Читать книгу Писатель. Дневник Джорджии - Дэри Айронин - Страница 9

Дорри проснулся с сильной головной болью. Тёмное помещение, в котором он находился, казалось ещё темнее. Ленточки и амулеты, висевшие над его кроватью, на которой он лежал, укутавшись в овечью шкуру, были ярче, чем обычно. Резкий запах шаманской спиртовки лишь усиливал головную боль. Дорри хотелось кричать, проклинать всех и вся, но колдун сдерживал себя. Всё спуталось. Он ничего не помнил о вчерашнем дне, кроме того, как он вошёл в туннели вместе с ребятами и проснулся, опутанный Фраусциусом. Он чувствовал себя виноватым, но не понимал, почему. Он вдруг вспомнил девушку, которая пыталась их предупредить и о которой он решил, что стоит её опасаться, несмотря на то, является ли она божественным посланником или всего лишь шарлатанка. Дорри попытался расслабиться и вспомнить заклинание, улучшающее самочувствие, но боль не проходила и мысли сбивались в кучу. Вдруг колдун почувствовал, как что-то склизкое, будто змея, ползёт по его ноге. Он резко открыл глаза, вскочил и большим прыжком подлетел к столу, заваленному сушёными растениями, бумагами и книгами, колбами с зельями и банками с заспиртованными животными. Из-за темноты в глазах Дорри не мог отличить зелья, стоящие на столе. Боль уже так донимала его, что он терял всякое терпение. Едва не потеряв равновесие, Дорри опёрся на стол и сбил своими руками какие-то склянки. С раздражающим треском они разбились об пол, облив ногу Дорри своим содержимым. Это обстоятельство ещё больше взбесило чернокожего колдуна, и он крепко выругался. Поняв, что времени у него всё меньше и меньше и что скоро он потеряет сознание, Дорри оттолкнулся от стола и грохнулся на пол. Убаюкивающий шепот – последняя стадия этого приступа – становился всё различимее. Обнажив клыки, чернокожий колдун подтянулся к кровати и схватил первую попавшуюся банку с чёрным густым напитком и, сорвав крышку, залпом выпил содержимое. Обжигающее и горькое лекарство не подвело – тьма рассеялась, яркие цвета вновь потускнели, а запах шаманской спиртовки принял свой обычный вкус, и головная боль почти утихла.

– Врождённая патология… – укоризненно прошептал Дорри, – Остатки проклятия, убившего мою мать…Кого я обманываю? Это какая-то тёмная энергия, не чужая, а моя собственная. От неё не излечиться.

Вдруг ноздри Дорри раздулись – он уловил запах, доносившийся откуда-то из коридора. Следом он увидел белую дымку, тянущуюся, словно ленточный червь, и пропитывающую своим неприятно тошнотворным запахом всё, к чему прикасалась. Дорри прижал к носу белый платок, который он нашёл в кармане своих шорт, и вышел через дверь в узкий коридор, где с трудом могли бы пройти два человека. С низкого потолка свисали синие, зелёные, красные и жёлтые ленточками с выжженными на них клеймами. Сегодня был очередной священный день, о котором Дорри благополучно забыл. Тут он услышал монотонный и глубокий звук бубна и непонятное гудение с резким побрякиванием губана, который омрачали и без того мрачное помещение. Дорри пошёл на звук, задевая лицом болтающиеся ленточки, и чтобы избежать неприятных ощущений, выставил свободную руку вперёд. Узким коридором, виляющим то вправо, то влево, он вышел в маленькую округлую пещеру, где почти всё пространство стен было увешено шкурами, а где проглядывал голый серый камень, там старательным трудом были выбиты какие-то символы, из которых значения многих до сих пор были неизвестны Дорри. По центру пылал огонь, окружённый камнями с символами. За костром, окружённый большими и малыми бубнами и парой слоновых костей, с губном в зубах сидел чернокожий старик. Его глаза были полузакрыты. Короткие, такие же кудрявые, как у Дорри, но жёсткие и седые волосы старца и неуместно белые на чёрной коже отметины придавали картине первобытный вид. Казалось, старик не заметил прихода внука, но как только тот засобирался уйти, дед открыл глаза с пугающими чёрными зрачками, и, взяв в рот длинную трубку, из которой вновь потянулся зловещий и зловонный дымок, проговорил:

– Ты не уважаешь вековых традиций, Дорритор младший. Не становись, как твой отец.

