Читать книгу Избранная демоном - Диана Хант - Страница 2

Кажется, я утратила сознание, потому что ослепительное сияние статуи куда-то ушло, а перед глазами повисла красная пелена. Сквозь сладкие волны, прокатывающиеся по телу, я услышала, как жрица объявила, что богиня довольна жертвой, а тсар и тсари пригласили всех во дворец на пир.

Из томной неги меня вернул звонкий голосок Лалы:

– Ты конечно, заметила Арона? Не вздумай никуда с ним исчезнуть! Да и двух Слияний за день ни наша семья, ни жители благородного Бхукти-Джар не вынесут!

– Арона? – воскликнула я и пришла в себя. Приподнимаясь на гладком полу, который нагрелся от тепла тел, я почувствовала, что краснею.

– Ты посмотри на нее, – сказала Ракшми, и Латана захихикала. – В ее жизни это первое Слияние, а она уже полна сил и бодрости!

– И желания подшучивать над Рахаат, – поддержала сестру-близнеца Латана. – На твоем месте, Рахаат, я бы накрутила ей уши!

Лала привычно увернулась от рук сестры и довольно захихикала.

– Ей сейчас не до моих ушей! Посмотрите сами, стоило прозвучать имени Арона, и наша пятая принцесса воспряла.

– Он был здесь? – спросила я.

– А как же! – фыркнула сестренка. – Вон там стоял, и, между прочим, глаз с тебя не сводил! Словно это было ваше Слияние.

Я возмущенно фыркнула, а сестры засмеялись.

– Видно, оно и в правду не за горами, – протянула Латана. – разве не знаешь, сестра? Устами младенца глаголет истина!

– Я не младенец! – возопила Лала, а Ракшми с Латаной гадко захихикали.

Воспользовавшись тем, что вниманием близняшек завладела младшенькая, я проследила глазами направление, в котором указывала Лала. Последние воины покидают помост для мужчин, женщины яркими струящимися потоками стремятся к арке входа. Мы с сестрами одни из последних, лишь несколько служанок наблюдают за нами, готовые сопроводить принцесс во дворец.

Заметив это, Латана отпустила их взмахом руки.

– Пусть бегут, – сказала она. – Им не терпится оказаться на празднике.

– Да, лучше подождем, пока кончится эта суета, – согласилась я, а сестры снова захихикали.

– Конечно, подождем, обсудить твое предстоящее Слияние с Ароном куда интереснее, – сказала Ракшми, невинно хлопая ресницами.

Заметив, что мои щеки заалели, сестры развеселились еще больше.

– Пока рано говорить о Слиянии с принцем Сухуби.

– Принц Сухуби, должно быть и прибыл в Бхукти-Джар, чтобы просить отца о пятой дочери, – многозначительно показав на меня глазами, сказала Латана.

– Самой прекрасной из всех пери тсарской семьи! – коварно пропела Ракшми. – Прекрасной пери, ясноокой Рахаат!

– Я тоже прекрасна! – обиделась Лана. Сестренка скрестила руки на груди и надула губы.

– Прекрасна, спору нет, – не стала спорить Ракшми. – Но пока не доросла. И мы с Латаной тоже. Нам всего по тринадцать.

– А коралловой Рахаат – пятнадцать, что значит, она целиком и полностью готова к Слиянию! – поддержала Латана.

– И теперь, когда Аридна тоже замужем…

– Дело за пятой дочерью!

– Готова поспорить, Арон будет творить чудеса с Рахаат на священном алтаре! Будет брать ее так сильно и неистово, как Гард Аридну, – пробормотала Латана и зеленые глаза ее затуманились.

– А я надеюсь, он поступит с ней, как Вадэс с Мирой, – протянула Ракшми.

Повернувшись к Лале, которая смотрит на близняшек с открытым ртом, она пояснила:

– Вадэс целовал каждый палец на ногах Миры, ласкал ее ступни, словно играл с голубками.

– Мире это понравилось! – заверила Латана, а личико младшей обрело мечтательное выражение.

– А затем он припал губами к средоточию ее женственности…

– И ласкал языком так долго, что она потеряла сознание от страсти…

– Готова поспорить, что Рахаат это понравится…

– Хватит! – рассерженно перебила я близняшек к негодованию Лалы. – Перестаньте говорить обо мне, словно меня здесь нет! Если Лала не ошиблась, и видела Арона, это значит всего лишь, что он явился с нижней земли.

– Это значит, что он теперь великий воин и может стать хозяином жизни пери, – сообщила Ракшми и показала мне язык, и сестры расхохотались.

– И не мешай нам получать удовольствие от твоего Слияния!

– Не будь эгоисткой!

– Вот когда будет Слияние, тогда и насладитесь! – строго сказала я. – На сегодня с нас со всех достаточно. И будьте добры, поторопиться! Родители давно ждут своих дочерей во дворце, на пиру. А слугам может попасть, если вернутся без нас!

Сестры приняли мою правоту с ворчанием. Но слово старшей принцессы – закон, а теперь, когда Аридна стала женой Гарда, старшая принцесса в семье – я. Поэтому, повинуясь, Ракшми с Латаной помогли подняться младшенькой и даже разгладили складки на ее энтари, а затем позаботились обо мне.

Мы обошли столп и скрылись в коридоре, по которому пришли сюда. Через несколько минут вышли с обратной стороны Обители, прямо на опустевшую по случаю праздника улицу. Над крышами домов лилась веселая мелодия, со стороны дворца раздавался гомон, что говорит, все население Бхукти-Джар празднует Слияние четвертой дочери правящей четы. Самые именитые горожане и гости празднуют во дворце, для остальных выставлены роскошные столы в окрестностях.

Серьезная и практичная Латана предложила воспользоваться тоннелем из слез богини, что соединяет Обитель с дворцовой целлой. Для этого надо пройти обратно в Обитель, перейти в противоположное крыло, подняться по винтовой лестнице и пройти по хрустальной дуге над городом Бхукти.

– Долго и неинтересно, – разочарованно протянула Лала. Утром я сочла этот аргумент справедливым, и мы с младшенькой шли на Слияние одни, по улицам города.

Латана не преминула напомнить, как еще недавно Лала обожала лазить по хрустальным коридорам, и обошла всю прозрачную паутину над городом.

– Так то в обычные дни, а то в праздник, – проныла младшая принцесса. – Там представления, танцоры, факиры, живые деревья, игры, светящиеся мотыльки с метровыми крыльями, музыка! Хоть посмотреть на все это веселье, прежде, чем этот скучный пир во дворце!

Судя по тому, как сглотнула Ракшми, одна из близняшек точно согласна с Лалой.

– А ты что думаешь, Рахаат? – спросила, наморщив лоб, Латана.

– Пошли через город, – сказала я, не желая тащиться по бесконечным хрустальным лестницам.

Ракшми с Лалой просияли, а я строго добавила:

– Только заранее договоримся: за столы не усаживаемся, с горожанами не танцуем! По-крайней мере, пока не закончится официальная часть во дворце!

Личико младшенькой тут же скривилось, и Лала пробурчала, что ничего скучнее церемонии Приветствия она в жизни не видела.

Я, хмыкнув, промолчала, признавая ее правоту. Сидеть с прямой спиной у подножия трона родителей и ждать, пока самые именитые приглашенные поприветствуют нашу семью и поздравят со священным Слиянием четвертой дочери – скука смертная.

Мы поспешили во дворец. Близнецы, подхватив Лалу за руки, я, чуть замешкавшись, следом. Стоило оказаться в нарядной оживленной толпе, со всех сторон зазвучали приветствия и поздравления. Несколько раз нас чуть не увлекли в танцы, но мы с Латаной были неумолимы – сначала долг, затем развлечения. Ракшми с Лалой пришлось подчиниться.

Но когда благополучно миновали дворцовый сад, весь в сияющих беседках по случаю праздника, я вздохнула с облегчением.

У подножия лестницы чьи-то пальцы сомкнулись на моем плече и мягко повлекли за собой.

По трепету в груди и собственному потяжелевшему дыханию я сразу узнала наглеца, кто посмел прервать путь тсарской дочери. Убедившись, что сестры скрылись во дворце, я мастерски изобразила возмущение, но шагу не сбавила.

Арон увлек меня в слабоосвещенную часть сада и через минуту мы оказались в беседке, из которой чья-то предусмотрительная рука выгнала всех осветительных мотыльков. Оказавшись внутри я выглянула в окно, из которого видно, как мимо скользят слуги с подносами, шествуют пери и тэны, но нас никто не замечает.

Сзади раздалось тяжелое дыхание. Подрагивающие от волнения пальцы сжались на моих плечах.

Я вздрогнула, но тут же, изображая крайнюю степень возмущения, отстранилась и прошипела:

– Что ты себе позволяешь! А если кто-то увидит, что скажут?

Арон убрал руки и отступил к дальней стене, больше не касаясь меня.

Известно, что женщины, а тем более, пери, единственная, но весомая слабость тэнов и нахождение со мной наедине для него невыносимо.

Замерев, он окинул меня восхищенным взглядом. После неловкой паузы, наконец, заговорил:

– Так ты встречаешь меня после возвращения с нижней земли, прекрасная Рахаат? Разве я не заслужил немного твоей ласки? Хотя бы во взгляде?

Я почувствовала, как к щекам приливает жар, и, глядя на Арона из-под опущенных ресниц, уже тише сказала:

– Я не знала, что ты вернулся из нижнего мира…

Прежде, чем Арон успел что-то сказать, я добавила:

– Но ни на миг не сомневалась, что вернешься героем.

Рука воина дернулась к огненному знаку на щеке, который, должно быть, все еще причиняет боль, поскольку нанесен недавно.

– Пустяки, – глухо ответил он, пожирая меня глазами.

Когда я непроизвольно подала грудь навстречу, шумно сглотнул и перевел взгляд в окно беседки. Это дало возможность в свою очередь рассмотреть его.

Мощные плечи, руки и грудь покрыты буграми мускулов. Распахнутый кожаный жилет и штаны с широким ремнем и пустыми ножнами подчеркивают точные, словно высеченные из скалы, линии. Кожа Арона ощутимо тронута солнцем. Копна волос, заплетенная в продольные косы вдоль черепа, пшеничного цвета. На фоне светлых волос небольшие золотые рога теряются. У тэна открытое лицо с высокими скулами и волевым подбородком, длинный прямой нос над широким ртом. Глаза у Арона темные, оттенок похож на мой, но если мои сапфировые, отсюда второе имя – Сафира, то у тэна подобны ночному небу с едва заметными вкраплениями звезд. Последний раз, когда мы виделись, мне было всего десять, и Арон казался самим воплощением могучего бога Митры – прекрасного, вечноюного, дарующего свет.

– Я вернусь, прекрасная принцесса, Рахаат Сафира! – пообещал Арон в тронном зале пять лет назад. – Вернусь героем, с огненным знаком на правой щеке. Вернусь и стану хозяином твоей жизни!

– Сын моего друга, Везероса Бесстрашного, и прекрасной тсари Медеи Светлой! – сказал тогда отец. – Мое положение позволяет дать тебе отеческий совет, который ты не сочтешь наставлением. Не стоит опрометчиво обещать, когда завет твой поистине невыполним. Коралловой Рахаат уже десять, через пять лет она готова будет назвать героя хозяином ее жизни. Ни одна из моих дочерей не обещана, потому что должны взойти на священный алтарь по своей воле. Я лишь ставлю одно условие – хозяином жизни моих дочерей станут воины с огненным знаком на лице! Ты же только собираешься спуститься на нижнюю землю. Пять лет – слишком короткий срок, чтобы получить столь великое звание. Что, если за эти пять лет Рахаат полюбит и возжелает возлечь на алтарь? Я не стану препятствовать дочери! Пока я тсар Бхукти-Джар, никто не воспрепятствует ее любви!

Я помню, что слушала речь отца, которого прозвали в народе Мудрым, затаив дыхание. Когда он сказал, что я могу полюбить, пока Арон не вернулся с нижней земли, я чуть было не закричала, что буду ждать светловолосого тэна столько, сколько понадобится. Я смолчала, но вместо меня говорили мои глаза и дрожащие губы. Мама, заметив мой трепет, сжала мою ладонь, одобряя выдержку и достоинство.

Но Арон, который слушал отца с почтением, склонив голову, упрямо заявил:

– Я справлюсь за пять лет, великий тсар. Я обещаю это пред богами, пред пери и тэнами!

– Вот тогда и вернемся к этому разговору, Арон, – серьезно ответил отец. – Я не хочу, чтобы ты думал, что я обещаю тебе дочь. Сердце Рахаат свободно для самой главной из добродетелей – для Любви.

– Я услышал тебя, великий тсар, – склонившись, сказал Арон. При этом он так посмотрел на меня, что в груди ухнуло и я готова была возвестить всему миру, что сердце пятой принцессы Бхукти-Джар, коралловой Рахаат Сафиры, отныне занято.

Но я промолчала, а наступившую тишину прорезал тонкий детский голосок

– А если Рахаат все же выйдет замуж, Арон выберет меня! – пропищала пятилетняя Лала со своего места и облизала крем от пирожного с верхней губы. Если бы мамина кожа не была красной от природы, готова поспорить, тсари-пери Бхукти-Джар покраснела бы с головы до ног в этот миг.

Тогда все засмеялись, а я опустила взгляд и не нашла в себе силы посмотреть на Арона до самого конца празднества.

И вот, он вернулся, когда все, даже малышка Лала, забыли о его обете. все, кроме меня. Вернулся и заставляет разглядывать его с какой-то жадной нежностью. В то время как сам скрывается за непроницаемой маской и делает вид, что смотрит в окно.

– Ты смотришь на меня, Рахаат, – медленно сказал тэн, не поворачивая головы.

– Да, Арон, – ответила я. – Смотрю.

– Прости, что не отвечаю на твой взгляд, – выдохнул Арон. – Просто быть здесь, с тобой, наедине, чувствовать твой сладкий, манящий аромат, знать, что на ощупь твоя кожа нежнее перышка, дивиться, как твоя прелестная головка носит эти тяжелые потоки рубиновых волос, видеть, как пульсирует едва заметная жилка на твоей шее, слышать, как ты дышишь и как часто стучит твое сердце… Это худшая из пыток, Рахаат.

Переведя враз сбившееся дыхание, я принялась поправлять складки на энтари.

– Я думала, ты совершенствовался в неких воинских заслугах, Арон, – пробормотала я срывающимся голосом. – Не знала, что эти пять лет ты посвятил поэзии.

Мне показалось, что беседка закачалась от хохота тэна. Укоризненно взглянув на меня, он проговорил:

– Да и ты, я смотрю, времени даром не теряла. Видать, оттачивала свой розовый язычок.

Мои щеки заалели, а Арон вновь отвернулся и пробормотал, что нельзя было нам видеться наедине.

– Но мы вовсе не одни, – запротестовала я. – Посмотри – здесь полно народа.

– Полно, – согласился он, не поворачиваясь. – Но они не видят нас. И все же, когда я с тобой, мне все равно, пусть бы на нас смотрела целая площадь, как сегодня в Святилище.

Воспоминание о ритуале Слияния пронзило тело огненной стрелой и я зажмурилась, с удивлением услышав, как из груди Арона прозвучал едва уловимый стон.

– Что ты делаешь, Рахаат? – низким голосом проговорил он. – Что ты делаешь со мной, пери Рахаат Сафира?

Я испуганно замолчала, опасаясь, что голос выдаст меня, как выдал сейчас Арона.

Какое-то время я пыталась привести дыхание в норму, а потом Арон заговорил.

– Я вернулся, сладкая Рахаат. Вернулся героем, как и обещал, и как того хотел твой отец. Ты помнишь обещание отца, Рахаат?

– Помню, – едва слышно ответили мои губы.

– Теперь тсар выслушает меня, ибо будет говорить с достойным. Но прежде, чем говорить с тсаром, я хотел говорить с тобой.

Мои колени подкосились от того, как он это сказал, а сознание затуманилось. Словно со стороны услышала я свой вопрос:

– Почему? Почему прежде со мной?

– Потому что хочу знать, имею ли я право вести тебя на красный алтарь? Потому что, если твое сердце занято, я не посмею просить об этой чести.

«Мое сердце занято! Тобой!» – чуть было не выпалила я в традициях малышки Лалы, но вовремя сдержалась. Вместо этого я произнесла срывающимся от волнения голосом:

– Мое сердце свободно… Арон.

Тэн обернулся так быстро, что я вжалась в стену. Глаза засветилось изнутри, словно внутрь попал солнечный свет. Взгляд прошелся по мне жадно и так нежно, что губы сами собой распахнулись, а из груди вырвалось потяжелевшее дыхание.

Меня сгребли в охапку и привлекли к себе с такой скоростью, что я едва ли успела понять, что произошло.

Ноющая грудь оказалась прижатой к твердой, как камень, горячей плоти, а к моему лицу приблизилось лицо воина.

Если на расстоянии я могла скользить взглядом по его чертам, подмечая их правильность и притягательность, то сейчас все расплылось единой пеленой, которая накрыла ощущением чего-то огромного и великолепного.

Колени ослабли и подогнулись, я испуганно пискнула, а Арон со стоном припал к моим губам.

Стоило мне ощутить их твердость и тепло, как огненная волна прокатилась по телу, заставив губы приоткрыться. Нежнейшее прикосновение, пронзившее тело, превратилось в яростное подчинение воли и разума. Горячий, словно само пламя, поцелуй, безжалостно сминал губы, а когда в рот ворвался чужой язык, я застонала в голос от удовольствия, граничащего с болью.

Твердые пальцы смяли кожу на плечах, скользнули ниже, по рукам, и оказались на бедрах.

Не понимая, что делаю, я прильнула к воину ближе, и сквозь тонкую ткань энтари ощутила его горячую пульсацию.

Рука воина задрала энтари и скользнула внутрь шальвар. Горячая ладонь обожгла обнаженную кожу бедра. Пальцы воина сжались, придвигая меня ближе, и скользнули в самому сокровенному, начинавшему слабо пульсировать.

– Рахаат, – выдохнул над ухом воин и от его хриплого от страсти голоса закружилась голова. – Рахаат, как долго я ждал этого…

Палец воина слегка окунулся во влагу и тэн застонал в голос.

В следующий миг я с силой оттолкнула его, уперевшись ладонями в грудь.

Арон отступил, но смотрел на меня так, что казалось, еще секунда – и я закричу.

Меня останавливала мысль, что последствия для Арона могут оказаться ужасными. Гости и хозяева редко нарушают законы гостеприимства, но когда случается, это страшно. Я подумала, что первые же свидетели поймут намерения намерения по отношению ко мне, и Арона могут причислить к отверженным. К насильникам.

К счастью, потемневшим от страсти глазам тэна вернулось осмысленное выражение, и с глухим рычанием он отступил к противоположной стене беседки.

– Прости, пери, – сказал он глухо, словно сам не верил, что это возможно. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Я опустила руку на грудь, стремясь быстрее привести дыхание придет в норму, и слабым голосом ответила:

– Мне не за что тебя прощать, Арон, но больше не надо… Так. Это нехорошо.

Волны обострившегося после Слияния сестры желания прокатывались по телу, отчего колени совсем ослабли и пришлось облокотиться о стену.

С виноватым видом Арон склонил голову и золотистые рога сверкнули в темноте полумесяцем.

– Я слишком спешу, любимая. Но, несравненная моя, тебе не стоит бояться меня. Никогда не стоит, – хрипло проговорил он.

– Я не боюсь, – заверила я его, поправляя дрожащими пальцами энтари на груди.

– Ты – пери, и ты – принцесса, – сказал он. – И я буду обращаться с тобой, как с принцессой. Верь мне, Рахаат. Я смогу сдержать свою страсть.

– Я верю тебе и прощаю тебя, – глядя в его глаза, сказала я. – Я невинна, но даже я знаю, что сила моего желания такова, что ты не в силах противиться моему… запаху.

Арон промолчал.

Тишина длилась какое-то время, прежде, чем тэн заговорил снова. На этот раз взгляд его был ясен, и лишь расширившиеся от страсти зрачки говорили о железной воле воина, позволяющей тэну взять верх над своей природой.

– Моя спешка объясняется не только запахом твоего желания, – наконец, хрипло проговорил воин. – Я готов к страсти, Рахаат. Но я привез из нижнего мира тревожные известия. Они могут перевернуть привычный уклад жизни пери и тэнов, поставить под угрозу нашу безмятежность.

– Новости с нижней земли? – изумилась я. – Но как новости нижних могут поколебать Вершину мира?

Прежде, чем ответить, воин пожевал губами, словно взвешивал все за и против, перед тем, как посвятить меня. Наконец, он принял решение и заговорил.

– Из достоверного источника я получил известие, что готовится вторжение. Подобно тому, что случилось накануне Тысячелетней войны. Темные силы ждут, чтобы ворваться в мир и уничтожить его. Обратить жизнь в скорбь и крики невинных жертв.

– Но ведь Тысячелетняя война давно позади, – прошептала я едва слышно. – И длилась она тысячу лет только…

– Только благодаря тэнгериям, – закончил за меня Арон. – Благодаря силе ярости нашего народа. Демонической ярости.

– Но с тех пор, – пролепетала я. – С тех пор мы получили Прощение. Прощение Матери! Прощение богов и людей! Нам дарована вторая сущность! Тэны не пойдут на поводу у сил зла, они подвластны лишь сонму богов! А пери…

Я замолчала, чувствуя, как грудь вздымается от волнения, а к разуму подступает паника. Я хорошо знала, что творили предки во время Тысячелетней войны. От нас никогда не скрывалась история, а, чтобы не повторять былые ошибки, ее кровавые подробности никогда не приукрашивались. Каждая мелочь, каждая деталь – все есть в священных Книгах Скорби, обучать которым начинают с самого юного возраста.

Каждой пери, каждому тэну противно насилие на инстинктивном уровне.

И если наши воины, повинуясь приказам сильнейших, становятся прославленными героями прежде, чем взять жен, то это лишь для того, чтобы защищать свою семью и свой народ. Мы свято чтим законы богов и, особенно, заветы Матери.

Что касается пери, то нас с самого раннего детства воспитывают в нежности, в любви и чувственности, обучают изящным искусствам и науке дарить наслаждение. В этом наша защита: становясь зависимыми от священного семени господина, мы, как никто умеем получить то, что для нас – жизнь. Жизнь в прямом смысле. Что такое сражения, злость и жестокость, которые встречаются на нижней земле, мы знаем лишь понаслышке и слишком нежны, чтобы спуститься с Вершины мира и встретиться с ней лицом к лицу.

Но Арон, великолепный светловолосый тэн говорил страшные вещи. Страшные тем, что я чувствовала – он говорит правду.

– Ты права, несравненная Рахаат, – тихо сказал Арон, врываясь в мои смятенные мысли. – Тэны не пойдут на поводу зла, а пери, даже те, кто помнит Тысячелетнюю войну и заключение в бездне, смогут противиться своей демонической сущности, взывая к милости Матери.

– Хрустальная защита Бхукти-Джар, – пролепетала я. – Всего лишь пять лет назад отец настоял, чтобы Бхукти-Джар окутала паутина хрустальных коридоров, построенных из Слез богини. Он не скрывал, что слезы богини помогут пери противостоять злу даже в случае великой нужды. И вот этот день настал. Как отец оказался прав!

– Великого тсара не зря прозвали Мудрым, – почтительно сказал Арон, склоняя голову. – В Бхукти-Джар пери в безопасности. По вашему примеру остальные Джары принялись спешно возводить над своими землями хрустальные паутины. В некоторых строительство только начинается, в иных кипит полным ходом, а где-то подходит к концу.

– Значит, несмотря на тревожные новости о грядущем вторжением, здесь, на Вершине мира, мы в безопасности, – прошептала я и осеклась, увидев, как омрачились глаза Арона.

– Не совсем так, – уклончиво ответил он. – Прошу, несравненная, не спрашивай, откуда мне известно то, что поведал тебе, потому что я дал слово чести.

– Я не встану между тобой и твоей честью, – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами, а внутренности сжимает ледяная лапа.

– Ты истинная пери, Рахаат Сафина, – серьезно сказал Арон и в груди потеплело от этих слов. – Но я скажу тебе главное. Говорят, у того, кто готовит вторжение, есть кое-что.

– Что же это? – вытаращив глаза, пролепетала я. – Что?

– Голос, – просто ответили мне, и картинка перед глазами накренилась вбок, а в ушах зазвенело. Приложив усилия, я зажмурилась и помотала головой, приводя себя в чувство, понимая, что должна услышать то, что говорил Арон.

– Голос Аридана, – сказал тэн.

Из груди вырвался крик, и я поспешно закрыла рот ладонями.

– Нет, – промычала я, мотая головой из стороны в сторону. – Нет! Не может быть! Ты говоришь ужасные вещи, Арон, но ведь у нас есть Мать! Она защитит своих детей.

Услышав об Анахите, Арон горько усмехнулся.

– Ты же знаешь, Рахаат, Мать мало интересуется земными вещами. Сытая после Слияния, она пребывает в сладостной дреме.

– Нет! – не желая в это верить, воскликнула я.

– Тише, Рахаат, – попросил Арон и добавил: – Это всего лишь слухи. Мы не должны верить всему. Надо просто быть настороже. Поэтому я спешил сюда. Меня влекла любовь, но и новости, что удалось добыть, слишком ценные. После пира я поговорю с твоим отцом и расскажу, что мне удалось узнать. А на пиру, приветствуя тсара и тсари, попрошу их согласия на наше Слияние.

– Арон, – прошептала я, почувствовав, как ледяная лапа, сжавшая внутренности, по одному разжимает пальцы.

– Рахаат, – сказал Арон и печально добавил. – Прости, что огорчил тебя. Но ты знаешь, наши семьи строятся на честности. Я должен был рассказать тебе.

– Я, – залепетала я, краснея. – Нет, ты не понял. Ты не расстроил меня. То есть, конечно, расстроил, да, не буду скрывать, я испугалась… Но только… Стоило тебе сказать сейчас, что вскоре, на пиру, перед всеми, попросишь разрешение родителей на наше Слияние, как я почувствовала, что страх покидает мое сердце. Я ощутила, что ты защитишь меня.

Говоря это, я чувствовала, как щеки пылают, словно к ним приложили угли, а дыхание перехватило от волнения.

– Мне, конечно, не следовало этого говорить, – пролепетала я, наконец, опуская взгляд и не в силах взглянуть на Арона.

Когда он не ответил, я все же подняла взгляд и увидела, как зрачки его глаз расширились настолько, что заняли всю радужку, отчего глаза стали бездонными.

– Рахаат, – вымолвил он. – Рахаат Сафира.

– Сестры, должно быть, хватились меня, – пролепетала я, опуская глаза.

Словно в подтверждение моих слов среди гула слившихся во единое мелодий, смеха, голосов пробился один, звонкий, который я отличила бы из тысячи.

– Рахаат! – прокричала Лала. Спустя несколько мгновений зов младшей принцессы подхватили слуги.

– Принцесса Рахаат! Принцесса Рахаат Сафира! Где вы?

– Мне пора, – пробормотала я, опуская ресницы, и, прежде, чем тэн успел ответить, выпорхнула из беседки.

– Лала! – позвала и через несколько мгновений увидела сестренку, которая успела сменить наряд.

Поверх прозрачных шальвар с разрезами от узких девичьих бедер струилась юбка, состоящая из нескольких полосок ткани. Аккуратный бра, расшитый жемчугом и бисером, с прозрачными рукавами с разрезами, открывающими плечи, довершает образ. У запястий рукава стянуты, кромка отделана жемчугом. Звонкие браслеты с бирюзовой крошкой и жемчугом разных размеров смотрятся единым целым с нарядом. Что касается остальных украшений, то Лала остановила выбор на нежном жемчуге и всех оттенках бирюзы, под цвет глаз. Рожки сестры кажутся чуть ли не васильковыми на фоне этого великолепия, а изящное ожерелье из бирюзы, сапфиров и жемчуга дополняется тонким обручем с синими и бирюзовыми камнями, что подчеркивает белизну кожи.

– Ты – прекрасна, сестренка, – сказала я, взяв за руки и закружившись с ней на месте. – Ты – совершенство!

– Ты сейчас скажешь все, что угодно, – лукаво сверкнув бирюзовыми глазами, проговорила Лала. – Лишь бы никто не заметил, как ты, вопреки собственному наставлению идти во дворец, не задерживаясь, уединилась в беседке…

– Лала, – с упреком сказала я, понимая, что Арон, который все еще остается внутри, слышит каждое наше слово.

– С Ароном! – торжествующе закончила сестра, несмотря на мои нахмуренные брови.

– Нам пора, Лала, – как можно тверже сказала я и взяла сестру за руку.

– Ага! Попалась! – захихикала Лала, и, прищурившись, почти как взрослая, спросила: – Что, скажешь, не так? Скажешь, я не найду Арона в этой беседке, если зайду?

Отчаянно краснея я нагнулась к уху сестры и прошептала:

– А что ты скажешь, если я запущу руку в лиф твоего бра, и извлеку из него шелковые тряпки?

Лала тут же вспыхнула до корней волос и отшатнулась, словно я вот-вот приведу угрозу в исполнение.

Пролепетав что-то о том, что мне давно пора переодеться, она устремилась по аллее прямиком во дворец. Я хмыкнула, и бросив на прощание взгляд на темный проем окна, устремилась за сестрой. Прежде, чем переодеться самой, мне предстояло поймать Лалу и заставить ее извлечь то, чем она набила лиф.

***

Оказавшись в покоях, я отослала служанок и осталась в одиночестве. Те удалились сразу, не заподозрив ничего, зная, что пятая принцесса питает склонность к уединению.

Стоило двери хлопнуть от сквозняка, я закрыла лицо ладонями и опустилась на пол, прямо на пушистый ковер. Новости, которыми поделился Арон, тревожили и пугали. Я боялась страшного, боялась того, что видится тэнгериям в самых ужасных кошмарах.

– О, Анахита! – воззвала я, становясь на колени и простирая руки к статуе Матери, что застыла над бассейном посреди покоев. – Ведь ты не допустишь этого, правда? Не допустишь повторения ужасов Тысячелетней войны? Не позволишь крови твоих детей закипеть, услышав Голос?

То, что поведал Арон о вторжении потревожило, но не испугало. Известно, что силы зла не дремлют и мечтают ворваться в мир. Но сила Семерых сдерживает их, и пока боги сильнее, миру ничего не грозит. Поэтому стоило услышать о голосе Аримана, я чуть не утратила сознание от ужаса.

Голос – мощнейшее орудие мятежного бога Аримана, заключенного в бездну.

Его рог позволял управлять тэнгериями. Услышав его призыв, наша демоническая кровь закипала, превращаясь в раскаленную лаву.

Голос приказывал нам убивать, и мои предки убивали без пощады, не задумываясь, потому что рог Аримана властвует над нашей сутью.

Объединение сил Семерых позволило им обрели могущество. Боги одолели Аримана и сотни тысяч тэнгериев, заключив мятежного бога и мой народ в бездну. Чтобы отнять у Аримана власть над нами, боги изъяли его Голос и спрятали там, где никто не сможет его найти.

– Анахита! – воззвала я к Матери. – Что, если силам зла удалось найти Голос? Что будет с нами, с твоими детьми, если однажды услышим рог Аримана и это заставит нашу кровь закипеть? Ответь, Анахита! Ведь ты не допустишь, чтобы с твоими детьми случилась беда?

Статуя матери, выполненная из цельного куска коралла, излучала мерное, едва различимое слияние и оставалась безмолвной.

– Нет, – ответила я себе. – Ты – богиня, и ты мало интересуешься земными вещами. Сытая и безмятежная после Слияния, ты пребываешь в сладостной дреме.

Я услышала свои слова словно со стороны, и, опустившись на пятки, закрыла лицо ладонями и горько заплакала.

Только когда услышала бойкий перестук каблучков, вскочила, как ошпаренная, не желая, чтобы Лала застала меня в таком виде.

Когда решившая забыть обиды сестренка ворвалась в мои покои, я уже поднялась и успела вытереть слезы. На счастье, то, что я так и не успела переодеться возмутило Лалу, и она не заметила моего заплаканного лица.

– Рахаат! – возмущенно завопила она. – Церемония поздравления вот-вот начнется! Отец с матерью скоро будут внизу, и если наше опоздание на ритуал Слияния прошел незамеченным, сейчас точно заметят! Ведь мы должны восседать рядом с троном! Ты теперь старшая, это ты должна торопить меня!

– Да, да, – пробормотала я. – Ты права, Лала, спасибо, что поторопила меня…

Лала подперла бока руками по-взрослому, и, фыркнув, топнула.

– Я так и знала, что прибытие Арона выведет тебя из равновесия. Не бойся, я никому не расскажу, что вы виделись в беседке, но тебе следует как можно быстрее переодеться. Иди пока, освежись в омывальной, а я, тем временем, подберу тебе достойный наряд. Я так и знала, что ты отошлешь всех служанок!

– Спасибо, Лала, – пробормотала я. – Я как-то не заметила, что ты выросла.

– Не совсем, – поджав губы, пробормотала Лала и с сожалением потерла ладошками плоскую грудь. – Но все же я – женщина, и я – пери, чтобы понять, какое смятение, должно быть, испытывает сейчас моя любимая сестра.

Я благодарно кивнула Лале и унеслась в омывальную.

– Не бойся! Я не претендую на твоего Арона, – крикнула вслед сестренка. – Я для него и вправду слишком мала… К тому же, я видела, как он разглядывал тебя во время Слияния.

От этих слов мои колени ослабли, и, для того, чтобы совершить омывальные процедуры как можно быстрее, пришлось собрать в кулак всю волю.

Когда я, освеженная прохладной ароматной водой, кутаясь в легкую банную простыню, вернулась в опочивальню, Лала уносила ворох нарядов обратно в гардеробную, что значит, сестра сделала выбор, и поспорить с ним не удастся. Хотя бы потому, что церемония Поздравления вот-вот начнется, а я даже толком не вытерлась после омовения.

– Вот! – непререкаемым голосом сказала Лала, вернувшись. – Это лучше всего подойдет, чтобы очаровать Арона еще больше.

Вспомнив о случившемся в беседке, я усомнилась, что такое возможно, но осмотрела выбор сестры с интересом, в очередной раз вынужденная признать, что малышка Лала повзрослела.

Во дворце Лалу звали моим «хвостиком», потому что Келена в свои пять для нее слишком мала, как и Сирен в три с небольшим, а Латана с Ракшми, которые старше Лалы всего на три года, предпочитают придумывать шалости и проказы вместе, как это свойственно любым близнецам. Я же всегда любила одиночество, насколько это вообще возможно в такой огромной и шумной семье, как наша. Чаще всего меня можно найти в хранилище знаний, за очередным свитком Скорби или Наслаждения. Неудивительно, что Лала тянулась ко мне, а я была достаточно взрослой, по-крайней мере, хотелось в это верить, чтобы не отталкивать сестренку.

Для торжественной церемонии Лала выбрала мне наряд белого цвета, щедро расшитый сапфирами и лазуритом в цвет моих глаз. Быстро, почти молниеносно, я натянула прозрачное шелковое белье, а затем, с помощью сестры облачилась в белоснежное энтари, под которое полагались прозрачные белоснежные шальвары и гемлек, тонкая рубашка из той же ткани.

Расправив складки энтари на груди, Лала споро подпоясала меня синим пояском, подчеркнув и без того тонкую талию. Затем усадила на стул и помогла поднять волосы вверх, выпустив из толстого шара роскошный хвост. Мои волосы, как и мамины, темно-рубинового цвета. Учитывая сапфировый цвет глаз и коралловую кожу, из всех дочерей я больше остальных похожа на нее. У сестер глаза в основном зеленые, папины, за исключением Лалы, у которой они бирюзовые, и двух младшеньких, которым достался голубой и янтарный цвет.

– Ну вот! – гордо возвестила Лала. – Теперь ты готова!

Я бросила взгляд в зеркало и, к удовольствию, Лалы, улыбнулась.

Белоснежный наряд подчеркнул теплый коралловый цвет кожи, а узоры из драгоценных камней заставили сапфировые глаза засиять. Белые рожки и пряди в рубиновой копне волос тоже стали ярче, благодаря цвету костюма.

Поблагодарив сестренку поцелуем, я повлекла ее за собой, к выходу из покоев.

Спускаясь по лестницам, скользя по анфиладам и коридорам дворца, я думала только о том, что сегодня, на церемонии Поздравления тсарской семьи, принц Сухуби-Джар попросит родителей о новом Слиянии.