Читать книгу Шпионаж по-советски. Объекты и агенты советской разведки - Дэвид Даллин - Страница 12

Отношения между советской разведкой и коммунистической партией в Германии по форме были те же самые, что и во Франции, тем не менее в Германии они существенно отклонились от французского образца.

В принципе КПГ должна была выделить высокопоставленного человека для связи с советским аппаратом и для руководства подпольной работой. Из-за уникальной важности такого поста выбор лидера для каждой страны велся при взаимодействии Москвы (под личиной Коминтерна) и отдельной коммунистической партии. После своего назначения этот человек находился под защитой своей партии. Чтобы придать ему иммунитет, его можно было сделать членом парламента, при необходимости ему выделялся телохранитель, и, разумеется, лучшие адвокаты были к его услугам, если он попадал в руки полиции. Но этот человек, обеспечивающий связь, предупреждался, что если он допустит «отклонения», то будет ликвидирован, прежде чем успеет вымолвить хоть одно слово. Во Франции пост такого человека для связи между коммунистической партией и советским аппаратом занимал с начала тридцатых годов Жак Дюкло, в Соединенных Штатах до 1945 года – Эрл Браудер, в Германии до 1933 года – Ганс Киппенбергер.

Немецкие ученики Москвы оказались подготовленными гораздо лучше, чем многие другие представители «братских» партий. С их вошедшей в поговорку аккуратностью, дисциплиной и техническими навыками германские агенты быстро усваивали методы конспирации, более того, совершенствовали их и во многом превзошли своих учителей. Не случайно, например, лучшие мастерские по изготовлению паспортов в Западной Европе, которыми снабжались ГБ, армейская разведка и Коминтерн, были в Берлине. Фальшивые деньги, которые пришлось раз или два печатать в экстренных случаях, тоже делались в Германии. А главный штаб компартии в доме Карла Либкнехта с его потайными комнатами, подвалами и сигнальной системой стал образцом для всех столиц.

Германский коммунистический аппарат рано начал готовить агентов, которые могли проводить разведывательные операции. Некоторые из них повышались в ранге, вступали на советскую службу, их посылали в разные страны, где они широко использовали свое немецкое гражданство для достижения своих целей. Те из них, кто остался верным Сталину, получили высокие посты в Четвертом управлении, а те, кто пережил войну, вошел в элиту Германской Демократической Республики.

Ганс Киппенбергер был одним из таких лидеров целое десятилетие, до 1933 года, а с 1929-го по 1933 год также возглавлял «специальную службу» (М-аппарат) в Германии. Он пришел из студенческой коммунистической организации, вожаком которой являлся, и сохранил все внешние черты студента-идеалиста. Со сверкающими черными глазами, узким лбом и стройной фигурой, он был воплощением фанатика, когда вступал в подпольную организацию коммунистической партии в Гамбурге. В 1925-1927 годах он разыскивался германской полицией и некоторое время жил на нелегальном положении. Он был выдвинут своей партией в рейхстаг, был избран, получил депутатскую неприкосновенность и вышел на открытую арену. Военная комиссия рейхстага, членом которой стал Киппенбергер, была чудесным наблюдательным пунктом и предоставляла возможности для прямого контакта с генералами и адмиралами германских военных сил, которые начали возрождаться. Эти контакты потом оказались фатальными для Киппенбергера, когда, во время правления нацистов, он скрылся в Москву – его там объявили германским шпионом и казнили во время большой чистки.

Как часто бывало с «практиками партийной работы», Киппенбергер не был выдающимся политическим или идеологическим лидером, даже, как организатор, он был ниже своего помощника Лео Флига, связника между немецким подпольем и Коминтерном. Флиг в нацистскую эру тоже был отозван в Москву и казнен.

В совместных советско-германских тайных операциях участвовало поколение многообещающих молодых людей, большинство из которых закончили одну из специальных школ в Москве. Многие из них добились печальной известности.

