Читать книгу ДУ/РА - Диана Килина - Страница 5

Тимур, 2009 год

Я нажал на кнопку дверного звонка. Щелкнул замок.

– Сантехника вызывали?

Илона удивленно захлопала ресницами:

– Э-э-э…

Я вошел в квартиру, отпихнув хозяйку в сторону, и захлопнул за собой дверь.

– Нормально ответить не дано? – прошептал я, снимая обувь.

Молча прошел на кухню, поставил чемоданчик на столешницу, достал прибор проверки помещения на прослушку. Вытащил из чемоданчика блокнот и ручку, быстро написал на бумаге: «Я проверю квартиру. Подыграй».

Илона прочитала записку и кивнула. Я взял в руки эхалот – рабочее название игрушки – и прошелся по кухне, внимательно слушая слабый треск в одном наушнике. Затем вышел в коридор, проверил комнату, ванную и санузел. Все это время звук был равномерным, а Романова ходила за мной следом.

– Чисто, – вынес я вердикт, вернувшись на кухню и плюхнувшись на скрипучий стул. – Ну, здравствуй.

– Здрасьте, – промямлила Илона.

– Есть что пожевать?

Она задохнулась от возмущения, а я не сдержал усмешку – смешная такая, когда бесится. Меня мало что способно умилять, поверьте, но эта девка просто нечто.

– А не пошел бы ты на…

– Ладно, ладно, пошутил неудачно. Чай хоть предложи для приличия.

Романова молча подошла к плите, включила конфорку и поставила на нее старый эмалированный чайник. Так же молча она набрала маленькую кастрюлю воды и зажгла соседнюю конфорку. Я с любопытством следил за ней до тех пор, пока она не спросила:

– Макароны по-флотски будешь?

– Тушенка свиная?

– Нет, куриная. – Она озадаченно посмотрела на меня через плечо.

– Тогда буду.

В ее глазах я прочитал закономерный вопрос и ответил:

– Я не ем свинину.

– Почему?

Вот пристала-то, пиявка белобрысая!

– По определенным соображениям.

Искреннее удивление расцвело на ее лице, а я невольно поморщился, пояснив:

– Я мусульманин.

– А-а-а… – протянула она. – Верующий, значит.

– Война научила, – процедил я сквозь зубы.

На этом наш разговор исчерпал себя. Она не стала расспрашивать дальше, а я решил не вдаваться в подробности. Зачем молоденькой девчонке знать, как внутри ёкает перед тем, как шагнуть на проверенную, казалось бы, дорогу? И ты каким-то чудом останавливаешься и видишь тонкий провод, наспех закопанный духами в землю. Война учит многому. Особенно она учит верить интуиции.

Я молчал. Илона тоже молча готовила – идиллия.

– За тобой следят бывшие люди Ратмира, – нарушил я это молчание, спокойно соврав и наблюдая за ее реакцией.

Если Морозову-Светлову ищут и хотят выйти на нее через сестру, то она должна быть замешана. Илона убрала прядь волос за ухо и пожала плечами:

– Но зачем? По официальной версии, Оля умерла. Я перестала ее искать после того, как узнала это.

– Значит, ты не веришь в официальную версию? – постучав пальцем по столу, съехидничал я.

Она обернулась от плиты. Снова заправила непокорную прядь и снова неуверенно пожала плечами.

– Я видела дату на снимках. Они сделаны после ее смерти.

И смотрит голубыми глазищами, пристально так. Словно рентген.

– Дату можно подделать.

– Знаю. Но если ты говоришь правду, то мне лучше не светить этими фотографиями… – Ее взгляд стал рассеянным, а на лице появилась смесь грусти и боли. – Мне придется поверить тебе на слово, так?

Последние слова она произнесла почти шепотом. Я скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на нее, ища хоть что-то, что могло меня насторожить. Навести на мысль, что она предательница, лгунья или…

– Это правда, Тимур? – чуть шевельнулись ее губы. – Оля жива? – Подбородок у нее задрожал, а голубые глаза наполнились влагой.

