Читать книгу Написано кровью моего сердца. Книга 2. Кровь от крови моей - Диана Гэблдон - Страница 13
Часть пятая
Подсчет
Глава 94
Суть собрания
ОглавлениеМетодистская церковь представляла собой скромное деревянное здание с обычными стеклянными окнами. Она вполне могла сойти за квакерский дом для собраний, если бы не алтарь и три полотна с вышитыми крестиком изречениями из Библии на стенах. Войдя и оглядевшись, Рэйчел тихо перевела дыхание.
– Как это не будет цветов? – воскликнула вчера удивленная миссис Фигг. – Я понимаю, что все должно быть просто и скромно, но ведь цветы сотворил Бог?
– У Друзей в доме собраний нет цветов, – с улыбкой ответила Рэйчел. – Мы полагаем это язычеством и помехой для молитв. Но мы твои гости, а гости не должны указывать хозяину, что ему делать в собственном доме.
При слове «язычество» миссис Фигг прищурилась и хмыкнула, но благожелательности не утратила.
– Вот и замечательно. У его светлости в саду растут три чудесных куста роз, а в каждом дворе полно подсолнухов. И жимолости, – задумчиво добавила она.
И правда – все сажали жимолость рядом с уборной.
Учитывая пожелания квакеров, в церкви была всего одна ваза – простая стеклянная ваза – с цветами. Она стояла между двумя деревянными скамьями, выдвинутыми вперед, и нежное благоухание жимолости и розовых махровых роз вплеталось в смолистый аромат нагретых сосновых досок и терпкий запах в целом чистых, но вспотевших людей.
Мы с Рэйчел вышли из церкви и присоединились к свите молодоженов, стоявшей в тени большой липы. Люди продолжали приходить – по одному и по двое, – многие смотрели на нас с любопытством, хотя причиной тому были не две невесты.
– Ты выходишь замуж в… этом? – сказал Хэл, увидев Дотти в ее выходном платье из светло-серого муслина с белым кружевным жабо и бантом сзади на талии.
– Ха! – Дотти выгнула светлую бровь. – Мама рассказывала мне, в чем она выходила за тебя замуж в таверне Амстердама. И какой была твоя первая свадьба. Бриллианты, белые кружева и церковь Святого Иакова ничуть не влияют на крепость брака, не так ли?
– Доротея, не серди отца, – пожурил ее Дензил. – Его ноша и без того нелегка.
Хэл, покрасневший после слов Дотти, стал еще краснее и с шумом втянул в себя воздух, однако смолчал.
И Хэл, и Джон надели на свадьбу парадные мундиры и затмевали своим видом обеих невест. Жаль, что Хэл не поведет Дотти по проходу к алтарю, но он и без того чуть не задохнулся от возмущения, узнав, как будет проходить свадьба. Брат толкнул его локтем в бок, и лишь тогда Хэл выдавил, что почтет за честь присутствовать на этом событии.
Джейми, наоборот, предпочел мундиру одеяние горцев. Миссис Фигг и многие другие смотрели на него широко распахнутыми глазами.
– Во имя пастыря иудейского! – ахнула миссис Фигг. – На нем шерстяная юбка? А что это за узор на ней? Аж в глазах рябит.
– На родном языке горцев эта «юбка» называется Fèileadh beag, – сказала я ей. – На английском ее называют «килт». А узор – шотландская клетка рода Джейми.
Миссис Фигг какое-то время смотрела на Джейми, медленно розовея, потом повернулась ко мне, открыла было рот, но ничего не сказала.
– Нет, не надел, – со смешком ответила я на незаданный вопрос.
– Его и так тепловой удар хватит, – фыркнув, заявила она. – Как и тех двоих бойцовых петухов. – Она кивнула на Джона и Хэла, потеющих в великолепных красных мундирах с золотой отделкой. Генри тоже пришел в мундире, правда, гораздо более скромном, как и подобает лейтенанту. Под руку с ним шла Мерси Вудкок, и Генри пристально посмотрел на отца, взглядом предупреждая его ничего не говорить на эту тему.
– Бедный Хэл, его дети стали для него серьезным испытанием, – шепнула я Джейми.
