Читать книгу Желтая планета. Сборник рассказов - Денис Запиркин - Страница 3

– Юра, это ты? – мама выглянула в коридор с кухни, вытирая руки о фартук.

– да, – буркнул он.

– проходи, раздевайся, мой руки. ужин уже готов.

– лааадно…

не включая свет, он бросил рюкзак на диванчик, туда же скинул куртку, которая сползла рукавом на пол, тряся ногой, отшвырнул ботинок в угол коридора, нацепил тапки и прошел в свою комнату.

– ну как там дела в школе, все нормально?

– нормально, – он злобно шепнул себе под нос.

– ты идешь? – судя по голосу, у мамы было хорошее настроение, не как обычно в последние дни.

– да иду я! – прокричал он из комнаты, устало развалившись на тахте.

он аккуратно снял руки с клавиатуры, положил на колени, дождался, когда стихнет последний аккорд, и отпустил педаль.

кивнув сам себе, он сделал паузу, и с едва заметной улыбкой посмотрел на учительницу.

– знаешь, Юра, мне кажется, ты прекрасно готов к окончанию четверти, ты молодчина.

она встала и погладила его по голове, взъерошив волосы на лбу.

– я не должна бы этого говорить, раскрою маленький педагогический секрет: перед зачетами и экзаменами не полагается такое говорить ученикам, чтобы..

от нее вкусно пахло дорогими духами и ароматом доброй мамы.

– чтобы, – продолжила она, улыбнувшись, – не перехвалить… ты понимаешь?

Юра кивнул и искренне посмотрел на учительницу.

– но я давно тебе должна сказать, я этого не боюсь, ведь ты и правда очень талантливый, и немного похвалы, заметь, достойной похвалы, тебе точно не помешает.

мальчик у пианино неловко шаркнул ножками, скрестив их в смущении, опустив голову.

– ты не зазнаешься, я знаю. я в тебя правда очень верю.

она посмотрела на часы.

– тебе пора на хор?

он кивнул.

– ну иди.

юный пианист слез с подставки на стуле и стал укладывать ноты в рюкзак.

он почувствовал, как она открыла тюбик с кремом, и стала, перебирая длинными пальцами, нежно растирать его по красивым кистям.

собравшись, он попрощался и открыл дверь.

– до свидания, Светлана Аркадьевна.

– до свидания, Юра. и поработай чуть больше над этюдом, только не слишком ускоряйся, лучше пройдись еще раз в медленном режиме, а то заиграешь.

– хорошо.

– ну иди.

он оглянулся в проем закрывающейся двери и увидел ее ласковую улыбку.

дети шумно, кто из кабинетов после занятий с педагогами, кто группами после сольфеджио, кто снизу, разгоряченные после улицы, ручьями заполняли большой зал. начиналась новая репетиция хора.

радостно поздоровавшись с ребятами, он, слегка припрыгивая от хорошего настроения, влился в поток, но в двух шагах от открытых дверей, он неожиданно натолкнулся на грузную фигуру завуча. смутившись и поздоровавшись, он попытался обойти ее, но большое тело преградило путь.

– Юра.. – пробасила она.

– да, Милена Константиновна, – тихо ответил он.

– подожди. зайди, пожалуйста, к директору.

– прямо сейчас? – он заглянул в зал, где ребята шумно рассаживались по стульям.

– да, пожалуйста, прямо сейчас.

набираясь храбрости и размышляя, зачем его вызывали, он остановился у большой двери в приемную директора.

задумчиво отколупнув ноготком кусочек краски, отслоившейся от штукатурки, он отпрыгнул от с шипением посыпавшегося на паркет порошка, оголившего небольшую дыру, за которой открывались сложенные крестиком старые деревянные рейки.

мысли о том, сколько им лет, кто и когда эти рейки старательно укладывал, а потом наносил строительный материал слой за слоем, резко оборвались звуками со второго этажа. хор начал распеваться.

он толкнул двери приемной, поздоровался с секретарем, которая что-то печатала на машинке.

та строго взглянула на него поверх очков.

– а.. да, проходи.

уставившись в белый лист, она снова начала стучать по клавишам.

– Юра, проходи, садись.

большая женщина, директор музыкальной школы, тяжело поднялась из-за стола, и всем своим неимоверно огромным телом начала приближаться.