– Деда, я хотел сказать, что ухожу.

Но старик будто не слышал внука.

– Сегодня день мёртвых. Души наших предков – шаманов возвращаются в наш мир и в образе животных передают нам свои знания. Мы должны почтить их прибытие и помочь вернуться в мир духов снова. Сегодня тебе нужно быть ещё осторожней.

– Я почту твоих мёртвых, обязательно, но только позже. Сейчас я лучше навещу отца, а то от этих песен мне становится не по себе.

Но старик был где-то в своём мире, глазами он смотрел на внука, но не видел его. Поняв это, Дорри развернулся, чтобы уйти во второй раз, но тёплый, сдержанный голос, не характерный для таких глубоких стариков, как дедушка Дорри, продолжил:

– Не любишь петь песни, чтя предков, хотя бы надень положенный наряд и возьми свой тотем, чтобы духи знали, кто ты, и помогали, если потребуется.

– Будь по-твоему. Я пошёл. Деда, должен ли я сказать что-то отцу?

Но старик уже и забыл о Дорри. Он вновь потянул свою трубку и выдохнул мерзкий дымок, который снова растёкся по всем коридорам. А потом опять зазвучала мрачная песня.

Лео лежал один на по-настоящему королевской кровати, в которой могло поместиться аж три человека. Одеяло слетело на пол, занавеси кровати были собраны, лучи света слепили.

Принц был в своём ночном костюме, но никак не мог вспомнить, как он вернулся домой, переоделся и лёг, забыв опустить шторки, чтобы утром солнце не слепило и не портило ему настроение. Он встал. Голова сильно кружилась, весь вчерашний день смутно и туманно представлялся ему. Пытаясь опомниться и прийти в состояние ясности, которое особенно любил, Лео надел рубашку и светлые хлопковые штаны и босиком направился по мягкому ковру к столику с зеркалом, стоявшему рядом с кроватью. Посмотрев в отражение, он с удовольствием заметил, что весьма хорош собой. Расчесав гребнем золотые локоны, принц оглянулся на свой стол, стоящий напротив кровати и тянущийся до угла комнаты. Пара колб и учебники в безупречном порядке, будто их и не касались, большой хрустальный шар, пара перьев и чернил, тарелка с фруктами, парочка фотографий в рамках и письмо, запечатанное в конверт – вот, что лежало на нём. Последнее заинтересовало Лео. Он аккуратно вскрыл конверт и внимательно прочитал содержимое письма.

«Дорогой сын,

Сегодня я полагал уместным позвать семью твоей подружки Сэмми Хилл на обед. Я надеялся, что мы с её отцом сможем обсудить некоторые дела, касательно нашей с ним совместной работы. Кроме того, отец Сэмми, как ты, верно, знаешь, не только хороший колдун, но и великолепный портной. Через несколько месяцев состоится большой Новогодний бал в Центральных землях, и я попросил его оказать нам услугу и сшить для тебя новый костюм. Я буду в Министерстве по делам Совета, к полудню вернусь и засяду с делами в своём кабинете. Будь готов к приёму гостей. До встречи.

Твой отец Арнольд Уильмингтон»