– А разве у других не так? – спросил Джейми. – Все хорошо, саксоночка? Ты бледная. Может, присядешь?
– Нет, я хорошо себя чувствую. А бледная из-за месяца взаперти. Славно побыть на свежем воздухе.
Я опиралась на трость и на Джейми, но чувствовала себя довольно неплохо, невзирая на шов на боку. Я наслаждалась движением, а еще тем, что в такую жару можно не надевать корсет и нижние юбки. А ведь будет еще жарче: в ожидании церемонии гости тесно расселись на скамьях. Разумеется, сюда явилась и паства преподобного Фигга – ведь это их церковь; скамьи ломились от людей.
В церкви не было колокола, но колокола церкви Святого Петра, находившейся в нескольких кварталах отсюда, пробили час. Я, Джейми и братья Греи вошли в церковь и заняли свои места. Воздух гудел от любопытных перешептываний – по большей части обсуждались английские мундиры и килт Джейми. Мой муж и Грей в знак уважения к церемонии Друзей оставили мечи дома.
Вошел Йен, и удивленные перешептывания стали громче. Он был в новой белой рубахе из ситца с узором в виде синих и пурпурных тюльпанов, в штанах из оленьей кожи, набедренной повязке и мокасинах. На руке у него красовался браслет-вампум с синими и белыми раковинами, который для него сделала могавкская жена, Работающая руками.
– А это, конечно же, свидетель, – шепнул Джон Хэлу – по пятам за Йеном вышагивал Ролло, не обращая внимания на перешептывающихся при виде него людей.
Йен спокойно сел на одну из двух скамей, стоящих перед остальными и развернутых к гостям. Ролло пристроился у ног хозяина, почесался и улегся, тяжело дыша и обводя толпу ленивым взглядом, будто оценивая, годятся ли они в пищу.
Вошел Дензил. Слегка бледный, он, однако, уверенно дошел до скамьи и сел рядом с Йеном. Он улыбнулся присутствующим, и многие из них в ответ зашептались и улыбнулись ему. Денни надел один из двух своих лучших костюмов: из темно-синего добротного сукна, с оловянными пуговицами. И пусть Денни был ниже и не так колоритно выглядел, как Йен, он все равно не терялся на фоне экстравагантного будущего зятя.
– Тебе плохо, малышка? – спросил Джейми Рэйчел – она и Дотти вошли, но остановились у стены. Белая, как полотно, Рэйчел вцепилась в юбку, однако глаза ее сияли. Смотрела она на Йена, который тоже глядел только на нее, взглядом выражая всю силу своей любви к ней.
– Нет, – прошептала Рэйчел. – Пойдем, Дотти.
Взявшись за руки, девушки подошли к другой скамье и сели. Дотти разрумянилась и высоко держала голову. Рэйчел положила руки на колени и смотрела на Йена. Джейми слабо вздохнул и расслабился. Сидевшая рядом с ним Дженни выглянула из-за брата и удовлетворенно улыбнулась – это она сшила платье для Рэйчел: после нескольких месяцев, проведенных в чрезвычайных обстоятельствах, у Рэйчел не осталось целой одежды. И хотя Дженни одевалась скромно, она разбиралась в декольте. Светло-зеленое ситцевое платье с узором из маленьких темно-зеленых гроздьев винограда сидело на Рэйчел как перчатка. Ее темно-каштановые волосы свободно спадали на плечи, большие карие глаза были широко распахнуты – Рэйчел казалась обитательницей леса, дриадой.
Я хотела было поделиться этим наблюдением с Джейми, но в церковь вошел преподобный Фигг. Он дошел до алтаря, повернулся к пастве и улыбнулся.
– Благословенны будьте, братья и сестры!
– Благословен будь, брат! – раздалось ответное пожелание собравшихся.
Кто-то отчетливо произнес: «Аминь!»
– Итак. – Преподобный окинул взглядом Йена, Денни и девушек и вновь посмотрел на паству. – Мы собрались здесь сегодня для проведения свадебной церемонии. Однако эти леди и джентльмены принадлежат к сообществу Друзей, так что это свадьба квакеров. Она, скорее всего, будет немного отличаться от того, что вы видели раньше, и я возьму на себя смелость рассказать вам, как она проходит.
