Читать книгу Капсула - Дэвид Исаев - Страница 2

Рик проснулся в холодном поту. Несколько мгновений он потратил на осознание всего. Того, чего он лишился, чего сейчас у него нет. В глубине души, ему было известно, кто во всем виноват, но он уже устал корить себя за это, уж слишком много времени у него было после того события, чтобы полностью разобраться во всем, раскаяться. Тяжкое бремя, в виде заезженных размышлений, убивала его; он был не в ладах со своими ужасами внутри головы. По этой причине приходилось прибегать к этому. То, о чем даже подумать было бы стыдно в прошлой жизни.

Маленькие, цвета изумруда, капсулы. Названия Рик не знал, да и смысла не было в этом сейчас: что-либо знать, изучать, думать о чем-то. В настоящий момент будет здорово нащупать рядом флакончик с капсулами. Да и обнаружить по близости остатки вчерашней еды, то есть бутербродов и всякой прочей еды быстрого приготовления, доставило бы ему небольшое облегчение. Ведь в худшем раскладе вещей, он будет вынужден покинуть свое забытое Богом убежище, некогда привлекательный, ныне заросший, весь в мусоре, пыли и паутинках, напоминающий тем самым самого Рика, загородный дом. От прежней солнечной и теплой атмосферы, витавшей здесь некоторое время назад, остался лишь больной рассудок, прокручивающий вновь и вновь эти воспоминания. Это место служило новым пристанищем Рика, совсем не похожее на тот дом, где все было безмятежно. От этих мыслей ему становилось тоскливо, хотелось закутаться в свое потрепанное запятнанное одеяло, и забиться в угол у одной из стен этого холодного места, пропитанного сыростью и тоской.

Они редко бывали здесь. А если быть точнее, всего дважды. В первый – когда были совсем юными, только исследующими окружающий мир. Рик прекрасно помнил те ощущения, ведь он уже успел испытать их еще раз. Помнил, как приехали на такси, этот заросший двор, просторную веранду с простым столом и двумя креслами качалками, и кругом гора пыли. Внутри вся мебель была накрыта простынями. С первых секунд знакомства стало ясно, что требовалось немалое время, чтобы привести дом в порядок. Поэтому было принято решение, что обязательно все отдраят, но только не в этот раз. И, немного насладившись духом природы, уехали. Зато во второй раз они уже имели представление, с чем будут иметь дело, и были явно лучше подготовлены. Потратив весь день на уборку, они так и остались здесь ночевать, однако поняли, что им еще рано здесь жить. Уж слишком много времени они провели в подобных условиях. Им хотелось драйва, эмоций, городской суеты. И, несомненно, когда все новые ощущения, открывающиеся в городской жизни, превратятся для них в рутину, они проведут здесь намного больше времени. Только все это будет в другой раз. Другой раз, которому не суждено было случиться. Он все это прекрасно помнил, как будто все было вчера. Возможно, он был прав.

Попытка приподняться отразилась резкой режущей болью в висках. Голова сейчас казалась ему самым тяжелым, что ему приходилось держать на своих плечах.

– О Господи, что же я с собой делаю?! – завыл Рик в очередной раз, но боли в этих словах было ни капли не меньше, чем в первый. Отчаяние, от которого волосы встали бы дыбом, раздели он его с кем-нибудь. Но вокруг ни души. Лишь беспорядочно растущие ели и придорожная заправка, где-то в полумиле отсюда. Рик давно потерял всякий интерес к еде, настолько, что не смог бы себя заставить даже спуститься на первый этаж, где и располагалась кухня, какие бы усилия он не прилагал для этого. Однако, наступал тот момент, перед которым отступала вся его закоренившаяся апатия. Тот самый, когда голод начинает прижимать кишечные стенки друг к другу. Животный инстинкт самосохранения, благодаря которому он еще не отправился за «ней». Хоть он уже и не верил в подобную чушь, такую, как жизнь после смерти, но надежда на это согревала остатки души.

Единственный человек, которому не оказалась безразлична судьба Рика, был его друг Мартин. Несмотря на провал первых попыток вытащить его из бесконечного круговорота самоистязания, он не оставлял надежду. Мартин, учитывая, каким он казался снаружи, каким хотел себя всем показать, оказался слишком ранимым, чтобы продолжить наблюдать, как его близкий друг медленно угасает. И в конечном итоге, осознал, что не в силах его спасти. Ведь нельзя помочь тем, кто не хочет, чтобы им помогали. В один момент он просто приехал на фургоне, загруженным продовольствием, велел ребятам все это выгрузить в дом, разложить туда, где им полагается лежать, а сам поднялся в комнату Рика.

