Читать книгу Девять дней Дюнкерка - Дэвид Дивайн - Страница 2

Дэвид Дивайн
Девять дней Дюнкерка
Предисловие

Оглавление

«Полная история Дюнкерка никогда не будет поведана», – писал Д. Дивайн в первом издании своей книги, вышедшей в свет в начале 1945 года. Ныне эти слова уже потеряли свой смысл.

Историческая наука, как и всякая другая наука, постоянно развивается, обогащается и совершенствуется на пути познания исторической действительности. И то, что вчера казалось еще неясным, недоступным и скрытым от глаз исследователя, а тем более от широкой общественности, сегодня обретает вполне определенные очертания, неизмеримо расширяя наши понятия и представления о прошлом. Истина неумолимо пробивает себе дорогу, отбрасывая в сторону легенды, заблуждения или сознательные искажения исторической правды.

Так произошло и с освещением дюнкеркских событий, представляющих собой интереснейшее явление Второй мировой войны. На Западе о них написаны десятки трудов. И это вполне понятно: для исследователей было весьма заманчиво объяснить, как стало возможным «дюнкеркское чудо» – эвакуация с полей Фландрии в Англию почти 340-тысячной группировки войск буквально из-под носа у немцев.

Это событие породило немало легенд. Одни утверждали со слов немецких генералов, что чудесным спасением английская экспедиционная армия обязана прежде всего крупнейшему оперативному просчету Гитлера, остановившего своим приказом от 24 мая 1940 года танковые дивизии на рубеже канала Аа, когда до Дюнкерка оставалось каких-нибудь 20 км. Другие связывали «дюнкеркское чудо» с заведомым стремлением Гитлера построить для англичан «золотой мост» через пролив и облегчить им бегство в Англию, чтобы задобрить гордый Альбион и сделать его уступчивым в вопросах мира. Эта легенда исходит также от немецких генералов. Третьи – к ним относятся английские историки – приписывали удачную эвакуацию главным образом стойкости, организованности и высокому военному искусству англичан.

Долгое время после окончания войны многие вопросы, связанные с эвакуацией англичан из Дюнкерка, оставались неясными. Лишь после публикации немецких документов и других источников для исследователей появилась возможность снять покров с тайны, окружавшей дюнкеркские события.

Из буржуазных трудов по истории Дюнкерка предлагаемая вниманию читателей книга видного английского историка и журналиста Артура Дивайна является, пожалуй, наиболее полным и многосторонним исследованием. Если в первом ее издании автор вынужден был ввиду отсутствия немецких источников ограничиться в основном освещением действий английской стороны, то в последнем, переработанном издании он значительно раздвинул рамки исследования. В этой книге не только подробно и ярко описывается эвакуация британской экспедиционной армии, но и делается попытка вскрыть в широком стратегическом плане причины, которые привели к дюнкеркским событиям, выявить их последствия и влияние на дальнейший ход войны на Западе. Здесь мы уже имеем дело с оценкой характера и состоятельности военных доктрин воюющих сторон, важнейших решений и действий союзников, а также руководства вермахта.

Хотя Дивайн претендует на воссоздание объективной картины операции, его книга пронизана тенденциозным стремлением оправдать все действия английского командования, а ответственность за военную катастрофу взвалить целиком на плечи французского союзника. Еще в первом издании своей книги Дивайн так писал о значении Дюнкерка: «В военном отношении это была катастрофа – одна из крупнейших катастроф в истории войн, ибо в результате ее пала империя, а великие военные традиции Франции были втоптаны глубоко в грязь». Выходит, что Англия тут ни при чем. Во втором издании эта тенденциозная линия выдержана в еще большей степени.

Бесспорно, высшие политические и военные круги Франции несут прямую ответственность за поражение 1940 года. И Дивайн не жалеет красок, чтобы показать крушение французской военной доктрины, бездарность французского командования в лице Гамелена, Вейгана, Петэна и других могильщиков Франции. Однако он нигде не говорит, что общие причины разгрома союзников надо искать в том политическом курсе, инициатором которого была и Англия. Лишь попутно автор бросает общую фразу, что «за спиной этих лиц (т. е. Гамелена, Петэна, Вейгана. – В. Д.) известную роль играли политические деятели страны, что на них оказывали свое давление и крупные промышленники Лилля» (с. 190–191). Но он не раскрывает этих туманных намеков, хотя здесь мы имеем классический пример пагубного влияния порочной с точки зрения национальных интересов политики правящих кругов на формирование военной доктрины государства и обратного отрицательного воздействия на политику неверных догматических представлений о характере войны и использовании в ней вооруженных сил.