Преподобный поднял руку, унимая заинтересованные перешептывания. Мистер Фигг был невысок и одет в черный костюм с белым воротничком, однако обладал невероятным обаянием, и каждое ухо сосредоточенно внимало его объяснениям.
– Мы имеем честь проводить у себя это собрание – так Друзья называют свое богослужение. И свадьба для них является обыденной частью собрания. На ней не присутствуют ни священник, ни пастор; когда женщина и мужчина решают связать свои судьбы, они просто… становятся супругами.
По церкви поползли удивленные шепотки с оттенком осуждения, и щеки Дотти покраснели еще сильней. Мистер Фигг улыбнулся девушкам и снова повернулся к пастве.
– Быть может, один из присутствующих здесь квакеров расскажет нам немного больше об их собрании, поскольку я уверен, что об этом они знают лучше меня. – Он повернулся к Дензилу Хантеру, однако встала Рэйчел. Мистер Фигг не видел ее и потому удивился, когда она заговорила за его спиной. Все засмеялись.
– Доброе утро, – негромко, но отчетливо произнесла девушка, когда смех стих. – Благодарю вас за то, что вы пришли. Христос говорил: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них»8. Вот и весь смысл собрания Друзей – чтобы Христос появился среди нас – и в нас. И мы собираемся, и слушаем – друг друга и свет в наших душах. Когда душа побуждает кого-либо говорить, он или она говорят.
– Или поют, если им кажется, что так нужно, – вмешалась Дотти, улыбнувшись Джону.
– Или поют, – с улыбкой согласилась Рэйчел. – Однако мы не боимся и тишины, ведь нередко Бог говорит громче в наших сердцах. – И Рэйчел с достоинством села.
Оживление и удивление собравшихся вскоре ожидаемо сменились тишиной. Встал Денни.
– Мне хочется сказать, как я благодарен вам за доброжелательный прием. Ведь я и моя сестра были изгнаны из собрания за мое намерение присоединиться к Континентальной армии. По этой же самой причине нас не ждут на филадельфийском собрании. – Блеснув очками, он посмотрел на Рэйчел. – Для Друга это тяжело. Ведь наше собрание там, где обретается наше тело и душа, и когда Друзья женятся, все их собрание должно это одобрить и поддержать их. Я лишил мою сестру этого одобрения и поддержки, и я прошу у нее прощения за это.
Рэйчел неженственно фыркнула.
– Ты поступил по совести, и если бы я сочла, что ты не прав, то так бы и сказала.
– Моя обязанность – заботиться о тебе!
– И ты обо мне позаботился! Разве я недоедаю? Или хожу без одежды?
Собравшиеся захихикали, но Хантеры этого не заметили.
– Я лишил тебя дома и собрания, которое заботилось о тебе, и принудил следовать за собой в мир насилия, в армию, где полно жестоких мужчин.
– Полагаю, это относится ко мне, – откашлявшись, заявил Йен и посмотрел на потрясенную миссис Фигг и на остальных людей, увлеченно внимающих происходящему. – Вы знаете, что я не принадлежу к Друзьям. Я горец и могавк, а они куда как жестоки. По справедливости я не должен жениться на Рэйчел, а ее брат не должен позволять ей выходить за меня замуж.
– Посмотрела бы я, как бы он попробовал запретить мне это! – заявила очень прямо сидящая на скамье Рэйчел, сжав в кулаки покоящиеся на коленях руки. – Или ты, Йен Мюррей!
Дотти явно забавлялась их перепалкой – я видела, как она едва сдерживает смех. Такое же выражение отражало лицо Хэла.
– Но ведь это из-за меня ты не можешь выйти замуж как должно, на квакерском собрании, – возразил Йен.
– Из-за меня тоже, – поморщившись, сказал Денни.
– Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa9, – пробормотал мне на ухо Джейми. – Как ты думаешь, стоит ли мне заявить, что я был плохим примером Йену и это по моей вине он остался с индейцами?
– Только если у тебя к этому лежит душа, – ответила я, не отводя глаз от происходящего впереди. – Лично я посоветовала бы тебе и твоей душе держаться от этого подальше.
Миссис Фигг не была склонна держаться подальше. Она громко откашлялась и сказала:
– Прошу прощения за то, что вмешиваюсь, но насколько я поняла, вы, Друзья, считаете женщин равными мужчинам?
