Читать книгу Путешествия на другую сторону света - Дэвид Аттенборо - Страница 5

Я надеялся, что мы сможем снять танцы райских птиц в лесу неподалеку от Нондугла несмотря на то, что это, без сомнения, потребовало бы больших затрат времени и терпения. Однако стало ясно, что у нас гораздо больше шансов сделать это, если мы покинем Вахги и отправимся в более дикое и менее населенное место.

У меня также появился новый замысел, поскольку мое воображение было захвачено эффектными каменными топорами, которые имели некоторые танцоры Минжи. Фред рассказал мне, что, когда Вахги была впервые обследована 25 лет назад, они повсеместно использовались в долине, но теперь их практически полностью вытеснили новые металлические топоры. Оставшиеся каменные топоры доставали только по случаю церемоний. В Вахги их никто больше не делал, и их покупали у племен, живущих в долине Джими, расположенной по ту сторону гор к северу.

«И какова вероятность найти райских птиц в долине Джими?» – спросил я.

«Очень большая, – ответил Фред, – потому что местное население невелико. И вы не только сможете отыскать райских птиц и место, где производят топоры, но и встретить пигмеев, которые предположительно живут где-то поблизости».

Однако организовать путешествие в долину Джими было нелегко. Это была неконтролируемая территория. Туда допускались только лица со специальными разрешениями. Выдавал разрешение окружной комиссар на станции Маунт-Хаген рядом со входом в долину Вахги.

Через радиопередатчик Нондугла мы отправили ему сообщение с просьбой о встрече, и, когда в Нондугле приземлился следующий самолет с запасами, мы поднялись на борт и полетели в Хаген.

В офис окружного комиссара нас проводил один из его заместителей. Сам комиссар, грубовато-добродушный австралиец в безупречном, аккуратно выглаженном хаки, сидел за столом и изучающе смотрел на нас из-под своих густых бровей.

Нервничая, я постарался как можно лучше объяснить свое предложение: мы с Чарльзом пойдем в долину Джими и проведем там месяц, пытаясь снять фильм о райских птицах и о создании каменных топоров. Я добавил, что мы, по возможности, хотели бы вернуться другой дорогой, чтобы посмотреть как можно больше территории страны.

Окружной комиссар молча слушал, пока я не закончил, а затем достал карту из ящика и разложил ее на столе.

«Смотрите сюда, – сказал он грубо. – Джими – довольно дикая страна. До сих пор мы отправили туда всего несколько разведывательных патрулей». Он провел пальцем по пунктирным линиям, которые пересекали большое белое пятно на карте.

«Пару лет назад пилоты, летевшие из Вахги в Маданг на северном побережье, сообщили, что видели горящие деревни, и люди пришли из-за холмов, рассказывая истории о массовой резне женщин и детей. Я послал патруль для расследования, и он попал в разгар племенной войны; они попали в засаду, несколько полицейских получили ранения, и им пришлось срочно уходить. Тогда я пошел туда с другим патрульным офицером, Барри Гриффином, и примерно дюжиной вооруженных местных полицейских. Мы нашли место для станции в деревне Табибуга, и я оставил там Гриффина, чтобы он отстроил ее и попытался установить некое подобие порядка. С тех пор он покидал ее всего однажды или дважды, а потом отдыхал здесь, в Хагене, всего день или около того. Несмотря на то что все, похоже, складывается хорошо, очевидно, что у него полно дел. Я позволю вам пройти, только если он будет вам рад. В первую очередь, если вы будете таскаться по Джими в поисках птиц и каменных топоров, вам понадобятся сопровождающие. Он единственный парень, который может их обеспечить, и, возможно, он посчитает, что у его полицейских много других дел, чтобы позволять им тратить время на поиски птичек. Кроме того, он может вообще не захотеть, чтобы вы приходили. Он один из тех мужиков, которые по-настоящему любят одиночество и не просят ни о чем другом, кроме как оставить их в покое и позволить продолжать свою работу. Никто не приезжал к нему с того времени, как он впервые построил это место, и ему может не понравиться появление на его пороге, как гром среди ясного неба, двух странных парней без опыта в стране. И если он так решит, я точно не буду приказывать ему вас принять».