Среди них самым заметным был Рихард Зорге, чьи подвиги в Японии стали известны только спустя долгое время после его смерти. Привлекательный, высокий, хорошо сложенный мужчина, Зорге нравился всем, даже легкая хромота прибавляла ему очарования. «У Ики было что-то от германского гусарского офицера», – вспоминал один из его друзей. (Ика – прозвище Зорге среди его ближайших друзей, его жену Кристину называли Икарет). – Он довольно много пил, но всегда хорошо держался. Он легко заводил друзей, и каждый был рад видеть его». В институте социальных исследований во Франкфурте Зорге не добился заметных успехов, ни его исследование в области антисемитизма, ни брошюра «Накопление капитала» не получили известности. Зорге был выдающимся подпольным «практиком», лишенным политических или философских талантов.

Зорге вступил в советскую тайную службу в Германии и в конце тридцатых годов поехал в Москву в качестве корреспондента «Франкфуртер цайтунг», потом в Китай и, наконец, отправился в Японию, где с 1935-го по 1941 год руководил знаменитой шпионской группой. Он считался консервативным человеком и нацистом, поэтому ему доверяли все секреты в посольстве. Он завербовал в качестве агентов нескольких японских коммунистов, как в токийском правительстве, так и вокруг него. Его доклады в Москву в критические годы, с 1937-го по 1941-й, имели историческое значение.

Другой замечательной фигурой в этой русско-германской группе был Вильгельм Цайссер – после войны он долгое время руководил восточногерманской полицией. Работа Цайссера в качестве советского тайного агента бросала его то в Китай, то в Малую Азию, то в Испанию, а в 1945 году он вернулся на родину с советским гражданством и стал членом коммунистического правительства.

Высокий, с приятным лицом, интеллигентный и смелый, бегло говорящий на многих иностранных языках, Цайссер имел все качества, чтобы высоко подняться в коммунистической иерархии. В юные годы он был учителем в Рейнской области, потом солдатом кайзеровской армии, где дослужился до чина лейтенанта. Он обосновался в России, когда разразилась Октябрьская революция. Воодушевленный движением масс, он вступил в ряды большевиков и с тех пор так и оставался убежденным коммунистом. Он был членом «Союза Спартака» в Германии и играл ведущую роль в коммунистическом движении в Руре в 1923 году. После прохождения курса в Москве он стал авторитетом в области методов и техники гражданской войны.

В 1925 году Цайссер вступил в ряды советской разведки и был послан в Китай. В Шанхае он основал отделение «Стального шлема» (председателем которого в Германии был генерал-фельдмаршал Гинденбург), завоевал уважение и доверие дипломатов и служащих и получил возможность снабжать Москву ценной информацией. Когда генерал Ганс фон Зеект, бывший шеф германской армии, посетил Шанхай, он останавливался в доме Цайссера. Из Шанхая Цайссер поехал в Маньчжурию, а потом в Малую Азию. В конце тридцатых годов он появился в Испании под именем генерала Гомеса. Из Испании он вернулся в Россию. Даже во время пика его карьеры его окружала атмосфера отчужденности. Он избегал фамильярности в общении со своими товарищами, и многие обижались на него за высокомерие. Где бы ни появлялся Цайссер со своей поразительно красивой и элегантной женой, повсюду он привлекал всеобщее внимание.

Когда Цайссера сняли с высоких постов в Восточной Германии, коммунистическая пресса обвинила его в «социал-демократических тенденциях». По отношению к такому человеку, как Цайссер, эти утверждения просто абсурдны, единственным его «отклонением» была его независимость и чувство собственного достоинства – свойства, которые могли перерасти в «титоизм». И в самом деле, если условия в Восточной Германии позволили бы появиться германскому Тито, Цайссер был бы лучшим кандидатом на этот пост.