предстоял тяжелый разговор.

сев на стул, он сжался, подняв плечи и глядя в пол.

– Юра… – шумно выдохнула она низким грудным басом.

– да… – прошептал он.

– ты говорил с папой?

– я…

– посмотри на меня, пожалуйста.

он поднял лицо, избегая прямого взгляда, и начал разглядывать клетчатый узор на бесконечно большой груди директора.

– Юра..?

медленно набрав воздух, он почувствовал, как начинает краснеть. по бокам щекотно заструились капельки пота.

– он.. его нет дома.

– ну хорошо же! и сколько так будет продолжаться?

– я не знаю.

– ты понимаешь, – грохотала она, что мы не можем ждать обещанного ремонта годами?

– да… – зашептал он, снова глядя в пол.

– и что ты думаешь?

– я тебя спрашиваю, пожалуйста, ответь мне.

– мы.. я.. не знаю… но.. – он тихо говорил, глядя в бок, радостно зацепившись за интересный узор в углу ковра.

– так..! ну что же. я вынуждена… – строго посмотрев на него с высоты своего двухметрового роста загремела она, – вынуждена перейти к крайним мерам.

– я понимаю…

повисла пауза. Юра подумал, что, наверное, она размышляет о том, что такое крайние меры.

она грузно села в кресло и сняла трубку телефона. в тишине кабинета было слышно, как из динамика раздается гудок.

– скажи мне номер своей мамы.

– ее сейчас нет дома.

– хорошо, тогда скажи рабочий.

он продиктовал по памяти привычный набор цифр, который легко было запомнить, как легкую мелодию из Штраусовского вальса, точнее, похожую на ту тему, что недавно услышал на уроке музлитературы.

– алло? – строгий бас разнесся эхом по кабинету. – соедините, пожалуйста с…

она, приоткрыв папку, посмотрела на какой-то документ и назвала имя-отчество. повисла пауза.

– что? уже ушла?

за окном, в свете уличного фонаря начал падать желто-голубой неоновый снег на фоне вечерней улицы. в доме напротив зажглось окно.

положив трубку, директор шумно выдохнула и уставилась на мальчика.

– пожалуйста, на занятие в пятницу я жду твоих родителей.

мурашки пробежали по спине от грозной многообещающей фразы.

– хорошо, – прошептал он.

– было бы замечательно, если твой папа все-таки появится, и расскажет нам, что происходит, и где деньги, которые он взял на ремонт, и почему до сих пор ничего не началось, почему он не отвечает, я бы даже сказала, – тут она строго посмотрела и сделала паузу, – я бы даже сказала скрывается. а если нет, то скажи маме, что мы ее очень ждем.

смысла возвращаться в зал уже не было. хор, распевшись за время разговора их с директором, перешел к повторению рахманиновского сочинения про весну, такого мелодичного и непростого…

Юра подошел к Марье Ивановне, гардеробщице и, по совместительству, уборщице и охраннице, скромно поздоровался, ожидая допроса, что он делает тут во время занятий, протиснулся между вешалок и снял с крючка свою куртку.

– мам?

– а…

мама смотрела в маленький экран телевизора, подвешенного на кухонной стене.

– ну мам! – он попытался добиться ее внимания.

– слушаю тебя, – не отвлекаясь от криминальной хроники, ответила она.

– послушай…

та, цокнув языком, выражая раздражение, наконец-то повернулась.

– ну что?

Юра посмотрел на нее, потом опустил взгляд в тарелку, взял вилку и начал ковырять пельмени.

– ничего, – шепотом сказал он.

она вздохнула, взяла пульт, выключила телевизор и, повернувшись к ребенку, вопросительно взглянула на него.

молчание было настолько неловким, что Юра забил рот едой и начал медленно жевать.

– ну так ты мне что-то скажешь?

показывая всем видом, что тщательно жует, он тянул время. проглотить никак не получалось. мешал ком в горле.

мама повернулась к экрану, включила телевизор и продолжила просмотр.

– если ты что-то хочешь сказать, прожуй и скажи, – раздраженно буркнула она, не глядя на сына.

тот с усилием все-таки проглотил и запил соком.

– мам?

– а?

– а когда папа вернется?

