Читать книгу Ты, я и Гийом - Диана Машкова - Страница 4

На улице было темно и сыро. С неба кружевным полотном падал мягкий пушистый снег, который, попав на землю, тут же таял и превращался в мерзкую жижу. Я торопливо шагала к метро. Всю дорогу – вниз, вниз, вниз. Мимо шикарных, огражденных коваными железными решетками особняков, мимо сверкающих огнями ресторанов и кафе, мимо припаркованных вдоль обочин запредельно дорогих машин и манящего к себе Театра на Таганке. Этот ежедневный путь – от метро до библиотеки утром и обратно вечером – лишал меня и так весьма хрупкого душевного равновесия. Ощущала я себя в центре Москвы так, будто попала на чужую планету, в незнакомый и неприветливый мир инородных существ. На всем лежала здесь печать роскоши и богатства. Тень непонятного и необъяснимого. Что там делается в этих особняках, за вывесками с названиями банков и каких-то компаний; что происходит в салонах шикарных машин и как они выглядят изнутри; что подают в этих безумно дорогих ресторанах, к которым даже страшно подойти? Все было окутано мраком. Все возбуждало тысячу вопросов и не давало ответов. Вот бы когда-нибудь взглянуть на эту жизнь поближе!

Но главная проблема была даже не в этом, а в том, как я себя здесь ощущала. В простенькой мутоновой шубке я казалась себе нищенкой в сравнении с уверенно открывавшими тяжеленные двери банков меховыми красавицами.

Стараясь придать походке независимость и тщательно замаскировать унизительное «я здесь – хуже всех», я мечтала только об одном: превратиться в невидимку, до которой никому нет дела. Сегодня, кажется, мне это вполне удалось – до пешеходного перехода я добралась без приключений. И, только пересекая дорогу от Театра на Таганке ко входу в метро, вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный и горячий взгляд. Я непроизвольно вздрогнула всем телом и обернулась. Тот самый «Черемез Артем Валентинович» из библиотеки со своей наглой и в то же время необъяснимо притягательной улыбкой.

– Вы забыли кое-что на столе.

Он поймал мою руку, затянутую в перчатку, вложил в нее визитную карточку и зажал пальцы.

– Послушайте! – Я запоздало отстранилась и от волнения перешла на «профессорский» стиль. – Вы до неприличия настырны. Я не взяла вашей визитки, потому что не намерена с вами общаться. Ясно?

– Ясно. – Артем шел рядом и не думал отставать или обижаться на резкие выпады с моей стороны. – Хотя, сдается мне, словом «неприлично» можно назвать не только мою настырность, но и то, ради чего вы ходите в библиотеку, – издевательски копируя мой «парадный язык», самоуверенно улыбнулся он.

– Это абсолютно не ваше дело! – бросила я, задыхаясь от возмущения и покраснев как рак.

– Мое, – просто сказал Артем. – Потому что ты мне нравишься.

– Это не дает вам никакого права! – Я нервничала и готова была лопнуть от злости.

– Пусть так. – Артем легко поспевал за мной, хотя летела я вперед как угорелая. – Пока не дает. – Он выдержал многозначительную паузу. – У меня предложение – пойдем завтра в консерваторию?

– Нет! – отрезала я, не задумавшись ни на секунду, и скрылась за стеклянными дверями метрополитена.

Догонять меня Артем не стал. Но я знала, что он смотрит мне вслед, потому что спиной чувствовала на себе его обжигающий взгляд.

На следующее утро, как всегда, я ехала в библиотеку. Ночь прошла неспокойно, несмотря на накопившуюся за неделю усталость я долго не могла уснуть. И дело не в том, что спала в чужой кровати, в квартире маминой московской подруги, – за неделю вполне привыкла – а в том, что я непрестанно думала о противном поступке Гуринсона и настырной бесцеремонности Черемеза. Ну и фамилии подобрались! «Неужели, – рассуждала я, лежа с открытыми глазами, – этот самый Борис Павлович ко всем студенткам и аспиранткам пристает? И куда же смотрит его жена, если он с ходу тащит всех к себе домой?» – «А вот непонятно, – завертелась в голове еще одна идиотская мысль, – у него в силу возраста уже только теоретический интерес или он все еще на что-то претендует?» Я хихикнула и тут же тяжело вздохнула. Жалко, что все так вышло: только начала говорить с умным человеком на интересную тему, и нате вам, такой облом. Теперь уже и в оппоненты его не позовешь: я лично ни за какие рецензии и связи не соглашусь с ним переспать. Даже не обсуждается! Придется менять планы, а все из-за такой ерунды, как слюнявый поцелуй любвеобильного старикашки! Я решила, что завтра же выдеру лист с номером его телефона из своей записной книжки, а по возвращении попрошу Ирину Александровну – моего научного руководителя – помочь с поиском другого оппонента. Лучше, если это будет женщина.