Как известно, правящие круги Франции, ослепленные ненавистью к коммунизму, в межвоенный период стали на путь обеспечения безопасности страны против германской угрозы на новой основе, отказавшись от традиционного союза с Россией, который еще Ламартин называл «требованием природы и географической закономерностью». Вместо этого они обратились к сомнительной и не оправдавшей себя идее гарантийного пакта с США и Англией и создания Малой Антанты из стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Советско-французский договор 1935 года, явившийся эпизодическим отступлением от этого нового курса, был полностью перечеркнут политикой умиротворения и Мюнхенским соглашением.

Принятию гибельного для Франции курса в большой мере способствовали помимо антисоветских устремлений неверные военно-теоретические установки французского командования. Военная мысль Франции сделала из опыта Первой мировой войны и последующего развития военного дела ошибочный вывод, что оборонительные средства намного эффективнее наступательных. А раз так, то стоит отгородиться от Германии мощным барьером долговременных укреплений, и она не решится напасть на Францию, а скорей направит экспансию на Восток. Известный французский военный теоретик Шовино в своей книге «Вторжение – возможно ли оно еще?», изданной в 1939 году с предисловием Петэна, писал: «Если мы разместим два миллиона человек с соответствующим количеством пулеметов и дотов вдоль 400-километровой полосы, которую немецкие армии должны будут преодолеть, чтобы вступить во Францию, мы будем в состоянии сдерживать их на протяжении трех лет… Если армии не имеют флангов, сопротивление во много раз превосходящему противнику перестает быть трудной задачей, какой оно было в прошлом. Оно становится простейшим делом». Эти порочные взгляды укрепляли отрицательное отношение влиятельных политических кругов Франции к идее франко-советского союза, который стал рассматриваться и с военной точки зрения как ненужный.

Сделав оборону краеугольным камнем своей стратегии, военное руководство Франции распространило оборонительные принципы и на строительство вооруженных сил, на методы и формы ведения войны, на военно-техническую политику, стремясь пропитать ими сознание и психологию офицеров и солдат. Армию оно превратило в простой придаток линии Мажино – по меткому выражению Дивайна, одной из «величайших в истории иллюзий».

Возведение этой оборонительной линии поглотило за десятилетие, с 1930 по 1940 год, большую часть военных ассигнований Франции. И это делалось в ущерб развитию бронетанковых войск и авиации, роль которых роковым образом недооценивалась!

Французское общественное мнение на протяжении многих лет усыплялось заверениями в полной неприступности восточных границ страны, в превосходстве вооруженных сил и командования Франции. Это не могло не вызвать широкого распространения пассивно-оборонительных настроений, благодушия и ложного чувства безопасности. «В организационном, тактическом и психологическом отношении, – писал бывший руководитель немецкой разведки на Западе генерал У. Лис, – линия Мажино оказала на французскую армию и на всю нацию пагубное влияние. Она наложила оковы на оперативное мышление французов и сделала его убогим. Когда был осуществлен стратегический обход этой линии, командование оказалось в беспомощном положении».

Ярко рисуя поразительную отсталость французской военной мысли, погрязшей в застывших догмах, Дивайн весьма скупо говорит о состоянии английской военной теории. А она в не меньшей мере, чем французская, способствовала принятию союзниками гибельной стратегии, воплощенной в плане «Д».

Военные теоретики Англии также стояли на ложных позициях в оценке характера будущей войны. Они не верили в маневренные глубокие операции, питали приверженность к позиционной обороне и не учитывали огромные возможности бронетанковых и моторизованных войск. О том, как глубоко заблуждалась английская военная мысль, свидетельствует следующее высказывание ее видного представителя – Лиддел Гарта, относящееся к 1939 году: «Трудность „нокаута“ очень возросла вследствие нынешнего превосходства обороны над наступлением. Недавний опыт наземных сражений свидетельствует о том, что атакующий должен иметь по меньшей мере тройное превосходство в вооружении, чтобы добиться даже местного успеха. Точно так же и воздухе оборона завоевывает преимущества, которыми пользовался ранее нападающий. Последние достижения в развитии огневых средств противовоздушной обороны обещают создать преграду воздушной угрозе, аналогичную той, которая возникла поколение назад на суше благодаря сочетанию колючей проволоки и зарытого в землю пулемета. В общем, мечты солдата о „молниеносной“ войне имеют все меньше перспектив на их осуществление. Военные тучи, нависшие ныне над Европой, порождают много грома, но очень мало молний».