– Так и есть, – вместе ответили Рэйчел и Дотти, и все засмеялись.
Миссис Фигг побагровела, будто созревшая темная слива, но не утратила присутствия духа.
– Тогда если эти леди хотят выйти замуж за вас, джентльмены, то почему вы стараетесь отговорить их? Быть может, у вас есть какие-то тайные причины для этого?
Присутствующие здесь женщины одобрительно зашептались, а Денни, до сих пор стоявший, с трудом сохранял спокойствие.
– А половой член у него есть? Ведь без него нельзя жениться, – шепнул кто-то позади меня с отчетливым французским акцентом. Хихикнула Марсали. Я вспомнила нестандартную свадьбу Фергуса и Марсали на карибском берегу и прижала к губам кружевной платок, пытаясь заглушить хихиканье. Джейми трясся от едва сдерживаемого смеха.
– У меня и правда есть причины отговаривать ее, – глубоко вздохнув, признался Денни и поспешно добавил, глянув на Дотти: – Но это не связано с моим желанием жениться на Доротее или моими честными намерениями в отношении нее. Мои причины – а, возможно, и Друга Йена тоже, хотя мне не стоит говорить за него, – совершенно в другом. В общем, я… мы, быть может – чувствуем, что должны рассказать о наших ошибках и недостатках как… как мужей. – Денни в первый раз покраснел. – Чтобы Доротея и Рэйчел могли… прийти к соответствующему… э-э…
– Чтобы они знали, на что идут? – закончила за него миссис Фигг. – Достойное намерение, доктор Хантер…
– Друг, – пробормотал Денни.
– Друг Хантер, – закатив глаза, сказала она. – Но вот что я вам скажу. Во-первых, ваша юная леди, быть может, знает о вас больше, чем вы думаете. – Многие при этих словах засмеялись. – Во-вторых, скажу вам как женщина с некоторым опытом – никто не знает, что его ждет в семейной жизни, пока не вступит в брак. – Под одобрительный гул голосов миссис Фигг опустилась на скамью, давая понять, что сказала все.
В левой части церкви несколько мужчин принялись переглядываться и ерзать. Они пришли сюда с женами, но те сели с правой стороны. Я решила, что это, наверное, квакеры, хотя одеждой они не отличались от других рабочих и торговцев паствы. Мужчины пришли к некоему молчаливому согласию, и один из них встал.
– Меня зовут Уильям Шпрокет, – представился он и кашлянул. – Мы пришли поддержать Друга Хантера, потому что мы тоже Друзья, поступившие так, как подсказала нам наша совесть. Мы поддержали восстание и поступали так, как Друзья обычно не поступают. И в результате нас… исключили.
Он умолк и нахмурился, по-видимому, не зная, как высказать свою мысль. Маленькая женщина в желтом платье поднялась и отчетливо сказала:
– Мой муж хочет сказать, Друзья, что мужчина, который не поступает так, как советует ему его внутренний свет, не может считаться мужчиной. И хотя поступающий по совести мужчина иной раз может причинять беспокойство, это не делает его плохим мужем. – Она улыбнулась Шпрокету и села.
– Да, – с благодарностью в голосе согласился Шпрокет. – Как сказала моя жена, участие в битве не делает нас непригодными к браку. Так что все мы, – он широким жестом указал на своих спутников и жен, сидевших через проход, – пришли, чтобы одобрить и засвидетельствовать твой брак, Друг Хантер.
– А мы поддерживаем твое замужество, Доротея, – кивнув, добавила миссис Шпрокет. – И твое, Рэйчел.
– Спасибо вам, Друзья, – сказал Денни, который все это время продолжал стоять. Затем он резко сел, и Шпрокет чуть медленней последовал его примеру.
Воцарилась тишина, лишь с улицы доносился едва слышимый шум. Кто-то покашливал, но в основном все молчали. Джейми накрыл ладонью мою руку, и наши пальцы переплелись. Кончиками пальцев я ощущала его пульс, плотные костяшки и фаланги. Это была его правая рука, искалеченная и отмеченная шрамами от добровольной жертвы и труда. Отмеченная знаками моей любви – и грубой починки, сделанной в боли и отчаянии.
