Читать книгу Каков есть мужчина - Дэвид Солой - Страница 11

На следующее утро он лежит в кровати, одолеваемый похмельем, пытается сложить в единую картину фрагменты прошлого вечера и смутно чувствует, что едва не совершил какую-то несусветную глупость.

Он открывает глаза.

Солнечный жар давит сквозь задернутые занавески, и уличный шум вторгается в болезненную тишину темной маленькой комнаты. Так он лежит большую часть утра, ощущая дурноту при малейшем движении.

Потом он снова засыпает, а когда просыпается, ему уже лучше.

Он может двигаться.

Сидеть.

Стоять.

Отодвинуть край занавески и прищуриться от света яркого, ослепительно-белого дня, от пустой раскаленной земли внизу.

И от безжалостного вопля голубого неба.

Сейчас без десяти двенадцать, почти время обеда, а он как раз голоден.

Спускаясь по прохладным ступеням, он испытывает странное ощущение, словно все еще спит.

Он чувствует себя так, словно по-прежнему в постели и ему просто снится, что он спускается по прохладным ступеням.

Столовая.

Неясные голоса – русских, болгар.

Шведский стол с залежалой, побуревшей едой.

Очередь у микроволновки.

А вот и они – Сандра и Чармиан – за своим постоянным столиком, и он теперь садится к ним.

Когда он подходит, чувствуя себя невесомым, как будто парит над грязноватой ковровой дорожкой, Сандра говорит:

– Мы не видели вас за завтраком, Бернард.

На ней почти не сказались вчерашние возлияния, разве только ее красная кожа слегка поблекла, а голос стал чуть резче.

Чармиан, сидящая рядом, заметно бледнее.

– Я э… – мямлит Бернар, – спал.

– Прошлая ночь была для вас слишком?

Бернар издает слабый смешок. Повисает короткая пауза. Мысль о еде уже не кажется ему привлекательной. Но он произносит:

– Хорошо посидели.

– О да, не то слово, – говорит Сандра.

Она уже поела – перед ней на столе пустая тарелка. Чармиан тоже доедает.

Бернар открывает банку фанты и выливает почти всю в немытый стакан.

– Вы ничего не будете? – спрашивает Сандра, поводя своими светлыми бровями в сторону шведского стола.

– Может, потом, – говорит Бернар.

Ему начинает казаться, что он зря спустился сюда. Его самочувствие не настолько в норме, как он думал. Вкус фанты, маленький глоток – первое, что попало ему в рот после вчерашнего – разубеждает его в этом.

Чармиан резко встает.

Сейчас ему сложно представить, что прошлым вечером он собирался что-то предпринять в ее отношении.

Он вполне уверен, что ничего такого не сказал и не сделал. Но даже сама мысль об этом вызывает у него смущение.

Она ненадолго подходит к шведскому столу. Он мельком отмечает ее медвежью походку, пока она пробирается между столиками. И видит, что другие тоже смотрят на нее.

А затем слышит голос Сандры:

– Не знаю, поняли вы или нет, но вы на самом деле нравитесь Чармиан.

У Бернара снова возникает чувство, что он все еще в постели наверху и ему это просто снится.

– Не знаю, поняли вы или нет, – повторяет Сандра, когда он поворачивает к ней свое бледное лицо с выражением полного непонимания. – Поняли?

Бернар качает головой.

Сандра отводит взгляд на несколько секунд. Слышно, как русские смеются над чем-то.

И тогда Сандра говорит:

– Вы любите секс, Бернард?

Бернар, пытаясь овладеть собой, отпивает фанты.

– Секс? – произносит он. – Да.

– Разумеется. – Сандра смеется. – Слова истинного француза.

Он не вполне понимает, что она хочет этим сказать, и не уверен, что правильно расслышал.

– Простите, – говорит он.

– Почему бы вам не пригласить Чармиан в свою комнату после обеда? – говорит она. – Думаю, ей бы это понравилось.

Бернар, озадаченный таким поворотом, переспрашивает:

– В мою комнату?

– Да. Думаю, ей бы это понравилось.

Больше он не успевает ничего спросить – возвращается Чармиан. Садится на свое место, не говоря ни слова и не глядя в сторону Бернара, и с жадностью ест очередную тарелку разогретого в микроволновке блюда.

Они уже в холле, когда он говорит ей:

– Хочешь посмотреть мою комнату?

Эти слова, такие простые и конкретные, как будто сами выскочили у него изо рта. Он не собирался произносить их или вообще что-либо.

Она смотрит на мать.

– Я думаю ненадолго прилечь, – говорит Сандра.

Она начинает подниматься по лестнице.

Через несколько секунд, ничего не говоря, они следуют за ней.

Они идут за ней до площадки второго этажа. Она останавливается перевести дыхание и кивает им на прощание, и они оставляют ее в тусклом свете из замызганного окошка и поворачивают в темный коридор – сначала Чармиан, а за ней Бернар.

Они останавливаются в полутьме перед его комнатой. Он открывает дверь и пропускает Чармиан вперед.

Входя за ней, он понимает, что запашище в комнате нехилый. Занавески задернуты, и повсюду разбросана его грязная одежда.

– Извини за беспорядок, – говорит он, закрывая дверь.

– У нас то же самое, – сообщает она.

– Да?

Они стоят рядом в затхлом воздухе. У него опять возникает чувство, что это ему только снится. Она необъятна. И эта необъятность только усиливает ощущение нереальности.

– Так чего тебе хочется? – спрашивает она, продолжая осматривать комнату, окидывая взглядом открытый чемодан с одеждой на застеленной кровати, на которой Бернар не спит, ближе к двери.

Он пожимает плечами, как будто не представляя, чего ему хочется, как будто он даже не думал об этом.

– Не хочешь принять душ? – спрашивает она, взглянув на него без заметного энтузиазма.

– Душ не работает.

– А, ну да, ты говорил.

– Да.

Они стоят молча какое-то время, потом она выдает:

– Хочешь увидеть мои сиськи?

Поколебавшись секунду, он отвечает:

– Да.

В тусклом свете она освобождается от верхней одежды – блузки с рюшами, почти такая же была на ней вчера – и снимает огромный лифчик. Сиськи стекают вниз. Рыхлые, в голубых прожилках, каждая размером почти с голову Бернара, они покоятся на валиках жира. Соски бледно-розовые, очень светлые, размером с блюдце.

Странный миг – он просто стоит и смотрит, а она ждет.

И вдруг он отмечает у себя эрекцию.

Она тоже видит это и, плавно опустившись перед ним на колени, расстегивает его ширинку.

Во рту у нее мягко и тепло.

– А ты это умеешь, – говорит он через какое-то время.

Она молча пожимает плечами. Потом вытирает рот и немного отстраняется. Подергав и покрутившись как следует, она стягивает с себя джинсы.

Ноги у нее в отличие от ног других людей, когда прежде всего замечаешь их длину, поражают размерами по горизонтали. Колени угадываются с трудом. Когда ее кружевные панталоны сползают вниз, он видит в самой глубине наползающих друг на друга белесых масс плоти рыжий кустик волос.

Она берет его за руку и подводит к кровати, на которой он спит, к этой затхлой куче простыней.

Он садится на самый край и неловко снимает джинсы и рубашку поло в поперечную полоску.

Теперь они оба голые, и у него такой стояк, что ему самому неудобно. Почти физически. Она пробует улечься на спину и расставить ноги. Ей нужно расставить ноги так широко, как только возможно, иначе наползающие со всех сторон массы просто не дадут ему попасть в нее. Однако на односпальной кровати, стоящей у стены, это не представляется возможным. Она едва умещается на ней даже со сдвинутыми ногами. После нескольких безуспешных попыток Бернар говорит:

– Знаю. Мы положим матрас на пол, хорошо?

Они встают и начинают стаскивать матрас, который прижимает член Бернара к животу.

И вот матрас на коричневой плитке пола.

Она стоит голая в неясном свете, проходящем сквозь занавески, напоминая огромную оплывшую свечу. И она вся в его власти – эта округлая, текучая груда плоти. Эти бледно-розовые соски размером с его лицо. Ее так много, так нереально много, думает он, глядя на нее, и неожиданно понимает, как сильно хочет ее, – эта женщина так же необъятна, как сама его потребность в обладании, если такое вообще возможно, во всех мыслимых проявлениях. Хотя в данный конкретный миг эта потребность кажется ему бесконечной. Его член покачивается, его легкие втягивают воздух и выпускают, и как будто ничего другого в мире просто нет – и ничего больше не нужно.

Она укладывается на матрас.

И они начинают.

Они продолжают до самого вечера, пока рассеянный занавесками свет все больше слабеет. Потом они засыпают на какое-то время, а когда он открывает глаза, то видит, как она одевается. Она уже натянула блузку, но с матраса на полу все равно кажется почти голой.

– Сколько сейчас времени? – спрашивает он.

– Семь, – отвечает она. – Ужинать идешь?

Она отодвигает занавеску, впуская в комнату вечерний свет, и, осмотревшись, находит свои необъятные панталоны. Тяжело усевшись на вторую кровать, она натягивает их.

– Не думаю, – говорит он.

Он лежит голый на матрасе на спине, совершенно выдохшись после, кажется, пяти – он уже сбился со счета – оргазмов, и чувствует, что хочет спать и не способен шевельнуться. Сама мысль о том, чтобы одеться сейчас и пойти в столовую, невыносима.

– Понимаю, – говорит она, возясь теперь со своими джинсами.

Одевшись, она подходит к двери и спрашивает:

– Тогда увидимся позже?

– Да, увидимся, – отвечает Бернар.

Оставшись один, он продолжает лежать на матрасе, чувствуя кожей тепло воздуха и разглядывая узор из трещин на потолке, пока темнота не скрывает его.