Отсюда он делал вывод: «Если германский генеральный штаб не потерял еще чувства реальности, то возможность серьезного немецкого наступления на западе становится более чем сомнительной». Такую точку зрения разделяли (даже незадолго до начала немецкого вторжения во Францию!) Н. Чемберлен и другие руководители политики и стратегии Англии.

На фоне этих заблуждений и самообольщений особенно ярко выделяется позиция французских коммунистов в оценке фашистской опасности. 19 мая 1939 года, в то время, когда Европа уже вползала в полосу предвоенного кризиса, М. Торез в своем выступлении на пленуме ЦК КП Франции говорил: «Каждый задает себе вопрос: когда и над кем совершится очередное насилие? Над объектом гитлеровских вожделений – Данцигом или над Польшей? Над одним из Балканских государств? Над одной из малых стран Западной Европы? Над Францией? Становится все более очевидным, что коалиция Германии и Италии самую непосредственную и серьезную угрозу представляет в конечном счете для нашей страны. Гитлер, по-видимому, считает, что приближается час развязки, которую он предвидел в „Майн кампф“: „Предварительно изолированная Франция будет уничтожена“».

Это были удивительно верные по силе предвидения слова, но они не нашли отклика у французских правящих кругов. Казалось, здравый смысл совсем покинул их.

Трагичность положения усугублялась еще тем, что французские военные руководители, проявляя твердость и упорство не там, где нужно, нетерпимо относились к инакомыслию в важнейших вопросах военной теории, стратегии, строительства вооруженных сил, а также в оценке противника.

Вот разительный пример. Когда глава французской разведки генерал Гоше представил Гамелену докладную записку, в которой давалась в общем правильная оценка характера немецкого военного искусства, и предложил распространить среди офицеров французской армии специальную памятку с обобщением опыта войны в Польше, союзный главнокомандующий резко отверг это предложение. «Франция, – заявил он, – не Польша. Германия не применит против нас тех способов, которые она применила в Польше. Распространение подобной памятки послужит только возникновению беспокойства в народе».

Уверовав в свою непогрешимость, французская военная верхушка не прислушивалась к новым, свежим мыслям и выводам, не давала простора для их развития. Старые догмы сковали военную теорию и обрекли ее на застой. «…Командные кадры, – писал впоследствии де Голль, – оказались во власти рутины. В армии господствовали концепции, которых придерживались еще до окончания Первой мировой войны. Этому в значительной мере способствовало и то обстоятельство, что военные руководители дряхлели на своих постах, оставаясь приверженцами устаревших взглядов…»

Дюнкерк был одним из ярких проявлений политического и военного банкротства союзников. В событиях во Фландрии рельефно отразились и немощь французского командования, и эгоистичные действия английского военного руководства, саботировавшего союзные решения, и крушение коалиционной стратегии, и просчеты немецкого командования, и, наконец, стойкость и мужество простых солдат и моряков Англии и Франции.

Описывая действия британской экспедиционной армии, Дивайн изображает все в исключительно благоприятном свете. Справедливо обрушиваясь на французское командование, он не находит ни одного критического слова в адрес руководства английских войск. Но были ли действия британской экспедиционной армии и ее командующего генерала Горта так безупречны, как пишет автор?

Чтобы правильно оценить роль и место английских сил в дюнкеркских событиях, необходимо учитывать военную политику и стратегические концепции британского руководства того времени. Дивайн пишет, что английская армия, как и французская, была «совершенно не приспособлена для современной войны». Автор здесь превратно истолковывает причины слабости английской армии. О них можно судить по следующим словам Лиддел Гарта, сказанным в 1939 году: «Мы вели все наши войны, вплоть до последней, используя наше морское могущество… Мы вели все наши крупные войны, включая последнюю, на основе этой стратегии и имели в них и после них постоянно такие успехи, каких не знала никакая другая нация. Нашим главным оружием было экономическое давление, осуществляемое военно-морскими силами. Нам эффективно помогало использование двух дополнительных видов оружия: финансового, с помощью которого мы субсидировали союзников и снабжали их военными материалами, и военного, дававшего нам возможность отправлять на континент сравнительно небольшую экспедиционную армию для нанесения ударов по уязвимым местам противника, для цементирования и мобилизации на борьбу союзных сил. Доводя наши усилия в войне на море до максимума, мы стремились снизить наши усилия в борьбе на суше до минимума».

