Читать книгу Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон - Страница 3

Декабрь в Шотландии всегда серый и холодный, и вот в один из таких дней «Артемида» причалила к северо-западному побережью, а именно к мысу Ярости.

Туман клубился над прибрежными утесами, скрывая их за непроглядной пеленой. Своим запахом морских водорослей, проникавшим в щели всех зданий, и шумом прибоя, постоянно сопровождавшим всех путешественников, мыс очень уж напоминал печально известный остров тюленей. Это было более чем печально, ведь прошел месяц с тех пор, как Эуона похитили пираты, а мы все еще сидим в Шотландии! Шум моря, доносившийся до нашего слуха и в трактире, заглушал наши разговоры и заставлял осознавать свое бессилие перед лицом стихий и обстоятельств.

В трактире горел огонь, но Джейми не мог находиться на одном месте и отправился ходить по пристани под дождем. Когда мы плыли назад в Шотландию из Франции, ему было так же плохо, и одному богу было известно, о чем он думал сейчас. Часто, слишком часто я просыпалась среди ночи, не обнаруживая его рядом: он уходил бродить по ночам, чтобы развеять тоску и успокоить нервы. Любая мелочь, которая задерживала нас перед отплытием, раздражала его и заставляла переживать за успех предприятия.

Забавно, но сейчас мы задерживалась как раз по вине Джейми: на мысе Ярости мы должны были забрать Фергюса, который разыскивал здесь нужных нам людей, пока мы добирались до Шотландии.

Это была идея Джейми – привлечь к нашему путешествию контрабандистов. Он объяснял, что не хотел бы рисковать, идя на пиратов с голыми руками, а верные люди очень облегчали участие в возможной драке.

Кроме того, был еще один момент, суливший нам успех: все без исключения контрабандисты прекрасно знали морское дело и не раз переплывали море если не на больших кораблях, то на лодках. Это значительно облегчало нашу затею и было неоценимой поддержкой, ведь команда «Артемиды» изрядно уменьшилась после окончания сезона, когда многие моряки отказались идти в Вест-Индию в шторма.

Забрать новую команду с мыса Ярости тоже было удачной задумкой: этот маленький порт не обращал на себя внимания нежелательных нам лиц, тем более сейчас, когда там стояли всего пару рыбачьих лодок и кеч. Правда, как во всяком порядочном порту, там имелся кабачок, и моряки не преминули воспользоваться гостеприимством его хозяев. Он был так мал, что часть разношерстной команды, не помещаясь внутри, толпилась под навесами на улице, куда счастливчики, попавшие в помещение, передавали им пенистый эль.

Джейми все время ходил в одиночестве по мысу. Никто толком не видел его – он приходил только пообедать. Когда он наконец усаживался у огня, пар, поднимавшийся от его мокрой одежды, скрывал его грустные глаза и напряженную складку между бровей.

Ждали только Фергюса, все остальные были на месте. Казалось, что все матросы не особо тяготятся непредвиденной задержкой, и только Джейми и капитан с нетерпением ждут команды к отплытию. Капитана Рейнса нанял Джаред. Если Джейми непрестанно топтал камни мыса, то немолодой низенький капитан торчал на палубе, попеременно взглядывая то на барометр, то на низкое небо, будто ища подтверждения своим мыслям.

– Ого, англичаночка, что это у тебя так пахнет? – заметил Джейми, проходя мимо моего стола с разложенными снадобьями.

– Это имбирь. Свежий. – Я как раз измельчала в плошке корень имбиря и решила просветить Джейми, с какой целью я это делаю. – Говорят, что отлично помогает при морской болезни. Хочу проверить.

– Да-а? – недоверчиво протянул Джейми. – Дай-ка я.

Схватив мою плошку, он сунул нос в мелко нарезанную приправу и, вне сомнения, начал безостановочно чихать.

– Но-но, это не табак, которым можно набивать нос, – ворчала я, отбирая у него плошку, боясь, чтобы он не рассыпал оставшееся снадобье. – Ты должен будешь пить его с чаем, тогда это поможет. Иначе я не знаю, что с тобой делать, кроме как выбросить за борт.

– Миссис, не стоит беспокоиться, поверьте, – встрял в нашу шуточную перепалку один из старых моряков. – Всем новичкам поначалу не очень хорошо, но только первые несколько дней. Потом, как правило, привыкают и уже день на третий-четвертый бегают по палубе и порхают по реям аки птички.

Джейми никак не походил на птичку, но сейчас он выглядел, будто возбужденный воробей, распушивший перья в порыве воодушевления. Он даже кивнул служанке, чтобы ему принесли эль. Что может сделать с человеком надежда!

– Ну да, все может быть. Охотно верю. Джаред, кстати, тоже меня успокаивал, говорил, что так и есть, мол, если не штормит, то морская болезнь быстро проходит.

Он взялся за кружку с элем и отпил немного, затем еще.

– Дня три продержусь, – храбро заявил он, делая большой глоток.

На следующий день мы заметили шестеро всадников, едущих, судя по всему, в нашу сторону. Косматые горные пони семенили по камням.

– Вот, смотри, впереди Риберн. – Джейми прищурился. – Дальше Кеннеди и Иннес – тот, который без левой руки. Дальше Мелдрум и Маклауд, эти всегда держатся друг друга. Замыкает… Фергюс или Гордон?

– Думаю, что это Гордон, всадник ведь толстый, а Фергюс не такой, – честно ответила я, всматриваясь в едущих верхом, хоть мне и хотелось верить, что это француз.

– Куда подевался Фергюс, черт возьми? Почему задерживается? – Джейми бросился нетерпеливо расспрашивать Риберна, едва тот вместе с другими контрабандистами представился морякам и сел за стол, где его ждала вкусная еда и бокал.

Жуя пирог, Риберн ответствовал:

– Ммм, он сказал, что занят, дело есть одно. Мне велел купить лошадей, вот этих, и ждать Мелдрума и Маклауда, ну чтобы уговориться ехать сюда. Вот, стало быть, я и стал ждать, да их-то не было долго, на лодке ходили, пришлось ждать денек-другой…

– Какое еще «одно дело»? Чем он может быть занят? – взвился Джейми, но Риберн ничего не мог ответить на это.

Гэльское проклятие донеслось до нашего слуха, но Фергюс, конечно, не мог его слышать. Джейми продолжил ужин в молчании. Выходит, недоставало только француза – все остальные были готовы к отплытию. С утра команда принялась за последние приготовления. Мне было в новинку смотреть, как моряки вместе с контрабандистами снуют по палубе, выскакивают из люков и вновь пропадают там, лезут по реям или спрыгивают с них. Признаться, я чувствовала себя чужой среди этих деятельных людей и нигде не могла приложить усилия и чем-то помочь, но Джейми, казалось, чувствует то же, что и я. По крайней мере, он ни во что не встревал и стоял возле штурвала, всякий раз предлагая помощь, когда видел, что может потребоваться физическая сила. Впрочем, команда прекрасно справлялась сама, поэтому Джейми стоял, смотря на дорогу, по которой должен был приехать Фергюс.

– Отправимся в полдень, пока не пропустили прилив, – твердо произнес капитан Рейнс. – Барометр падает, а это значит, что через сутки погода переменится, да и шею ломит, а это верный знак.

В подтверждение своих слов он поднял глаза на небо, ставшее уже свинцовым, тогда как еще на рассвете оно было цвета олова.

– В шторм пойдет только круглый дурак, а я им не являюсь. Если вы хотите добраться до Вест-Индии в кратчайшие сроки…

– Капитан, я понимаю. Я не ограничиваю вашу свободу действий. В конце концов, я всецело полагаюсь на вас, потому как не смыслю ничего в морском деле. Вы вправе принимать любые решения, предварительно известив о них меня. Да, мы отплываем в полдень.

Закончив эту тираду, Джейми шагнул назад, пропуская матроса. На том и порешили.

Я внимательно наблюдала за Джейми: он выглядел сосредоточенным, но было кое-что, что выказывало его волнение, – он стучал негнущимися пальцами по бедру так, что даже посторонний человек заподозрил бы что-то неладное. Оно и неудивительно: Фергюс не отдалялся от хозяина ни на минуту, а если его не было, значит, он выполняет поручения Джейми. Первым таким поручением был перехват писем Карла Стюарта – для этого Джейми и нанял смышленого мальчонку из борделя.