та, не глядя, встала, подошла к подоконнику, открыла форточку, впуская холодный вечерний воздух, и, стоя спиной, громко сказала:

– я не думаю, сын, что он к нам вернется.

до окончания четверти оставалась неделя. программа была подготовлена на лучшем уровне, как сказала только что Светлана Аркадьевна.

Юра жевал бутерброд, запивая бульоном из термоса. сидеть на широком подоконнике запрещалось, но это было так приятно. еще было несколько минут, когда распахнутся двери, за которыми звучит музыка, и ребята помчатся в зал на генеральную репетицию хора. повернув голову, он смотрел в холодное окно, разглядывая прохожих и проезжающие с разным звуком автомобили. один из них, черная «волга», остановился у дверей школы. грузная директорша вышла, выпуская после себя человека в темном пальто и белой рубашке с красным галстуком. «и как ему не холодно без шарфа», – подумал Юра, – «ведь так же легко простудить горло».

представитель администрации пропустил перед собой директоршу, та что-то объясняла, водя руками, показывая на фасад. возможно, объясняла, как школе необходим ремонт. они скрылись в здании. водитель выключил мотор.

Юра вздохнул, припоминая неприятный разговор с директором, сполз с подоконника, закрыл термос, спрятал недоеденный бутерброд в пакет, и стал ждать начала хора.

ботинок привычно пролетел по темному коридору, гулко стукнулся об угол и перевернулся.

– Юра, ты пришел? – раздался голос мамы с кухни.

– да… я дома.

– проходи, скоро будем ужинать.

рука сильно ныла, но, не обращая внимания на боль, он переоделся, помыл руки и прошел на кухню, щурясь от яркого света, стараясь не встречаться с мамой взглядом.

– как дела в школе?

– все хорошо…

– а в музыкалке?

– нормально..

– ну садись, я приготовила твое любимое.

мама подошла, взяла сына за плечи и ласково усадила за стол.

– расскажешь, как там у тебя?

Юра положил салфетку на колени, взялся за приборы и тихо улыбнулся, предвкушая свое любимое блюдо.

– пожалуйста…, – почувствовав укоряющий взгляд сверху, он поменял нож с вилкой, следуя правилам, которые так неудобно было соблюдать, но, что поделаешь, порядок есть порядок, и почему для левшей никто не разрешил держать все иначе?

мама дотронулась до пульта, выключила звук, села на стул, поджав под себя колено, повернулась, положив локоть на стол, а голову на кисть. так она делала в особые моменты. либо когда ей интересно. либо, когда предстоял серьезный разговор.

на этот раз получилось и то, и другое.

– приятного аппетита, приступай.

– спасибо..

– ты хочешь соку?

– да, пожалуйста..

– знаешь…

она взялась за пакет и налила ему немного в высокий стакан.

– что?..

– знаешь, мне звонили из твоей музыкальной школы.

Юра отложил приборы и посмотрел на маму. вздохнув, он ответил:

– догадываюсь.

– они недовольны, мягко говоря… ты ведь знал, что папа взял у них деньги на ремонт?

– угу..

– ты в курсе, что он, несмотря на обещания, ничего не делает, и не отвечает им на звонки?

– ага..

– надеюсь, они не делают ничего такого с тобой, ничего не говорят, ведь ты тут ни при чем…

– мугу…

– знаешь, Юра, мне это все очень не нравится…

она взяла его за руку и сжала в порыве тревожной нежности.

– что с тобой? ты почему так сжался? тебе больно?

– мам…

– да у тебя…! что такое? ты подрался? да где ж ты мог? – она вскочила. – ну что ты молчишь? мальчишки на улице?

– нет.. во дворе меня уважают, – Юра постарался улыбнуться, прикрывая посиневшую и распухшую кисть.

– тогда что случилось?

– я просто шел… после трамвая, и, ты знаешь, там горка, я решил прокатиться по льду, и как-то неожиданно упал…

– да ты понимаешь? – она захлебнулась в порыве, – у тебя же скоро зачет! ну-ка дай!

она попыталась взять его руку, но тот отдернул, скорчившись от боли.

– покажи! – строго приказала она.

он обреченно протянул сжатый кулак, опустив голову.

– ну.. ну ты.. даешь… собирайся, срочно едем в травмпункт.

– алло, это Юра?

