Читать книгу Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Дэвид Даллин - Страница 5

Глава II. Франция перед Второй мировой войной
Жан Креме и кризис 1927 года

Оглавление

Следуя примеру Великобритании и Италии, Франция в 1924 году признала СССР. Работа советских секретных служб значительно облегчилась из-за новых возможностей, которые возникли в связи с открытием посольства и торгового представительства. Как НКВД, так и ГРУ имели своих доверенных лиц в посольстве, вализы курьеров и коды были теперь в распоряжении разведывательной машины. Руководителем сети ГРУ стал Месланик (Дик)[23].

Сбор информации персоналом посольства затруднялся тем обстоятельством, что официальные лица были известны контрразведке и все их передвижения и контакты не составляло труда отследить. Связь между посольством и шпионским аппаратом осуществлялась всего одним или двумя особо доверенными людьми. В 1925 году советское правительство направило в Париж Узданского-Елейского, человека лет 45, офицера, ветерана службы разведки, если только так можно сказать применительно к еще столь молодой организации. Узданский выполнял важную миссию в Варшаве и в 1924 году был выслан польским правительством. В 1925 году его переводят в Вену, откуда он руководит операциями на Балканах. С таким послужным списком он прибыл в Париж, что было для него серьезным продвижением по службе[24].

Под именем «Абрама Бернштейна» Узданский вел жизнь свободного художника. Положение его жены в советском посольстве и торговом представительстве служило хорошим объяснением для его частых визитов туда. Стефан Гродницкий, литовский студент, был назначен помощником «Бернштейна»; он отвечал за встречи с французскими агентами, получал их письменные доклады и передавал их ему.

От «Бернштейна» через Гродницкого французская подпольная сеть получала точные задания. Требовалась информация о французской артиллерии, новых формулах пороха, противогазах, самолетах, военных судах, о перемещении войск и т. д. Была сделана попытка под видом инженеров внедрить агентов в танковое конструкторское бюро в Версале и в военную академию Сен-Сир. «Бернштейн» развернул беспрецедентную по размаху деятельность.

Был придуман остроумный план проникновения в Версаль и в центр военных исследований. Несколько членов коммунистической партии стали наборщиками в типографии и брали пробные оттиски всех бумаг, печатавшихся по заказу центра французской военной науки. Эта группа эффективно работала с 1925-го до конца 1927-го.

В то время во Франции, так же как и в других странах, советские разведслужбы широко применяли сомнительный метод вопросников. Инженеры и специалисты военной промышленности СССР составляли длинный список интересующих их технических вопросов. Затем списки поступали к военным атташе за рубежом. Ни сами атташе, ни кто-либо из их штата не могли дать ответ на специальные вопросы, поэтому вопросники спускались в самые низы агентурной сети. «Бернштейн» получал их в посольстве, переписывал и распределял копии среди своих агентов. Эта процедура шла вразрез с правилами конспираций: часто такой вопросник, написанный от руки, мог выдать французской полиции его автора.

И вскоре доклады об этом из разных источников стали попадать в Сюрте Женераль.

В 1925 году Луиза Кларак связалась с неким Руссе, старым коммунистом, имевшим связи в тулонском арсенале, и попросила его заполнить вопросник по поводу морской артиллерии. Руссе доложил о ее просьбе полиции.

Как свидетельствовал позже Руссе, «я понял, что вопросы не касались профсоюзов и рабочего движения. Это был явный шпионаж, в который меня пытались вовлечь. Возмущенный поведением партии, которая поощряла такие попытки под предлогом помощи Красной Армии и защиты рабочего класса, я донес об этих фактах М. Борелли, комиссару спецслужбы в Марселе. Он посоветовал мне не отвергать предложение Луизы Кларак, чтобы разоблачить ее. Поэтому я дал ей некоторые документы. Я послал также бумаги и Креме. Следуя его инструкции, я передал их в запечатанном конверте с одним из членов партии»[25].

В другом случае, который произошел в октябре 1925 г., члену группы Креме, некоему Сэнгре, механику арсенала в Версале и секретарю тамошней ассоциации профсоюзов, приказали встретиться с человеком по имени Пьер Прево. Тот задал Сэнгре множество вопросов о производстве пороха и средствах доставки оружия. Механик удивился, ни один из вопросов не имел ничего общего с профсоюзным движением, хотя ему сказали, что речь пойдет о защите рабочих. Сэнгре решил доложить об этом инциденте руководству завода. В результате полиция снабдила его документами, которые он должен был передать Прево, и велела поддерживать контакт[26].

Примерно в то же время аппарат Креме потребовал от Кошлена, активиста коммунистической партии, работавшего в Версале и Сен-Сире, дать информацию о танках, порохе и т. д. Тот хотел было отказаться, но некто Серж, человек из окружения Креме и член муниципального совета Сен-Сира, был очень настойчив и даже вскользь упомянул, что связан с посольством, что советские граждане активно работают в группе и что их руководитель – женщина (явно – Луиза Кларак). Кошлен доложил об этом секретарю военного министерства, и доклад о шпионских происках снова попал в Сюрте Женераль[27].