Кроме того, с момента рождения Эуона-младшего француз жил в Лаллиброхе, поэтому отсутствие еще и Фергюса заставляло Джейми изрядно волноваться. Фергюс никогда не знал своего отца, что неудивительно, если учесть обстоятельства его рождения, поэтому Джейми заменил ему отца. Двадцать лет он неотлучно пребывал в семье Фрэзеров. Почему же сейчас он не с Джейми? Что же могло задержать его в пути? Шотландец непрерывно отбивал нервный ритм по перилам корабля, мучаясь теми же вопросами, что и я.

Наступил полдень. Джейми едва заставил себя отвести взгляд от пустынного берега, где не было ни единого намека на то, что на бешеном коне к нам летит Фергюс, или хотя бы на то, что на берегу появилась точка, постепенно превращающаяся во всадника, несущего нам весточку от француза. Матросы уже задраили люки, смотали лини и готовились отдать швартовы. Шесть швартовых толщиной с мое запястье.

Делать было нечего – Фергюс не приехал. Я попыталась отвлечь Джейми от невеселых мыслей и, касаясь его руки, предложила:

– Пойдем вниз, я заварю тебе чаю с имбирем. Выпьешь, успокоишься немного…

С берега донесся долгожданный звук топота копыт: лошадь летела галопом, именно так, как мы и хотели. Правда, всадника еще не было видно, но мы уже знали, кто он.

– Проклятый лягушатник, – отпустил Джейми колкость по адресу опаздывающего. Я с удовлетворением отметила, что в его голосе слышится радость и облегчение.

Далее Джейми повернул корпус в сторону капитана, ждавшего его распоряжений.

– Прилив продолжается? Мы отчаливаем.

– Отдать швартовы! – раздался зычный бас капитана.

Нас уже ничто не удерживало у причала, напротив: натянулись ванты, а все швартовы мигом были втянуты на палубу и умело смотаны. Паруса с приятным шумом, похожим на взмах крыльев огромной бабочки, развернулись, наполнились ветром и зашумели, зовя в путь, в неведомые страны. Боцман метался между моряками, отдавая команды скрипучим голосом.

– Он тронулся. Пришел в движенье! Под килем чудится живое напряженье![4] – прокричала я, стоя на дрожащей палубе и вспоминая подходящие строки, как нельзя лучше описывающие происходившее.

«Артемида» превратилась в живое существо с помощью людей, бывших на корабле. Казалось, члены команды передают ей свою энергию, а паруса придают мощи.

– Боже мой! – Джейми тоже почувствовал эту энергию, но не смог вдохновиться ею.

Схватившись за поручень, он закрыл глаза ладонью, чтобы не видеть, как берег удаляется от него.

– Мистер Уиллоби заверяет, что знает, как тебе помочь, у него будто бы есть какое-то лекарство, – подлила я масла в огонь.

– Угу, – пробормотал Джейми, приоткрыв один глаз и кося им на меня. – Блоха думает, что он самый умный, как же… Я не позволю проделывать со мной эти грязные штучки… Черт побери!

Поскольку последние слова Джейми выкрикнул, глядя куда-то в сторону, я сочла логичным проследить за направлением его взгляда, чтобы понять, что могло разозлить или удивить его. Оказывается, Фергюс спрыгнул на палубу и помогал сойти со сходен девушке. Длинноволосая блондинка была Марсали Маккензи – дочерью Лаогеры.

Пока я ловила ртом воздух, не зная, что говорить и что вообще думать по этому поводу, Джейми уже стоял возле парочки и буравил их глазами.

– Фергюс, черт тебя побери, что это такое? Зачем ты ее притащил сюда? Что это значит, будь добр объяснить?

Поскольку на палубе и вообще на корабле кипела жизнь и матросы, заинтересованные в том, чтобы им никто не мешал, могли оттеснить меня от парочки и нависавшего над ними Джейми, я шмыгнула поближе к ним, чтобы ничего не пропустить и услышать все из первых уст.

– Мы женаты. Поженились сейчас, поэтому я опоздал, – честно объявил Фергюс и встал перед девушкой, будто бы защищая ее.

Француз был бледен как мел, испуган, но в то же время возбужден. Было видно, что он намерен защищать свое счастье, заключавшееся в возможности называть Марсали своей женой.

– Что-о?

Джейми сжал кулаки, и парень чуть не отдавил девушке ногу, отступая.

– Как это вы поженились? Что еще за новость?

Я заинтересованно следила за разыгрывавшейся сценой, но, видимо, не вполне понимала смысл происходящего: Джейми понял все намного быстрее меня и спросил Фергюса, что называется, в лоб:

– Ты что, взял ее? Это ты называешь женитьбой?

Я не могла видеть, что выражает лицо Джейми, но лицо Фергюса изменилось еще больше, из чего я сделала вполне резонный вывод: шотландец даст французу фору.

Щеки Фергюса стали зелеными.

– Милорд… я не… – залепетал он, но крик Марсали оповестил всю команду:

– Да, он спал со мной! Он взял меня! Я его жена!

Джейми недоверчиво покосился на обоих и позвал штурмана:

– Мистер Уоррен, пожалуйста, поверните корабль к берегу, мы должны сбросить балласт.

Штурман был занят – он отдавал приказания команде. Услышав слова Джейми, он опешил и молча смотрел на шотландца. Переведя взгляд на берег, он потемнел: «Артемида» отошла на тысячу ярдов в море. Шутка ли – вернуться! Утесы, торчавшие из воды, быстро исчезали из виду.

– Мне кажется, что балласт придется оставить на корабле, Джейми. Мы вышли в море с приливом, значит, скоро начнется отлив. Не будем же мы так рисковать, – тихо добавила я.

По счастью, Джейми принадлежал к отходчивым натурам и, проведя долгое время в компании моряков, мог оценить, какому риску он подвергает всю команду и прежде всего корабль. Стиснув зубы, он попыхтел, а затем мотнул головой в сторону лестницы, по которой можно было спуститься под палубу.

– Идите туда. Фергюс, помоги ей.

Парень и девушка уселись на одной койке, вцепившись друг в друга. Мы находились в моей каюте.

Джейми был напряжен и не хотел даже произносить что-либо, предпочитая сейчас говорить как можно меньше, так что просто показал мне, чтобы я пересела, благо я понимала его без слов. Упершись кулаками в бока, он начал воспитательную работу:

– Ну и? Что скажете в свою защиту, голубки? Кто это вас венчал, хотел бы я знать? Женитьба – что за чушь?

– Милорд, мы действительно женаты, – взял слово Фергюс.

Он все еще был очень взволнован, так что глаза, казалось, светились на мертвенно-бледном лице. Вцепившись в руку девушки своей здоровой рукой, он держал крюк поперек бедра.

– Ну так что же, обряд венчания был?

Парочка обменялась взглядами, новоявленный муж облизал губы.

– Мы… заключили контракт, – проговорил он.

– У нас есть свидетели, – добавила новоиспеченная жена.

Марсали, в отличие от Фергюса, была румяной, то ли от счастья, то ли от гордости за свой взбалмошный характер, то ли от всего сразу. Зная ее, я бы не сказала, что румянец на ее щеках вызван стыдом: кто-кто, а она делала что хотела, руководствуясь только своими чувствами. Впрочем, как и ее мать.

Она выпятила упрямый подбородок, явно не похожий на подбородок матери, в отличие от цветущей кожи и здорового цвета лица, и коснулась корсажа, за которым что-то хрустнуло так, как обычно хрустит бумага, свернутая в несколько раз.

– Здесь брачный контракт. Наши подписи и подписи свидетелей прилагаются.

Джейми рыкнул и заерзал на койке. Формально брак состоялся, ведь шотландские законы позволяют признать парня и девушку мужем и женой, если они заключили брачный контракт в присутствии свидетелей, тогда венчания не требуется.

– Ну хорошо, но раз брачной ночи не было, церковь признает этот брак недействительным.

В кормовое окно были видно, как едва появившиеся утесы тут же скрылись из виду, что свидетельствовало о том, насколько быстро идет «Артемида». Джейми бросил туда быстрый взгляд и медленно проговорил, давая понять, что это его окончательное решение:

– В Льюисе корабль остановится: мы будем пополнять запас еды. Ты, Марсали, сойдешь на берег. Я дам тебе двух матросов в провожатые, мама может не беспокоиться – доберешься домой благополучно.

– Вот еще, нет! Ни в коем случае! – вскинулась Марсали. Она вперила в отчима глазенки и так же твердо, как и он, заявила: – Я останусь на корабле с Фергюсом!