Другим известным членом этой выдающейся группы был Артур Илльнер (Штальман), менее привлекательный тип тайного агента, жестокий, безжалостный и эгоистичный. Плотник по профессии, он достиг высокого ранга в коммунистическом подполье, отвечал за поставки оружия, был послан для обучения в Москву, а после окончания школы был направлен в Китай. В интернациональной бригаде в Испании ходили слухи о том, что имя Илльнера как-то связано с ликвидацией некоммунистов и оппортунистов. Из Испании он вернулся в Москву, а летом 1940 года обосновался в Швеции. Оттуда Илльнер руководил небольшой разведывательной сетью в Германии в первой фазе войны. С 1945 года Штальман работал в центральном комитете СЕПГ в Восточном Берлине и ведал тайными коммуникациями (переброска людей, материалов и денег) между ГДР и Западным Берлином и ведущими организациями коммунистического толка Западной Германии. С 1951 года Штальман работал в Институте экономических исследований, где занимался главным образом разведкой.

Другим агентом советской разведки в Германии был Эрнст Вольвебер, ставший впоследствии министром государственной безопасности ГДР. Эрнст Фридрих Вольвебер, сын шахтера, в юные годы был докером. К началу своей службы в кайзеровском военном флоте девятнадцатилетний матрос уже являлся членом молодежной социалистической организации, которая, однако, казалась ему слишком умеренной, поэтому он перешел в «Союз Спартака», который был зародышем коммунистической партии. Его революционные подвиги начались в ноябре 1918 года, когда его крейсер «Гельголанд» стоял в Кильском канале. Молодой бунтарь, воодушевленный рассказами о восстаниях на русском флоте, поднял красный флаг над кораблем и возглавил революционные демонстрации в Киле, Бремене и Вильгельмсхафене.

В начале тридцатых годов Вольвебер был послан в Москву для обучения в специальной школе, где прошел хорошую подготовку к подпольной работе. В 1928 году он был избран в прусский парламент, а в 1932 году в рейхстаг. Его настоящий взлет, однако, начался уже в нацистскую эру, когда он достиг положения «самого опытного диверсанта, какого когда-либо видел мир», как говорила о нем пресса.

Много других начинавших свою деятельность в ранний период германского коммунизма впоследствии достигли высоких постов в Германской Демократической Республике. Среди них был и Эрих Мильке, который в 1931 году убил двух полицейских.

Берлинские мастерские по изготовлению фальшивых документов были уникальными во всей истории. В искусстве изготовления фальшивых паспортов, удостоверений и других документов ни шпионские штабы воюющих стран, ни дореволюционные подпольщики, проявившие большое умение в этой области, даже не приблизились к берлинскому «Пасс-аппарату». Он пережил не только несколько налетов полиции, но смог даже противостоять гестапо. Чтобы оценить масштабы его деятельности, достаточно сказать, что на руках во все времена должно было находиться до 2 тысяч паспортов, что у них был набор из 30 тысяч печатей и что персонал «Пасс-аппарата» в Германии и за рубежом в 1931–1933 годах составлял 170 человек, преимущественно мужчин.

«Пасс-аппарат» Коммунистической партии Германии был ее ровесником, его организовали в 1919–1920 годах в обстановке гражданской войны и «неминуемой» революции. Он был маленьким, примитивным и бедным. В 1921 году его разгромила полиция. После реорганизации 1923 года он быстро развивался. Несмотря на то что на него с 1924-го по 1932 год не менее четырех раз налетала полиция, за десятилетие, с 1923-го по 1933 год, он достиг беспрецедентных высот в смысле качества и количества продукции. В те времена существовала одна мастерская по изготовлению паспортов в Москве, одна – в Берлине и третья – в Соединенных Штатах. Для потока важных советских агентов, едущих на Запад, Берлин был первой остановкой. Здесь они должны были «освободиться» от советских документов, потому что полиция проявляет особое внимание к их владельцам. Их снабжают другими паспортами с вымышленными именами и новой биографией, которую они должны выучить до мельчайших деталей. На обратном пути они сдавали фальшивые паспорта и получали обратно свои, подлинные.