Я кивнул, и Романова резко опустила голову, спрятав лицо в ладонях.

Мне захотелось застонать от этой сопливой сцены, но я сдержался, встал и подошел к ней, молча обхватил за плечи и подтолкнул к стулу, побуждая сесть. Она сделала это, тихо всхлипнув, а потом просто уронила руки на стол и зарыдала.

Я не силен в утешениях, поэтому решил оставить ее в покое. Мелкие макароны-ракушки почти сварились, а тушенка уже растаяла и поджарилась на крошечной сковороде. Я слил воду, чудом не ошпарившись, и закончил готовку за хозяйку квартиры. Нашел тарелки, разложил незатейливое блюдо и поставил на стол:

– Поешь.

Наши дни

Я добрался до дома, успев проскочить пробки – повезло. Телевизор на кухне монотонно рассказывал вечерние новости. Переключая каналы, я наткнулся на «Улицы разбитых фонарей», передернулся и вырубил говорящий ящик. Я выглянул в окно и решил прогуляться, благо дождя в последние дни не было и улицы даже успели просохнуть.

Обычно я гуляю вечером, перед сном, теша себя надеждой на крепкий и здоровый сон после прогулки на свежем воздухе. И вот вам правда – это ни хрена не работает. Я как просыпался в холодном поту ровно через два часа после того, как засыпал, так и просыпаюсь.

Ветер порывами гонял пожелтевшую листву по аллее сквера, несколько парочек неспешно прогуливались, держась за руки. Женщины с детьми в колясках торопливо нарезали круги. Впереди показалась серая с голубым коляска, до боли знакомая, и я невольно сбился с шага.

Женщина с коляской поравнялась со мной.

– Тимур? – удивилась она. – Вот так встреча. – Она остановилась и улыбнулась мне.

– Привет, Лариса. – Я тоже невольно улыбнулся. – Какими судьбами?

Она было открыла рот, чтобы ответить, но из коляски донеслось недовольное кряхтенье. Лара зашагала по дорожке, кивком приглашая меня следовать за ней, изменяя привычному маршруту.

– Спит только на ходу, – вздохнула она. – Вот, гуляю целыми днями. Скоро смогу в соревнованиях по спортивной ходьбе участвовать, – сдула Лариса прядку, которая постоянно падает ей на лицо – сколько ее знаю.

– А вы разве не на Лиговке живете? – Я осторожно покосился на карапуза в коляске, чтобы не выдать своего интереса.

Никогда не видел таких мелких близко. И если честно, кроме пухлых розовых щечек и длинных ресниц ничего и не разглядел. На куклу похож, сопит так забавно…

– Я переехала к маме, – натянуто ответила Лара. – У Сашки-старшего проблемы с бизнесом, что-то там не клеится.

– Помощь нужна?

– Нет, справляемся пока… – замолчав, Лариса едва слышно добавила: – Вроде как.

– Какого рода проблемы?

– Думаешь, он меня посвящает? – Лариса улыбнулась, а потом вздохнула, взмахнув рукой. – Молчит, как партизан. Сказал только, что финансово не потянем квартиру – мы же снимаем. Сам к другу перебрался, а нас с Сашкой сюда, на Грибоедова. А ты всё там же?

– Да, там же.

– Как Игорь?

– В Испании пока, – пожав плечами, я вспомнил об отчетах, с которыми возится Илона. – Ларка, ты же у нас бухгалтер?

– Вообще-то да.

– Не хочешь подработать? Романовой что-то в последнем отчете не нравится. Возьми на проверку, я заплачу.

– Романова – это новая девочка? – Лариса чуть прищурилась и с любопытством посмотрела на меня, не сбавляя быстрого шага.

– Да. – Я невольно поморщился. – Такая зараза, если честно.

– А я слышала, что ребята в ней души не чают. – Она тихонько рассмеялась и шутливо толкнула меня локтем. – Колись, чем не угодила?

