Читать книгу Ушедший мир - Деннис Лихэйн - Страница 7

После мессы никто сразу не расходился, и потом еще столько же толпились у церкви.

Выйдя на ясный утренний свет, мэр Белгрейв с женой остановились на церковном крыльце, и все тут же их окружили. Дион приветствовал Джо кивком, и тот кивнул в ответ. Потом Джо с Томасом пробрались через толпу, завернули за угол церкви и пошли к задним воротам. Там находилась приходская школа с огороженным школьным двором, где «парни» собирались каждое воскресенье, чтобы поговорить о делах. К первому двору примыкал еще один, поменьше, предназначенный для младшеклассников, где собирались мамы с детьми.

Джо остановился в первом дворе у выхода, а Томас пошел дальше, к детям. Джо охватило ощущение беспомощности и даже горечь, когда он смотрел, как уходит сын. Жизнь, конечно, череда потерь, – Джо это знал. Но в последнее время чувствовал острее, чем раньше. До университета его сыну оставалось еще восемь лет, но каждый раз, когда Томас куда-нибудь уходил – все равно куда, – Джо казалось, что тот уходит из его жизни.

Раньше Джо боялся, что мальчик, который рос без матери, вырастет чересчур жестким, чересчур грубым. Томаса окружали одни мужчины – даже мисс Нарциса, резкая, с ее суровым лицом, с ледяным презрением к сантиментам, была, как не раз замечал Дион, больше мужчина, чем многие из них. К тому же образ жизни у них был полувоенный и все мужчины ходили с оружием – а Томас же не слепой, чтобы за столько лет этого не заметить, как и порой исчезновения некоторых. Куда они подевались, Томас знать не мог, потому что никто о них больше не вспоминал. И Джо, наблюдая за сыном, изумлялся тому, что мальчик, в жизни которого нет нежности, растет спокойным и добрым. Если он находил на веранде перегревшуюся на солнце ящерицу (а летом они часто там попадаются, уже оцепеневшие), он подцеплял ее на спичечный коробок и нес в сад, опуская на сырую землю в густой тени листьев. Когда он был помладше, то постоянно сходился с мальчиками, которых обижали дома или в школе. Он не был особенно спортивным, – вероятно, спорт его не интересовал. Оценки у него были так себе, но при этом многие учителя отмечали, что он развит не по возрасту. Ему нравилось рисовать красками. Карандашом тоже. Красками он обычно рисовал городские пейзажи, где здания почему-то всегда выходили косо, будто стояли на осыпающейся земле. Карандашом он рисовал портреты матери. Дома была всего одна ее фотография, причем половина лица скрывалась в тени, однако на его рисунках она получалась необыкновенно похожей, особенно если учесть, что рисовал девятилетний художник, которому едва исполнилось два года, когда она умерла.

Джо как-то раз спросил его об этом.

– Как ты по одной фотографии смог угадать, какой она была? Ты ее помнишь?

– Нет, – ответил мальчик.

И в его голосе не было горечи утраты. С тем же успехом Джо мог спросить его о чем угодно из того периода жизни. Помнишь свою кроватку? Своего плюшевого мишку? Собаку, которая была у нас на Кубе и гонялась за табачным грузовиком? Нет.

– Как же ты так точно рисуешь ее лицо?

– Это все ты.

– Я?

Томас кивнул:

– Ты часто сравниваешь всех с ней. Говоришь: «У твоей матери были волосы такого же цвета, только гуще» – или: «У твоей мамы были такие же родинки, только вдоль ключицы».

Джо удивился:

– Я действительно так говорю?

Томас снова кивнул:

– По-моему, ты не замечал, что все время говорил о ней.

– Говорил?

Сын смотрел на него:

– Теперь не говоришь. Уже не так часто.

Джо знал причину, о которой не догадывался сын, и он мысленно попросил у Грасиэлы прощения. Да, милая, твой образ – даже твой – потускнел.