Леонардо подумал о Сэмми и почувствовал волнение перед встречей с ней. Он хотел приготовиться к приёму, как можно лучше. Нужно было отдать распоряжения слугам, чтобы те успели всё подготовить, но вдруг Лео поймал себя на мысли о Джесси. Как принц и опора короля он должен был сообщить Арнольду о бегстве заключённого, но как брат он не мог так поступить. К тому же так вышло, что Лео и все ребята были обязаны Джесси своими жизнями, было бы подло в ответ сдать его. Разрываясь между моральными суждениями, Лео ещё долго сидел то на кровати, то за столом, чиркал что-то на оборотной стороне письма, взвешивая все «за» и «против». И вывод, к которому тот пришёл, был следующим: он не может принять решение в одиночку, стоит разделить ответственность, например, с Дорри. Решив так, Леонардо натянул на себя ботинки, накинул жилетку и поспешил на встречу с другом. Теперь, выкинув из головы тяжёлые мысли, он снова мог думать о Сэмми. Принц ясно понял, что без Сэмми его жизнь теряет всякий смысл. Или, по крайней мере, тяжёлую ношу наследника Малефгарда можно было бы вынести, только если эта прекрасная колдунья будет рядом. Ещё с первого курса Тсариджа Сэмми стала для Леонардо путеводной звездой. Она была его совестью, его опорой в трудных ситуациях, его утешением. Но почему-то раньше он боялся быть слишком настойчивым. Он не желал дотянуться до своей звезды руками, но теперь всё изменилось. Поход в Туннели Смерти будто расставил всё по своим местам и открыл Лео глаза. Жизнь может оборваться, а может длиться мучительно долго, но в любом случае рядом должен быть тот, кто разделит с тобой все горести и радости. Весь в мечтах Леонардо шёл к шаманской норе на севере Шейского леса.

Уже больше сотни лет в небольшой с виду землянке жил шаман с Эха-Эха, оставив родной клан, чтобы воспитывать внука. Около входа, закрытого рваной тряпкой и медвежьей шкурой творилось что-то непонятное: огромные каменные и деревянные маски со страшными физиономиями были воткнуты в землю, откуда-то из-под земли доносились странные звуки, похожие на погребальную песню. Около одной из отвратительных масок стоял чернокожий шаман. Лучше разглядеть его лицо не получалось – оно было раскрашено белой краской, обходившей кругом только глаза и рот, а на лбу узор превращался в белые зубцы; красные, как кровяные, дорожки бежали по носу и тремя полосами на щеках; на подбородке был ровный кружок, он почти касался тёмной нижней губы. Одежда у чернокожего была ритуальная: красная, по краям с золотой вышивкой, ткань свисала совершенно свободно, оголяя гладкое тёмное плечо и бока, и была подвязана красным поясом. Шаман разглядывал то ли каменную землю, то ли что-то, что держал в руке. Весёлое и лёгкое настроение, в котором до этой минуты находился Лео, тут же куда-то испарилось. Лео уважительно кивнул, прежде чем заговорить, и шаман вдруг по-дружески улыбнулся, хлопнув обескураженного Лео по плечу.

– Дорри, неужели это ты? – опомнился Леонардо.

– Естественно! Просто сегодня день духов-предков у шаманов Эха-Эха, поэтому я сам на себя не похож.

– Да уж! Тебя не узнать, – продолжил Лео с улыбкой, – Ну и что ты? Шаманишь?

– Не совсем. Я собирался пойти к отцу, но дед настоял, чтобы я вырядился в ритуальную одежду. Вот погляди, этот жирный камень в честь моей прабабушки.

Лео даже наклонил голову, чтобы получше разглядеть изображение на камне. Сдвинутые брови, ромбовидные глаза с маленькой чёрной точкой посередине, широкий нос и толстые губы, искривлённые в недовольной гримасе, были нарисованы чёрными мазками и делали изображение не просто безобразным, но и пугающим.

– Суровая… – отозвался Лео и даже отошёл от камня немного в сторону.

– Ну, – протянул Дорри, – при жизни она была весьма крупной женщиной и держала в страхе половину материка Эха-Эха. Когда говорили «Ужасная Женщина», при этом сплёвывая в сторону, значит, говорили про неё. Но деда уверяет, что она была самой уважаемой и почитаемой шаманкой в те времена и что она была прекрасной матерью для него.

– Раз смогла вырастить твоего деда, то так и было. Видимо в чём-то одном могут уживаться на первый взгляд несовместимые ипостаси. С твоим дедушкой всё ясно, ну а ты то как?

– Что ты имеешь в виду? После вчерашнего?

– Да.

– Если честно, я смутно помню, что было.

– Да! Я тоже, как в тумане! – перебил его Лео, обрадовавшись тому, что не он один находится в лёгком забвении, – Друг, мне нужен твой совет.

Лео выдержал небольшую паузу и, сложив руки крестом, задумчиво спросил, глядя чернокожему собеседнику прямо в глаза:

– Что нам делать с Джесси? Ты ведь тоже видел его вчера?