– да, а кто это?

– здравствуй, это Светлана Аркадьевна, твоя учительница музыки, ты помнишь?

– ой, да! конечно! здравствуйте, как вы… ой, то есть.. как же я рад вас слышать…!

– у тебя все хорошо?

– да, скоро диплом, я заканчиваю институт… а вы..?

– ты слышал, – ее голос стал тише, – что Изольда Иосифовна болеет?

– нет..

– у нее тяжелая форма рака…

– это ужасно.

– да… очень печально… почти не встает…

учительница музыки грустно вздохнула.

– мы тут с ее учениками собираем помощь… ты, если можешь, если хочешь…

Светлана Аркадьевна рассказала, что выпускники, кто сколько может, решили собрать помощь бывшей директрисе музыкальной школы. возможно, на ближайший отчетный концерт, все соберутся, возможно, она сможет там быть, и.. ну если не подарок, то помощь… ты понимаешь… конечно… а если нет, может, ты занят, или что-то еще, вот ее телефон и адрес. она практически не ходит, но с ней сестра, она за ней ухаживает, и можно приехать… ну и…

– кто там?

– откройте Рина Иосифовна, это я, Юра.

дверь медленно скрипнула и приоткрылась на цепочке. несколько секунд близорукая женщина пристально всматривалась в тусклый свет коридора.

– ой, Юрочка! это же ты!

дверь закрылась, зазвенела цепочка, и, перешагнув через порог, немолодая женщина, открыла объятья.

– как давно мы не виделись, мой хороший, ну как ты? проходи! конечно, проходи, ты.. мы… ой..

она вдруг погрустнела, опустила руки, с лица ушла радость…

– Риночка, кто там? – из соседней комнаты раздался знакомый, все еще бодрый, но подернутый каким-то дребезжанием, женский бас.

– ой, Изя, к нам пришли, сейчас-сейчас, ты не волнуйся только, подожди…

шепнув, она протащила Юру в кухню, усадила на мебельный уголок, прикрыла дверь со стеклянным проемом, села на табурет, тут же вскочила, взмахнув и хлопнув руками, спросила про чай-кофе, принялась что-то ставить и наливать, зажгла плиту, а потом обернулась и замерла.

– я на минутку…

он начал рассказывать, что сейчас учится в техническом вузе, идет на диплом, хорошие перспективы, здоров и вообще, но…

– я тут узнал…

печально поджав губы, сестра сложила опущенные руки.

– не надо ей говорить, что я приходил… что это я…

– ..??? – смиренная благодарность прокатилась по ее упавшим плечам.

– мы пообщались с мамой, и вот… это от нас…

Юра вынул из внутреннего кармана вельветового пиджака с заплатками на локтях конверт.

женщина напротив стояла молча, пытаясь подобрать слова.

конверт лег на стол. пальцы подвинули его в сторону сомкнутых кистей.

– простите. чем могу. надеюсь… я пойду.

Рина открывала дверь, стараясь не смотреть в глаза, по ее щекам покатились слезы…

– ты заходи… – прошептала она с пониманием, что им больше не увидеться.

– Риночка! ну что там такое? – снова раздался бас большой больной женщины из комнаты.

Юрий вдруг почувствовал вокруг себя, по всей квартире, запах лежачего человека, и ему стало душно. дернув рукой, он ослабил галстук.

– всего хорошего…

– прощай… спасибо тебе, Юра..

дверь закрылась, у лифта стало легче дышать.

он машинально потер занывшую кисть руки.

а в прихожей немолодая женщина прижалась спиной к двери и, стараясь не издавать ни звука, заплакала, приговаривая шепотом «какой был талант..!».

концерт закончился. зрители, отхлопав, отскандировав, отсвистев и откричав положенное и даже больше, потекли к выходам. за кулисами началась суета. рабочие гремели, разбирая сцену, помощники режиссера суетились, громко общаясь по рации со звукорежиссерами на балконе. привычная суматоха затянула и заставила сосредоточиться на погрузке ящиков.

выйдя из служебного входа, Юрий вдохнул свежий морозный воздух и потянулся за сигаретой. тут же подлетели другие работники, стреляя из пачки по одной.

услышав бибиканье, он поднял взгляд, из светлой машины напротив, она махала ему через опущенное водительское окно.