«Кровь от крови моей, кость от кости…»
Интересно, когда несчастливые в браке люди наблюдают свадьбу, вспоминают ли они свое собственное бракосочетание? Потому что те, кто счастлив в браке, его вспоминают. Дженни склонила голову, ее лицо было отрешенным, но безмятежным. Думала ли она сейчас о Йене и своей свадьбе? Так и есть: она слегка склонила голову набок, коснулась рукой скамьи и улыбнулась воспоминанию, сидевшему рядом с ней.
Впереди, чуть в стороне сидели Хэл и Джон. На их лицах тоже промелькнуло что-то такое, похожее, и вместе с тем другое. Они оба были женаты дважды.
Я испытала некоторое потрясение, вспомнив, что вообще-то вторым браком Джон сочетался со мной. Сейчас он выглядел чужим, а наше краткое супружество казалось таким давним, почти ненастоящим. А еще… еще был Фрэнк.
Фрэнк. Джон. Джейми. Искренних намерений не всегда бывает достаточно. Я посмотрела на женихов и невест, сидящих впереди на скамьях. Они не смотрели друг на друга, их взгляды были устремлены на сложенные на коленях руки или пол, кое-кто и вовсе закрыл глаза. Возможно, они осмысливали то, что им сказала миссис Фигг: брак заключается не в ритуале и словах, а в том, чтобы жить вместе.
Денни встал и протянул руку Дотти. Она поднялась, как зачарованная, и, подойдя, взяла его руки в свои.
– Доротея, ты ясно ощущаешь суть собрания? – тихо спросил он и, дождавшись ее кивка, продолжил: – Перед лицом Бога и этих Друзей я беру тебя, Доротея, в жены. Клянусь, с Божьей помощью, быть любящим и верным мужем, пока смерть не разлучит нас.
Просияв, она ответила низким, но хорошо различимым голосом:
– Перед лицом Бога и этих Друзей я беру тебя, Дензил, в мужья. Клянусь, с Божьей помощью, быть любящей и верной женой, пока смерть не разлучит нас.
Хэл затаил дыхание – это прозвучало как всхлип, и тут же все разразились рукоплесканиями. Денни удивился, но потом широко улыбнулся и повел Дотти по проходу в конец церкви. Они сели на последнюю скамью, тесно прижавшись друг к другу.
Люди шептались, вздыхали и улыбались; церковь постепенно затихала – однако не до прежнего задумчивого молчания. В воздухе витало нетерпение, приправленное волнением – все взгляды были устремлены на Йена и Рэйчел, которые смотрели не друг на друга, а на пол.
Йен шумно выдохнул, поднял голову и, вынув нож, положил его на скамью.
– Что ж… Рэйчел знает, что я уже был женат на женщине из племени каньен’кехака, принадлежавшей к клану Волка. Бракосочетание могавков не слишком сильно отличается от того, как вступают в брак Друзья. Мы с ней сидели напротив людей ее племени и наших родителей – видите ли, индейцы меня усыновили. Все говорили о том, что знали о нас, о том, что у нас добрый нрав. Ну, это они так полагали, – сконфуженно добавил Йен. В ответ на его признание раздался взрыв смеха.
У девушки, на которой я женился, на коленях стояла корзина с фруктами, овощами и прочей едой. Она сказала, что обещает кормить меня и заботиться обо мне. А я… – Йен сглотнул и положил руку на нож. – У меня был нож, лук и несколько шкур выдры, которые я снял собственными руками. Я пообещал охотиться и дарить ей меха, чтобы согревать ее. И люди сказали, что мы можем пожениться, и мы… стали мужем и женой. – Он помолчал, кусая губы, потом продолжил: – Но у могавков пары создаются не на всю жизнь. Двое остаются вместе, пока того хочет женщина. Моя жена решила расстаться со мной – не потому, что я бил ее или дурно с ней обращался, нет, причина была в другом. – Йен откашлялся и тронул браслет-вампум. – Мою жену звали Вакьотейеснонша, что означает «Работающая руками», она сделала для меня этот браслет, в знак своей любви. – Длинные загорелые пальцы потеребили нити, и полоска переплетенных ракушек соскользнула с руки. – Теперь я оставляю его в качестве свидетельства того, что пришел сюда свободным и мои жизнь и сердце снова принадлежат мне. Я надеюсь, что теперь я смогу вручить их навсегда.