Дальше мысли, взбудораженные эмоциональным напряжением минувшего дня, плавно перешли к обладателю фамилии Черемез. Только сейчас, лежа в кровати, я поняла, что внешне Артем Валентинович мне понравился, даже очень. Просто тогда я была слишком зла на него, чтобы думать о чем-то еще. Настырный, как и сам хозяин, образ всплыл перед внутренним взором. Я перевернулась на другой бок, пытаясь его прогнать. Не получилось. Несколько часов я ворочалась с боку на бок, сражаясь с бессонницей и терпя поражение за поражением.

Потом усилием воли переключила предательское сознание в правильный режим работы «моя Катюша» и сосредоточилась на мыслях о ребенке. По своей крошечной дочке за неделю жизни в Москве я соскучилась невероятно – так надолго мы еще ни разу не расставались. Я подсчитала, что не видела Катеньку уже целых двести часов. Удивилась, что цифра получилась такой огромной. Подумала о том, как там бабушка справляется без меня, чем кормит мою малышку, что ей читает, водит ли на прогулки, и наконец провалилась в тревожный и прерывистый сон.

Пасмурное выползание из постели в семь утра сопровождалось головной болью и чувством хронического недосыпа. Немного помог душ. Но состояние все равно было квелым, и я дольше обычного возилась, собираясь в библиотеку.

Я уже почти оделась, но тут неожиданно подумалось, что неплохо бы сменить привычные свитер и джинсы на что-нибудь более привлекательное – все-таки суббота сегодня, канун Восьмого марта. Вдруг успею после библиотеки в музей. Или, может, Лидке позвоню – одногруппнице своей бывшей. Погуляем. А то за целую неделю холостяцкой жизни в Москве так никуда и не выбралась. Обидно.

Я достала из дорожной сумки единственный наряд – прямое черное платье длиной чуть выше колен, плотно облегающее фигуру. Сшитое на заказ, оно сидело идеально – это был беспроигрышный вариант на все более-менее праздничные и торжественные случаи моей жизни. Хочешь – в театр или на день рождения к подруге, хочешь – на дискотеку. Любой каприз. Разумеется, для полноты эффекта нужно было хотя бы чуть-чуть подкраситься и уложить волосы. Я махнула рукой на то, что опаздываю к открытию библиотеки, и стала переодеваться. На все про все ушло чуть больше часа. Зато отражение в зеркале порадовало и даже подняло настроение. Все-таки красота – страшная сила.

Пресыщенная за неделю литературными шедеврами и раритетами душа активно жаждала простого человеческого праздника. Да только где ж его взять?!

День в библиотеке прошел спокойно – то есть как обычно в этом уютном царстве зарубежных книг. Единственное, что меня вдруг огорчило, – никто сегодня не претендовал на мою персону и даже внимания на нее не обращал. А я, совершенно непроизвольно, то и дело отвлекалась от работы и оглядывалась по сторонам. Зря, что ли, так старалась? Но публика, как назло, была все больше женского пола. Редкие экземпляры представителей мужской половины (или уже трети, судя по концентрации?) человечества «приятностью» не отличались: потерянные лица, безумные взгляды, стеснительные движения – одним словом, «ботаники от литературы». Пришлось прервать свое в корне бесполезное занятие по изучению контингента и углубиться в чтение. «И как только вчерашний физик сюда попал? – подумала я, прежде чем окончательно уйти с головой в науку. – Просто странная случайность».

Я заказывала нужные книги, выписывала в тетрадку цитаты из работ зарубежных исследователей творчества Аполлинера, особо интересные главы ксерокопировала. Правда, последнее было удовольствием не из дешевых. Но выбора не оставалось. Необходимо было привезти в Казань максимальное количество нужного материала. В родном университете, да и во всем городе, таких книг не отыскать. Наука у нас держалась исключительно на энтузиазме и безумной преданности делу профессорско-преподавательского состава. С материальной базой, начиная с библиотеки и заканчивая техническими средствами и заработной платой, дела обстояли плохо. А уж после кризиса вообще все стало хуже некуда. Были лишь студенты, зараженные бактерией творчества и искусства, были аспиранты, с головой погрузившиеся в литературу. Вот и весь базис для развития. «Чистое искусство» в своем натуральном, нетронутом виде. Денег на приобретение новой литературы у библиотек не наблюдалось. Компьютер был хорошо если один на кафедру. Никакие командировки аспирантам не оплачивались. Необходимо собрать материал – выкручивайся, как знаешь. Нужно участвовать в иногородней конференции – придумывай, что сможешь. Вот тебе стипендия в размере пятисот рублей в месяц. Не хватает – зарабатывай, где и как сумеешь. Пока не родилась Катерина, я именно этим и занималась. Преподавала французский язык студентам первого курса в педуниверситете, давала в невероятном количестве частные уроки, от которых меня тошнило, бралась за любые оплачиваемые переводы. Но попадались они крайне редко – после 98-го город приходил в себя тяжело. И весь бизнес либо загибался на корню, либо влачил жалкое существование. Откуда же взяться зарубежным контрактам?

Можно было, конечно, придумать для себя что-то еще, более доходное. Но плотно вбитое в голову научно-коммунистическое воспитание страшно мешало. Ни продавать, ни посредничать, ни «делать бизнес» – ничего такого я не могла. Может, это и хорошо – не знаю, но прожить на добытое по специальности, «честным путем», стало почти невозможно. Каждый теперь выкручивался как мог и порой не без экзотики. Лучшая моя подруга Ирка, которая днем была преподавателем английского языка в химико-технологическом институте, по ночам танцевала стриптиз в только что открывшемся в городе престижном ночном клубе отеля «Сафар». Эта работа подвернулась Иришке совершенно случайно – школьная подруга попросила сходить с ней на кастинг в новый клуб, одной было страшно, да и неловко. Ирка по природной доброте своей согласилась. Участвовать сама и не думала. Но когда их завели в кабинет менеджера и стали задавать разные вопросы, ей показалось неудобным объяснять, что она пришла просто за компанию. И Ира вслед за подругой сдержанно отвечала. А потом менеджер встал из-за стола, подошел к ней и рявкнул так, что Ирка чуть не до потолка от страха подпрыгнула: «Свитер сними!» Она сделала это автоматически, просто от испуга. За свитером последовал лифчик. В результате подруге отказали, а в Ирку вцепились мертвой хваткой. Даже уроки стриптиза бесплатно давали, что вообще было случаем беспрецедентным. Так вот все само собой и сложилось. Но Ира выглядела теперь вполне довольной жизнью – за вечер в клубе на одних коктейлях, которые заказывали для нее щедрые клиенты (а приносили ей по строгой договоренности с официантами то воду, то сок – в зависимости от характера подменяемых ингредиентов), она порой зарабатывала больше, чем за полгода преподавания в институте. Ничего не скажешь, устроили нам господа хозяева страны подмену ценностей и веселую жизнь. Но Ирке, кажется, даже нравилось. Была в ней какая-то тайная страсть к эксгибиционизму. Единственное, что по-настоящему смущало, – страх повстречать на собственных выступлениях своих же студентов. Вот это было бы совсем некстати. Хотя бог миловал: таких денег, чтобы забрести в это дорогущее заведение, у ее студентов, к счастью, не наблюдалось. Сыночки богатых папенек учились совсем в других вузах и чаще всего за границей.

Одним словом, жизнь шла своим чередом. Каждый спасался как мог.

Очнулась от своих мыслей я только в тот момент, когда сотрудники библиотеки вежливо, но громко напомнили посетителям о том, что «в связи с предпраздничным днем читальные залы закрываются на два часа раньше». Я вздохнула с сожалением и отругала себя за разгильдяйство – за целый день не успела осилить и половины намеченного.

Вниз, в гардероб, я спускалась в абсолютно потерянном состоянии. «Вот ведь, – думалось с досадой, – и не поработала толком, и зря по сторонам вертелась». Я медленно переставляла ноги со ступеньки на ступеньку и понуро разглядывала стены, на которых висели яркие репродукции. Перед последним лестничным пролетом взгляд, вместо того чтобы зависнуть на очередной картинке, предательски уперся в телефон-автомат. Я в задумчивости остановилась, поразмышляв, достала из сумки визитку Артема, долго на нее смотрела, даже нашла в кошельке два телефонных жетона, но так и не решилась позвонить. «Подумаешь, понравился запоздало. Даже и не вздумай, – убеждала я себя. – Дамы, особенно замужние и с ребенком, малознакомым мужчинам не звонят. Позвони лучше Лидке». – «Лидке не хочу! – раскапризничалась вторая, более развязная моя половина. – Не очень-то мы с ней и дружили. Она – зануда». В конце концов я грубо оборвала этот внутренний диалог: «Нечего вообще куда-то звонить!» – и надула губы. В гардероб спустилась в таком вот – обиженном на себя саму – виде.