Дион велел телохранителям отойти в сторонку, затем они с Джо обменялись рукопожатиями и остались стоять в тени церкви, дожидаясь братьев Диджакомо.

Дион с Джо дружили с детства, с тех пор когда мальчишками бегали по улицам Южного Бостона. Они оба были хулиганами, затем мелкими преступниками, затем гангстерами. Дион когда-то работал на Джо. Теперь Джо работал на Диона. В некотором смысле. Подробности можно опустить. Джо больше не был боссом, а Дион был. Однако Джо оставался активным членом Комиссии. У босса больше власти, чем у любого из членов Комиссии, однако Комиссия была сильнее любого босса. Иногда это все усложняло.

Рико и Фредди не заставили себя ждать, хотя Рико, всеобщий любимец, так и лучившийся обаянием, то и дело останавливался, чтобы пожать кому-нибудь руку. Фредди, наоборот, выглядел, как и всегда, угрюмым и озадаченным. Он был старшим из двоих братьев, но генетический джекпот достался младшему. Рико получил от семьи в наследство красоту, обаяние и хорошие мозги. Фредди – обиду на весь мир, который ему всегда был что-то должен. Все признавали, что Фредди хорошо делает свою работу – хотя, что неудивительно, и вполовину не так хорошо, как его брат, – но, учитывая склонность к чрезмерной жестокости и кое-какие детали, касавшиеся его сексуальных аппетитов, считали, что, если бы не Рико, Фредди до сих пор был бы простым исполнителем.

Все пожали друг другу руки, а Рико еще хлопнул Джо по плечу и ущипнул Диона за щеку, и они заговорили о делах.

Для начала предстояло решить, чем помочь семье Шела Голда, теперь, когда у Шела случилась какая-то болезнь мышц, приковавшая его к инвалидному креслу. Шел был евреем, а следовательно, не входил в Семью, но за долгие годы они вместе сделали немало денег, да и весельчак он раньше был каких поискать. Поначалу, когда он вдруг затеял падать на ровном месте и одно веко перестало подниматься, все думали, что он просто валяет дурака. Но теперь он сидел в инвалидной коляске, едва выговаривал слова и все время дергался. Ему было всего-то сорок пять, трое детей от жены Эстер, еще трое разбросаны по разным мрачным районам города. Сговорились на том, чтобы послать Эстер пятьсот баксов и корзину с фруктами.

Вторым вопросом была поддержка на Комиссии продвижения Пола Батталии, который занимался вывозом мусора и за полгода удвоил прибыль в районе, получив его от Сальви Лапретто, подтвердив таким образом мнение большинства, что Сальви, который умер за полгода до того после трех инсультов, хвативших его за одну неделю, был самым ленивым гангстером со времен Ральфа Капоне.

Рико Диджакомо сомневался, не слишком ли Пол молод для такого повышения. Шесть лет назад Джо подбадривал Рико (тогда еще сущего сосунка, прости господи, – ему было лет девятнадцать), убеждая мыслить шире. И теперь Рико владел несколькими букмекерскими конторами, двумя борделями и транспортной компанией, занимавшейся перевозкой фосфатов. Кроме того, – и это было самое прибыльное его дело – он получал свою долю едва ли не с каждого, кто работал в доках. И всего этого он добился, почти как и Джо, умудрившись не нажить толпы врагов. Это было настоящее чудо в их бизнесе, почище, чем превратить воду в вино или заставить расступиться и так отступившее из-за отлива море. Дион заметил, что Пол на год старше, чем был сам Рико, когда его приняли в Семью, и они оба поглядели на Джо. Джо, ирландец, никогда не сможет стать главой Семьи, но, как член Комиссии, он лучше всех знал, каковы шансы Батталии.

– Не стану утверждать, что исключений не бывает, – начал Джо, – хотя война в Европе затягивается и наш список не пополняется. Вопрос в том, достоин ли Пол стать этим исключением. – Он поглядел на Диона. – Достоин?

