Читать книгу На буксире - Дергений - Страница 11

Глава 9

Оглавление

Папа мой терпел такую жизнь и прежде всего такое отношение к себе, я думаю, только по одной банальной и потому совершенно идиотской в его положении причине: он ее любил. Разумеется, это лишь моя догадка, но, пожалуй, только этой причиной можно объяснить поведение, нормальному и логически мыслящему человеку не свойственное. И хотя логичность и нормальность – характеристики в случае моего папы притянутые, думаю все же, что, не люби он ее, ничто другое не могло бы заставить его находиться в том положении, в котором он находился: ни ребенок, ни какое-то совместное имущество (которого почти и не было), ни тем более общие средства для совместного существования. Единственным, что их сближало больше, чем что-либо другое, конечно, был ребенок, то есть я. Но здесь (хотя сам на себе я этого не ощутил, потому что детей у меня нет) я склонен верить людям, говорящим, что ребенок никогда не был серьезной причиной, чтобы удержать мужчину в семье. Для женщины, может быть, это более весомый фактор, хотя нередки случаи, когда женщина вместе с ребенком покидает мужа, в котором по той или иной причине перестала нуждаться.

Мама моя, с одной стороны совершенно не заинтересованная в отношениях с отцом с точки зрения чувств, но с другой – действуя в полном соответствии с собственной внутренней логикой (скорее всего, даже не отдавая себе в этом отчета), стремилась сохранить семью, и единственным логичным объяснением этого стремления, которое она преподносила при случае и отцу, и себе, и мне, был как раз ребенок, то есть я. И это было одной из тех вещей, которые относились к категории «из-за тебя». Я настолько рано понял, что она терпит все это, и моего никудышного отца в том числе, только из-за меня, что, кажется, понимал это с самого рождения. Из-за меня были эти дурацкие ссоры, ее испорченная жизнь, да и вообще все, что могло быть плохого, кажется, так или иначе сводилось ко мне, то есть к самому моему существованию. Справедливости ради, однако, надо сказать, что временами на нее находило что-то прямо противоположное, и она называла меня не иначе как «мой самый любимый мужчина», что, конечно же, не могло меня не радовать. Сейчас, несмотря на то что называла она меня так, только будучи в хорошем расположении духа, я расцениваю эту фразу как адресованную отцу, а не мне: с намеком, что даже мальчик – больший мужчина, чем он. Может быть, это с моей стороны надумано, но как еще можно объяснить смысл этой дурацкой фразы, если она употребляется применительно к сыну? Какое отношение к ребенку вообще может иметь это выражение, тем более произносимое моей матерью, знавшей, пожалуй, как никто другой, что такое мужчина и что он должен давать женщине?

Папа же мой, я уверен (потому что к настоящему времени сам проверил на себе все прелести действия этого отвратительного чувства и, кажется, понимаю его особенности), любил ее. Кажется, он любил ее в прямом смысле до безумия, до всепоглощающей страсти, до всепрощения. Людям, не испытывавшим ничего подобного, понять такое вряд ли возможно, поскольку это не поддается никакой логике и потому непостижимо с точки зрения разума. Пребывающий в таком состоянии человек, как последний дурак, ищет малейший повод для оправдания ее (или его, если речь идет о женщине) даже в самых очевидных ситуациях, сам себе не желая признаться в происходящем, даже если все факты налицо, а оправдание абсурдно. Я не могу помнить все детали, а потому рассуждаю больше абстрактно, но, кажется, если бы он ее не любил именно так, то ситуация разрешилась бы давно и иначе: он бы или ушел, или стал к ней равнодушным. Но на деле происходило третье: сцены ревности, с ее стороны сопровождаемые то оправданиями («ты опять сходишь с ума, ничего между нами нет, мы просто друзья»), то провокациями («ну давай же, сделай уже что-нибудь»), то до безобразия интимными подробностями («а знаешь, да, полчаса назад он трахал меня в задницу своим огромным членом, можешь легко проверить»). Иногда она просила прощения, казалось, со всей искренностью и умением, присущим такого рода женщинам, и, я думаю, он ее прощал и наверняка сам себя за это ненавидел. И ее ненавидел. И любил.

Трудно осознать, что все это вообще было на самом деле.

На буксире

Подняться наверх