Комиссар остановился и пристально посмотрел на нас.

«Если он согласится, я бы посоветовал вам пойти в Табибугу тропой, ведущей через горы. По ней ему обычно доставляют припасы. Это два дня пути, сейчас это достаточно удобный переход, и люди в близлежащих деревнях готовы быть носильщиками. Добравшись до Табибуги, вы сможете договориться с Гриффином о том, как будете проводить время. Я знаю, что он собирается патрулировать земли к западу от станции, и может позволить вам его сопровождать. Если вы хотите покинуть долину по другому маршруту, то лучше пересечь реку Джими, подняться на другую сторону в горы Бисмарка и выйти в место под названием Айоме в долине Раму. Там есть взлетно-посадочная полоса, и вы, без сомнения, сможете арендовать самолет, который заберет вас. Что скажете?»

«Да, сэр», – сказал я.

«Очень хорошо, – ответил он, поднимаясь, – когда Гриффин в следующий раз выйдет на связь по радио, я расскажу ему об этом плане. Но имейте в виду, если он откажется, вся поездка отменяется».

Внезапно он усмехнулся. «Надеюсь, вам, парни, нравится ходить, – добавил он, – потому что, если ваш план сработает, идти придется чертовски много».

Четыре дня спустя мы в Нондугле получили сообщение по радио от окружного комиссара: Гриффин согласился принять нас, и двое его полицейских будут ждать нас в конце тропы в Вахги через неделю, чтобы сопроводить в Табибугу.

Сразу же после этого мы сильно нагрузили себя подготовкой к походу. Мы слетали в Лаэ, чтобы купить еду для себя, мешки риса для носильщиков, парафиновые лампы, кастрюли и отрезы брезента, которые можно было использовать для палаток. Мы сходили в офис авиакомпании и договорились, что небольшой одномоторный самолет прилетит в Айоме через четыре недели, чтобы забрать нас из путешествия и доставить обратно в Нондугл. Мы купили мешки соли и бисера, ножи, гребни, губные гармошки, зеркала и жемчужные раковины, чтобы расплатиться с носильщиками и вознаградить тех, кто принесет нам животных. Также мы запаслись большим количеством спичек и кипами старых газет, которые, как мы знали, высоко ценились в отдаленных уголках высокогорий.

Мы вернулись в Нондугл и попытались распределить все наши вещи по тюкам весом 20 килограммов. Это было нелегко, так как единственные весы в Нондугле недавно сломались, и пришлось действовать наугад. Снова и снова я наполнял походный ящик, поднимал его и решал, что он ужасно тяжел и превышает установленный вес, так что никто не сможет нести его дольше нескольких минут. Затем мне приходилось доставать из него что-то и класть вместо этого более легкие вещи: например, одежду.

Наша экспедиция была рассчитана на месяц, и в это время мы не могли надеяться, что найдем пищу и кров. Груда необходимых вещей казалась огромной, и, как бы тщательно я ни проводил расчеты и ни сокращал личные вещи, я неизбежно приходил к выводу, что нам потребуется огромное количество носильщиков.

Однажды вечером я признался Фреду.

«Может быть, мы путешествуем с комфортом и берем с собой слишком много роскошной еды и одежды, – сказал я, – но, похоже, нам потребуется около сорока носильщиков».

«О! Это хорошо, – ответил Фред мягко. – Мне никогда не удавалось ограничиться меньше чем семьюдесятью, а ты знаешь, как утомительно пытаться нанять столько людей, когда местные не очень настроены сотрудничать».

Тем не менее я все еще очень волновался, когда за день до встречи мы обнаружили, что у нас так много багажа, что его невозможно уместить в джип. Вместо этого нам пришлось погрузить большую его часть в фермерский прицеп, подсоединить к трактору, которым управлял один из старших помощников Фрэнка на ферме, и отправить его вперед. Во второй половине дня мы с Фрэнком и остальной частью вещей поехали следом.