– Он может еще годик походить в кандидатах, – сказал Дион.

Миссис Диджакомо во втором дворе шлепнула ребенка, который носился так, что едва в нее не врезался. Фредди, самый заботливый из двух сыновей, не сводил с матери глаз. Хотя Джо уже не в первый раз задавался вопросом, только ли за матерью он следит. Иногда Фредди отыскивал предлог, чтобы самому отвести мать на площадку, и всегда возвращался оттуда с бисеринками пота над верхней губой и отсутствующим, повлажневшим взглядом.

Однако этим утром он довольно быстро отвернулся от матери и школьного двора и показал им газету, расправив ее перед собой:

– Никто не хочет поговорить вот об этом?

В нижнем правом углу первой полосы была помещена статья о полицейском налете на браун-таунскую лабораторию.

– Сколько мы на этом потеряли? – спросил Дион, глядя на Джо и Рико.

– На данный момент? – уточнил Джо. – Около двухсот тысяч.

– Что?!

Джо покивал:

– Там был двухмесячный запас.

– И это, – подхватил Рико, – не считая того, что будет, когда освободившееся место займут наши конкуренты и завоюют доверие покупателя. Это также не включает людские потери: убит один из людей Монтуса, один наш, и девятеро в тюрьме. Половина этих ребят занималась бухгалтерией, другая половина проводила политику. Нам придется поручить кому-то их работу, придется найти замену, повысить их, найти людей, которые заменят повышенных. Это проблема.

Дион произнес вслух то, о чем никто не хотел говорить:

– Откуда они узнали?

Рико мягко развел руками. Джо тяжело вздохнул.

Фредди сказал то, что у всех было на уме:

– У нас завелась крыса. Или у ниггеров. Я голосую за ниггеров.

– Почему? – спросил Джо.

Фредди не понял вопроса.

– Да потому что они ниггеры, Джо!

– Тебе не кажется, что они прекрасно понимают, что первыми подпадут под подозрение, если мы потеряем товара на четверть миллиона? Монтус Дикс – умный парень. Чертова легенда. И он вдруг станет на нас стучать? Чего ради?

– Да кто знает? – сказал Фредди. – На него надавили, а мы ничего об этом не знаем. Одну из его жен поймали без грин-карты. Откуда мне знать, при каких обстоятельствах черномазый становится крысой?

Джо посмотрел на Диона, но тот лишь воздел руки, словно говоря, что слова Фредди справедливы.

– Из людей со стороны лишь двое знали о том, где будет лаборатория, – сказал Дион. – Это Монтус Дикс и Уолли Граймс.

– А Уолли Граймса, – вставил Рико, – больше нет с нами.

– Что очень кстати, – сказал Джо, глядя на Фредди, – если кому-нибудь, скажем, хочется выжать Монтуса Дикса из политики и наркобизнеса Браун-тауна.

– Ты хочешь сказать, кто-то нарочно пытается выставить Монтуса Дикса крысой? – спросил Фредди, тонко улыбаясь.

– Нет, – сказал Джо. – Я лишь заметил, что если Монтус крыса, это здорово на руку тому, кто жаждет заполучить его источники доходов.

– Я здесь для того, чтобы делать деньги. Для этого Господь, – Фредди быстро перекрестился, – и поставил нас на земле. – Он пожал плечами. – И я не собираюсь за это извиняться. Монтус Дикс зашибает столько, что стал угрозой для всех нас.

– Или только для тебя? – спросил Джо. – Я слышал, твои ребята сцепились там с кем-то из цветных, Фредди.

– На нас надавили, Джо, нам пришлось надавить в ответ.

– И тебе не кажется, что они считают точно так же?

– Но, Джо, – рассудительно проговорил Фредди, – они же черномазые.