– Привет… Эм, слушай, чел, – ему стало тяжело говорить из-за внезапно подступившего кома в горле. Казалось, Рик даже не видит его, и на мгновение Мартин подумал, что он вновь с «ней».

– Да, Мартин. Что тебе нужно? – ответил Рик.

– О, ты тут, бро, я уж испугался, что ты вновь улетел за орбиту, – сказал Мартин, наивно полагая, что разрядит этим атмосферу. Сколько бы Мартин не пытался перестать грузиться тяжелыми мыслями, он прекрасно понимал, что вся вина за те события лежит на нем. Но ему не хватало смелости признаться в этом даже себе.

– Да, я уже давно за этой орбитой, дружище. К моему сожалению, тут есть кислород.

– Да брось, чел. В общем, прикинь, что я тут решил – короче, хочу кое-что сделать для тебя. Там парни выгрузили тебе еды, ее хватит надолго. По крайней мере, пока ты не придешь в себя, а ты, смотри сюда, а ты придешь в себя, понимаешь меня, чел? Вот. И еще, самое главное, – Мартин спустился вниз и спустя пару минут поднялся с большим пакетом.

– Здесь капсулы, Рик. И деньги. Пожалуйста, брат, – это был первый раз, когда Мартин назвал его братом, – пожалуйста, не трать их на алкоголь и наркоту. Капсул тут достаточно, а деньги тебе пригодятся, когда решишь начать новую жизнь. Я верю брат, что ты найдешь для себя новый луч, маяк, что укажет тебе путь к лучшему, ведь ты заслуживаешь этого. Я хотел им стать, но, видимо, это не в моих силах. И… Рик, ты это… ты прости меня. – не в силах контролировать эмоции, Мартин отвернулся и вытер нахлынувшие слезы рукавом пиджака.

– Мартин. И ты меня прости. В моих словах нет никаких чувств, но, наверно, в таких ситуациях принято так говорить. Я бы возможно и хотел ненавидеть тебя, как в начале, либо обижаться, чтобы теперь взять и простить тебя. Но мне просто плевать. И если ты закончил, я бы не отказался уйти туда, где я счастлив, жив. Там, где нет этого гребанного мира, сгоревшего дотла, где вокруг один пепел и холод, безразличие и лицемерие, грязь и мой похуизм на все это. Так что Мартин, благодарю тебя, ты не был обязан, но ты поступил как друг. Но как ты понял, я не могу ответить тем же. Физически не могу.

– Ладно, дружище, я так понимаю, пришло время прощаться. В день нашего знакомства, поверить только, если бы я знал, что все так будет. Боже. Рик. Прощай…

Мартин быстрым шагом, вновь оказавшись беспомощным перед новым потоком эмоций, будучи не в состоянии понять, что с ним происходит, привыкший чувствовать холод, превосходство, смешанное с цинизмом и высокомерием, сейчас был просто раздавлен и разбит. Разбит собственными усилиями. Выйдя на улицу, и, как можно скорее удалившись, он просто сел и начал рыдать, окунув голову в ладони, будто старался спрятать в них свою слабость от этого мира. Впервые за очень долгое время. Он просидел так около пяти минут, пока не смог сделать глубокий вдох, успокоиться. Вернувшись, он в последний раз посмотрел на окно комнаты, в которой сейчас Рик уже держал в двух пальцах капсулу, рассматривая ее и выбирая момент, когда оправится в столь приятное путешествие, в котором он точно знал, что получит ожидаемую награду. Мартин сел в фургон, где его уже ждали ребята, и спустя пару минут вокруг вновь воцарилась тишина, которую не то, чтобы Рик любил – ему просто было плевать на это. И в подобном своем отношении, он ко всем был одинаково справедлив, не делая ни для кого исключения.

Сам Рик был бы рад забыть прошлое, смириться с событиями, гложущими его нутро.

«Начать бы все сначала».

Да, и такие мысли рождались в его, обезображенном своими же стараниями, рассудке. Рождались, обреченные оставаться там лишь на короткое время. Существовать до очередного «возвращения». Так он называл эффект капсул, о которых даже и не узнал бы, сложись все иначе. Судьба была неблагосклонна к нему, если, конечно, она вообще имела к этому отношение.

– Не заслужил я этого дерьма, – часто повторял Рик, то ли вслух, то ли внутри себя.

– О какой судьбе может идти речь, когда меня лишили всего. Лучше бы я умер тогда, вместе с ними…

Лицо его было заросшим и испачкано то ли едой, то ли еще чем-то, и не выражало ровным счетом ничего. Замусленная борода по задумке природы была рыжей, что сейчас было трудно определить, и выглядела уместно грязной на фоне его засаленных черных волос. Глаза, пронизанные болью и тоской, потерянный взгляд, взгляд человека, который до сих пор не понимал, ради чего он продолжает жить. Нельзя передать, насколько болезненным было для него пребывание в этом мире – в мире, где от «ее» существования остались лишь образы и воспоминания. Жизнь, в которой остановились стрелки часов, где время существовало лишь там, в дали, среди людей, которые его ценили. Либо продолжали себя убеждать в этом, веря, что они успеют, что вот-вот со временем придет то самое время, когда уже можно будет начать жить. Однако время имеет свойство лишь забирать, с абсолютным хладнокровием, не считаясь ни с кем. Ни с кем, кроме Рика. В отличие от тех людей, Рику было плевать. У него уже забрали все, что можно. Что имело цену. Все остальное он бы сам принес и отдал, если бы хоть кто-то, кто управляет этой жизнью, временем, изъявил желание у него забрать. Жестокая несправедливость, либо плата за собственные грехи и фатальные ошибки. От этого диссонанса существовало только одно спасение – капсулы.

Когда-то Рик был высокий и слегка подкаченный милый парень, с типичной прической и легкой щетиной. Теперь его было не узнать. Два совсем разных человека. И увидев себя в зеркале, прежний Рик бы ужаснулся. Даже одежда на нем была вся в грязи и истасканная, истощающая резкий запах пота. У человека могло возникнуть ощущение, будто он ее не снимал с момента появления на свет. И оказался бы прав. Ведь с «ее» уходом ушел и Рик, высвободив это существо, олицетворение безразличия. Но ему было все равно. С каждой минутой, проведенной здесь, он терял способность думать, осознавать, будто выполняя обещание, несмотря ни на что выжить в своей никчемной, ничего не стоящей, пустой жизни. Существование, лишенное всякого смысла. Некогда горевший как факел, ныне лишь пепел, как напоминание об огне, лишенного возможности загореться вновь. Однако не забудет он одно – ту самую ночь. Лицо того таксиста, тротуар напротив дома, дверь которую лучше бы он не открывал. Накрытый стол, конверт… Не перестанет винить себя, ведь он мог поступить тогда иначе. И варианты, кажется, продумал он все, даже самые нелепые и крайние.

– Ах, – простонал Рик, пытаясь нащупать рядом бутылку воды и вчерашний бутер, который купил в заправке у дороги. Либо не желая спускаться за последним подарком Мартина, либо уже забыв об этом, он предпочел просто заглушить голод и жажду, приложив для этого минимум усилий. Большего ему и не надо было. И, в конечном итоге, обнаружив вчерашние остатки, Рик остался удовлетворен. Ему не придется сейчас заставлять себя вставать с этой заляпанной кровати, что только своим далеким прошлым напоминала спальное место.

– Еще один сранный день, – с этими мыслями он начал поглощать бутер, не разжевывая, предварительно взяв его в свои запачканные руки, попутно запивая все водой. С момента, как он проснулся, и до «легкого завтрака», его не отпускала мысль – как можно быстрее отправиться к ней. Если бы Мартин не решил его снабдить крупной, даже для Рика, партией капсул, их у него было в достаточном количестве, ведь в свое время он неплохо запасся, потратив на это последние остатки своих средств. Именно остатки, ведь большую часть он пропил, засиживаясь постоянно то в кабаках, то в барах. Теперь алкоголь не интересовал его, он так и не справился со своей задачей, залечить душевную рану. Им не наполнишь ту образовавшуюся пустоту в душе. В этом и была привлекательность капсул: под их воздействием к нему приходили те самые ощущения, оставшиеся где-то там вдалеке; но сколь бы яркими и красочными они не были, в реальности их не существовало. Хоть он и знал, что все это лишь плод его воображения, и поначалу как-то еще понимал это – то теперь же ему было просто плевать; он жил в этом мире, состоящем из отрезков событий прошлого. Теперь этот новый мир перевесил тот старый и стал для него реальнее, нежели настоящее. Настоящее стало для него сном, кошмарным и ужасным, от которого он хотел как можно скорее проснуться. Реальность была для него сущим адом, где кроме душевной боли не осталось ничего, с чем имелась возможность соприкоснуться. А там, в этих возбужденных от действия капсул клетках мозга, протекала жизнь с любимым и единственным дорогим ему человеком. Мия. Лишь три буквы, но это слово было самым значимым в его жизни.