Квиана, маленькое поселение неподалеку от начала тропы к Табибуге, состояла всего из трех небольших хижин и house-kiap, домика, покрытого соломой и построенного из плетеного тростника вокруг деревянного каркаса. Два огромных, мускулистых местных полицейских уже ждали нас. Они были босы и с голым торсом и носили только аккуратные повязки-хаки вокруг талии и полированные кожаные ремни, к которым были подвешены штыки в ножнах. Внешне они сильно отличались от бородатых, с крючковатыми носами людей Вахги – их, как и большинство новогвинейских полицейских, наняли на побережье.

Старший энергично поприветствовал меня.

«Арпи-нун, маста», – сказал он и передал мне письмо. Оно было от Барри Гриффина. Он написал, что податель записки, Вавави, – заслуживающий доверия полицейский, который хорошо знает тропу и будет сопровождать нас в Табибугу. Он перечислил названия деревень по пути, предложил нам переночевать в Карапе и закончил тем, что с нетерпением ждет встречи с нами.

Вавави собрал большую толпу сельских жителей на открытом пространстве перед домиком. Это были типичные мужчины из Хагена, бородатые и голые, но с поясами и турнюром из листьев. У большинства за поясом был нож или топор, свешивающиеся на их голые бедра, лезвием к плоти, в самой опасной, на мой взгляд, позиции. Казалось, они только недавно проснулись, поскольку у многих был сонный взгляд, их турнюры были помяты и испачканы. У некоторых на лице остались размытые остатки раскраски. Было холодно, поскольку солнце еще не взошло, и мужчины сложили руки на своей голой груди, чтобы сохранять тепло.

Под руководством Вавави наш багаж был доставлен и разложен в длинную линию. Будущие носильщики с унынием смотрели на тюки, время от времени поднимая какой-нибудь, чтобы подтвердить свои худшие опасения, и тайком двигаясь в сторону другого, который казался легче. Однако Вавави живо перемещался между поклажей, назначая по паре человек на каждый тюк.

Закончив, Вавави забрал свое ружье у мальчишки, который, раздувшись от гордости, держал его для него, посмотрел на меня, и, убедившись, что я готов, крикнул распоряжение носильщикам. Они подняли свои грузы и последовали за Вавави, который шел по широкой красной земляной тропе, ведущей в горы.

Первые полтора километра или около того тропа пролегала вдоль узкой крутой долины. Под нами бурлила и пенилась маленькая речка, врезающаяся в загромождения валунов на пути к реке Вахги. Солнце наконец взошло, согревая наши тела и растворяя остатки тумана, который висел вокруг нас. Один из носильщиков пел во всю глотку «Хуууу-аааа» и протягивал последнюю нижнюю ноту, насколько хватало легких. После того как он начал, к нему присоединились остальные, и получившийся в результате гам звучал непрерывным, растянутым «ааааа» с отрывистым, более высоким облигато – «хуу». Эта музыка звучала весь день и стала нашим постоянным спутником в пути в течение следующих нескольких недель.

Вскоре тропа начала петлять и зигзагообразно подниматься вверх по хребту длинной горной цепи, поросшей травой. Босоногие носильщики храбро плелись наверх и месили пальцами жидкую грязь, в которой увязали и скользили мои подбитые гвоздями ботинки. Примерно каждый час Вавави останавливался, и, пока все отдыхали, он перераспределял грузы таким образом, чтобы каждый носильщик по очереди брал один из наиболее тяжелых тюков.

К полудню мы миновали последнюю симпатичную казуарину и покинули зеленеющий буш, который до сих пор покрывал склоны. Мы вошли в редкий лес с чахлыми деревьями, ветви которых заросли мхом и извивающимися ползучими побегами. В какой-то момент тропа виляла по влажным склонам скал, доставлявшим множество неудобств. Я задержался, чтобы помочь, чем мог, пока не подняли все тюки. Чуть выше склон начал уменьшаться, и казалось, что мы приближаемся к вершине перевала. Легкая дымка обвивала мрачный лес. Я шел медленно, смотря на землю, пробиваясь по валунам и ощущая легкое удушье, так как мы находились на высоте более 2400 метров. Я заметил, что носильщики впереди снова остановились. Мне показалось, что это не лучшее место для отдыха, и я решил пройти вперед и перейти гребень перевала, чтобы подыскать более укрытое место. Но, приблизившись к ним, я увидел, что они не сидят, а столпились вокруг Вавави и горячо спорят.