Джо Коглин был тщеславным, заносчивым, в глубине души уверенным, что нет на свете другого такого умника, как он сам. Более того, он убивал, грабил, калечил и угрожал все тридцать семь лет, прожитых на этой планете. В общем, у него редко возникало чувство морального превосходства над кем-то другим. Но он мог бы прожить еще сто жизней и так и не найти внутри себя склонности к расизму. Ему казалось, что любая раса в какой-то момент истории, в каком-нибудь месте оказывалась «черномазыми». И как только черные перейдут в число респектабельных граждан, их неизбежно сменят другие козлы отпущения, возможно назначенные теми самыми черномазыми, которые только-только добились высокого положения.

Джо с недоумением спрашивал себя, и уже не в первый раз, как они позволили такому парню, как Фредди, набрать собственных солдат. Однако с такой проблемой за время войны столкнулись все: хороших помощников просто не найти. Кроме того, Фредди – брат Рико, и иногда приходится брать плохого, чтобы заполучить хорошего.

– Так на чем порешим? – спросил Джо у Диона.

Дион раскурил сигару, щуря один глаз.

– Мы придумаем, как вычислить крысу. До тех пор никто ничего не предпринимает. Никто не устраивает никаких разборок. – Он открыл глаз и уставился на Фредди с Рико. – Это ясно?

– Как божий день, – сказал Рико.

Томас нашел отца во внешнем дворе школы, и они вместе обогнули церковь, возвращаясь к главному входу. Они уже сворачивали на Твигг, когда навстречу им двинулись мэр с женой. Мэр поприветствовал Джо, прикоснувшись к шляпе. Его юная жена одарила Джо и Томаса ослепительной, хотя и прохладной улыбкой.

– Господин мэр, – обратился мэр к Джо, сопровождая свои слова искренним смехом и крепким рукопожатием.

Когда Джо еще не отошел от дел в двадцатые и начале тридцатых годов, кубинцы с испанцами величали его «мэром Айбора». И до сих пор это прозвище всплывало в некоторых газетных статьях при упоминании его имени.

По раздраженному выражению лица Ванессы Белгрейв Джо понял, что она не в восторге от упоминания его прозвища.

Джо пожал мэру руку.

– Во главе этого города стоите вы, сэр. В том нет никаких сомнений. Вы знакомы с моим сыном Томасом?

Джонатан Белгрейв поддернул брюки и наклонился, чтобы пожать руку Томасу:

– Как поживаешь, Томас?

– Прекрасно, сэр. Благодарю вас.

– Я так понимаю, ты бегло говоришь по-испански?

– Да, сэр.

– Поможешь мне в Кубинском клубе на следующих переговорах с профсоюзом рабочих сигарной промышленности?

– Да, сэр.

– Отлично, сынок. Очень хорошо. – Мэр хмыкнул, похлопал Томаса по плечу и выпрямился. – С Ванессой вы, конечно, знакомы.

– Госпожа супруга мэра, – произнес Джо.

– Мистер Коглин.

Даже в высших кругах Тампы, где снобизм и сдержанность считались соблюдением этикета, та холодность, какую Ванесса Белгрейв приберегала для людей, достойных, по ее мнению, презрения, вошла в легенды.

А Джо она не любила. Однажды он отказал ей в просьбе, поскольку она будто не просила, а оказывала ему одолжение. Ее муж тогда был только-только избран мэром и еще не обладал той властью, какой добился теперь, однако Джо уладил дело с ним: совершил акт доброй воли, взяв на себя расходы за подъемный кран, чтобы установить перед новой водопроводной станцией статую мэра Фрэнсиса Дейда. В те времена Джо с мэром иногда встречались у Берни за стейком и пивом, однако Ванесса Белгрейв ясно дала понять, что перед ней он вины не загладил и ее мнение о нем не изменится. Люди слышали, как она называла Джо «янки-гангстером, лишенным, как всякий янки, манер и такта».

