Читать книгу Руки мыл? Родительский опыт великих психологов - Дэвид Коэн - Страница 5

Предисловие
Ветхозаветный Авраам и его нож

Оглавление

Мы очень мало знаем о том, как античные и средневековые мыслители смотрели на важнейшую задачу человека – воспитание детей, но некоторые известные сюжеты из Ветхого Завета затрагивают отношения отцов и детей. Повинуясь Божьей воле, Авраам готов был принести в жертву своего сына Исаака. Когда пророк уложил Исаака на горе и наточил нож для детоубийства, Бог смилостивился и – вуаля: позволил заколоть агнца вместо отрока. Комментаторы обычно упускают из виду тот факт, что жертвенную овцу обычно посыпали приправами со сладким запахом, «приятным Богу», так что можно предположить, что Авраам не отказался бы посолить и поперчить сына до или после убийства. Исаак, похоже, не держал зла на родителя. «Конечно, папа, я понимаю – Бог прежде всего», – наверно, думал он, спускаясь вместе с отцом с горы к родным шатрам.

Сын Исаака Иаков, напротив, был предан своему ребенку и, скорее всего, посоветовал бы Господу Богу убираться назад на Небеса, если бы Он посмел требовать у него хоть волос с головы Иосифа. Любовь Иакова к младшему сыну вызывала кипучую ревность братьев Иосифа. Удивительного плаща снов[2] у них не было, поэтому они продали отцовского баловня в рабство египтянам. Однако это обстоятельство послужило для Иосифа толчком к удивительному карьерному взлету – он получил возможность толковать сны фараона, то есть по сути стал первым психоаналитиком. Затем он возвысился до положения великого визиря. Насколько я могу судить, Иосиф стал единственным «психологом», который достиг вершин политической власти.

Пятая заповедь гласит: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». А почитать свое дитя? Об этом Господь, похоже, не подумал. Всевышний был слишком поглощен ролью отца всего сущего, чтобы заботиться о нуждах детей. Он, конечно, не просто наказывал израильтян, но отчитывал их за предрасположенность к греху, почитание ложных богов и вообще склонность заблуждаться. Будучи евреем, хочу заметить: ничего удивительного, что иудеи обладают обостренным чувством вины.

Некоторые древнегреческие и древнеримские тексты показывают, что 2000 лет назад родители питали очень узнаваемые чувства по отношению к детям. Знаменитый римский законовед и политический деятель Цицерон написал ныне утерянный текст Consolatio («Утешение») после смерти дочери. Цицерон обожал Туллию и так описывал ее своему брату Квинту: «Как она нежна, скромна и умна! В ней точно повторяется мое лицо, и речь, и сама душа». Когда в феврале 45 г. до н. э. она внезапно скончалась после рождения сына, Цицерон был убит горем. «Я потерял единственное, что связывало меня с жизнью», – писал он своему другу Аттику.

Аттик хотел утешить Цицерона и пригласил его к себе. В библиотеке Аттика осиротевший отец прочитал все труды древнегреческих философов о том, как справиться с горем, – «но моя скорбь превозмогает все утешения». Ни политические дела, ни встречи с друзьями не помогли, потому что «я ни к чему не испытывал интереса на форуме; я не мог выносить вид курии; я думал – и это так и было, – что потерял все плоды и своих трудов, и своей судьбы». Прежде в любых треволнениях «у меня было пристанище, где я мог преклонить голову, где ласковые речи позволяли на время забыть все тревоги и печали».

Я пытался найти какие-либо другие тексты, кроме плачей по умершим детям, и попросил помощи у профессора Мэри Бирд. Она подтвердила, что античные мыслители мало писали о воспитании детей, но посоветовала обратиться к одному источнику – «Моралиям» Плутарха. В одном трактате Плутарх порицал отцов, которые доверяют воспитание сыновей льстецам. Наставники, советует Плутарх, «должны обладать беспорочным именем, благородством души и изрядным опытом». Сократ бы при этом воскликнул: «Человек, о чем ты думаешь? Ты движешь небо и землю ради обогащения, но обделяешь своим вниманием сыновей, которым оставишь эти богатства!» Плутарх уточнял: «Я бы добавил к этому, что такие отцы подобны человеку, который заботится о своей обуви, но не жалеет ног».