– Да пакостит по мелочам. Не перевариваю ее, но Лазарев сказал не трогать. Она же сестра Ольги, а та его крепко за яй… – Я осекся и поймал очередную улыбку. – Ты поняла.

– А Лазареву только такая и нужна. – Лара вздохнула и смерила меня пристальным взглядом. – Да и тебе тоже, давай уже откровенно.

– Нет, мне покладистую нужно, – фыркнул я.

– Это тебе так кажется.

– Думаешь?

– Знаю, Тимур. – Она похлопала меня по плечу. – Ты же со скуки умрешь, если всё будет, как ты хочешь. И сейчас наверняка от офисной работы волком выть хочешь, тебе всегда на передовой надо быть.

Я промолчал, признавая ее правоту. С этим глупо спорить – когда Игорь был в Питере, я занимался координацией разыскных работ да и частенько сам пускался в погоню, если надо было. И я ненавижу костюмы, которые приходится носить в офисе. Особенно галстуки. Как удавка, честное слово.

– А что не так с отчетами? – Лариса перевела тему.

– Не знаю. Могу съездить, забрать у Илоны и привезти тебе.

– Давай. Я вечером посмотрю и позвоню тебе.

– По рукам. Тогда наберу тебя в течение часа. Номер тот же?

– Естественно.

Махнув рукой, я быстрым шагом пошел обратно – в сторону дома. Ключи от машины лежали в кармане куртки, поэтому не стал подниматься, а быстро запрыгнул в «гелик» и сорвался с места, не удосужившись позвонить Романовой. Решил подождать, если ее не будет дома, благо еще не поздний вечер.

Илона

Звонок разорвал тишину квартиры. Натягивая теплые вязаные носки, я нервно дернулась и тихо пискнула от боли.

– Зашибись… – Я посмотрела на благополучно сломанный ноготь на указательном пальце. – Иду! – крикнула я, поднимаясь с дивана и кутаясь в кофту.

Звонок продолжал противно крякать. Я посмотрела в глазок, чертыхнулась и открыла дверь.

На пороге стоял Агеев собственной персоной.

– Что надо? – проворчала я. Что-то он зачастил. Не к добру это.

– И тебе привет. Можно войти?

– Пожалуйста. – Я пропустила его в прихожую.

– Отчет у тебя?

– Да.

– Дай сюда.

Я удивилась:

– А тебе зачем?

– Романова, дай мне отчет. Сказал надо, значит, надо.

– Ты не сказал, что надо, – отрезала я. – Сейчас.

Тимур разулся и прошел на кухню. На мою кухню, на секундочку. И загремел моим чайником, ставя его на плиту. На моей кухне, повторюсь. Без приглашения.

Я вынесла ему нужную папку и застала его у открытой дверцы холодильника, пристально разглядывающего содержимое.

Я потрясла папкой, но он лишь хмуро осматривал полки, потом тяжело вздохнул и громко хлопнул дверцей. Лицо его не выражало ничего хорошего.

– Где продукты? – с напором спросил он, оглядывая меня с головы до ног.

Под его взглядом стало зябко. Я швырнула папку на стол – она звонко хлопнула, и этот хлопок повис в воздухе. За ним следом воцарилась тишина.

– Илона, почему у тебя, б… пустой холодильник? – Агеев придвинулся ко мне.

Я отпрянула, налетела на дверной косяк, больно ударившись плечом, и взвизгнула:

– В магазин не ходила!

Меня забила мелкая дрожь, словно защищаясь, я обхватила себя руками. И в этот вот, в самый, блин, подходящий, момент мой желудок противно подал предательский голос.

Тимур разглядывал меня, словно нашкодившего щенка. Молча, хмуро и совсем не по-доброму. Я попыталась смотреть ему в глаза, но через несколько секунд не выдержала и отвела взгляд.

Он поднял мое лицо за подбородок.

– Сколько у тебя осталось денег?

– У меня есть деньги… – пролепетала я, как завороженная уставившись ему в лицо – непривычно так близко в деталях рассматривать каждую черточку.

Темные глаза и такие густые черные ресницы. Под стать им брови, одна была словно порвана надвое, но вблизи кожа на шраме выглядела такой нежной и тонкой, что мне захотелось провести по ней пальцем. И губы, его губы… С тонкой сеточкой морщин в уголках, словно когда-то он умел улыбаться, но это было так давно, в какой-то другой жизни.

– Сколько?

– Чуть меньше сотни… – выдохнула я.

– Сотни рублей?

– Да.

– Дура, – прорычал Тимур. – Почему не сказала? Я бы аванс тебе оформил. Куда все потратила?

Я почувствовала себя маленькой девочкой, которая сдачу от покупки булки и молока потратила на конфеты и теперь отчитывается перед матерью. Я опустила ресницы, чувствуя, как к щекам приливает румянец, и прошептала:

– За ремонт машины всё отдала.

– Точно дура, – констатировал он, отступая на шаг. – Заеду через час.

Подхватив папку со стола, Агеев быстро вышел, а я перевела дыхание. Только когда громко хлопнула входная дверь, я выдохнула и опустилась на стул, глядя на голубые языки пламени под чайником.

И что это было? Проявление заботы? Но с какой стати, учитывая, что мы друг друга на дух не переносим? И почему мое сердце заколотилось в груди как бешеное, когда он сжимал мой подбородок пальцами? Почему шею и щеки зажгло от прикосновения грубой кожи и почему у меня перехватило дыхание, когда он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание и аромат парфюма – типично мужской, терпкий и чуть резковатый? И какого, простите, хрена я решила, что он меня поцелует?

Господи… Я с силой хлопнула себя по лбу и поморщилась от боли. Бред какой-то. Не хотела ведь, чтобы он меня поцеловал. Чушь собачья – я даже не хочу представлять, что его губы могут коснуться моих. Да от одной подобной мысли мне стоит пойти и почистить зубы. Я и Агеев… Мерзость какая…

Чайник засвистел на плите. Поняв, что повторной встречи с Тимуром всё равно не избежать, я решила достать с верхней полки шкафа сервиз-гжель – подарок родителей на новоселье.

Эта квартира мне досталась в наследство от тетки – та своими детьми не обзавелась, а взять малышку из детского дома, как мама, не смогла – замуж так и не вышла. Я была не просто любимицей в семье Романовых – я была долгожданным ребенком. Хотя меня и удочерили в сознательном возрасте, у нас получилось найти общий язык сразу. «Мамой» и «папой» я стала называть родителей через полгода, хотя никто не настаивал. Виктория Александровна, моя тетя, баловала меня с первого дня, как я появилась в семье. Жаль только, что умерла она, едва мне стукнуло семнадцать. Страшное слово – саркома. Сгорела за три месяца.

Мама очень страдала – они были близки. В каком-то смысле их история повторяла нашу с Олей – родители, мои бабушка с дедушкой, которых я так и не узнала, тоже рано умерли. Мама никогда не говорила, но я думаю, что именно история с моей пропавшей сестрой подтолкнула ее забрать меня из детдома. Я смутно помню то время, но точно помню разговор воспитателей, что они с отцом хотели взять мальчика.

Дотянувшись до коробки, я поставила ее на диван и вынула заварник, блюдца и чашки. Несмотря на бумагу, фарфор немного запылился, но после полоскания под проточной водой и тщательного вытирания посуда заблестела. Ярко-синяя роспись идеально подходила к моей небольшой кухне – серая мебель, голубая плитка на стенах и полу. Накрыв на стол, я заварила чай и налила себе чашку, устроив на широком подоконнике наблюдательный пункт.

Агеев появился через час – как и говорил. Я увидела его машину, а затем и его самого, когда он вышел на улицу и хлопнул дверцей. Словно почувствовав, что я наблюдаю за ним, Тимур поднял голову и посмотрел на мои окна, потом открыл багажник и достал из него два пакета. Он скрылся в подъезде, а я быстро допила свой чай и пошла в прихожую. Приоткрыв дверь, прислонилась к стене, слушая мерный гул поднимающегося лифта. Я вздрогнула, когда кабина остановилась и на площадке послышались тяжелые шаги.

Агеев молча вошел в квартиру, потеснив меня. Держа пакеты, которые на вид были очень тяжелыми, он скинул обувь и пошел на кухню, шурша целлофаном. Я двинулась за ним следом. Выкладывая покупки на стол, он недовольно хмурился – широкие плечи подрагивали, кожа на его куртке противно скрипела от каждого движения. Закончив свою благотворительную миссию, Агеев сказал:

– Завтра выпишу тебе аванс. Поешь.

– Какая щедрость, – фыркнула я.

Агеев взревел. В буквальном смысле. Кровь отхлынула от моего лица, когда он впечатал меня в стену, поразительно быстро оказавшись передо мной. Одной рукой он сжал мне плечо, как тисками, а другой махнул перед моим лицом, тыча указательным пальцем:

– Ты… Ты… – возмущенно выдохнул он. – Маленькая мерзкая дрянь! Да, я тебя на дух не переношу!..

Он шипел от ярости, а я в ужасе смотрела на него. Точно прибьет… Я никогда не видела его таким злым.

– Да, ты как заноза в моей заднице, и всё, о чем я мечтаю, это избавиться от тебя и больше никогда, б… не видеть, – размахивал он пальцем перед моим лицом. – Но это не означает, что я буду спокойно спать ночью, зная, что ты… – Он запнулся и прикрыл глаза на секунду. – У меня есть совесть.

– Тимур… – опешила я.

– Я терплю тебя только потому, что Игорь попросил, Илона. Но даже несмотря на это, я не могу позволить тебе голодать, – процедил он сквозь зубы. – Потому что ты хоть и сука, но женщина.

Он резко отпустил меня. Я едва устояла на ногах, понимая, что только его рука на плече удерживала меня от падения. Дуновение воздуха – и Агеев оставил меня одну на кухне, среди наваленных на столе продуктов и пакетов. В прихожей что-то громко хлопнуло, и послышались матерные ругательства.

– Тимур! – вскрикнула я, выбегая за ним. – Подожди!

Я успела схватить его запястье. От моего прикосновения Тимур застыл, и я тоже – впервые я позволила себе нечто подобное. Я видела, как от тяжелого дыхания тяжко поднимается и опускается его грудь, Тимура фактически трясло от ярости.

– Тимур, мне жаль. Я не хотела тебя обидеть, – заикаясь, произнесла я.

Тимур посмотрел на меня, сдвинув брови. Я сжимала его руку, чувствуя, как под моей ладонью нагревается кожа.

– Я не сволочь, Романова, – проговорил он, продолжая сверлить меня взглядом.

– Знаю. Прости.

И я поцеловала его. В щеку. Быстро, торопливо и так неожиданно, что мы оба замерли. Я услышала, как воздух покинул его легкие, едва мои губы коснулись короткой щетины, которая появилась у него на лице к вечеру, и поняла, что сама перестала дышать на добрых полминуты.

Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Я – широко распахнутыми глазами, на лице у Тимура же было какое-то странное выражение – сочетание смятения и… волнения. Щеки у него медленно порозовели, а затем и покраснели, я с трудом сдержала улыбку. Он стал похож на мальчишку.

А мне захотелось узнать, какой он внутри, вне этой оболочки человека, постоянно держащего всё под контролем. Человека, который выводит меня из себя. Человека, которого я постоянно вывожу из себя. Захотелось узнать, как он разговаривает с матерью, кого он способен полюбить или уже любит, как он засыпает ночью и какой он, когда просыпается по утрам…

– Ешь давай, – прохрипел Агеев, медленно вытянул руку из моей хватки, словно мое прикосновение причиняло ему боль, и закрыл за собой дверь.

– Спасибо, – успела прошептать я перед тем, как громко щелкнул замок.