Мэр сиял выжидательной улыбкой, глядя на жену:

– Спроси у него.

Джо чуть наклонил голову, развернувшись к молодой женщине. Репутация у нее была столь устрашающей, что он зачастую забывал, насколько она хороша собой, и губы у нее того же оттенка, что и волосы: темные, как запекшаяся кровь.

– Спросить у меня?

Она понимала, что он наслаждается зрелищем, и уголок рта у нее чуть дрогнул, прежде чем она устремила на него взгляд пронзительно-голубых глаз.

– Вы слышали о моем фонде?

– Конечно, – отозвался Джо.

– Как и большинство благотворительных фондов во время войны, он переживает тяжелые времена, и я открыто об этом говорю.

– Мне жаль это слышать.

– Вы же, напротив, процветаете.

– Прошу прощения?

– Ну же, мистер Коглин, я говорю о ваших благотворительных организациях в Тампе. Видела, вы только что построили новый приют для женщин Лутца.

– Это как раз и есть прямое следствие войны, – сказал Джо. – Все больше и больше женщин остаются без мужей и без средств для воспитания детей. Все больше и больше детей лишаются родителей.

– Да, конечно, Джо, – сказал Джонатан Белгрейв, – эта теория по большей части верна. Но даже если и так, любая благотворительность, не нацеленная на военные нужды, наносит большой ущерб кошельку учредителей. Однако ваши начинания вроде бы успешны. Взять хотя бы ту вечеринку, которую вы закатили накануне Рождества. Могу побиться об заклад, она принесла порядочную сумму.

Джо хмыкнул, закуривая сигарету.

– Так чего же вы хотите, список моих жертвователей?

– На самом деле, – вмешалась Ванесса, – именно этого я и хочу.

Джо закашлялся, выдыхая дым.

– Вы серьезно?

– Ну, требовать от вас список прямо здесь и сейчас было бы несколько грубо. Я хочу предложить вам место в совете Благотворительного фонда Слоунов.

Ванесса Белгрейв была урожденная Ванесса Слоун, единственная дочь Артура и Элеоноры Слоун из Атланты. Семья Слоун – лесная промышленность, банки, текстильные фабрики, летний отдых на Джекилл-Айленд, два раза в год балы, каждый сезон задающие тон всем прочим светским мероприятиям, – могла похвастаться генералами и Войны за независимость, и Гражданской. В общем, если какое семейство в Джорджии могло претендовать на королевский статус, то разве что Слоуны.

– Что, есть вакансия?

Мэр закивал:

– Джеб Тосчен скончался.

– Какая печальная новость.

– Ему было девяносто два, – сказал мэр.

Джо поглядел в сияющие глаза Ванессы. Это явно ее угнетало. Но ведь правда, все остальные благотворительные фонды шли ко дну, тогда как основанные Джо если и не процветали, то хотя бы крепко стояли на ногах. Частично ввиду способности Джо организовывать сбор средств, но главным образом ввиду того, что можно здорово снизить накладные расходы, если умело выцыганить половину товаров и строительных материалов.

– Пусть кто-нибудь позвонит моей секретарше, – сказал в итоге Джо.

– Это означает «да»? – спросила Ванесса.

– Очень близко к тому, дорогая. – Ее муж улыбнулся Джо. – Мы пока еще работаем над пониманием того, что отсутствие отказа не всегда означает согласие.

Ванесса улыбнулась:

– На самом деле мы работаем над пониманием того, что я предпочитаю слышать «да».

Джо протянул руку. Она пожала ее.

– Пусть утром кто-нибудь свяжется с моей секретаршей. Мы должным образом все обсудим.

Ее рукопожатие было крепким, и он не удивился бы, услышав, как хрустят его кости или скрипят ее зубы.

– Обязательно, – сказала она. – И спасибо за участие.

– Всегда пожалуйста, миссис Белгрейв.