Браслет из синих и белых ракушек с тихим бряканьем лег на скамью. Йен на миг задержал на нем руку.
Хэл дышал ровно, но сипло. Рядом раздался хриплый вздох Джейми.
В неподвижном воздухе, будто привидения, витали сочувствие, растроганность, сомнение, понимание… Ролло тихо рыкнул и умолк, настороженно обводя людей желтыми внимательными глазами.
Мы ждали. Рука Джейми дрогнула в моей, и я посмотрела на него. Он, поджав губы, внимательно смотрел на Йена. Я знала, что ему хотелось подняться и высказаться в защиту Йена, уверяя паству и Рэйчел в добродетели племянника. Джейми поймал мой взгляд, легко качнул головой и кивнул на Рэйчел. Пришла пора высказаться ей – если она, конечно, захочет.
Бледная и неподвижная, словно каменное изваяние, Рэйчел горящими глазами смотрела на Йена. И молчала. Она не двигалась, но некое движение происходило в ней – это было ясно по меняющемуся выражению ее лица, по тому, как решительно она вдруг расправила плечи. Она прислушивалась к себе.
Мы тоже. И тишина медленно наполнялась светом.
Раздался какой-то слабый звук, и люди, вздрогнув, заозирались. В открытое окно влетела колибри и зависла, трепеща крыльями, у скамей невесты и жениха. Затем крошечное ало-зеленое создание подлетело к розовым соцветиям жимолости.
Все вздохнули, и суть собрания разъяснилась. Йен встал, и Рэйчел пошла к нему навстречу.
***
Кода в размере на три вторых
Дензил и Доротея
Это был лучший званый вечер в жизни Доротеи Жаклин Бенедикты Грей. Ей доводилось танцевать с эрлами и виконтами в лучших залах Лондона, есть невероятные кушанья – позолоченных павлинов и начиненных креветками форелей, плавающих по желейному морю с вырезанным изо льда Тритоном, воздевшим над ними свое копье. А платья на Доротее были такие великолепные, что мужчины оторопело хлопали глазами при виде нее.
Однако ее муж не таков. Он пристально смотрел на нее сквозь очки в стальной оправе, и Доротее казалось, что она ощущает его взгляд кожей через всю комнату и вот-вот разлетится от счастья на мелкие частицы, рассеется по всему бару таверны «Белый верблюд». Вряд ли кто-нибудь заметит это – в зале много людей. Они пили, разговаривали, пили, пели и опять пили, словно у них был запасной желчный пузырь или почки.
Возможно, никто также не заметит, как двое незаметно сбегут с этой замечательной вечеринки.
Дотти с трудом пробралась сквозь толпу доброжелателей к Дензилу, он взял ее за руку, и миг спустя они оказались снаружи, под ночным небом. Стоя в тени соседствующей с таверной Анабаптистской молельни, они, как безумные, смеялись и целовались.
– Может, пойдем домой, Доротея? – спросил Денни, переводя дыхание. – Ты… готова?
Дотти сильнее прижалась к Денни, поправила ему очки и с удовольствием вдохнула исходящий от него запах мыла, накрахмаленного белья и его собственной кожи.
– Мы теперь по-настоящему женаты? Я твоя жена?
– Да. Ты моя жена. А я твой муж.
Он хотел произнести это торжественно, но помешала радостная улыбка. Дотти рассмеялась.
– Мы не клялись стать «единой плотью», но, как по-твоему, это подразумевается? В целом? – спросила Дотти, отступая от Дензила, но не выпуская его руку.
Денни поправил очки, пристально посмотрел на Дотти сияющими глазами и одним пальцем коснулся ее груди.
– Я рассчитываю на это, Доротея.
***
Она уже бывала в его комнате. Поначалу как гостья, потом как помощница – чтобы взять корзинку с перевязочным материалом и мазями и после сопровождать Денни на вызовы. Сейчас все было иначе.