– Юра! иди сюда!

бросив недокуренную сигарету в чавкающее снежное месиво, он посмотрел по сторонам и перебежал через дорогу.

– вот не ожидал… – он радостно склонился, положив руку на крышу, чмокнул подставленную щечку, – как ты меня нашла?

– залезай, сейчас поедем развлекаться.

он обошел авто спереди, обратив внимание на заляпанный значок мерседеса, и расслабленно плюхнулся на кресло рядом с водителем.

она потянулась к нему, душа в объятьях дорогих ароматов, опьяняющих и дурманящих, смывающих и снимающих любую усталость.

сладкий аромат теплых сочных губ окончательно снял всякую усталость…

– и куда мы? – спросил он, откинувшись на подголовник.

– а сейчас… сейчас мы… – таинственно и радостно протянула она, – поедем развлекаться!

прокрутив мысленно планы отдохнуть, он удивленно расширил глаза.

– да-да! не удивляйся, ты тут типа хорошо поработал, и я решила подарить тебе прекрасный вечер. тем более, что…

– что?

– сегодня же четырнадцатое февраля!

– ах, ну да! – он артистично хлопнул себя по лбу, думая, как неловко получилось, что…

– не парься, там будет круто, я гарантирую.

она сделала музыку погромче, нажала газ, и они рванули, проехав пару сотен метров до пробки за город.

– это не проблема, ребята сняли дачу, тут буквально немного постоим, а за мкадом уже почти приехали.

он расслабленно закрыл глаза, отдыхая после концерта, собираясь с силами перед непонятной тусовкой, грозившей перейти из вечерней в ночную.

– ну и ладно, – неожиданно сказал он вслух.

– что? – она повернула к нему свое божественно милое молодое лицо, по которому он определенно сходил с ума.

– ничего… я пока посплю…

– валяй, – она резко дала по газам, сразу нажав на тормоз. – скоро приедем.

через пару километров после мкада, они свернули в сторону, вырвавшись, как она и обещала, из пробки. чищенная дорога шла по заснеженному полю, потом через лесок. он сонно открыл глаза, когда они остановились перед высоким забором закрытого поселка, проехали через шлагбаум и припарковались у большого особняка.

– просыпайся, будет весело! – сказала она, выходя из машины. – захвати пакеты из багажника. мы же не с пустыми руками…

компания зрелых декадентов-интеллигентов радостно встретила их у входа в арендованный для праздника особняк.

– ааа! отлично! проходите, знакомьтесь, согревайтесь.

молодежь галдела, шампанское шипело, разливалось и звенело бокалами.

– сейчас закуски, вы вовремя, скоро будет горячее…

запах дыма от шашлыка на морозе манил и усиливал голод.

– а потом будет сауна и вообще… присоединяйтесь! расслабляйтесь!

большие пьяные компании незнакомых людей, – это одно. но когда ты попадаешь в теплые объятья близких по духу интеллигентных, возвышенных, богатых не только деньгами людей, – это несколько, или совсем, другое.

– налейте опоздавшим штрафные!

– ура!

пшшш!

– давай!

– ребята, как весело!

– как же хорошо на природе!

– а пойдемте запускать салют!

шубы, меха, дубленки, кожаные куртки, красивые, очень красивые, богатые, интересные, говорливые, очень образованные, – кутерьма, праздник, головокружение, закуски, беседы, вопросы, ответы, шутки, огни, свечи, смех, и снова…

урррра! зажгите мне! наливайте! подставляйте! обнимите меня, я больше не могу! нет, сейчас танцы! о чем вы? непременно! а вы слышали! нет, только танцевать! куда же вы! эгегей! а теперь все на мороз! позвольте! уже несут горячее!

голова идет кругом…

и вот уже совсем не хочется спать. хочется веселиться, играть, кутить, разговаривать, танцевать, спорить, общаться, обниматься, и…

– Юра, и ты, ну давай, давай же, сыграй нам!

– ах, отстаньте.. я лучше просто на диване полежу и вас послушаю…

– а как вам мое исполнение? скажите, что у меня талант?

– откуда ему знать?

– да вы что? у него абсолютный слух, можно сказать, дар, как вы можете..!

– так налейте нам еще!