– Да. Он, как и мы, был опутан Фраусцисом. Там ещё была девушка по имени Джорджия.

– Хвала богам! А то я уже подумал, что Джесси мне приснился.

– Мог бы сходить и проверить.

– Не мог бы. Если Джесси всё-таки сбежал, а я пойду навестить его, чтобы удостовериться, как мне потом объясняться перед отцом, почему не доложил? А кого-то просить проверить тоже не вариант. Тем более скоро станет известно, что Джесси сбежал.

– Или уже стало.

– Тем более. С одной стороны, я должен сказать отцу, что видел вчера Джесси. Мой брат не зря сидел в тюрьме, к тому же он нашёл способ выбраться, а это может означать, что и другие заключённые могут найти способ. Это ставит под удар народную безопасность.

– Ему могло помочь выбраться из Малефгардской тюрьмы только божественное вмешательство.

– Может, и так. С другой стороны, если я сдам Джесси, то поступлю гнусно по отношению к нему. Даже если закрыть глаза на то, что он мне брат, он спас нас вчера. Мы обязаны ему. А если отец узнает о бегстве Джесси, он его отыщет и снова посадит в тюрьму, лишив всякой жизни. Это несправедливо. Но если не сдавать Джесси, когда всё выяснится само собой, отец будет в неловком положении. А когда отец в растерянности или злится, это опасно.

– Если скажешь, что знаешь, как сбежал Джесси и укажешь на Джорджию, можешь и её под удар подставить.

– Да. Это нехорошо. Она ничего плохого не сделала, только Джесси из тюрьмы освободила, но ведь это ей пришлось сделать, потому что мы её не послушали.

– Получается, если говорить, то обо всём. Поступишь ли ты так с Джесси?

– Может, стоит оставить всё так, как есть? О побеге Джесси и без меня станет известно. Всё, чем я могу отплатить ему за спасение, это дать немного времени. Может, теперь он изменится.

– Ты ведь уже принял решение, Лео.

– Ты так думаешь?

– Уверен. Любое из этих решений верное, но принесёт свои последствия, за которые мы будем в ответе.

– Да, мы будем в ответе… – задумчиво произнёс Лео, но губы его тронула довольная улыбка, – Ты прав. Тогда в этот раз прикрою Джесси. Мне пора возвращаться, сегодня Сэмми придёт на обед.

Друзья обнялись и распрощались, но в самый последний момент Дорри спохватился:

– Скажи, Лео, ничего вчера плохого не произошло? Я не вёл себя странно?

– Вроде нет…

– А Джорджия? Как думаешь, всё-таки кто она такая? Мне показалось, что она действительно многое знает о нас.

– Может, она и вправду была послана богами, – бросил Лео и рванул в обратный путь.

Друзья разошлись в разные стороны, а монотонная музыка, отбиваемая барабаном и бубном, всё ещё раздирала округу.

Часы до долгожданной встречи тянулись медленно, как будто кто-то намеренно растягивал секунды и минуты, чтобы те растянули часы и Лео томился в ожидании. Принц успел несколько раз проверить кухню, где готовили блюда; принять ванную, достойную сына короля колдунов; позвать стилиста, чтобы тот привёл в порядок его лицо и причёску; перемерить весь свой гардероб, чтобы найти подходящий костюм на сегодняшний вечер… Уже полностью готовый он сидел на кресле близ письменного стола и размышлял о будущем с Сэмми. Сегодня всё должно было решиться. У принца был особенный план на вечер. После обеда он собирался усадить Сэмми в уютное кресло перед окном, открывающим вид на изящный мираж гор, тонущих в свете солнца. Он будет шептать ей на ухо нежные слова, потом подарит драгоценный браслет как обещание принадлежать только ей, поцелует её и попросит остаться с ним. Планируя это в голове, Лео даже прошёлся до заготовленного кресла, проверил, действительно ли пейзаж так романтичен, как в его воображении, поправил плед и прорепетировал на месте разговор. И когда пытка в ожидании закончилась звонком в парадную дверь, юноша вмиг слетел по лестнице, мельком встретив выходившего из своего кабинета отца, и оказался у парадного входа как раз в тот момент, когда гости входили.