Традиционная особенность английской стратегии заключалась именно в том, чтобы вести борьбу против континентальных противников с помощью третьей силы, в данном случае Франции. Не случайно во французской армии в то время ходила крылатая фраза: «Англия будет сражаться до последнего французского солдата». И в этих словах была большая доля истины, так как английское командование заботилось о сохранении сил, чтобы, опираясь на них, диктовать свою волю после окончания воины. Тот же Лиддел Гарт по этому поводу писал: «Если сосредоточить усилия исключительно на достижении победы, не думая о последующих результатах, можно оказаться слишком ослабленным и неспособным извлечь выгоды для себя в послевоенном мире». Английские стратеги всегда действовали в соответствии с этими принципами. Этими же соображениями руководствовался и Горт, заботившийся больше о сохранении своих сил, нежели об организации активного отпора немцам. Он очень широко использовал, и, несомненно, в ущерб союзной стратегии, директиву, данную ему, как командующему, английским правительством.

В этой директиве, между прочим, говорилось: «Вы находитесь в подчинении французского главнокомандующего северо-восточным фронтом (генерала Жоржа. – В. Д.). Добиваясь общей цели – поражения противника, Вы должны лояльно выполнять все его указания. В то же время, если какой-либо отданный им приказ поставит, по Вашему мнению, под угрозу британскую экспедиционную армию, Вы, в соответствии с договоренностью между английским и французским правительствами, имеете право обратиться за указаниями к британскому правительству перед тем, как выполнить этот приказ». Эти указания дали Горту возможность саботировать многие решения французского командования.

Прежде всего необходимо сказать, что англичане стали односторонне готовиться к эвакуации значительно раньше, чем в том появилась необходимость. Это не могло не отразиться отрицательно на общесоюзных усилиях. Дивайн пишет, что Би-Би-Си еще утром 14 мая, на четвертый день немецкого наступления, передала распоряжение английского адмиралтейства о регистрации и реквизиции частных самоходных судов (с. 44). Правда, он отрицает связь этого распоряжения с планами эвакуации, но выглядит это малоубедительно.

16 мая Черчилль, анализируя обстановку, сложившуюся в результате прорыва немецких войск на Маасе, делал в своей телеграмме в Лондон после совещания в Париже следующий вывод: «…Назревают две серьезные угрозы. Первая заключается в том, что английские экспедиционные силы могут повиснуть в воздухе и должны будут в трудных условиях осуществить отрыв от противника, чтобы отойти на прежнюю линию. Вторая состоит в том, что прорыв немцев может сломить сопротивление французов до того, как они соберут силы для противодействия». Эти соображения не могли не повлиять на английское командование.

Уже 19 мая Горт сообщил в Лондон, что его штаб «изучает возможность» эвакуации английских войск через Дюнкерк. К этому времени английские войска не вели еще серьезных боев и полностью сохраняли свою боеспособность. Но отныне все действия англичан проходили под знаком эвакуации, и это их поведение, писал французский историк Гутар, «сильно критиковалось во Франции, где его называли „плохим товариществом по оружию“».

Решение Горта шло вразрез с запоздалым, но, в сущности, правильным в оперативном отношении планом Гамелена, изложенным в его директиве № 12 от 19 мая. Смысл его состоял в том, чтобы организовать прорыв северной группировки союзных войск на юг к Сомме, отрезав вырвавшиеся вперед танковые и моторизованные войска противника, и одновременно нанести удар на север в направлении Мезьера силами 2-й и вновь сформированной 6-й французских армий. Вывод к Сомме северной группировки в составе 45 дивизий, являвшейся, по выражению Гутара, «отличным стратегическим резервом», могло существенно улучшить стратегическое положение союзников. Общая оперативная обстановка позволяла надеяться на успех. Поэтому Черчилль признает, что «может быть, и сейчас (т. е. 19 мая. – В. Д.) было не поздно отойти на юг».

Однако этот план так и не был реализован. И в этом повинно не только французское командование, но и его английские союзники. Формально согласившись с планом Гамелена, они свели свое участие в его осуществлении частной операции под Аррасом двумя дивизиями, поддержанными 70 танками, которая, скорее, имела целью улучшить общее оперативное положение окруженных во Фландрии войск и увеличить шансы на их эвакуацию. В намерение Горта отнюдь не входило отрывать свои войска от приморского фланга, чего требовал план Гамелена.