– да! где бутылки? что? кончились? да нет же, вот там, мы привезли, в пакете!

пщщщщ! урррра! еще! а вы как же! я не могу, я после работы! оставьте! и ему! еще! наливайте! почему стихла музыка? ну кто-нибудь?!!!

– а сауна, скажу вам, прекрасна, мы уже испробовали. очень рекомендуем.. что? шампанское? отлично, давайте!

– эгегей!!!

– Юра, ты почему ушел? тебе не нравится?

– все хорошо, я просто решил немного отдохнуть.

пустая просторная кухня, полная пакетов, еды, выставленных салатов, бутылок и дымящегося горячего.

– Юля…

– Юра…

она подошла к нему, тепло и нежно обняв, молча присоединяясь к романтичному спокойному настроению от наблюдения за звездами за морозным окном.

– там сейчас…

– им надоело играть в фанты, они расчехляют хозяйский рояль, пойдем, это будет весело..

– Юля, я устал…

– ну что ты! не спать! еще рано, завтра отоспишься! а сейчас кутить и гулять, ну!

приглушенный свет в зале. люди развалились по креслам и диванам. кто-то подбирает что-то на рояле, в стороне от которого валяется серый чехол.

– о! проходите!

– налейте им!

– а мы сейчас будем…

– и вы нам что-нибудь, пожалуйста, сыграйте..

– сыграй им, Юра, – она нежно прильнула и изобразила просящий взгляд снизу вверх большими зелеными глазами. – ну пожалуйста…

– да пусть он выпьет сначала, что за дела!

кто-то выставил поднос с полной рюмкой и вилкой, лежащей на блюдце с длинным куском балыка.

– нет! давайте лучше играть в…

– отстаньте.

– уж не отстану!

– ну пожалуйста!

– хорошо, так что там?

– вот вы скажите, почему так бывает, что играешь в фанты, потом скука, а потом оказывается, что Иван, скажем, Иванович, оказывается родственником Матвея, скажем, тоже Ивановича, – вы не слыхали про такое?

– а вот забавно..

– и как мы до этого не догадались!

– перестаньте бренчать, отойдите от рояля, отличная игра, итак, кто тут у нас..

– да вот же, вот, Юлия Вадимовна, например, и… как вас по батюшке-то? Юрий..?

– Вадимович…

он поперхнулся, выпивка пошла не в то горло.

– закуси скорее…

– похлопайте ему…

– давайте, давайте, это же аплодисменты!

– Юра, сыграй нам!

– что, не понравилась игра? он так отреагировал на отчество???

– о как! и..?

– так и вперед, рассказывайте…

пьяная группа захлопала в ладоши и, заинтересовавшись новой игрой с неожиданным интересом, затихла в ожидании.

– ну перестань, ну что ты… что за детские капризы.

Юля прижалась к нему. они стояли на верхнем этаже. снизу доносились смех и новые призывы поиграть. кто-то добрался до рояля, раздалась мелодичная, в неустойчиво пьяном исполнении, милая пьеса.

– Вадим…

– ну да? и что с того?

– Вадим Ильич?

– ну хватит грузить!..

Юля медленно переходила от игривого настроения к неприятно тревожному.

– ты знаешь, что моего папу звали так же?

– ну и что? всякие бывают совпадения, подумаешь… ну расскажи мне, хочешь, я послушаю… – она опустилась в большое кресло. – ты устал, может, после концерта у тебя какое-то напряжение, но это не повод портить праздник, давай поговорим, я послушаю, ты выскажешься, и мы пойдем дальше.. к компании, развлекаться, там еще много…

– прости… похоже, я действительно перегнул палку..

– нет уж, давай, расскажи мне… вот мой папа, – мне нечего стесняться, – большой начальник, крупный бизнесмен.. и что? тут у всех родители такие. ну мало ли совпадений… молчишь? что с тобой?

факты сложились.

она капризно сжала губки, потом выдвинула нижнюю губу и вопросительно уставилась на своего молодого человека.

теперь уже бывшего молодого человека.

идти через поле было холодно, зябко и тоскливо.

все тепло осталось там, в далеком особняке позади.

Юрий шагал, надеясь дойти до шоссе и поймать среди ночи, переходившей в рассвет, тачку до дома.