«Они говорят, что не хотят больше идти», – сказал Вавави, когда я подошел к нему.

Конечно, они выглядели замерзшими и уставшими, но я не видел реальной причины, почему они внезапно забастовали как раз тогда, когда, казалось, худшая часть восхождения была позади. Я не подумал о том, что мы будем делать, если они бросят свои тюки в этом отдаленном и уединенном месте. Стараясь говорить как можно убедительнее, я объяснил, что мы уже на вершине, теперь будет легче, и оптимистично добавил, что отныне тропа пойдет вниз. Отдохните хорошенько, сказал я, и мы хорошо заплатим вам, когда достигнем следующей деревни; но нужно идти дальше. Я сомневаюсь, что они поняли, что я пытался сказать, и мне ответил сам Вавави. Причина, по его словам, заключалась в том, что гребень перевала обозначал границу их племени. Дальше находилась территория другого племени, которое было «очень плохие люди. Они кушать люди».

«О, – сказал Чарльз тихо, – он имеет в виду, что они каннибалы».

Мы оба рассмеялись, поскольку ситуация казалась надуманным приключенческим романом, фарсом. Тут в тумане я разглядел верхушку головного убора из перьев, выступающую из-за груды валунов в 200 метрах от нас. Я моргнул в изумлении, а затем заметил еще одну неподалеку. Улыбка быстро сошла с моего лица.

«Ну, каннибалы они или нет, – ответил я со слегка притворной веселостью, – думаю, они ждут нас там».

Внезапно орда людей с оглушительными криками выпрыгнула из-под камней и бросилась к нам, размахивая ножами и топорами. В моей голове билась лишь одна мысль: я должен срочно убедить их, что мы настроены дружественно. С сердцем, готовым выскочить из груди, я подошел к ним и протянул правую руку. Я забыл весь свой скудный словарный запас на пиджине и, к своему удивлению, громко сказал в абсурдно великосветской манере: «Добрый день». Это не возымело никакого эффекта, поскольку они не могли меня расслышать из-за своих свирепых криков. В считаные секунды они напали на меня. К моему совершенному удивлению, одни схватили мою правую руку и качали ее вверх и вниз. Другие схватили меня за левую руку, а те, кто не успел ухватиться, довольствовались тем, что жестко хлопали меня по плечу. «Арпи-нун, маста, арпи-нун», – скандировали они.

Несколько минут я провел в недоумении: зачем им понадобилось прятаться, а затем так пугающе нападать на нас, если их намерения были на самом деле дружелюбными? Затем меня осенило: это воинственное представление на границе было, вероятно, их привычным делом в «холодной войне» с племенами Вахги. Оно было призвано подчеркнуть их силу и воинственность, чтобы соседи не сочли их слабаками и легкими мишенями для грабежа. Однако мужчины Вахги, казалось, едва ли могли на кого-то напасть. Сидя на пятках в жалких позах, они дрожали под моросящим дождем. Вавави построил их в линию и пересчитал.

«Четыре на десять и три человека, маста», – сказал он. Я открыл свою коробку, вытащил пакет с монетами и вручил Вавави 43 шиллинга. Согласно постановлению правительства, это была плата за один день услуг носильщика, и это был последний раз, когда мы могли использовать деньги до возвращения в Нондугл. Как только носильщик получал свою плату, он разворачивался и спускался вниз по тропе в туман.

Наши новые носильщики были более веселой компанией. Они с энтузиазмом схватили тюки и с триумфальными криками галопом понеслись вперед. Земля начала проседать, и я поспешил вперед, желая спуститься под облака и посмотреть в первый раз на долину Джими. Я воображал, что она будет похожа на Вахги – широкую, заросшую травой долину с протекающей в ее низовьях серебряной рекой, но, когда она наконец открылась моему взору, я увидел нечто совсем другое. Подо мной протянулся обширный дикий массив: сложный лабиринт переплетающихся хребтов и гор, полностью покрытых лесом. Я не видел ни рек, ни лугов аланг-аланга, ни деревень – ничего, кроме бесконечного покрова деревьев.