С моей точки зрения, наиболее интересны суждения Плутарха о родителях, которых сегодня мы бы назвали авторитарными, – и о проблемах, которые те навлекают на детей и на самих себя. «Они слишком торопятся, заставляя сыновей быть первыми во всем и возлагая на них непомерно много обязанностей, так что их дети трудятся до изнеможения и, отягощенные этим бременем, не проявляют склонности к учению», – писал Плутарх.

Через 15 веков после Плутарха, в эпоху Возрождения, появилось множество интересных работ о воспитании. Нидерландский энциклопедист Эразм Роттердамский прибыл в Англию в 1499 г. для обучения восьмилетнего принца, будущего Генриха VIII. Эразм написал трактаты «О приличии детских нравов», «О методе обучения» и «О первоначальном воспитании детей». У него самого детей не было, но он имел представление о правильном соотношении снисходительности и строгости. «Мы весьма охотно учимся у тех, кого любим», – говорил он. Осуждая деспотичных родителей, мыслитель замечал: «Родители не смогут достойно воспитать детей, если будут внушать им только страх». Матери должны быть ласковыми, но и отцам следует хорошо знать своих отпрысков.

Эразм был поборником чистоплотности. Дети должны умывать лица каждое утро, однако не следует поощрять излишнее усердие, потому что «повторять эту процедуру бессмысленно». Вытирать нос можно пальцами, но никак не головным убором или рукавом.

Возможно, у Эразма и были свои навязчивые идеи, но ему не откажешь в проницательности и наблюдательности. Например, его перу – в буквальном смысле, ибо тогда писали гусиными перьями, – принадлежат слова: «Природа наградила детей необычайным стремлением подражать всему, что они слышат или видят». Но философ не придавал большого значения подражанию, когда добавлял: «Они делают это с огромным увлечением, словно обезьяны, и приходят в восторг, если думают, что у них получается». К обезьянам мы вернемся позже.

Примерно через 70 лет французский философ Мишель де Монтень критиковал отцов, которые не говорят сыновьям, что любят их, из страха лишиться власти над ними. Один из его друзей потерял сына и корил себя за то, что ни разу не признался мальчику, что обожал его.

Надо возбуждать в ребенке желание слушать, писал Монтень, «чтобы его глаза и уши проникали везде и всюду; ибо самые почетные места обычно захвачены далеко не самыми одаренными людьми и наилучший жребий редко выпадает достойному». Будучи аристократом, Монтень нередко обедал в самых знатных домах и слышал множество пустячных разговоров «за верхним концом стола», в то время как люди более низкого положения вели дельные беседы. Возможно, у крестьянина, каменщика, бондаря есть чему поучиться. «Наблюдая за приличными и добрыми нравами, ребенок выработает в себе умение подражать хорошему и презрение к плохому».

Как ни странно, из всех старинных авторов самым красноречивым образом об отцовстве написал король Англии, хотя в целом монархи не отличаются родительской мудростью. Яков VI Шотландский, он же Яков I Английский (1566–1625), получил превосходное образование. История его семьи включает такой жестокий эксперимент, на который мог решиться только член королевской фамилии. Прадед Якова отправил на остров Инчкит[3] двух детей с немой нянькой, чтобы выяснить, начнут ли дети внезапно говорить на языке Библии, если их лишить общения с другими людьми. Разумеется, лепетать по-древнееврейски они от этого не стали.

Детство самого Якова было неспокойным. Его мать, королева Шотландии Мария Стюарт, бежала в Англию, потому что ее подозревали в убийстве второго мужа. Сына-младенца ей пришлось оставить в Шотландии. Но нет покоя голове, хотя бы мало-мальски приближенной к венцу[4]. Трое из четырех регентов при малолетнем Якове были казнены или убиты до его 16-летия. Марию Стюарт обезглавили в 1587 г. по воле ее двоюродной тетки Елизаветы I, утомленной постоянными интригами Марии с целью захватить английский престол.