таких совпадений не бывает. только в кино. или в каких-то старых пошлых романах девятнадцатого века.

как можно было встретить и влюбиться в дочку, точнее, падчерицу, собственного отца. того самого, который…

который что?

взял деньги, скрылся, ушел из семьи, бросил их с мамой, возможно, поднялся со своим бизнесом, стал непростым богатым человеком, вошел в круг особенных элитарных людей…

и…

и так поломал простую невинную детскую судьбу.

и эти разговоры, что Коля на концерте не взял нужный си-бемоль, и это было слышно только ему, что эти пьяные игры на рояле богатеньких детишек крутой элиты претят всему его сознанию того, что такое гармония и настоящая музыка. и эта работа, когда ты тянешь канаты, носишь реквизит и таскаешь ящики, за сценой, каждый раз передергиваясь от мерзкого непрофессионального исполнения признанных звезд, которые не могут петь даже под фанеру…

ах, да какая, к черту разница…

и вот Юля…

и зачем эта истерика, эти слезы и это бросание подушек и посуды..

ну что же, бывает.

один раз на миллион бывает.

но разве это повод так вот себя вести, давать от ворот поворот, мстить и оскорблять, не разобравшись в том, как все было…

было..

когда-то…

когда-то очень давно.

чему и след вроде как простыл.

а вот поди ж ты.

вдалеке появились желтые фонари шоссе. на горизонте пожелтело небо. скоро утро. как холодно.

холодно и одиноко.

от мороза сильно сводило сломанную в детстве руку.

прямо как тогда…

тогда, когда…

маленький мальчик, сжавшись в углу раздевалки, радостно улыбался, осознавая, что отбился от злых хулиганов, что надавал им как следует, пусть даже и после этого позора. после того, как бывшие друзья накинулись на него, выйдя после репетиции, найдя на первом этаже, нападая, выкрикивали обидные несправедливые слова про него, его семью, деньги, ремонт и папу… теперь они не скоро подойдут к нему, он им наподдал как следует. надолго запомнят. но рука, та самая рука, которая так нужна для исполнения отчетной программы на зачете, начала ныть и опухать. наверное, нужен снег, лед, нужно скорее одеться и выйти отсюда. а если кто попробует прицепиться на улице, им точно несдобровать, уж там найдется, чем их наградить… хотя бы и ногами в бывалых, видевших всякое в углах коридора, ботинках.

двери зала закрылись. хор встал, приветствуя директора школы.

– садитесь, дети, – пробасила Изольда Иосифовна.

раздался шум, задвигались стулья, наступила тишина. больше сотни детей разных классов обучения замерли в ожидании распевки и репетиции.

в наступившей тишине прогремел низкий женский голос.

– Юра, встань, пожалуйста.

он встал. сотня пар глаз сидящих детей устремилась на него.

стало не по себе.

щеки против воли покраснели, стало жарко и душно.

– Юра, ты что-то можешь сказать, где твой папа, который обещал нам ремонт школы, но исчез с деньгами, которые мы ему дали.

в мертвой тишине маленький мальчик, осознавая, что на него смотрит столько людей, смог тихо произнести:

– нет…

– дети!.. – заговорила директриса.

и тут он понял, что даже рассказ о папе, ушедшем из семьи, пусть и забравшем чьи-то там деньги, не поможет прямо сейчас. никакие признания, факты и слова не помогут исправить закрутившуюся сильнейшим штормом, подкашивающим дрожащие ноги, ситуацию.

– вы все, мы все, кто работаем и учимся в этой школе, знаем, что Юрин папа обещал нам сделать в этой школе ремонт. но он исчез, не отвечает на звонки, и мы не знаем, что теперь с деньгами, которые вы, дети, и ваши родители, сдавали, возможно, отдавая последнее..

тишина звенела и дрожала. спина, колени, руки, – все превратилось в один жуткий светящийся кокон, окруженный сжимающимся светом люстр.

– поэтому мы, дирекция школы, приняли решение, что мы не будем больше тебя учить.

под напором стремительно направленных взглядов хотелось провалиться сквозь землю.

– ты слышишь, Юра?

– да, Изольда Иосифовна, – прошептал он, слыша эхо собственного голоса от стен большого зала.

– поэтому, пожалуйста, выйди сейчас и покинь нашу школу.

20170214