкий, Оли. Если бы корень высох, проку с него? Уж лучше травы пожевать. А так он живой и полон целебных соков. Хакка пропитал тряпку специальным раствором. Слышишь, как пахнет?

Омма вдохнула кисловатый душок, сморщилась и продолжила:

– А на человечка он похож, потому что им можно лечить и шею, и спину, и ноги. Особенно ноги. Вот сделаю мазь, вотру в колени и буду бегать, как молодушка.

Олаи засмеялась, обняла бабушку и поцеловала в щёку, усеянную тёмными пятнами и глубокими морщинами.

Тар помог матери с готовкой, и вскоре все собрались у очага, чтобы отведать горячего супа и хрустящих, натёртых чесноком лепёшек. Когда с едой было покончено, Тар ощутил дрожь, пронзившую воздух едва уловимой волной, глухой и раскатистой, как будто вдалеке шагнул великан. Удар. Ещё удар. По спине Тара пробежали мурашки. Он всё понял. Ом’шу’нагок. Церемония началась. Грохот барабанов звучал всё громче. Запели флейты и цимбалы. Послышались голоса сельчан, смех, хлопки и радостное улюлюканье.

– Ну что, Тари, пора! – Вэлло с гордостью посмотрел сыну в глаза и одобряюще кивнул.

Омма приподнялась в кресле и благословила внука словами Забытой Речи. На глазах Таллилы проступили слёзы, хотя плакать она не собиралась, чтобы не расстраивать сына. Олаи вспомнила про макадду, ушла в свою в комнату, а когда вернулась, на тоненьком пояске её, обхватившем талию, висел кожаный плотно набитый мешочек.

Тар поклонился родным и попросил бабушку остаться дома, потому что разговор с Хранителем обещал быть долгим. Омма не стала возражать, только ближе подвинулась к огню. Дверь раскрылась настежь, и в большую залу хлынула музыка. Вошли трое мужчин в белых холщовых рубашках. Ничего не сказав, они положили на пол одежду из той же ткани. Тар переоделся, и жрецы повели его навстречу толпе и музыке.

Олаи, Вэлло и Таллила последовали за процессией. Барабаны гремели с чудовищной силой. Флейты пронзительно свистели. Собаки выли, а дети визжали. На шум стекались люди из соседних домов. И вот уже все жители Валь’Стэ, не считая Оммы, сопровождали Тара к священному камню.

Поднявшись на холм, юноша поклонился монолиту, изрезанному бесчисленными узорами, а затем обратился к толпе:

– Я Тар, сын Вэлло и Таллилы!

Голос его дрожал, а сердце бешено колотилось в груди.

Музыка стихла. Люди умолкли. Тар взял волю в кулак и подавил волнение. Он ведь готовился к этому моменту – выучил церемониальную речь наизусть. И пока всё шло неплохо.

– Сегодня мы празднуем начало Долгой Песни. Сегодня мы чествуем солнце, свет и торжество жизни. Сегодня мы славим Хранителя и воспеваем его мудрость в соллах, сложенных предками. И сегодня мне дарована честь обрести третью душу.

Тар приблизился к Белому Камню и коснулся его ладонью. Люди ждали на почтенном расстоянии.

– Но я не знаю своей души! Нигде её нет: ни дома, ни в поле, ни в реке, ни в лесу. Искал её всюду и даже во снах, но, увы, не нашёл. А потому я должен сесть и слушать. Слушать, что скажет мне Хранитель.

Так юноша и поступил. Он сел на покрытую мхом землю, закрыл глаза и прислонился спиной к холодной каменной коже.

Обычай обязывал людей ждать вместе с Таром. И они ждали. Кто-то растянулся на траве и мирно дремал, подставив лицо солнцу. Кто-то сел, повторяя за юношей, но были и те, кто предпочли дожидаться стоя.

Тар глубоко дышал и мысленно взывал к Хранителю. Поначалу ему была приятна прохлада, исходившая из Камня, но со временем что-то переменилось.

В земных недрах пробудилась тьма. И теперь она извивалась, шипела, протягивая к нему свои ледяные щупальца. Тар хотел было подняться, но тело не слушалось. Открыть глаза или закричать тоже не получалось. Он попал в ловушку, из которой не мог выбраться, и никто, совсем никто не чувствовал надвигавшейся беды. По небу всё так же плыли редкие облака, а в траве гулял ласковый ветерок. Ни единого звука не сорвалось с уст людей. День медленно катился к закату.