Такая же процедура применялась и к иностранным коммунистам, особенно если они ехали в Россию. Чтобы скрыть тот факт, что они ездили в Страну Советов, их настоящие паспорта, где последней стояла германская или чешская виза, оставались в Берлине, и они продолжали путь со сфабрикованными паспортами. Когда они возвращались из России, то получали свои паспорта, которые теперь могли служить доказательством того, что они все это время пробыли в Германии.

Душой «Пасс-аппарата» в Берлине была группа из пяти или семи преданных людей, виртуозов в своей профессии. Мастерство немецких наборщиков, механиков и печатников было гораздо выше, чем у других подобного рода профессионалов во всей разветвленной подпольной сети Коминтерна. В Москве они пользовались таким высоким уважением, что им прощали даже некоторые нарушения правил конспирации[15]. Проще всего было бы переместить эту группу в Москву, но это означало разрушить сеть и убить курицу, которая несет золотые яйца.

В 1932 году ведущая группа германских коммунистов, насчитывающая примерно 600 человек, получила распоряжение готовиться к нелегальному положению. Всем надо было дать фальшивые паспорта и фиктивные адреса, хотя они пока продолжали жить на своих прежних местах. Во время выборов в рейхстаг в 1932 году каждый из них регистрировался дважды: один раз под своим настоящим именем, а второй – под вымышленным. Им даже приказали голосовать дважды, чтобы избежать возможных вопросов.

В 1933 году, накануне захвата Гитлером власти, в распоряжении аппарата было более 5 тысяч паспортов, среди них, в округленных цифрах, 75 шведских, 300 датских, 75 норвежских, 400 голландских, 100 бельгийских, 300 люксембургских, 400 саарских[16], 200 подлинных швейцарских и 700 фальшивых, 300 австрийских, 600 чешских, 100 данцигских, 1000 подлинных германских и около 500 германских паспортных форм.

«Пасс-аппарат» был формально подчинен Коммунистической партии Германии и косвенно Коминтерну.

Главой ОМС Коминтерна был Осип Пятницкий, а Миров-Абрамов, его помощник в Берлине, с 1926 года руководил также «Пасс-аппаратом». Без его согласия нельзя было сделать никаких изменений в персонале. Лео Флиг возглавлял паспортный центр от Коммунистической партии Германии с 1923-го по 1935 год. Два молодых человека, Рихард Гросскопф и Карл Вин (Тургель и Шиллинг), которые только что вышли из коммунистической молодежной лиги, в 1923 году были направлены к Флигу и работали у него около десяти лет, до конца 1932 года. В 1933 году оба были арестованы и провели двенадцать лет в концентрационном лагере.

Трудно представить весь клубок проблем, связанных с работой «Пасс-аппарата». «Хороший» фальшивый паспорт должен охранять своего владельца от всех ловушек и соответствовать его облику. В «Пасс-аппарате» говорили, что «паспорт должен быть как костюм, сшитый хорошим портным». Когда западный коммунист получал паспорт, первым вопросом было, к какой национальности его отнести. К паспортам некоторых стран относятся с большим уважением, так, например, владелец паспорта нейтральной Швейцарии мог пересекать многие европейские границы без визы. Датские и шведские документы тоже считались хорошими. Британские паспорта были бы замечательны, но их труднее подделывать. Польские и прибалтийские паспорта не пользовались успехом, потому что вызывали подозрения у полиции, которая чувствовала в них что-то русское. Германские коммунисты, которые не знали никакого языка, кроме немецкого, предпочитали паспорта Саара, где население говорит по-немецки и которые позволяли легко проникать в разные страны.

Будущий обладатель паспорта должен бегло говорить на нужном языке, потому что даже самый лучший документ может стать ловушкой, если его предъявитель не говорит на своем «родном» языке. Допустим, он говорит только по-немецки, и решено снабдить его паспортом, «выданным» в Мюнхене. Ганс Рейнерс, бывший эксперт по паспортам в Коминтерне, так описывает эту процедуру:

«Мы, конечно, имеем бланк германского паспорта и хотим заполнить его для господина Мюллера из Мюнхена. Но мы должны иметь в виду, что Мюллер в один прекрасный день может появиться в Мюнхене и его документы будут тщательно проверены полицией. Какие чернила применяются в Мюнхене для паспортов? Как зовут офицера, который подписывает паспорта? Мы даем указания нашему агенту в Мюнхене узнать это и получаем от него подпись Шмидта, шефа полиции, а это отнюдь не простая операция. Теперь надо узнать время подписания, а это новая головоломка, мы должны знать, что господин Шмидт не был в отпуске или болен, когда им был «подписан» паспорт. Кроме того, в некоторых странах полицейская печать подтверждается штампом об оплате пошлины, значит, надо подделать и этот штамп.

Штампы время от времени меняются по важным или не особенно важным причинам. Поэтому требуется громадная коллекция штампов сотен городов и поселков.

Когда эти операции закончены, работа по изготовлению паспорта только начинается, самая трудная часть еще впереди. Мюллер не может так просто появиться в обществе, снабженный только паспортом, он должен иметь документы, которые косвенно подтверждают его личность: свидетельство о рождении, записи о службе, книжка социального страхования и т. д. Это целая коллекция документов, и, чтобы она была полной, человек, выдающий ее, должен быть историком, географом и знатоком полицейских привычек.

Если свидетельство о рождении должно подтверждать, что господин Мюллер родился в Ульме в 1907 году, «Пасс-аппарат» обязан выяснить, какая форма применялась в этом городе сорок или пятьдесят лет назад, какие нотариальные термины использовались в то время, какие имена были популярны, а какие – нет. Имя Ивар звучало бы странно для города Ульма, а имя Зепп казалось бы странным в Гамбурге или Копенгагене. Главное правило заключалось в том, чтобы сделать эту личность похожей на сотню других, без особых примет, которые могли бы запомнить полицейские, попутчики или прохожие.

Наконец, возникал вопрос с печатями. Какими они были в тех местах в то время? Был ли там на гербе лев, медведь или орел? Требовалось знание геральдики, и целые тома, посвященные этому вопросу, стояли на полках.

«Пасс-аппарат» иногда изготовлял и брачные свидетельства для своих клиентов. Было нелегко вовлечь другого человека в подпольные дела, если только мужчина и женщина не предназначались для особой работы, например как хозяева магазина, гостиницы и тому подобное. Однако все они должны были иметь свидетельство о занятости, потому что первым вопросом, который задавала полиция, был вопрос о месте работы. В этом отношении было важно никогда не представлять человека как служащего или рабочего, потому что простая проверка откроет всю фальшь документов. Профессии торговца, свободного писателя или художника лучше всего подходили для подпольщика, потому что им не требуется отчитываться в своих перемещениях и поступках.

В среднем около 400 комплектов документов готовилось берлинским «Пасс-аппаратом» ежегодно с 1927-го по 1932 год, некоторые из них изготовлялись про запас, а около 250 передавались другим ведомствам. В 1933 году потребность, естественно, сильно возросла.

Когда набор документов был готов, возникала еще одна проблема. Если Ивар Мюллер будет пересекать первую границу, его паспорт не должен выглядеть новым. Если в нем будут проставлены многие визы, которые свидетельствуют о том, что путешественник проверен и перепроверен, полиция не обратит внимания на то, что ей предъявляют «свежеиспеченный» документ. Вот почему «Пасс-аппарат» проставлял многие фальшивые визы и пограничные штампы на паспорт. Маршрут должен быть хорошо продуман и соответствовать той легенде, которой снабдили нелегала».

В дополнение к поддельным паспортам аппарат должен был иметь запас подлинных документов, купленных или похищенных из полицейских структур различных стран. Прежде всего это были чистые бланки паспортов, однако они применялись с осторожностью. Выданные ранее паспорта требовали доработки: надо было удалить фотографию прежнего владельца и заменить ее другой. Приходилось также подделывать ту часть печати, которая попадала на фотографию. Подлинный паспорт, конечно, был более надежным, но чтобы изменить его, требовалось большое искусство.

Чистых бланков паспортов постоянно не хватало, их добывали разными способами. Так, жена одного коммуниста по имени Хоффман, работала уборщицей в полицейском управлении и имела возможность время от времени похищать бланки паспортов. В Базеле Макс Хабиянич, полицейский чиновник, о котором будет рассказано в пятой главе, снабжал коммунистическое подполье прекрасными швейцарскими паспортами. В одном случае большая партия паспортов была получена в Берлине из Праги. В 1932 году чешская полиция подготовила меморандум о коммунистическом подполье, и ГБ вознамерилась заполучить его, чтобы узнать, как много известно чешским властям. На полицейское управление был организован налет. Налетчики были разочарованы: они не нашли меморандум, зато им удалось захватить 1500 паспортов. Чешские документы были в большом ходу в подполье, они использовались вплоть до убийства короля Югославии Александра и французского премьер-министра Барту в октябре 1934 года, когда обнаружилось, что усташи (террористическая подпольная организация в Югославии) тоже пользуются фальшивыми чешскими документами. Полиция во всей Европе стала проявлять повышенный интерес к владельцам чешских паспортов. С французской границы «Пасс-аппарат» получил сообщение о том, что полиция начинает удивляться, почему так много чешских граждан, не знающих ни слова по-чешски, пересекают германско-французскую границу. Было решено изъять 200 чешских паспортов и заменить их другими.

В начале тридцатых годов два полицейских офицера из Саарской области, оба члены нацистского немецкого фронта, продавали паспорта коммунистам. У одного были бланки паспортов, а у другого – штампы, и они вели дело совместно. Эти два лишенных воображения нациста брали за каждый бланк со штампом около двух марок. И однажды они поставили условие: продавать паспорта партиями менее 500 штук. Чтобы удержать эту пару в деле, у них купили 1000 саарских паспортов, из которых 700 тут же уничтожили. Но как только произошло это аутодафе, тут же потребовалось 100 саарских паспортов. Снова пришлось купить 1000 паспортов, из которых 800 были сожжены.

Мастерские по изготовлению паспортов и места их хранения были разбросаны по всему Берлину. Только три или четыре руководителя знали о всей системе, а рядовым работникам был, как правило, известен один адрес.

«Пасс-аппарат» имел шесть мастерских.

Печатная мастерская имела в 1932 году 1,7 тонны наборного материала, включая шрифты особых типов, которые требовались для «старых» документов. Двое наборщиков, которые здесь работали, были серьезными, хорошо образованными людьми, надежными во всех отношениях. Главным наборщиком был коммунист Дюринг. Они отдавали все свое время «Пасс-аппарату», и им хорошо платили. Их собственные фальшивые паспорта свидетельствовали, что один из них торговец, а другой – студент технической школы.

Шумные печатные станки были установлены в подвале мастерской по изготовлению ящиков. Раз в неделю, иногда реже, когда два человека приезжали, чтобы отпечатать документы, наверху запускались на полную мощность все машины.

Третья мастерская занималась репродукцией подлинных документов и подписей. Для этих целей был установлен большой и дорогой фотоаппарат, лучший был только в торговом представительстве. Вальтер Тигер, руководивший этой мастерской, был экспертом во всех этапах подделки паспортов.

Специальная мастерская для резиновых штампов размещалась в магазине резиновых изделий, потому что горящая резина издавала сильный специфический запах. Владельцем магазина был коммунист, который не имел членского билета партии, очень осмотрительный человек, у которого в числе клиентов были и полицейские. Гравер Кениг был хозяином граверной мастерской в Нойкельне. Его престиж рос из года в год. После двенадцати лет работы в Берлине его послали в Москву в такую же мастерскую. Когда к власти пришла нацистская партия, сын Кенига оказался в тюрьме. Отец в Москве был уволен с работы по соображениям безопасности, а потом тоже арестован.