Перед уходом Денни распахнул окна, невзирая на летающих насекомых и запахи из мясной лавки, находившейся дальше по улице. На втором этаже было душно после дневной жары – но сейчас с улицы веяло прохладой, воздух стал как теплое молоко, а мясные запахи перебивал ночной аромат садов Бингэм-Хаус, находившихся в двух улицах отсюда.
Все следы профессиональной деятельности Денни исчезли, и свеча, которую он зажег, мягко освещала просто обставленную, но уютную комнату: камин, рядом два небольших кресла с подголовниками, между ними столик с книгой. В дверном проеме соседней комнаты виднелась так и манившая прилечь кровать с покрывалом и пухлыми белыми подушками.
Кровь по-прежнему бурлила, хотя Дотти пила очень мало. Однако она испытывала необъяснимую робость и остановилась у двери, будто ожидая приглашения войти. Денни зажег еще две свечи и, обернувшись, заметил ее колебания.
– Иди сюда, – тихо сказал он и протянул руку. Дотти подошла.
Они целовались, их руки медленно блуждали по телам, постепенно освобождая их от одежды. Рука Дотти случайно скользнула вниз и задела выпуклость под его брюками. Денни затаил дыхание и собрался было что-то сказать, но Дотти его опередила.
– Единая плоть, – напомнила она, улыбаясь, и сильнее прижала руку. – Я хочу увидеть твою.
***
– Ты уже видела подобное раньше, – сказал Денни. – Я знаю это. Во-первых, у тебя есть братья. Во-вторых, когда лечила раненых мужчин…
Он лежал на кровати, обнаженный. Нагая Дотти лежала рядом, лаская предмет обсуждения, который был невероятно рад подобному вниманию. Пальцы Денни скользили по волосам Дотти, играли мочкой уха.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я делала что-то подобное с кем-либо из моих братьев? – спросила она, с удовольствием вдыхая его запах. – А с ранеными не до разглядываний.
Денни откашлялся и слегка потянулся.
– Полагаю, теперь моя очередь разглядывать твою плоть. Если ты хочешь, чтобы я был в состоянии сделать тебя сегодня своей женой.
Дотти удивленно посмотрела на его член, потом на себя.
– Что ты имеешь в виду? Почему ты можешь оказаться неспособен на это?
Денни – он выглядел таким молодым без очков – с довольным видом встал и, сияя белыми ягодицами, ушел в соседнюю комнату. К удивлению Дотти, он вернулся с книгой, которую она видела на столике. В ней оказалось много закладок, и когда Дотти взяла ее в руки, книга раскрылась на странице с изображением обнаженного мужчины в разрезе и его интимного места в различных степенях возбуждения.
Дотти недоверчиво посмотрела на Денни.
– Я думал… Ты девственница, и я не хочу, чтобы ты испугалась или оказалась неподготовленной к тому, что должно произойти, – сказал Денни и покраснел.
Подавив желание засмеяться, Дотти осторожно закрыла книгу и взяла лицо Денни в ладони.
– Ты тоже девственник?
Денни покраснел еще сильней, но глаз не отвел.
– Да. Но я точно знаю, что и как нужно делать. Я ведь доктор.
Дотти все-таки рассмеялась – точнее, захихикала, тихо и полупридушенно. Это оказалось заразительно, и вскоре они уже лежали в объятьях друг друга и содрогались от смеха, повторяя «Я ведь доктор».
Наконец смех стих. Дотти, тяжело дыша, лежала под Денни; оба вспотели. Она коснулась его груди, курчавых, топорщащихся волосков, вызвав на его коже мурашки. Дотти дрожала, но не от страха или смеха.
– Ты готова? – шепнул он.
– Единая плоть, – шепнула она в ответ.
И они стали единой плотью.
***
Свечи почти догорели, тени медленно двигались на стене.
– Доротея!
– Потише, пожалуйста, – попросила она, на секунду освободив рот. – Я никогда раньше такое не делала. Не отвлекай меня, ладно? – И она продолжила свои волнующие действия.
Денни застонал, не в силах сдерживаться, и нежно положил руки на ее голову.
– Ты знаешь, что это называется фелляция? – прервавшись на вздох, спросила Дотти.
– Знаю. Как ты… я хочу сказать… ох, о боже!