Якову, однако, повезло с одним из воспитателей – Джорджем Бьюкененом. Человек с твердым характером, проявлявший «жестокость из милосердия», Бьюкенен не брезговал и поркой своего высокопоставленного подопечного, когда его величество обнаруживал мало усердия к учению, – и этого урока Яков не забыл.

В 1589 г. Яков женился, а в 1594 г. родился его первый сын Генрих. Яков написал для него наставление: он считал своим долгом разъяснить сыну особенности королевской работы. Это яркий и во многом мудрый документ. Он напутствовал Генриха «перед лицом Бога и отцовской властью, которую я имею над тобой, носи мой наказ с собой так же неотлучно, как Александр носил гомеровскую "Илиаду"». Если Генрих пренебрегал его советами, Яков протестовал: «Клянусь всемогущим Богом, я скорее не буду отцом и останусь бездетным, чем стану родителем нечестивых детей». Яков подчеркивал, что Генриху следует учиться на собственных ошибках.

Генрих не должен воображать, что из-за своего положения он имеет законное право грешить. Королю надлежит «блистать перед подданными всеми гранями святости и добродетели». Яков побуждал сына читать Священное Писание «с чистым и целомудренным сердцем и молиться о том, чтобы уразуметь его правильно». Один раз в сутки, «когда ты остаешься в полной тишине, призови себя припомнить все дела минувшего дня, не совершил ли ты неправедные поступки, не пренебрег ли своими обязанностями христианина или короля». Чрезвычайно важно поверять свою совесть и поведение. «Будь безжалостен к себе так же, как к своему врагу. Ибо, если ты станешь строго судить себя сам, тебя не посмеют осуждать другие».

Яков предостерегал сына против фанатичных священников, пустых астрологов и колдунов. Также он наставлял Генриха, чтобы тот «не придавал значения снам, ибо все пророчества, видения и вещие сны уже свершились и прекратились во Христе». И никакого тебе подсознания, привет Фрейду.

Король должен править беспристрастно, поэтому Яков советовал Генриху не отдавать предпочтения богатым, но и не жалеть бедных. В Англии он всегда будет иметь дело с бесчестным народом и его одержимостью новшествами – особенно табаком, которого Яков не терпел.

Яков глубоко уважал свою покойную мать и напоминал сыну: «Ты знаешь Божескую заповедь: почитай отца твоего и мать твою». Король не может допустить, чтобы его родителям «нанесли оскорбление; наипаче и сам не должен их поносить. Ибо как они могут любить тебя, ненавидящего тех, от кого ты рожден?» За слугами надлежит следить неукоснительно. Если король не уверен, что те покорны ему, что же говорить о всей стране?

Строгое религиозное образование Якова сделало его суровым моралистом. До женитьбы сын «должен сохранять свое тело в чистоте и непорочности, пока не придет время отдать его супруге, которой одной оно принадлежит. Ибо имеешь ли ты право жаждать совокупления браком с невинной девственницей, если твое тело осквернено? Почему одна половина должна быть целомудренной, а другая запятнанной?» Генриху предписывалось избегать «компании праздных женщин, которые есть не что иное, как irritamenta libidinis[5]». Праздные женщины могут вызвать зуд в праздных чреслах! Многострадальная семья Якова была свидетельством того, какие губительные последствия влечет за собой любострастие; супружеские измены его деда «привели к катастрофическим последствиям». Яков почему-то не упомянул двоюродного прадеда, ужасного Генриха VIII.

Затем Яков обращается к королевскому «имиджу». Король всегда находится в центре внимания, а значит, его манеры за столом должны быть безупречны. Обжорство производит дурное впечатление, поэтому его величеству не пристало уписывать за обе щеки какое-нибудь диковинное блюдо вроде фаршированного гранатами кабана. Кроме того, не следует носить «женоподобную одежду» и отращивать «длинные волосы или ногти – это всего лишь отбросы природы». Король может играть в карты, но не в шахматы, «потому что это слишком большая премудрость и философская блажь». Играть должно «всегда честно, дабы не приучаться к плутовству и обману».

И наконец, Яков наказывает Генриху не забывать о долге перед Богом и заботиться о том, чтобы деяния отражали «справедливость твоего сердца» и показывали «твой благочестивый нрав; и, в уважение к величию своего тяжкого бремени, слушать собеседника терпеливо, не уходя в свои мысли, выносить зрелые суждения и проявлять постоянство в решениях». Яков советует сыну «всегда переваривать свои страсти, прежде чем оглашать вердикт». Каждого человека надлежит судить только за его личные прегрешения, не годится наказывать или винить отца за сына или брата за брата. Для мести нет никаких оправданий.

Это мудрое и красивое письмо написано с любовью. Однако Якову, пережившему несчастливое детство, было суждено стать столь же несчастным родителем. Генрих умер от загадочной лихорадки в 18 лет; отец был безутешен. Трон унаследовал второй сын Якова Карл, менее умный и менее любимый. Шаткое положение – Яков не написал для него наставления – сделало его упрямым, и это упрямство стало одной из причин начала Английской революции. За неуступчивость Карл поплатился головой.

Отцы, о которых я рассказываю, не изучали своих детей с научной точки зрения. Мыслителям XVI и XVII вв., которые могли бы сделать это, мешало одно препятствие: большинство из них были бездетны. Не стали отцами Эразм Роттердамский, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Гоббс, Джон Локк, а столетием спустя – Дэвид Юм и Иммануил Кант. Единственный видный философ того времени, имевший детей, – епископ Беркли – по всей вероятности, был весьма невротичным родителем. Когда его сын поехал учиться в Оксфорд, епископ тоже снял в этом городе квартиру, желая проследить, чтобы отпрыск не попал в переделку, как происходит с большинством студентов.

В противоположность философам великие писатели XVI и XVII вв. были весьма плодовитыми отцами. У Шекспира был сын Хемнет, умерший в 1596 г. в десятилетнем возрасте, а также две дочери. У выдающегося английского поэта конца XVI – начала XVII века Джона Донна было 12 детей; у французского драматурга Жана Расина – семь; у Джона Мильтона, автора «Потерянного рая», – пять. Разница между двумя этими группами знаменитых людей любопытна и, насколько я могу судить, необъяснима.

Утраты тоже не обошли писателей стороной. Современник Шекспира драматург Бен Джонсон потерял ребенка и оплакал его в прекрасном стихотворении.

Моему первому сыну

Прощай, мой Бенджамин. Вина моя

В том, что в твою удачу верил я.

Ты на семь лет был ссужен небом мне,

Но нынче оплатил я долг вполне.

Нет, не рыдаю я. Рыдать грешно

О том, что зависть вызывать должно.

Нам всем придется скоро в мир теней

Уйти от плоти яростной своей.

И если горе не подточит силы,

То старость доведет нас до могилы.

Спи, сын мой! Схоронил здесь, без сомненья,

Бен Джонсон лучшее свое творенье

И клятву дал: столь сильно, как его,

Не полюбить вовеки никого[6].


Не все проницательные наблюдатели были философами или учителями. Дженкин Льюис семь лет прислуживал Уильяму, герцогу Глостерскому, родившемуся 24 июля 1689 г. в Хэмптон-корте.

Сын принцессы Анны, дочери Якова II, Уильям родился «очень хилым», и многие считали, что он долго не протянет. Двенадцать беременностей его матери закончились выкидышами, а четыре произведенных ею на свет ребенка умерли вскоре после рождения. В первые дни жизни Уильяму пришлось нелегко из-за непомерно большого соска его кормилицы, но вскоре ему нашли другую няньку, и в следующие полтора месяца ребенок окреп и стал хорошо развиваться. «Теперь все лелеяли надежду, что герцог выживет, – писал Льюис, – и вдруг – подумать только! – у него случились судороги». Отчаявшаяся мать принца вызвала из Лондона врачей, и они посоветовали проверенное временем средство: снова сменить кормилицу. Молодые матери, желающие поделиться своим молоком с королевским отпрыском, стали стекаться в Хэмптон-корт. В поисках подходящей женщины младенца перекладывали от одной груди к другой.

Выбор сделали совершенно случайно. Отец ребенка, принц Георг Датский, проходил через комнату, где выстроились вероятные кормилицы, и обратил внимание на грудь миссис Пэк, жены добропорядочного квакера из Кингстона. Ее заметно торчащие соски внушали доверие. Миссис Пэк уложили в кровать со слабым младенцем, «который сосал хорошо и в ту ночь поправился». К сожалению, по словам Льюиса, миссис Пэк «больше годилась для свинарника, чем для постели принца» и попыталась извлечь выгоду из своей неожиданной славы.

Уильям успешно набирал вес, но какой-то недуг вызвал «выделения», как писал Льюис. Некоторые историки медицины предполагают, что жидкость сочилась из до странности большой головы Уильяма. Джек Дьюхерст утверждает, что принц страдал слабой формой гидроцефалии, но такому состоянию обычно сопутствует низкий уровень интеллекта. Уильям, однако, отсталым определенно не был, он рос вполне нормальным ребенком, только не очень крепко держался на ногах – без посторонней помощи не мог подниматься и спускаться по лестнице. Льюис не мог понять, была ли немощь вызвана настоящим недугом или «чрезмерной заботой хлопотавших вокруг него дамочек» (вот кто мог бы стать психоаналитиком!). Однажды по этой причине разразилась гроза: отец Уильяма счел, что сын притворяется, и впервые в жизни отстегал его розгами. «Его высекли, и с тех пор он вел себя как шелковый», – заметил Льюис.

Юный принц стойко переносил череду болезней. К примеру, весной 1696 г. его глаза распухли и налились кровью. Мать послала за доктором Джоном Рэдклиффом, и тот прописал отвратительное лекарство, которое Уильям сразу же выплевывал. Тогда Рэдклифф наклеил на спину мальчика пластыри, из-за которых Уильям кричал от боли.

Уильяму удалось подружиться с Джорджем Лоуренсом, предприимчивым пареньком, который собрал отряд солдат из двадцати мальчишек; многие из них были сыновьями королевских слуг. Уильям присоединился к потехе и собрал собственный отряд. Анна и ее муж были очень рады, что сын увлечен игрой, но продолжалось это, увы, совсем недолго.

В июне 1700 г. Уильяма внезапно подкосила болезнь, и он слег с лихорадкой. Через четыре дня принц умер. Льюис описывает отчаяние матери. Уильяму было всего 11 лет.

Многие герои моей книги пережили горе. Дарвин потерял троих детей. Из близких Фрейду людей безвременно скончалась не только Софи: четверо из его родственников совершили самоубийство. Мелани Кляйн лишилась одного из сыновей, и ее дочь утверждала, что брат наложил на себя руки. Один из сыновей Уотсона убил себя вскоре после смерти отца, а его дочь несколько раз пыталась покончить с собой. Дочь Р. Д. Лэйнга скончалась в двадцать с небольшим, а один его сын ушел из жизни при загадочных обстоятельствах. Как сказал Боулби, «дети так беспомощны, так уязвимы». Вопрос вот в чем: может быть, дети знаменитых психологов и психиатров уязвимы особенно? И можем ли мы научиться чему-нибудь на их горьком опыте?

2

«Иосиф и его удивительный плащ снов» – мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера, в основе сюжета которого лежит библейская история об Иосифе.

3

Остров у восточных берегов Шотландии в заливе Ферт-оф-Форт.

4

Автор обыгрывает цитату из исторической хроники Шекспира «Генрих IV»: «Uneasy lies the head that wears a crown» – в переводе Б. Пастернака: «Но нет покоя голове в венце».

5

Возбудители похоти (лат.).

6

Перевод В. В. Лунина.

Руки мыл? Родительский опыт великих психологов

Подняться наверх