В последующем Горт все чаще стал прибегать к односторонним действиям, направленным на обеспечение эвакуации, не считая даже нужным информировать о них французов и бельгийцев, что ставило их в исключительно тяжелое положение перед лицом противника. Это особенно ярко проявилось при попытке французского командования осуществить план Вейгана, который в сути своей повторял идеи Гамелена, изложенные в его директиве № 12. При условии энергичных и целеустремленных действий союзников он мог принести положительные результаты. Горт с самого начала стал саботировать этот план. Дивайн пишет, что Горт, «не ожидая санкции французского командующего», принял 24 мая решение, приказав 5-й и 50-й дивизиям прекратить подготовку к наступлению в южном направлении, назначенному на 26 мая, и немедленно двинуться на усиление левого фланга окруженных английских войск (с. 66). Сдав без боя выступ фронта у Арраса, англичане лишили своих союзников позиций, с которых они могли по кратчайшему расстоянию осуществить прорыв к Сомме.

24 мая генерал Вейган говорил секретарю военного министерства Франции Бодуэну: «Положение очень серьезное, так как англичане откатываются назад к портам, вместо того чтобы наступать на юг». «Это, – писал далее в своем дневнике Бодуэн, – идет вразрез с фактическими приказами, отданными генералом Вейганом британской армии в соответствии с планами, представленными в четверг 22 мая английскому премьер-министру и одобренными им. Генерал Вейган объявил, что эта стратегия британской армии не удивляет его… Затем он сказал: „Невозможно командовать армией, которая остается зависимой от Лондона в вопросах проведения военных операций“. Дело дошло до того, что французский премьер Рейно был вынужден 24 мая отправить телеграмму Черчиллю, призвав англичан к лояльному выполнению приказов союзного главнокомандующего.»

Не лучше обстояло дело с выполнением англичанами союзнических обязательств по отношению к бельгийцам. Они, как пишет Дивайн, приняли решение эвакуироваться без консультации с бельгийским командованием. В свою очередь и последнее капитулировало перед немцами, не поставив предварительно об этом в известность своих союзников.

Отсутствие солидарности в западной коалиции, особенно корыстное поведение англичан и нарушение ими союзнических обязательств, в большой степени способствовало поражению союзников у Дюнкерка.

Дивайн дает высокую оценку деятельности Горта, присоединяясь к его характеристике, которая приводится в официальной английской истории войны во Франции и Фландрии. В противоположность этому личный представитель Черчилля при французском правительстве Спирс отзывался о Горте, как о «не особенно умном человеке». Французы также были невысокого мнения о военных способностях английского командующего, считая его всего лишь «хорошим комбатом».

Разумеется, с точки зрения интересов британской политики Горт добился многого, обеспечив в исключительно трудных условиях спасение личного состава английской экспедиционной армии. Но на пути к этому он действовал чаще всего в ущерб интересам Франции, общесоюзной стратегии, и это было еще одним дополнительным фактором, способствовавшим поражению союзных войск у Дюнкерка.

Кроме того, с Горта и стоявшего за ним английского политического и военного руководства нельзя снять ответственность, как это делает Дивайн, за участие в принятии той союзной стратегии, которая привела к разгрому Франции и поставила на грань катастрофы Англию.

Ни Горт, ни начальник британского генерального штаба Айронсайд не возражали против принятия порочного стратегического плана «Д».

Книга Дивайна грешит сильными преувеличениями достижений английского командования в операциях под Дюнкерком. Так, автор пишет, что Горт «правильно оценил значение рубежа канала в своем тылу за несколько дней до того, как он был атакован противником, и, создав видимость наличия крупных сил на этом участке, обманул противника, заставив его сделать передышку, которой Горт и воспользовался для организации более прочной обороны» (с. 223). В другом месте он ставит в «боевую заслугу» английских сводных отрядов и групп то, что их сопротивление заставило Рундштедта приостановить 23 мая наступление танковых войск на Дюнкерк (с. 62).

Подобные выводы совершенно не вяжутся с действительным ходом событий и даже с теми данными о действиях немецкого командования, которые приводятся в книге.