В 1925–1926 годах политический климат в Европе стал благоприятным для Москвы. Французское правительство возлагало большие надежды на дипломатическое признание Советского Союза и не решалось объявить войну организации, чьи корни вели в советское посольство. Был, конечно, риск, что важные военные секреты могут стать известны Москве, но Париж предпочитал дезинформировать советскую разведку вместо того, чтобы подавить ее сеть. Для этого в военном министерстве стряпались фальшивые документы, которые затем передавались через агентов Луизе Кларак, Креме и Прево, но как много подлинных сведений попало в посольство, никому неизвестно.

В 1927 году было решено положить конец деятельности группы Креме. Это был год, когда весь мир разочаровался в советской политике, год разрыва Великобритании с Москвой. Пятого февраля 1927 года Кошлен, который постоянно отказывался сотрудничать с Креме, получил вопросник от одного из помощников Креме и через несколько недель вошел в контакт со Стефаном Гродницким, чтобы передать ему ответы, подготовленные в военном министерстве, и получить новое задание. Полиция наблюдала встречу с Гродницким на площади Мадлен в Париже, видела, как Кошлен передаёт бумаги, и следила за Гродницким, когда тот встретился с «Бернштейном». Девятого апреля 1927 года эти бумаги были найдены у него при аресте.

Прокатившаяся волна арестов вызвала сенсацию во Франции. В это самое большое шпионское дело послевоенного периода было вовлечено больше сотни людей. Обнаруженные документы вскрыли существование обширной шпионской организации. Возникшая картина громадной разведсети и ее широкого сотрудничества с французским коммунистическим движением свели на нет многие предыдущие дипломатические достижения. И крупный обыск в «Аркос» – советском торговом представительстве в Лондоне в мае того же года во многом явился продолжением французского дела.

Суд признал виновными лишь восемь человек. Среди них были два гражданина СССР – Бернштейн и Гродницкий, а из французов – Креме и Луиза Кларак, которые потом уехали в Россию, и их главные помощники. Однако приговоры не были слишком суровы: Стефан Гродницкий, характеризуемый судом как «молодой и элегантный, которому поручали деликатные задания», был приговорен к 5 годам, «Бернштейн» – к 3 годам, один из французских агентов – к шестнадцати месяцам, а другой – к трём месяцам тюремного заключения.

Осужденные агенты были разосланы по разным тюрьмам, отбыли свои сроки и надолго исчезли с политической сцены. Двое из них – Пьер Прево и Жорж Менетрие – объявились после Второй мировой войны и занимали важные посты в советских разведслужбах.

Судьба французских руководителей агентурной сети сложилась трагично. Покинув Францию, Креме и Луиза Кларак жили в Москве на положении политических эмигрантов. По некоторым сведениям, работая в Коминтерне, Креме на самом деле продолжал сотрудничать с французским отделом советской военной разведки, а потом был послан с секретной миссией на Дальний Восток. Там в 1936 году он исчез. В Москве ходили слухи, что он упал за борт судна и его не смогли спасти. Но в действительности он был ликвидирован НКВД по пути в Китай на португальском острове Макао близ Кантона.[28] Луизе Кларак в 1934 году было приказано покинуть Россию, она вернулась во Францию, где долгое время жила, скрываясь и не проявляя никакой активности ни в пользу коммунистической партии, ни в пользу Москвы.

Группа наборщиков из Версаля, о которой упоминалось выше, продержалась всего девять месяцев после ареста Креме. Сотни конфиденциальных и секретных документов поступали в наборный цех типографии военного исследовательского центра, а это означало, что частично гражданский и частично военный персонал типографии давал обязательство строго хранить секретность. Около десяти человек, бывших активистами коммунистической организации типографии, передавали оттиски всех документов, проходящих через наборный цех, Жану Ружайру, субагенту Луизы Кларак. Информация оплачивалась весьма щедро. Солдат Марсель Пийо как посредник получал 400 франков в месяц, Ружайру перепадали более крупные суммы, и он даже открыл счет в банке.

Работа, начатая в 1925 году, шла благополучно. Ее исполнители не вызывали никаких подозрений до того дня, когда капрал из Центра аэронавтики не доложил своему начальству о том, что Ружайр предложил ему деньги за информацию о мобилизационных планах и об авиации. Ружайр был арестован. Он во всем признался и выдал Сюрте имена, как своих субагентов, так и руководителей. Все его помощники были арестованы, а его русский шеф, таинственный Поль, который принял дела после отъезда Луизы Кларак и чье имя и адрес никто не знал, так и не был найден[29].

Суд над наборщиками состоялся в марте 1928 года, но он не возбудил таких страстей, как дело Креме. Судебное заседание шло при закрытых дверях, и только некоторые детали просочились от очевидцев в прессу. Одиннадцать подсудимых получили сроки лишения свободы от шести месяцев до пяти лет, все они были французскими коммунистами, среди них не было ни одного русского.

Дело Креме во Франции было только одной из целого ряда разведывательных операций в мире, о которых стало известно в те времена.