В дополнение к своим постоянным людям аппарат завербовал двух работников самого большого германского предприятия «Штемпель-Кайзер», которое изготовляло штампы для всех правительственных учреждений. Эти двое систематически изготовляли дубликаты штампов любой важности. Эта счастливая ситуация, однако, закончилась в 1932 году, когда оба агента по разным причинам отказались от сотрудничества. Был еще магазин штампов Виндуса на Германплатц, владелец которого, будучи коммунистом, оказал большую помощь «Пасс-аппарату».

Огромные запасы резиновых штампов были спрятаны в разных тайных местах, каждое из которых содержало штампы определенной страны или области[17].

Две особые мастерские занимались «основными документами», такими, как свидетельства о рождении и крещении, а также школьными аттестатами. Одна из них продолжала работу, если другая попадала в поле зрения полиции, потому что все необходимые материалы хранились в трех или четырех разных местах.

Специальная мастерская занималась переделкой подлинных паспортов. Опытный мастер копировал оттиск печати с убранной фотографии. Иногда убирались и заменялись фальшивыми отдельные страницы, ставились новые визы. За эту работу отвечал Рихард Кваст, по кличке Абель. Мастерские такого типа обычно размещались в ателье по ремонту обуви, поэтому в коммунистическом подполье специалисты по изготовлению фальшивых паспортов назывались «сапожниками».

«Пасс-аппарат» держал отделения по всей Европе. Они, как говорилось, были «посажены» в Дании, Швеции, Норвегии, Голландии, Бельгии, Саарской области, Швейцарии, Австрии, Чехословакии и Данциге. Сама Германия была разделена на двадцать четыре области, в каждой из которых работало четыре или пять агентов, а в Берлине их было десять. В одиннадцати странах насчитывалось около двадцати агентов. Вместе с работниками «Пасс-аппарата» это составляло 170 человек без учета временных помощников, работавших без оплаты.

Агенты в провинции и за границей, перед которыми ставилась задача добывать паспорта от сочувствующих партии людей или от членов организаций «Рот-Фронта», временами работали очень успешно. Чтобы помочь партии, сочувствующие подавали прошение о получении паспорта, а потом передавали документ партии. Другой задачей провинциальных агентов было наблюдать за паспортными отделами, добывать формы и подписи и сообщать центру о любом изменении в паспортном режиме.

Запасы штампов, паспортов и других документов прятали в самых невероятных местах. Один тайник был устроен в основании большого телескопа берлинской обсерватории, которой руководил коммунист-подпольщик Герман Дюнов[18]. Второе место было в письменном столе служащего Дрезденского банка, третье – в церкви Назарета.

До прихода нацистов к власти полиция совершила не менее пяти рейдов на различные помещения «Пасс-аппарата». Из сотен находившихся в обороте фальшивых паспортов некоторые неизбежно должны были попасть в руки полиции, и, несмотря на все предосторожности, несколько мастерских были раскрыты. Тяжелым ударом был арест в Вене курьера Клозе с мешком, набитым паспортами. В январе 1932 года на датской границе были арестованы три немецких путешественника, которые на самом деле оказались советскими гражданами с поддельными паспортами. Примерно в это же время в Гамбурге был задержан сотрудник торгпредства Чубарь-Онищенко, на его вилле нашли пять фальшивых паспортов, сделанных так хорошо, что не оставалось сомнений в существовании неизвестной мастерской по изготовлению документов. В декабре 1932 года женщина с поддельным паспортом пыталась проехать на автомобиле через границу в Голландию, и она была арестована вместе с «шофером», роль которого играл Паукер, муж будущего коммунистического лидера Румынии Анны Паукер[19]. Полиция определила, что их паспорта были изготовлены в Берлине.