– Нет, маленькая негодница! Ты сделаешь то, что я сказал. Как ты вообще можешь так поступать с матерью? Бежишь черт-те куда и с кем, не оставив ей ни записки, ни послав весточки…

Марсали с вызовом смотрела на Джейми.

– Ничего подобного, я послала ей записку из Инвернесса. Написала, что отныне я жена Фергюса и что отправляюсь на «Артемиде».

– Мария, наша заступница! Да Лаогера убьет меня! Ты пишешь ей так, будто я посвящен в ваши безумные планы и сам все подстроил!

Хотя Джейми был напуган не на шутку и я понимала, какой может быть реакция Лаогеры на не совсем невинные забавы ее дочери, смотреть, как Джейми беспомощно хлопает глазами и втягивает голову в плечи, было забавно.

– Я просил… леди Лаогеру удостоить меня высокой чести и называть ее дочь своей женой. Когда был в Лаллиброхе в прошлом месяце, – осторожно сообщил Фергюс.

– Ха, не продолжай, я догадываюсь, какую отповедь она тебе дала. – Голос Джейми был сух, а щеки Фергюса наконец запылали. Жутко было видеть этот внезапный переход от бледности к лихорадочному румянцу.

– Она ответила, что не выдаст меня за бастарда! Сказала, что он преступник! И что…

– Но так и есть: Фергюс бастард и преступник. К тому же калека, не имеющий ни доброго имени, ни собственности. Думаю, Лаогера знает об этом. Неудивительно, что она отказала ему в твоей руке.

Возглас Марсали заглушил последнюю фразу Джейми.

– Ну и что, пускай! Он мне нужен, я его люблю. – Взгляд, которым девушка наделила Фергюса, свидетельствовал о любви лучше всяких слов.

Джейми не сразу нашелся, что сказать на это. Повозив пальцем по губам, он поразмыслил, а потом изрек:

– Ты совсем молоденькая. О какой свадьбе может идти речь?

– Я взрослая – мне уже пятнадцать! Неужели этого мало?

– Да, но ему уже тридцать! – отрезал Джейми. – Малышка, нет. Прости. К тому же мы уходим в море надолго. Кто знает, вернемся ли мы…

– Но ты берешь ее с собой! Почему же нельзя мне?

«Она» – это я. Марсали говорила обо мне, даже указала на меня. Хорошо, что не пальцем.

– Какое тебе дело до Клэр? Предоставь это мне, дорогуша. – Джейми был на удивление невозмутим.

– Что ты говоришь? Эта английская потаскуха вскружила тебе голову, и ты бросил маму ради нее! Да она еще и ведьма! О тебе судачит вся округа, а ты говоришь, что это не наше дело? Как ты смеешь теперь указывать мне? Я сама распоряжусь своей жизнью, а ты займись своей шлюхой!

– Смею, поверь. – В голосе Джейми послышались угрожающие нотки – он уже начал закипать. – Я тоже сам хочу распоряжаться своей жизнью, девочка.

– Так и я тоже! Отстань от меня со своими нравоучениями, папочка!

Фергюс, видя, что дело принимает серьезный оборот, встал и попытался увещевать Марсали, но ему плохо это удавалось.

– Ma chère, держи себя в руках. Не нужно так говорить с милордом. Он…

– И ты не указывай мне! Я сама решу, как с ним говорить! И вообще, я говорю так, как он заслуживает.

– Нет, он не заслуживает!

Марсали хотела было парировать, но осеклась. В свои тридцать Фергюс был не намного выше ее, но в его словах слышалась какая-то внутренняя сила, заставлявшая в критические моменты прислушиваться к его советам, превращавшимся тогда в распоряжения. Благодаря этому он выглядел сильнее и значительнее.

– Нет, он не заслуживает такого отношения к себе, – рассудительно повторил он. – Сядь, ma petite[5].

Когда Марсали села снова на койку, француз принялся объяснять ей свое отношение к Джейми. Меня тронул этот рассказ.

– Милорд почти отец мне, даже больше чем отец. Он не раз спасал мне жизнь, поэтому я верен ему как собака. И он твой отчим, а это обязывает тебя выполнять его приказания. Пускай вы и не живете сейчас как одна семья, но он поддерживает твою мать, тебя и твою сестру, а это многого стоит. Он заслуживает только уважения. К тому же он не выгнал нас, как видишь, хотя мог бы, поскольку я, его слуга, ничего не сказал ему о своих планах и он будет вынужден объясниться с твоей матерью.

Слушая это, девушка хмурилась и кусала губы, но молчала: Фергюс был кругом прав. Когда парень закончил говорить, она повернулась голову в сторону Джейми, но не стала смотреть на него.

– Прости, – выдавила она. – Теперь можно было спокойно поговорить.

– Ничего, девочка, это ничего, – проговорил Джейми с хрипотцой. – Но, Марсали, я буду вынужден все-таки отправить тебя к матери.

– Нет, я не вернусь к ней.

Дыхание ее уже пришло в норму, но взгляд был упрям. Она решила стоять на своем до конца. Посмотрев поочередно на мужчин, она заявила:

– Он не признался, что мы спали, но я правда отдалась ему. По крайней мере я скажу об этом дома. Так что либо я выйду за него, либо приму позор.

Логика Марсали была безупречна, нужно отдать должное изобретательности юной любовницы, а тон ее не терпел возражений. Услышав такое, Джейми закрыл глаза:

– Господи, избавь меня от женщин, особенно взбалмошных и молоденьких. – Открыв глаза и тяжело вздохнув, он с недоверием посмотрел на падчерицу, но, встретив упрямую решимость в ее взгляде, махнул рукой.

– Что ты будешь делать… Черт с вами, женитесь, коль уж так хочется! Только чур все как положено, с венчанием. Думаю, в Вест-Индии можно будет найти хорошего священника. Только я ставлю условие: пока святая церковь не признала брак действительным, вы будете спать в разных каютах. А тебе, Фергюс, я даже запрещаю касаться ее, ты понял меня?

Джейми подкрепил свое требование свирепым взглядом.

– Ах, милорд, merci beaucoup![6] – просиял француз.

Марсали же надула губки, что означало ее несогласие с постулатом Джейми, но вовремя оценила свои возможности и решила довольствоваться малым. Опустив очи долу и послав мне украдкой взгляд, она тихонько пролепетала:

– Хорошо, отец, спасибо.

Эти события отвлекли внимание Джейми, и он, по-видимому, на время забыл о том, что путешествует на корабле. К сожалению, осознание этого прискорбного для него факта вернулось к нему слишком быстро. Я отмечала, как он зеленеет и меняется на глазах, но все мои попытки отцепить его руки от палубы были безуспешными: мой муж не хотел покидать палубы, пока вдали еще виднелись родные берега.

– Как знать, может, я вижу Шотландию в последний раз, – поделился он своими опасениями. Это был его ответ на мои убеждения, что ему стоит пойти прилечь, потому что его непрестанно рвет.

Линия берега неуклонно удалялась из виду, и это было еще одной причиной для тревоги Джейми, которая усугублялась пониманием обреченности всего предприятия, может быть, всей жизни.

– Не в последний, уж поверь мне. Я точно знаю: ты вернешься в родные края, правда, не могу сказать тебе даты.

Джейми вытаращился на меня, затем, сообразив что-то, растянул губы в слабой улыбке:

– Понимаю. Ты, наверное, видела мою могилу, да?

Мгновение я колебалась, стоит ли говорить ему, но Джейми не был расстроен, поэтому я молча кивнула.

– Хорошо, я не боюсь. – Он помолчал и попросил: – Но не говори только… ты понимаешь… не хочу.

– Если бы и хотела сказать, то не смогу – не знаю. Там не были указаны даты, просто два имени, твое и мое.

– И твое?

Он вытаращился на меня, и было непонятно, чего больше в этом взгляде: испуга или удивления.

Переборов себя и сглотнув подступавшие к горлу слезы, я опустила и подняла голову. Я видела брачный камень, на котором были высечены наши имена, но только одну его половину. Вторая должна была замыкать дугу.

– Там были перечислены все твои имена. Так я поняла, что это ты. А в конце было написано «Любящий муж Клэр». Тогда я не поняла, зато понимаю сейчас.

Джейми тоже кивнул, осознавая то, что я сказала ему.

– Хорошо… Это значит, что я вернусь домой и буду твоим мужем. Выходит, можно не переживать когда. А уж если я вернусь в Шотландию, то только с мальчонкой, с Эуоном, и не иначе, англичаночка. Ты принесла мне хорошую весть.