История советской секретной службы за рубежом представляла собой ряд достижений и провалов, побед и поражений. В 1927 году произошла первая из трех главных неудач, которые определили ее курс. Вторая случилась в 1933—1934-м, третья – в 1949–1950 годах. Три года, с 1924-го по 1926-й, ознаменовались серьезными успехами советской дипломатии, признанием страны крупными державами – Англией, Италией и Францией – и открытием советских посольств и консульств почти во всех странах Европы. Благоприятный международный климат позволил повысить разведывательную активность, основанную на тех же методах, которые применялись до этого. В первые годы после прихода к власти Сталина шпионская сеть развивалась так быстро, что вскоре покрыла большую часть стран Европы и Ближнего Востока. Кризис стал неизбежен.

В 1926 году Рудольф Гайда, герой чехословацкого корпуса, известного по мятежу в Сибири, был арестован в Праге за связь с советской секретной службой.[30] В марте 1927 года бывший белогвардейский генерал Даниил Ветренко был арестован в Польше, как глава крупной советской шпионской сети[31]. Неделей позже в офисе советско-турецкой торговой компании были найдены компрометирующие документы, а один из ее руководителей, некто Акунов, оказался замешан в шпионаже на турецко-иракской границе.[32] Через три дня швейцарская полиция объявила об аресте двух советских агентов, Бюи и Эфони, работавших на Фридберга, который сумел скрыться[33].

В мае того же года в Ковно литовский генерал Клещинский был задержан в момент передачи секретных военных документов служащему советской миссии[34].

В Вене работник представительства СССР – Бакони был разоблачен как резидент Москвы. Венгр по рождению, сын одного из вождей партии Кошута и советский гражданин, он установил контакт с работниками министерства иностранных дел и добывал через них секретную информацию, пока австрийская контрразведка не положила конец его деятельности в мае 1927 года.[35]

Шестого апреля 1927 года пекинская полиция совершила налёт на советскую дипмиссию. Через четыре дня разразился скандал Бернштейна – Гродницкого – Креме во Франции. Наконец, 12 мая грянула буря в Англии, где «Аркос» прикрывал советские шпионские операции. В результате Лондон разорвал дипломатические отношения с Москвой.

Репутации СССР на международной арене был нанесен большой урон. Сталину эта цепочка арестов и судебных процессов представлялась неизбежными потерями, и он не видел причин сворачивать свои разведывательные усилия. Единственный вывод, сделанный Москвой из этих инцидентов, состоял в требовании проявлять осторожность и усилить конспирацию.

Всемирное фиаско советской разведки задело все три её элемента: дипломатические учреждения, коммунистические партии и шпионское подполье. Теперь им было предписано разделиться и продолжать работу порознь.[36] Посольство в Париже получило инструкции отрицать любые факты, держаться в стороне от текущих разведывательных дел, порвать связи с коммунистическими организациями и прекратить прямую финансовую помощь им. Документы, накопленные в посольствах военной разведкой и НКВД, необходимо было просмотреть, часть отправить в Москву, а часть уничтожить. Подобные инструкции были переданы всем советским миссиям за рубежом.[37]

23

D papers, FRe 28; Action Franςaise (Paris), Sept. 19, 1917.

24

Posledniya Novosti (Paris), Nov. 10, 1929.

25

Action Franςaise, July 20, 1927.

26

Le quotidien (Paris), July 20, 1927.

27

Ibid.

28

D papers, FRe 15, 19, 20, 21.

29

Le quotidien, March 13, 1928.

30

New York Times, Jan. 9, 1927 and Aug. 4 1929.

31

Ibid., March 3, 1927.

32

Ibid., March 13, 1927.

33

Ibid., March 17 and 18, 1927.

34

Ibid., May 25 and 26, 1927.

Следует отметить, что название Ковно этот город носил до революции. А с 1920 г. это был уже Каунас – столица Литовской республики. После освобождения Красной Армией захваченных панской Польшей украинских, белорусских, литовских территорий (в 1939 г.) и советизации Литвы (в 1940 г.) столица переехала в Вильнюс. (Прим. ред.)

35

The Times (London), May 17, 1927.

36

D papers, FRe 14.

37

Вот как описывает события середины 1927 г. Г. С. Агабеков, бывший сотрудник ИНО ОГПУ: «Инструкции, присланные в посольство, торгпредство, Разведупр и ГПУ в Тегеране требовали просмотреть все архивы и уничтожить документы, которые могли бы скомпрометировать нашу деятельность. Посольство и торгпредство немедленно начали проверять архивы и отобрали громадную кучу документов для уничтожения. Эти бумаги целую неделю сжигали во дворе посольства. ГПУ получило еще более строгий приказ. Москва предписывала уничтожить все архивы и в будущем хранить корреспонденцию только за последний месяц, но даже эти документы должны храниться таким образом, чтобы их можно было быстро уничтожить в случае налета на посольство… За первым циркуляром из Москвы последовал второй. Сотрудникам посольств и миссий было строго запрещено поддерживать связь с членами местных коммунистических организаций».

Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы

Подняться наверх