Результаты полицейских рейдов поначалу были весьма скромными. Однако в ноябре 1932 года полиция захватила серьезную добычу, когда совершила налет на квартиру на Кайзер-аллее. Там она нашла паспорта разных стран, американские паспортные бланки, свидетельства о рождении, школьные аттестаты и другие документы. Кроме того, там были сотни печатей, в том числе и штампы полиции Анкары, Софии и Амстердама. Были найдены образцы подписей шефа Скотленд-Ярда и других руководителей британской полиции. По обнаруженным заметкам стало ясно, что за последние шесть месяцев было изготовлено 1500 паспортов.

«Берлинер тагеблатт» опубликовала полицейский отчет:

«В мастерской было обнаружено 2000 штампов, 600 бланков паспортов, 35 почти законченных паспортов, 807 фотографий для паспорта, 716 штампов для подтверждения уплаты пошлины, 300 официальных бланков, 73 формы расписок, 57 штампов об уплате налогов, 165 свидетельств, 700 полицейских документов, 30 трудовых книжек и 650 бланков различных фирм.

Эта мастерская фальшивых документов была самой большой из всех, которые были раскрыты в Европе со времен войны».

Во время рейда были арестованы Карл Вин и Эрвин Кольберг. Однако полиция изъяла лишь часть материалов, остальные мастерские продолжали работать.

Приход нацистов к власти стал тяжелым ударом для «Пасс-аппарата». В апреле 1933 года полиция нашла еще один крупный склад печатей и паспортов и арестовала Рихарда Гросскопфа. Вместе с Вином Гросскопф был приговорен к двенадцати годам и просидел в концентрационном лагере до 1945 года.

Вскоре произошло другое несчастье. Альфред Каттнер, работавший в штаб-квартире коммунистической партии в Берлине и знавший многих из подпольного мира, выдал своих товарищей гестапо. (Потом Каттнер был убит своими бывшими товарищами.) Среди тех, кого он предал, был и Герман Дюнов. В его обсерватории нацистские власти, к своему удивлению, нашли не только множество паспортов, но и подписи казначеев своей партии, членские билеты и фальшивые расписки, подтверждающие уплату нацистских взносов.

Хотя эта потеря и не была фатальной, обстановка стала угрожающей. В руководстве «Пасс-аппарата» было решено перевести все в Саарбрюкен, который в то время находился под управлением Франции. В 1934 году, после почти десяти лет успешной работы в Берлине, мастерские, инструменты и запасы штампов и паспортов были переправлены в Саар. Резиновые штемпели надо было отделить от деревянных ручек и уложить под двойное дно чемоданов. Документы и печати упаковывали в специально сделанные пустоты в ножках столов. Чернила специальных сортов заливали в стеклянные трубки, спрятанные в мебели. Казалось, что перевезти через границу все движимое имущество «Пасс-аппарата», спрятав его среди мебели, невозможно, но с помощью инженера-коммуниста, с каменоломни вблизи границы, который хорошо знал привычки и приемы таможенников, остаток оборудования был успешно вывезен из Германии. Вместе с материалами в Саарбрюкен переехали и некоторые специалисты, где мастерская возобновила свою работу. Но условия в Сааре стали ухудшаться. Росло влияние нацистов, активизировалась их агентурная сеть, и было похоже, что Германия скоро захватит эту область. В 1935 году Саар проголосовал за воссоединение с Германией. Москва приказала переслать в Россию весь запас паспортов, другие бумаги и штампы следовало отправить в Париж.

Вынужденный покинуть Германию, «Пасс-аппарат» так и не смог восстановить свою былую славу. Когда в 1936 году началась гражданская война в Испании, открылся новый источник паспортов. Не только бойцы интербригад, но и тысячи симпатизирующих им иностранцев в Испании сдавали свои национальные паспорта. Аппарат изучал их и отбирал для своих агентов прекрасные британские, американские, канадские и другие документы. Этот запас, насчитывавший тысячи паспортов, покрывал все нужды вплоть до начала войны.