– Конечно, мы вернемся вместе с мальчиком. – Положив руку на плечо мужа, я тоже смотрела, как вересковая Шотландия подергивается туманной дымкой.

Когда наступил вечер, мы уже были достаточно далеко в море и не видели родной земли, да и сгущавшийся сумрак не дал бы нам рассмотреть ее, если бы она и была видна. Тогда-то Джейми, чье лицо к тому времени приняло цвет свежевыстиранной и накрахмаленной простыни, позволил уложить себя в постель, не имея больше отговорок против лечения. Здесь оказалось, что уговор Джейми с молодой парой имеет неожиданные последствия.

Поскольку Фергюс и Марсали, согласно уговору, не должны были жить в одной каюте, я поместила девушку у себя, а Джейми, соответственно, парня: на корабле было только две отдельных каюты. Удивительно, но это обстоятельство очень осложнило наше путешествие.

Мне казалось, что проявления морской болезни сгладятся, если Джейми не сможет видеть движение линии горизонта, смещающейся из-за качки, но, к сожалению, моим надеждам не суждено было сбыться.

– Господи, снова? – забормотал Фергюс, лежа на койке и опираясь на локоть. Была глубокая ночь, но Джейми было все так же плохо. – Он ведь целый день просидел на одной воде! Разве так бывает?

– Раньше я тоже думала, что так не бывает, – проворчала я, пытаясь вынести тазик из тесной каюты, не опрокинув его содержимое на себя и не задохнуться.

Мне было в новинку идти по палубе – я еще не приучилась держать равновесие при качке, а тут еще и ноша.

– Миледи, дайте я, – пришел мне на помощь Фергюс.

Он сел на постели, затем поднялся на ноги, но пошатнулся и чуть не сшиб меня.

– Миледи, ступайте отдохнуть. – Француз отобрал у меня тазик. – Я займусь милордом. Не переживайте.

– Вообще-то…

Возможность поспать, предоставляемая Фергюсом, выглядела очень заманчиво. Приходилось нелегко, но я не могла сдаться и пойти отдыхать, когда нужно было заниматься Джейми.

– Англичаночка, не выступай. Иди. Мы справимся. – Джейми был в поту, и в свете масляной лампы казалось, что он белый, словно призрак.

Признаться, я не была уверена в том, что с помощью Фергюса он справится, если не смог справиться с моей, но француз мог сделать все необходимое, то есть то, что можно было сделать при морской болезни, средства от которой нет. Джаред говорил, что в Атлантике качает не так, как при выходе из портов. Хотелось верить, что это правда, иначе…

– Ладно, уговорили. – Взвесив все, я решила уступить. – Надеюсь, что утром будет немного лучше.

Один открытый глаз Джейми сверкнул злобой, а его обладатель нахохлился и задрожал.

– А я надеюсь, что умру к утру.

Я не стала разубеждать его в этом и отправилась в темноту прохода, где споткнулась обо что-то. Этим чем-то оказался китаец – он спал у двери свернувшись калачиком. От неожиданности он издал звук удивления – видимо, он рассчитывал, что никто не потревожит его сон, и намеревался провести здесь всю ночь, – на четвереньках вполз внутрь каюты и свернулся вокруг ножки стола, несмотря на протесты Фергюса, мгновенно уснув.

Предназначенная мне каюта располагалась напротив сходней, так что я быстро добралась до нее, но мне не хотелось сразу же ложиться: с верхней палубы шел свежий воздух, привлекавший меня. Корабельные доски скрипели и трещали, паруса хлопали и щелкали, снасти завывали, а люди, которых было почти не слышно за этим разнообразием звуков, кричали далеко на палубе.

В каюте уже спала Марсали. Она не проснулась, хотя из двери потянуло холодным воздухом, и я обрадовалась, что не придется говорить с ней. Жаль, что все сложилось так, и в ночь, которая должна была стать брачной, девочка спит не с мужем, а одна, да еще и под бдительным присмотром отчима и его жены. С другой стороны, у них с Фергюсом впереди еще столько ночей.

Из-за холода, царившего в каюте, я не стала снимать с себя одежду и так и улеглась на койку. Звуки не утихали, кроме того, у меня над головой шумел океан: корпус «Артемиды» рассекал воду и она плескалась, успокаивая и даря надежду на скорое прибытие в Вест-Индию. Дул, не стихая, ветер. Не утихал Джейми, все так же страдая. Под эти звуки я и уснула.

«Артемида», будучи восьмидесяти футов в длину и двадцати пяти в ширину, несла на себе шесть тонн шкур, сорок две бочки серы, тяжеленные листы меди и жести, а также нас – тридцать двух мужчин и двух женщин. Разношерстная команда пыталась поддерживать чистоту и порядок, но это не удавалось: на второй день я встретилась с крысой и не могу сказать, чтобы эта встреча была очень приятной. Фергюс заметил, что эта гостья, проникшая в трюм, еще маленькая, однако я была не рада ей. Мои снадобья по ошибке погрузили в трюм вместе с другими ящиками, так что я отправилась искать их и была неприятно поражена тем, что грызуны могли повредить мой ящик, да и вообще тем, что на корабле не обошлось без вездесущих крыс. Кстати говоря, не только их: ночью я слышала, как в каюте кто-то копошится, но не могла понять источника издаваемых звуков. Посветив, я поняла, что это тараканы и что их довольно много, несколько дюжин, но не успела ничего сделать – они немедленно разбежались, как только я зажгла светильник.

Гальюны, наспех сколоченные из досок, располагались по обе стороны от носа корабля и были, собственно, кабинками с дыркой в полу. Самым пикантным было то, что человека, посетившего гальюн, могло обдать водой, ведь кабинка размещалась прямо над волнами. Если исходить из гигиенических соображений, это было правильно, но если из психологических, то нет. Это вкупе с провизией в виде солонины и галет способствовало тому, что большая часть команды страдала запорами.

Штурман мистер Уоррен убеждал, что матросы ежедневно драят палубы, полируют металл, какового на корабле было немного, и что стараются изо всех сил что касается поддержания порядка. Я же думала, что даже ежечасное мытье палубы не могло помочь, если из тридцати четырех людей мылся только один.

Это настроило меня на определенный лад, который нарушило посещение камбуза, куда я пришла за кипятком.

На «Артемиде» царил неряшливый полумрак, а здесь медь кастрюль и чанов, словно светящихся изнутри, выедала глаза. Кухня сияла и сверкала, и мне понадобилось время, чтобы глаза смогли рассмотреть убранство камбуза.

В стенки были вделаны полки и шкафы, то есть даже при шторме за сохранность посуды можно было не беспокоиться. Банки со специями, сложенные в стекло, были укутаны в войлок и поставлены над кастрюлями, чтобы обезопасить падение. Разнообразные ножи, тесаки и вертела были приспособлены для разделывания и приготовления любой, даже самой крупной туши. Срезанные верхушки репы находились в глиняных плошках и стеклянных стаканах. Подумать только, здесь росла и зелень! Котел с каким-то варевом издавал приятные звуки и запахи. Хозяин же этих хором стоял посередине, явно не желая пускать меня в свои владения, и буравил меня тяжелым взглядом.

– Вон! – бросил он.

– Здравствуйте. Я – Клэр Фрэзер, – придала я голосу теплоту.

– Вон! – Видимо, других слов я не удостоилась.

– Я – Клэр Фрэзер, жена суперкарго, и выполняю функции корабельного хирурга в этом рейсе. – Теперь в моем голосе звучал металл. – Мне нужно шесть галлонов кипятка, чтобы вымыть голову.

Кок прищурил голубые глазки и пронзил меня взглядом, жалея, что он не василиск.

– Я – Алоизий О’Шонесси Мерфи, кок этого корабля. И я только что выдраил палубу. Так что убирайся вон. Женщины не топчут полы моего святилища. Мой закон суров, но справедлив.

Я прикинула соотношение сил: Мерфи – косая сажень в плечах – был малость ниже меня, но зато фута на три толще. Его голова походила на ядро пушки, а вместо одной ноги была деревяшка. Он посылал мне убийственные взгляды в надежде, что я испугаюсь и покину камбуз.

Я шагнула назад – ровно шаг, не больше – и оказалась в коридоре, откуда продолжила наступление:

– Тогда пошлите мне воду с кем-нибудь из ваших помощников.

– Ха, пошлю. Если захочу, – отрезал он и отвернулся, выказывая всяческое презрение к моей персоне. И то дело: ему нужно было разделывать баранью тушу, чем он не мешкая занялся.

Мистер Мерфи застучал тесаком по колоде, где лежала баранина, затем не глядя привычной рукой стащил с полки какую-то банку со специями и сыпанул на мясо. Запахло специями – это был шалфей. Тесак продолжил работать над луковицей, добавившей свой запах к предыдущим. Капитан Рейнс недаром выглядит так хорошо: при таком поваре это неудивительно.

Я сунулась в дверь, но не зашла, а осталась в коридоре.

– Теперь кардамон. Целый мускатный орех урожая этого года. Экстракт аниса, тоже свежий, – диктовала я. – Имбирь, корень. Две штуки, большие, без пятен.

Кок замер, но не обернулся. Стук ножа по колоде прекратился.

– Штук шесть целых ванильных цейлонских бобов.

Мерфи обернулся, вытирая руки о грязный кожаный фартук. Следовало сказать, что его одеяние не отличалось чистотой.

Я могла видеть широкое румяное лицо и жесткие песочные бакенбарды, окаймлявшие его. Губы были поджаты, и по ним не замедлил пройтись язык в нервном жесте.

– А шафран?

– Конечно, нужен. Пол-унции, – с готовностью ответила я, внутренне торжествуя.

Мерфи вздохнул и предложил:

– Мэм, там в коридоре коврик, воспользуйтесь им, и прошу на камбуз.

Фергюс принес столько воды, сколько смог и сколько позволил кок, но этого хватило только на голову. Помыться я не могла, поэтому вернулась к себе, чтобы посмотреть, что можно сделать без воды. Марсали уже не было – видимо, девчонка убежала к возлюбленному. Тяжко же им приходится.

Причесавшись и продезинфицировав ладони с помощью спирта, я прошла к Джейми, надеясь, что ему захотелось кушать или хотя бы пить, но эта надежда была иллюзорной.

Каюта, где ютились мы с девушкой, была самой просторной, ведь там каждая могла располагать шестью квадратными футами, правда, вытянуться на койке могла только Марсали, а я спала скрючившись и согнув ноги.

Постели Джейми и Фергюса были похожи на наши. Джейми, свернувшись в комочек при своем росте, был жалок, эдакая бледная рыжая улитка с серым лицом. Когда он зеленел, это составляло жуткий контраст с рыжей шевелюрой. Заслышав шаги, он послал мне туманный взгляд и закрыл глаза.

– Все плохо? – то ли спросила, то ли констатировала я.

На мою реплику Джейми открыл один глаз и даже рот, но передумал и выдавил только «да».

Я провела было по его волосам, но эта ласка не подействовала на него, я не знаю даже, почувствовал ли он ее.

– Хорошие новости: капитан сказал, что завтра море утихнет, – я обнадежила мужа.

Отчасти это было правдой: качка хотя и ощущалась, море постепенно успокаивалось.

– Угу. Может быть. – Глаза его были закрыты по-прежнему. – Но я уже умру. Скорее бы, намучился.

– Знаешь, думаю, что ты ошибаешься. То есть ты, конечно, намучился, но и не умираешь! Кстати говоря, я не знаю случаев, когда бы умирали от морской болезни. Но если что, ты будешь первым.

– Не только от нее…

Джейми заставил себя подняться на локте, побелев и покрывшись испариной. «Плохо дело», – подумала я.

– Клэр, берегись. Осторожнее. Нужно было, чтобы ты знала раньше, но я молчал, ты бы волновалась, а…

Он изменился в лице, и я поспешно подставила тазик.

– Боже…

На подушки он приземлился белее полотна. Любое усилие было утомительно для него, а непрерывная рвота просто изматывала.

– Что мне нужно было знать? – Тазик был поставлен недалеко – возле двери. – Вообще-то стоило сказать об этом раньше, до отплытия.

– Я надеялся, что будет получше.

– Я тоже, – съязвила я. – Ну так что там у тебя, выкладывай.

– Обратись к французу. Передай – я разрешил рассказать. Скажи еще, что с Иннесом все в порядке, он чист.

– В каком смысле чист? Я чего-то не понимаю? Что за секреты?

Среди симптоматики морской болезни нет делирия. Это давало повод для беспокойства.

Джейми с трудом смог сфокусировать взгляд на моей скромной персоне. От этого ничтожного дела он весь покрылся потом.

– Иннес вне подозрений. Не он хочет убить меня.

– А кто хочет? Что происходит?

Я тоже вспотела.

Джейми не бредил – лихорадки не было, глаза ясные, в конце концов, он узнавал меня.

– Кто хочет твоей смерти? Ты знаешь? – Мне показалось, что на меня кто-то смотрит, расценивая как потенциальную жертву.

– Нет… Не знаю.

Начался новый позыв рвоты, но Джейми смог его подавить, закусив губу.

– Фергюс, его спроси. Лично, – прошептал он. – Он скажет, он знает все.

Выходит, ему грозит опасность, а я ничего об этом не знаю! И не могу ничего сделать для предотвращения убийства…

– Пускай он придет сюда – не хочу оставлять тебя одного.

Джейми медленно выпростал согнутую руку и сунул ее под подушку, извлекая оттуда кортик. Даже сейчас, крайне обессиленный, он уверенно держал оружие.

– Я постою за себя. Иди ищи Фергюса. Это важно. Ступай, англичаночка, оставь меня. Они не посмеют днем, при всех. Или вообще не посмеют.

Сейчас он был похож на изваяние на надгробии, неподвижный, в позе, выражающей решимость.

– Ступай. – Я поняла это слово по одним губам – голоса не было слышно.

У входа что-то шевелилось, это опять был китаец, сидевший с поднятыми коленями. Увидев меня, он произвел подобие поклона, какой только был возможен в его положении: развел колени и сунул голову между ними.

– Госпожа не бояться, нет. Моя караулить. Первая жена идти смело, быть смело, – заверил он свистящим шепотом.

– Хорошо, спасибо, – растерянно поблагодарила я, занятая мыслью, где бы найти француза.

Фергюс, конечно же, стоял вместе с Марсали. С кормы они смотрели на белых птиц, сопровождавших корабль. Первым делом он сказал, что не уверен, что кто-то покушается на жизнь Джейми.

– Бочки на складе могли взорваться сами по себе, это не редкость, такое часто случается, равно как и пожар в хлипком сарае…

Я дернула его за рукав.

– Погоди. Что у вас там произошло? Ты можешь мне объяснить, что, где и когда взрывалось, а что горело?

– Разве милорд не сказал? – вскинул брови француз.

– Милорд сейчас ни на что не годен. Он направил меня к тебе, сказал, что поручает расспросить, мол, ты все знаешь.

Фергюс осуждающе покачал головой.

– Милорд не меняется. Сколько я его знаю, он говорит, будто может управлять своим желудком силой воли и не заболеет, но всегда заболевает, как только корабль отходит от пристани футов на девять.

– Ого, я такого не знала. – Джейми не переставал меня удивлять. – Надо же, какой упрямец!

Марсали прикидывалась, словно меня здесь нет, и настаивала на своей отстраненности, но не могла не слышать разговора, а услышав, не смогла сдержаться и не засмеяться. Правда, заметив, что я смотрю на нее, она быстро перевела взгляд на морской простор.

Фергюс сочувственно улыбнулся.

– Миледи, вы ведь знаете его. Он такой и ничего не попишешь. – В его голосе слышались любовь и преданность. – Даже будучи при смерти, будет молчать.

– Ну поди посмотри на него сейчас. Вид – лучше всяких слов.

Произнося эту колкость, я чувствовала удивление и благодарность. Фергюс неотлучно находился при Джейми в течение двадцати лет, но тот не раскрыл своего секрета, считая морскую болезнь постыдной слабостью, в которой зазорно признаваться. Я бы знала, что он умирает, не только потому, что я врач.

– Ох уж эти мужчины…

– Мадам?

– Нет-нет, ничего, продолжай. Бочонки и пожар, – напомнила я.

– Разумеется.

Француз убрал наползавшие на лоб волосы крюком.

– Это произошло у мадам Жанны, в аккурат за день, как вы вернулись.

Значит, в день, когда я приехала в Эдинбург, причем за пару часов до моей встречи с Джейми в печатне. Той ночью Джейми, Фергюс и еще шестеро проведали бернтислендскую пристань, где среди кулей с мукой были спрятаны бочонки с мадерой.

– Она пропитывает дерево позже, чем другие вина. С бренди так не выйдет – собаки учуют. А мадера, залитая в бочонки, является вполне невинным товаром.

– Собаки? Чьи собаки?

– На таможне появились собаки, натасканные на табак и бренди, – то, что больше всего любят контрабандисты. Вернемся к нашим баранам. Мадеру мы пронесли спокойно, без происшествий. Припрятали на складе – его формально держит лорд Дандас, а по факту – милорд и мадам Жанна.

– Понимаю. – Я вновь ощутила, как падает сердце. Именно так, как оно падало тогда, когда мадам Жанна узнала Джейми и отперла ему. – Они в доле?

– Можно сказать и так. – Фергюс с сожалением добавил: – Милорд имеет всего пять процентов, хотя он нашел это место. Зато мадам располагала живыми деньгами. Быть печатником – оно, знаете ли, не так прибыльно, как держать заведение.

Марсали продолжала смотреть на море, но подняла плечи.

– Наверное, так оно и есть.

Мадам Жанна далеко, в Эдинбурге, а мы здесь!

– Продолжай, пожалуйста. Милорду грозит опасность, а мы здесь рассусоливаем.

– Да, миледи. Мы спрятали товар, его осталось только замаскировать и продать. На рассвете все контрабандисты должны были разойтись, а пока пробавлялись напитками. Двое попросили денег, чтобы уплатить по долгам или купить еды семьям. Милорд пошел за золотом в каморку напротив.

Контрабандисты не смогли насладиться выпивкой: крепежная решетка не выдержала веса стоявших на ней бочек и треснула. Маклауд, лучше других знавший тонкости складского дела, вовремя крикнул, чтобы люди легли. Бочка с элем весом две тонны скатилась с пирамиды, развалила ограждение и лопнула. За ней покатились другие.

– Милорда спасла Пресвятая Дева, не иначе. Он как раз проходил мимо пирамиды.

Лопнувшая бочка упала в паре дюймов, а когда начали падать остальные, Джейми прыгнул в пустую винную клеть.

– Понимаете, миледи, такое часто случается, – пояснял француз. – Нельзя сказать, что это редкость. В год с десяток складских работников Эдинбурга гибнет именно так. Но был и второй инцидент – пожар.

Это произошло за неделю до события на складе. Джейми работал тогда в сарайчике с упаковочной соломой. Перед дверью висел светильник, который внезапно упал и вызвал возгорание. Между Джейми и выходом возникла стена огня.

– Сарай был старым, а доски – гнилыми. Милорду достаточно было пробить дыру в стенке ногой, чтобы выбраться наружу. Похоже, очень похоже, что светильник упал сам, да только милорд говорит, что слышал не то выстрел, не то что-то подобное, а потом возникло пламя.

Фергюс наклонил голову, вздыхая. Очевидно, он сидел у постели Джейми ночь напролет.

– Мы не знаем, – признался он. – Все может быть. Похоже на случайности, даже если они следуют одна за другой. Но если соотнести с той засадой и убийством таможенника, то слишком много совпадений, – справедливо рассудил француз.

– Кто-то предал вас? Кто-то, кто входит в число контрабандистов?

– Да, миледи, скорее всего. Но милорда заботит больше тот неизвестный, кого пристрелил китаец.

– Думаете, что это таможенник, следивший за Джейми до самого борделя? Но ведь при нем не нашли никаких документов.

– Вряд ли бы он носил их при себе, – оборвал меня Фергюс. – Зато у него была брошюра.

– Евангелие? Ну и что? Мало ли кто носит Новый Завет в кармане?

– Это Евангелие является лучшим документом, миледи, – оно напечатано Александром Малкольмом.

– Теперь ясно…

Фергюс кивнул, подтверждая мое предположение.

– Если корона следует по пятам за контрабандным бренди и раскрыла место его хранения, это одно. Это плохо, но с этим можно жить. Товар можно перепрятать, в конце концов милорд знает несколько трактиров, чьи хозяева будут готовы помочь нам, за деньги или за услугу.

Он оборвал себя жестом.

– Впрочем, неважно. Но если Джейми Рой, контрабандист, и мистер Малкольм, печатник, – одно лицо, то есть таможенники поняли это, это совсем другое, и последствия могут быть очень, очень печальными. Вы понимаете, миледи, – развел руками француз.

Конечно же, я понимала. Все, что связано с контрабандой, можно было придержать на время: отпустить людей по домам, отменить все встречи, перепродать товар или вовсе не заниматься пока незаконной торговлей, быть простым и честным печатником. Но в случае, если власть свяжет воедино обе эти линии… Оба источника дохода пропали бы, ведь Джейми не смог бы никому поручить выполнять эти функции за себя. И, что самое важное, враги смогли бы узнать его настоящее имя, что было вовсе не сложно. А где имя, там и прошлое, а где прошлое, там и тюремное будущее. Выходит, что человек, печатающий бунтарские прокламации, и торговец незаконным алкоголем – одна и та же личность, и эта личность – мятежник из Лаллиброха, ранее судимый и наказанный за измену. Каждый из этих пунктов тянул на виселицу, а вкупе они давали основания проделать это с десяток раз.

– Таким образом, когда милорд предлагал мне и маленькому Эуону пожить во Франции, он переживал из-за этих событий, верно?

Фергюс дал мне успокоение. От мысли, что Джейми тревожится не только за свою семейную жизнь, связанную с разводом и дележом имущества, у меня потеплело на душе. Доселе я чувствовала себя виноватой за то, что являюсь причиной отъезда Джейми, а оказалось, что к этому его вынудили обстоятельства.

– Верно. Мы можем только подозревать кого-то из контрабандистов, но ничего не знаем наверняка, как не знаем и того, угрожает ли милорду опасность на корабле или где-либо еще.

– Да, это необходимо знать.

Следовало различать предательство из корыстных мотивов, ради денег и по идейным причинам, то есть основанное на личной мести или на своеобразном понимании справедливости. Во втором случае этот человек может восстановить справедливость самостоятельно, не дожидаясь королевского суда.

– Тогда можно подозревать кого-то из тех шестерых, что мы и делаем. Милорд пригласил их на «Артемиду», но они побывали во всех предыдущих переделках, когда жизнь милорда была в опасности, – во время пожара и падения бочек. И все захаживали в заведение мадам Жанны.

Фергюс помолчал, сопоставляя факты.

– И все были на дороге у аббатства в ту ночь, когда на нас напали из засады и когда нашли удавленника.

– А о печатне они знают?

– Нет, миледи, никто! Милорд очень осторожен в таких вещах и никого не ставил в известность. Впрочем, они могли последовать за ним на городских улицах, если бы захотели, и узнать, что Джейми Фрэзер время от времени живет жизнью печатника Александра Малкольма.

Фергюс ухмыльнулся, замечая:

– Милорда легко узнать на улице.

– Да уж, легко. Но ты заметил, что капитан Рейнс называет Джейми по фамилии? То есть все контрабандисты знают его настоящую фамилию, знают, что Рой – это Фрэзер!

– Это так, – помрачнел француз. – Поэтому так важно узнать, кто предатель. Если он есть среди нас.

Эти слова заставили меня встрепенуться. Я привыкла, что Фергюс всегда был десятилетним мальчишкой с беличьими зубками или хотя бы беззаботным подростком, охочим до удовольствий, а он вырос за это время и возмужал. Теперь он волнуется за своего милорда и готов порвать глотку любому, кто будет представлять опасность для Джейми. Фергюс становился опасен, и можно было только порадоваться, что он на нашей стороне.

Марсали упорно созерцала море, хотя там не было ничего интересного. Она не желала беседовать с нами, да и о чем? Хватило с нее и того, что в нашем с Фергюсом разговоре упоминалось столько опасностей, прошлых и будущих, а ее избранник не желал отходить ни на шаг от милорда, желая разделить с ним любую участь, вплоть до повешения. Худые плечи девушки то и дело содрогались. Я была уверена, что не утренний холод тому причиной. Наверное, Марсали не думала, какая кутерьма может завязаться вокруг Фергюса и Джейми, и уж тем более не предполагала, что ей самой может грозить опасность, исходящая от предателя, потенциально находившегося на «Артемиде».

Я предложила французу отвести возлюбленную вниз, в каюту, и предупредила, что отлучусь на какое-то время.

– Миледи, но милорд? Он не…

– А я как раз не к нему иду – хочу заглянуть к Мерфи на камбуз.

– Но зачем? – искренне удивился Фергюс.

– Хочу узнать, сможет ли что-нибудь предложить Алоизий О’Шонесси Мерфи от морской болезни. Возможно, нам удастся сделать для него что-либо, ведь пока он лежит, его шансы на спасение уменьшаются. Его следует поставить на ноги хотя бы потому, что он должен будет дать отпор врагам.

Мерфи были предложены унция сухой апельсиновой корки и бутылка красного вина высшего качества, какое только мог гарантировать Джаред. Удовлетворенный этим, он вызвался помочь в деле кормления Джейми, причем именно вызвался: для кока человек, не желавший ничего есть, представлял практический интерес и в некотором смысле вызов. Мерфи рассматривал содержимое разнообразных баночек и скляночек как пользительные средства, но Джейми упорно отказываться принимать пищу.

Штормов, слава богу, еще не было, но ветры дули по-зимнему, нагоняя мутные волны. «Артемида» то взлетала на десять футов вверх, то снова падала. Смотреть на то, как линия горизонта поднимается и падает, было жутковато даже мне, не говоря уже о больном.

Обещания Джареда не подтвердились, и Джейми все так же лежал дни напролет в своей койке. Китаец и француз сторожили его покой, если это можно было назвать покоем, и тазик, всегда стоящий поблизости.

Контрабандисты соболезновали, но других чувств не выказывали, так что заметить что-либо неладное было невозможно. Каждый из них приходил в каюту к Джейми, где был подвергнут тайной слежке, но наши наблюдения не дали результатов.

Я проводила дни, занимаясь пациентами, число которых не ограничивалось Джейми Фрэзером. Ко мне приходили ударившиеся, порезавшиеся, те, у кого болели зубы или кровоточили десны, – я не сидела без дела. Мистер Мерфи предоставил мне возможность приготовлять снадобья в камбузе, а попутно с лечением я осматривала корабль.

Марсали исчезала из каюты рано утром, до рассвета, но, вернувшись вечером, я заставала ее спящей. Наши встречи ограничивались совместной трапезой, во время которой девица демонстрировала в лучшем случае враждебность и не скрывала своего неприязненного отношения ко мне. Я объясняла это двумя причинами: во-первых, обида за мать, во-вторых, необходимость ночевать со мной, а не делить ложе с возлюбленным. Что из этого было важнее, я не знала.

«Удивительно, – отметила я себе, – но Фергюс сдерживает свой пыл». Ради того, чтобы сдержать обещание, данное милорду, он готов был пойти на такие жертвы, хотя, если вдуматься, мог бы преспокойно нарушить запрет – Джейми не в состоянии был помешать ему.

– И это?! – Мистер Мерфи помрачнел. – Да это же бульон, от одного запаха которого вставали умирающие!

Забрав жестяную кружку из рук Фергюса, он понюхал зелье и дал понюхать мне.

– Миссис, судите сами: здесь мозговая косточка и кусочек свиного сала, чтобы придать аромат, чеснок и тмин. Очень щадящая штука – процеживается через марлю, чтобы большие куски не попадали в кружку. Но их там нет, в том-то и дело!

Бульон, предложенный Мерфи для Джейми, был превосходен: золотисто-коричневого цвета, почти прозрачный и издававший такой непередаваемый запах, что мне немедленно захотелось испробовать его, несмотря на сравнительно недавний завтрак. Мерфи был специалистом и по диетическому питанию тоже, поскольку его выписали для капитана Рейнса, которому требовалась легкая и полезная пища.

Кок «Артемиды» походил на свирепого морского волка: сходство ему придавали деревянная нога, габариты и широкое красное лицо. В Гавре он славился как лучший кок, и сам Мерфи честно говорил об этом. Его кулинарное искусство оценил весь город, бывшим крупным морским портом, а здесь какой-то суперкарго отказывается есть кушанья, приготовленные им! Это был вызов.

– Мистер Мерфи, поверьте, если бы я была больна, я бы залпом выпила этот чудесный бульон, более того – если вы всех отпаиваете таким, я готова заболеть. Но желудок Джейми вовсе не принимает пищи. Его сразу же выворачивает.

Кок свел брови, убрал кружку из-под моего носа и вылил ее содержимое в кипящий котелок с очередным яством.

Он потеребил редкую седую шевелюру и начал шарить по шкафам и сундукам в поисках чего-нибудь пригодного для больных морской болезнью.

– Не знаю, что и придумать для вашего Джейми, раз он такой капризный. Сухари, что ли. Ну да, что же еще. Уксус, быть может. Или кислый маринад, что-то в этом роде…

Толстые его пальцы выуживали припасы из таких фантастических мест, о которых я бы никогда не подумала, что там хранится еда. Лично я бы побоялась рыться в этих бесчисленных баночках, чтобы ненароком ничего не разбить, но Мерфи был богом, а камбуз – его святилищем, куда он не пускал посторонних, за исключением помощников и, по счастью, меня. Он мигом наполнил поднос и предложил его мне:

– Вот, может, это пособит. Здесь маринованные корнишоны, их нужно сосать, но не кусать. Хотя бы так, раз он ничего не принимает. Потом откусить от маленького сухарика. Только умоляю, мэм, запивать водой нельзя! Потом можно уже откусить от корнишона и съесть его, чтобы пошла слюна. Заесть сухариком. И так дальше, вы поняли меня. Коли не выблюет, дадим свежей горчицы, она у меня припасена для капитана. А дальше – дальше сам бог велел переходить на более вкусные вещи, но легкоусвояемые.

Я уже уносила поднос, а голос кока, привыкшего говорить с собой наедине, был все еще слышен:

– Можно гренки, предварительно надоить козьего молока… сливки тоже можно, взбить с крупным яйцом и с виски… Кабы дело пошло на лад…

Нельзя было не восхититься коком, оглашавшим даже коридор своим зычным басом.

Вход в каюту Джейми сторожил сидевший на корточках китаец, похожий на голубую болонку.

Каюта Джейми и святилище Мерфи представляли разительный контраст. Здесь – мрак, сырость, грязь, там – сияние надраенной посуды и ароматы снеди. Уже с порога я поняла, что кок старается зря: каюта была запущена донельзя, постель смята, повсюду была разбросана потная одежда и одеяла – все говорило о том, что болеть Джейми решился всерьез. Когда я увидела, что койку от прочего пространства отделяет еще и какая-то грязная тряпка, то почувствовала жгучее желание выбросить этот хлам, а самого Джейми отправить мыться и плотно завтракать с бутылочкой хорошего бренди.

– Проснись и пой. – Мой бодрый голос прозвучал в этом мраке наигранно, но я не сдалась и сняла занавеску, на поверку оказавшуюся рубашкой Фергюса.

Все-таки Джейми не смог убрать свет полностью – он проникал сквозь призму в потолке, но и этого источника было достаточно, чтобы увидеть мученика с лицом бледно-зеленого цвета.

Одна восьмая дюйма, больше я бы не дала – настолько Джейми почтил меня своим вниманием.

– Убирайся. – Глаз и рот закрылись, едва открывшись.

– Ваш завтрак, сэр, – безапелляционно произнесла я.

На эти слова глаз открылся снова, но во взгляде не было ни намека на желание покушать.

– Не говори о завтраках, – взмолился Джейми.

– Хорошо, тогда полдник прибыл, сэр. – Я была готова на все. – Скоро полдень, так что пускай будет по-твоему.

Взяв табурет, я села у Джейми в головах и принялась тыкать в него корнишоном:

– Вот, держи. Есть необязательно, можно просто пососать, так даже полезнее будет. Мерфи советовал вначале пососать, чтобы организм прореагировал и выделил слюну.

Моя тирада вызвала открывание второго глаза, воззрившегося на меня так, что я прекратила словесные излияния и убрала огурец. Джейми благодарно закрыл глаза.

Нужно было что-то предпринимать. Посмотрев на его койку, я увидела, что она такая же, как и в нашей с Марсали каюте, то есть встроенная и занимавшая не больше пяти футов в длину. Джейми помещался на ней, подтягивая ноги. Был и положительный момент: матросские гамаки качало еще больше.

– Она же мала тебе, койка. Неудобно ведь, – я решила перевести разговор на темы, не связанные с приемом пищи и едой как таковой.

– Ну.

– Может, гамак повесим? – поступило мое неуверенное предложение. – Ляжешь во весь рост.

– Нет.

– Капитан Рейнс просил передать, что хочет видеть список грузов, – помолчав, добавила я.

Ответ содержал рекомендацию для капитана, куда лучше приспособить несчастный список.

Я потрогала руку Джейми. Сердце бьется учащенно, ладонь потная и холодная.

– Ну ладно, – сказала я будто бы самой себе. – Давай попробуем то, что я проделывала с хирургическими больными.

Джейми застонал, но ничего не ответил.

Моя врачебная практика располагала интересным методом – я говорила с больными, которые через пять минут должны были подвергнуться хирургическому вмешательству. Присутствие доброжелательного врача, спокойный голос, приятная беседа давали положительный эффект, к примеру, больные теряли меньше крови, постанестетическая тошнота была не так выражена, и в целом операция переносилась легче, а восстановительный период проходил быстрее. Понаблюдав, я сделала вывод, что этот метод можно брать на вооружение, если он имеет такой эффект. Выходило, что Джейми не зря говорил Фергюсу, что дух и сила воли могут торжествовать над бренным телом.

– Подумай о чем-нибудь хорошем. – Я говорила тихо и размеренно. – О Лаллиброхе, например. Помнишь, как холм нависает над домом? А сосны, запах их иголок, смола, текущая по стволу? Свежий прозрачный воздух, над кухней поднимается дымок – там колдует Дженни. В руке у тебя яблоко нового урожая. Ты ощущаешь его твердость, гладкость, а на вкус оно…

– Англичаночка…

Я поймала взгляд Джейми, буравившего меня глазами, пока я вспоминала Лаллиброх. Он вспотел от натуги.

– Что?

– Уберись.

– Но почему?

– Уберись, – ласково прошептал он, – или сдохнешь здесь, сейчас же.

Посрамленная, я покинула каюту, это прибежище болезни.

Китаец стоял в коридоре, не решаясь зайти внутрь.

– Послушай, у тебя часом нет тех шариков? – осенило меня.

– Моя иметь шарики, всегда с моя. Дзей-ми требовать здоровые яйца?

Мистер Уиллоби полез было в рукав за чудодейственным прибором, но я показала ему, чтобы не искал, объяснив:

– Если бы можно было треснуть его как следует этими яйцами… Хотя Гиппократ не одобрил бы такого поступка.

Китаец с полуулыбкой наклонил голову, не совсем понимая, о чем я говорю.

– Забудь, – велела я, заметив слабое шевеление на койке. Джейми чем-то занимался, и это что-то выглядело очень печально: из глубин скомканных одеял и потных простыней миру явилась рука, но проделано это было только для того, чтобы достать из-под койки тазик. Нашарив этот жизненно важный предмет, рука снова скрылась, а звуки сухой рвоты свидетельствовали о том, что операция прошла успешно.

– Проклятый осел, прости господи! – тревога брала верх над досадой и жалостью.

Путь через Ла-Манш корабль покрывает за десять часов ходу. Но два месяца плавания в открытом океане…

– Свиной голова, – подтвердил мистер Уиллоби. – Ваша не знать, Дзей-ми крыса или дракон?

– Он? – переспросила я. – Он воняет как все крысы и драконы вместе взятые! Но почему ты спрашиваешь?

– Есть год Дракона, год Крысы, год Овцы, год Лошади, много годов. Каждый разный. Люди рождаться в год и быть такими, какими этот год. Когда родиться Дзей-ми?

– В каком году, ты хочешь сказать?

Я припоминала, как в китайских ресторанах были нарисованы разные животные. Каждый рисунок сопровождался комментарием с описанием типичных черт характера родившихся в этот год.

– В тысяча семьсот двадцать первом, – уверенно проговорила я. – Но я не знаю, год какого животного это был.

– Моя предполагать, что Дзей-ми Крыса. – Китаец бросил оценивающий взгляд на груду одеял. – Умный быть, везучий быть. Либо Дракон. Как он в постель? Драконы быть очень хороши, страстные.

– В последнее время он все больше с тазиком обнимается, – процедила я, желая сжечь груду тряпья взглядом.

– Есть средство. Для рвота, живот, голова – все делать шибко хорошим. Моя знать, – обнадежил мистер Уиллоби.

Я заинтересовалась таким заявлением.

– Джейми знает об этом? Вы уже пробовали?

Голова мистера Уиллоби мотнулась слева направо.

– Дзей-ми не хотеть. Кричать, говорить крепкие слова. Бросить в море. Моя не мочь подойти к Дзей-ми.

Я кое-что придумала и подмигнула китайцу.

– Видишь ли, если у мужчины не прекращается рвота, это очень опасно. – Я говорила так громко, чтобы мой голос достигал каюты, не теряясь в окружающих шумах.

– Да, плохо. Моя знать.

Мистер Уиллоби кивал, показывая мне свежевыбритую переднюю часть черепа.

– Ткани желудка разрушаются, пищевод раздражается.

– Рушить и дразнить?

– Да, представляешь? Кровяное давление повышается, мышцы брюшной полости напрягаются и могут даже разорвать живот. Тогда образуется грыжа.

– О!..

Пораженный китаец издал звук удивления.

– Но самое страшное не это, – проговорила я еще громче, – а то, что яички могут перевиться в мошонке. Они перетянутся и больше не будут снабжаться кровью.

Коротышка, казалось, искренне изумлялся.

– И тогда мужчине придется совсем туго, потому что он перестанет быть мужчиной. – Я говорила тем голосом, каким дети рассказывают ночью под одеялом страшные истории. – Потому что нет другого выхода, как ампутировать яички. Иначе начнется гангрена и человек умрет в страшных муках.

Потрясенный нарисованной мной мрачной картиной китаец зашипел. Я скосила глаза на ворох одеял: он замер, а на протяжении нашего разговора ворочался.

Переведя глаза на мистера Уиллоби, я увидела в них недоуменный вопрос и знаком попросила подождать. Прошло около минуты, и миру явилась волосатая нога, а затем и другая выпросталась из-под одеял.

– Черти вас не берут, – прогудел всклокоченный и крайне взволнованный Джейми. – Входите, иродовы дети.

Парочка в лице француза и шотландки ворковала на корме. Марсали не собрала волосы в узел, и ветер развевал их. Фергюс удерживал ее за талию.

Шаги заставили его обернуться, но при виде идущего Фергюс разинул рот и перекрестился.

– Молчи… умоляю. – Джейми стойко держался, но еще не знал, как его организм прореагирует на внешние раздражители.

Француз молчал, не в силах выдавить ни звука от удивления, а девушка при виде отчима завизжала:

– Папа! Что это такое на тебе?

Она была напугана, и Джейми не стал язвить в ответ, шевельнув головой, над которой, как антенны, торчали золотые иголки.

– Не бойся. Это китаец хочет, чтобы у меня прекратилась рвота. – Джейми говорил осторожно, как будто определяя меру произнесенных слов.

Падчерица подступила к нему и поочередно коснулась иголок, торчавших из-за ушей, из запястья и над лодыжкой.

– Это поможет? – недоверчиво уточнила она. – Тебе сейчас легче?

Джейми искривил губы в ухмылке, возвращаясь к жизни.

– Мне кажется, что я кукла колдуна, которую он утыкал иголками, чтобы извести врагов. Но рвоты пока нет, нет уже четверть часа. Наверное, язычники знали, что делать в таких случаях.

Мы с мистером Уиллоби стояли неподалеку, и Джейми послал нам хмурый взгляд голубых глаз.

– Что-то мне не хочется сосать огурцы, а вот к бокалу эля я бы присосался. Фергюс, ты пособишь мне?

– Конечно, милорд. Идемте.

Парень хотел было взять милорда за руку, но не решился и пошел вперед, увлекая его за собой.

– Пусть Мерфи соорудит тебе полдник! – напутствовала я Джейми.

Он обернулся и долго смотрел на меня, блестя иголками. Солнце золотило их, невольно превращая Джейми в лукавого чертика.

– Англичаночка, давай не будем, а? Я помню, что бывает, если ничего не есть. Яички перекрутятся, и их отрежут, верно?

Китаец, примостившийся в тени бочки с водой для палубных вахтенных, не обсуждал с нами последствия продолжительной рвоты, а вместо этого что-то считал, выставив вперед пальцы. Увидев, что Джейми ушел, он вскинул глаза.

– Моя ошибаться. Дзей-ми не быть крыса, не быть дракон, Дзей-ми быть бык. Год Быка.

– Ну надо же. Прямо в точку попал.

Могучие широкие плечи и рыжая голова были наклонены, чтобы лучше противостоять ветру.

– Да, ты прав. Он упрям, как бык.