Хребет, с которого мы спускались, казалось, пролегал в сторону небольшой долины, расположенной слева поблизости от нас. Один из членов племени подошел и поравнялся со мной. Я указал на долину. «Джими?» – спросил я. Он расхохотался, покачал головой и указал рукой вдаль, сощурив глаза. Затем с видом терпеливого учителя, объясняющего элементарную вещь особо глупому ребенку, он, держа свою левую руку перед моим лицом, по очереди коснулся четырех своих вытянутых пальцев.

«Боже правый, – сказал я Чарльзу, – мы должны пересечь еще четыре долины, прежде чем доберемся до Джими».

«Скорее он имеет в виду, что у нас впереди еще четыре дня пути», – с грустью ответил Чарльз.

Я попытался выяснить, что именно хотел показать мой спутник четырьмя пальцами, но безуспешно. Я так никогда и не узнал этого. Это был лишь один из случаев, когда языковой барьер оказывался непреодолимым. На меня накатила волна одиночества, не рассеявшаяся даже тогда, когда нас догнали поющие носильщики. Мы входили в новую девственную страну, в которой для нас не было места. Правда, впереди в горной впадине, среди бесконечных деревьев, один австралиец расчистил лес и построил себе дом, но он был лишь минутной щербиной в пейзаже. Тропа под моими ногами также была его творением, но это была лишь тонкая нить, связывающая нас с ним. Если бы я сошел с нее и пять минут прошел в другом направлении, я бы оказался на земле, которую раньше не видел ни один европеец.

Мы уверенно шли по тропе, огибающей гребни хребтов, зигзагообразно спускающейся по крутым грязным склонам и ныряющей в лес. Каждый километр или около того мы встречали группы племен, стоящих на пути, чтобы посмотреть на источник криков. Когда мы проходили мимо, они с энтузиазмом подключались к нашему каравану и присоединялись к общему крику.

Около трех часов дня мы впервые после выхода из Вахги увидели признаки поселения – низкий частокол из острых столбов, прерывающихся только узким зазором, окруженных колышками с нарисованными на них племенными знаками. Полчаса спустя мы вышли из леса в деревню – два ряда соломенных хижин, вытянувшихся вдоль гребня хребта, окруженных голыми участками красной земли и казуаринами по краям. Все население собралось, чтобы встретить нас. Женщины сидели в одной группе, мужчины – в другой. Лулуай и его помощники стояли в отдалении перед самой большой хижиной, которая, как я полагал, была домиком, построенным для патрульного офицера. Когда мы направлялись к нему и проходили мимо сидящих на корточках жителей, они приветствовали нас оглушительным криком. Старейшина проводил нас в домик. Наш первый день пути был окончен.

Вавави снова проконтролировал раскладывание багажа и расплатился с носильщиками, на этот раз ложками соли. Каждый получил соль, аккуратно завернутую в листья, спрятал ее за пояс и отправился обратно в лес. Пока собирались наши кровати, я сидел снаружи на краю хребта, прислонившись спиной к казуарине, и разглядывал деревья в долине подо мной. К моему удовольствию, я услышал крик малой райской птицы, но, хотя я долго высматривал ее сквозь очки, я так и не смог ее увидеть. Когда наступил вечер, облака спустились с долин вниз, так что видна была только деревня. Мы с Чарльзом приготовили ужин и неохотно пошли спать.

Сразу после рассвета нас разбудило громкое пение йодлем. Лулуай стоял среди казуарин, приложив руки ко рту, и его голос эхом разносился над покрытой облаками долиной. В ответ на его призывы 40–50 носильщиков собрались у входа в домик; во многих из них я узнал людей, которых мы вчера днем встретили на дороге. Прямо перед тем, как мы собрались в путь, начался дождь. Было холодно и неудобно, но наши тюки были водонепроницаемыми, и носильщики просто прикололи несколько широких листьев к своим шапочкам, чтобы предохранить голову от влаги. К полудню мы прошли через слой облаков, и дождь прекратился.