Истинные причины приостановки наступления танковых дивизий Клейста и Гота на подступах к Дюнкерку нельзя сводить к местным обстоятельствам. Они кроются в более широких оперативно-стратегических и политических соображениях. К 23 мая сражение в Северной Франции вступило в свою завершающую стадию. Немецкому командованию нужно было принять принципиальное решение о дальнейшем ведении операции по разгрому отрезанных войск противника. При этом важнейшее значение для него приобретала, с одной стороны, экономия сил и предоставление оперативной паузы танковым войскам для подготовки и проведения второго этапа военной кампании против Франции, а с другой стороны, – проблема сохранения и даже наращивания темпов наступления, чтобы избежать затяжных боев на севере и исключить опасность стабилизации союзного фронта на рубеже рек Сомма и Эна. Немецкому вермахту предстояло еще решить основную задачу всей кампании – после ликвидации северной группировки союзных войск окончательно сокрушить Францию и устранить для Германии угрозу второго фронта при последующем ее нападении на Советский Союз. Для гитлеровских стратегов это составляло центральную проблему в первом периоде войны. С ее решением они связывали успех главного акта всей войны – агрессии против СССР. Приблизившись вплотную к достижению этой цели, немцы сочли необходимым избежать повторения марнских событий 1914 года, когда Германия не смогла разбить Францию и оказалась вынужденной вести борьбу на два фронта.

Именно эти соображения, наряду с необходимостью перегруппировки войск после длительного непрерывного наступления, побудили немецкое командование остановить 23 мая танки группы армий «А», подошедшие к району Дюнкерка с юго-запада. А на следующий день Гитлер, одобрив это решение, отдал от имени верховного главнокомандования директиву № 13, в которой задача разгрома отрезанных войск противника возлагалась на армейские корпуса группы армий «Б» и 4-й армии, наступавшие на Дюнкерк с востока и юго-востока, и на авиацию.

Воспользовавшись бездействием немецких танков, продолжавшимся до 26 мая, англичане сумели укрепить свою оборону по каналу Аа, усилили сопротивление войскам группы армий «Б», начав одновременно массовую эвакуацию.

Немецкое наступление с востока на прижатую к морю группировку противника имело незначительный успех, и это вызвало беспокойство у гитлеровского командования. 26 мая оно отдало приказ о возобновлении наступления танковыми дивизиями, но было уже поздно – танки натолкнулись на прочную оборону англичан, и это грозило им большими потерями.

29 мая главное командование немецких сухопутных войск отдало распоряжение о смене всех танковых дивизий под Дюнкерком пехотными и о переброске их в район сосредоточения к Сомме для подготовки предстоящего наступления в глубь Франции. К 31 мая англичане не имели уже против себя ни одной танковой дивизии.

Таков вкратце был ход событий под Дюнкерком.

Следовательно, неверно утверждать, как это делает Дивайн, что сопротивление английских войск задержало 23 мая бронированный кулак немцев.

Столь же необоснованно мнение, что Гитлер преднамеренно дал англичанам возможность эвакуироваться из Дюнкерка. Такое мнение игнорирует тот бесспорный факт, что он ни на минуту не снимал задачи уничтожения британской экспедиционной армии. Эта задача была лишь переложена 24 мая с группы армий «А» на группу армий «Б», как это видно из приводимой выше директивы № 13.

Остановив свои танки перед Дюнкерком, гитлеровское командование, пожалуй, прозевало редкую возможность добиться полного военного успеха во Фландрии. Когда эту ошибку осознали, было уже поздно. Несмотря на предпринятые усилия, немецкой армии не удалось воспрепятствовать эвакуации английских, войск. Так в погоне за общей победой над Францией гитлеровское военное руководство упустило из рук частную победу над британской экспедиционной армией.

Нельзя согласиться с той оценкой роли и значения операции «Динамо» для хода Второй мировой войны, которую дает в своей книге Дивайн. Если верить ему, то без успешной эвакуации из Дюнкерка не было бы высадки в Нормандии. Автор умалчивает о решающем факторе, оказавшем доминирующее влияние на ход событий в Европе и стратегию фашистской Германии, – о Советском Союзе. Именно ему Англия в первую очередь обязана своим спасением. Вот свидетельство генерала Иодля, возглавлявшего штаб оперативного руководства вермахта. Излагая причины отказа от вторжения в Англию после разгрома Франции, он говорил: «Грядущие поколения не смогут упрекнуть нас в том, что мы не использовали последних средств и не напрягли все свои силы для достижения этих решающих целей войны. Но перед лицом предстоявшей борьбы против Советской России никто не мог решиться на то, чтобы немецкая авиация была полностью обескровлена в боях над Англией».

После же 21 июня 1941 года Советский Союз принял на себя основную тяжесть борьбы с фашистской Германией и окончательно похоронил план вторжения в Англию (операция «Морской лев»), который немецкие стратеги намеревались осуществить в 1942 году, после завершения похода на восток.

Кандидат исторических наук

подполковник

В.И. Дашичев

Девять дней Дюнкерка

Подняться наверх