Первой была дама, очень худая, даже тощая, с плоской фигурой, что делало её выше и ещё тоньше. Она, как тростинка, в зелёном платье с порывом ветра влетела в коридор. Её огромные голубые глаза, как у дочери, по-доброму всматривались в светловолосого юношу, о котором она столько слышала. Он поклонился в ответ, как того требовал официальный приём в доме у члена Высшего Совета Миракулы. Дама легко присела в реверансе и сняла тёмно-зелёную шляпу со своих прекрасно уложенных светлых волос. Мать и дочь были очень похожи, так что глядя на госпожу Хилл, Лео мог представить, какой будет Сэмми через пару десятков лет. Брунесса имела более острые черты, чем её дочь, но такие же аккуратные и симметричные. Из-за худобы выделялись скулы, но это делало лицо Брунессы ещё более красивым. Госпожа Хилл была легка, мила и грандиозна; её изысканность и царственные манеры хотели бы иметь, наверняка, многие королевы, и это унаследовала её дочь. Всё общество кавалеров, в том числе и Леонардо, любили наблюдать за этой особой, которая покоряла всех не только своей красотой и добротой, но и остроумием.

Когда высокий мужчина в элегантном костюме и с круглыми очками на аристократичном носе проскочил вперёд, Леонардо заметил своего отца. Его грузная фигура в багровом плаще казалась ещё больше и ниже на фоне Хилла. Мужчины прямо «с порога» начали беседу о чём-то очень важном для обоих. Об этом можно было судить по активной жестикуляции отца Сэмми. Господин Хилл от природы обладал очень скудной мимикой, поэтому руки были для него способом выразить свои эмоции. Иногда из-за полуприкрытых глаз казалось, что отец Сэмми где-то в себе и не замечает ничего вокруг, но на самом деле он был внимательнее диких кошек на охоте, цеплялся взглядом даже за самые мелкие детали. На самом деле Лео очень любил семью Хиллов, несмотря на то, что они редко виделись. Из рассказов Сэмми у Лео сложился определённый образ Хиллов, и они казались ему воплощением идеала.

Лео ждал появления своей возлюбленной следом за отцом, но никого не было. У него и не возникло сомнений, что она так и не появится, но вдруг дворецкий захлопнул дверь. По телу Лео пробежали мурашки, он немного съёжился. В этот момент рядом оказалась Брунесса и, взяв юношу под руку, начала о чём-то говорить. Но вопреки своей привычке, Лео не слушал её, он смотрел на дверь, лишь теперь осознавая крах всех своих планов.

– А как же Ваша дочь? – вырвалось у принца, когда Брунесса отвела его на несколько шагов от двери.

– Ты разве не знаешь? Я думала, она написала тебе. Вчера ночью она уехала в наше отдалённое поместье к дяде, ей что-то нездо…

– А надолго? – перебил Лео, уставившись на Брунессу.

– До Новогоднего бала, – с выдохом, обозначавшим скуку по ней, сообщила женщина.

– Но она мне ни слова не сказала…

– Она уехала в такой спешке, даже утра не дождалась… Я подозревала, что что-то произошло, но она мне не призналась. Вы поссорились?

– Я не уверен, – тихо ответил Лео.

– Такие импульсивные поступки часто совершаются по молодости и от большой любви. В своё время мы с Джорджем…

Но Лео теперь совсем не слушал Брунессу. Весь обед он думал лишь о Сэмми и о том, что заставило её уехать. Когда его поднимали из-за стола, рассматривали, спрашивали, он на всё соглашался или отвечал что-то невразумительное. Его мысли все были заняты Сэмми. Он совершенно исключал вариант её случайного уезда и винил себя, хотя по-прежнему не мог найти тот момент, когда обидел её. Наступил вечер и Лео оказался в постели, но в груди всё ещё что-то больно кололо. Конечно, это была не первая ссора Лео с Сэмми, хотя все предыдущие даже ссорами то назвать было трудно. Скорее то были всего лишь временные разногласия, но сейчас Лео страшился того, что на этот раз всё серьёзно.