– Что ты сказал? – Дотти подняла к нему лицо. Даже в угасающем свете свечей было видно, как она разрумянилась, а ее губы стали такими красными и влажными…
– Я сказал «о боже».
Дотти счастливо улыбнулась и крепче сжала его член. Денни содрогнулся.
– Хорошо. – Она торжествующе хихикнула и, наклонившись, прикусила его плоть белыми острыми зубками.
***
Йен и Рэйчел
Йен с шелестом стянул с Рэйчел зеленое платье. Девушка затрясла головой, шпильки посыпались на пол, и влажные, темные волосы упали ей на плечи. Она улыбнулась Йену, а тот со смехом вынул еще несколько шпилек из ее волос.
– Думала, умру, – вздохнула Рэйчел, разбирая прическу, которую ей сделала Дженни перед вечеринкой в таверне «Белый верблюд». – Шпильки царапают голову, корсет тугой… Ты снимешь его с меня, муж мой? – Она повернулась спиной к Йену, но глядела на него через плечо со смешинками в глазах.
Йен и подумать не мог, что после слов «муж мой» полюбит и возжелает Рэйчел еще сильнее. Одной рукой он обнял ее за талию – Рэйчел пискнула, – другой развязал узел шнуровки. Затем нежно прикусил шею, и Рэйчел ахнула и забилась в его руках. Йен со смехом прижал ее сильнее и продолжил расшнуровывать корсет. Рэйчел была тоненькой, будто молодая ива, и невероятно гибкой. Она выгнулась, прижимаясь к нему, и кровь Йена будто вскипела. Не обладай он тренированной выдержкой – швырнул бы ее на кровать прямо в корсете, нижней рубашке и чулках.
Однако Йен сдержался, отпустил Рэйчел и помог снять корсет. Она, охорашиваясь, провела руками по влажной нижней рубашке и выпрямилась. Под тонкой тканью проступали соски.
– Благодаря мне ты выиграл свое пари. – Рэйчел провела пальцами по голубой атласной ленте, продернутой по краю декольте ее нижней рубашки, на котором были вышиты голубые, желтые и розовые цветы.
– Как ты узнала о нем? – Йен притянул Рэйчел к себе и обхватил ее зад. – Боже, что за маленькая круглая попка.
– Богохульствуешь в нашу брачную ночь? – Однако она выглядела довольной.
– Это не богохульство, а благодарность. И кто рассказал тебе о пари?
Фергус поставил на кон бутыль темного пива, что у невесты из квакеров будет простое льняное нижнее белье. Йен надеялся: Рэйчел не сочтет, будто доставить удовольствие мужу красивым бельем – это то же самое, что демонстрировать свое тщеславие всему миру.
– Разумеется, Жермен рассказал. – Она точно так же обняла мужа и, улыбнувшись, обхватила руками его ягодицы. – Твоя попка не маленькая и не круглая, но тоже неплоха. Помочь тебе раздеться?
Рэйчел явно этого хотелось, и Йен позволил ей встать на колени и расстегнуть его штаны. Он опустил руку на ее склоненную голову, ощутил ее тепло и захотел коснуться ее тела.
Штаны очутились на полу, Рэйчел встала и поцеловала Йена, рассеянно лаская его член.
– У тебя там кожа такая нежная, будто бархатная, – шепнула она.
Ее касание было слишком слабым, и Йен сжал ее ладонь на своем члене, показывая, как нужно ласкать его правильно.
– Мне нравится, как ты стонешь, – шепнула Рэйчел, прижимаясь теснее и уверенно лаская его.
– Я не стону.
– Стонешь.
– Я всего лишь перевожу дух. Подожди… мне нравится, но подожди…
Сглотнув, он подхватил Рэйчел на руки и в два шага донес до кровати. Опустив на матрас ахнувшую жену, Йен лег рядом и обнял ее. Они дурачились, хихикая и извиваясь, и вскоре Рэйчел сняла с него рубаху, а он стянул ее нижнюю рубашку до бедер и снова обнял.
– Я победила, – прошептала Рэйчел, стягивая рубашку и отпихивая ее ногами.
8
Евангелие от Матфея, 18:20.
9
«Моя вина, моя вина, моя величайшая вина» (лат.) – формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков.