Читать книгу Дом под снегом (сборник) - Диана Машкова - Страница 2

Все началось с того самого дня, когда Дмитрий Львович захотел купить дом на Кипре.

Елизавета Андреевна была против этой затеи. Ее более чем устраивала их «дача» в Подмосковье – огромный особняк в тысячу квадратных метров. С зимним садом, баней, бассейном, спортзалом. Она бы вообще никуда оттуда не выбиралась – ни зимой, ни летом, – если бы не привычка самой возить дочек в школу, в Москву. В поселке про нее часто сплетничали, называли за глаза «барышней-крестьянкой» и крутили пальцем у виска. А все из-за того, что Елизавета Андреевна никак не могла переложить заботы, связанные с детьми, на прислугу. В школу дочек возила сама, готовила им иногда что-нибудь вкусненькое, уроки проверяла. Казалось бы, какие проблемы – водитель везет, охранник охраняет, кухарка готовит, няня с уроками помогает. Можно спокойно заниматься своими личными делами. Салоны, процедуры, покупки. Когда у тебя ТАКОЙ муж, хочешь не хочешь, а нужно соответствовать. Жена просто обязана транслировать в мир благосостояние семьи, подчеркивая гениальность и исключительность мужчины. Быть эталоном красоты, ухоженности и первичным признаком богатства.

Лиза об этом не задумывалась. Для своих тридцати девяти, не прилагая принятых в ее кругу усилий, выглядела она хорошо. Все ее мысли были о детях. Боялась не заметить, как они вырастут, как станут самостоятельными. Любила до умопомрачения и каждый день просыпалась и засыпала с мыслями о своих прекрасных, разумных, талантливых и невероятно красивых дочерях.

Как бы то ни было, но на покупке дома Дмитрий Львович настоял. Детям полезно море. Воздух там замечательный – не в пример Москве. Страна цивилизованная, да и коттеджик подходящий он уже нашел. Прямо на берегу. Километрах в десяти – не больше – от замечательного спокойного и уютного города Пафос. Можно будет на лето переезжать туда и целых три месяца наслаждаться всеми прелестями курортной жизни: солнцем, морем, прогулками. Отдыхать, ездить в горы – поближе к живительному воздуху расположившихся в вышине сосновых лесов – и путешествовать по кипрским городам. Елизавета Андреевна выслушала все аргументы, задумчиво покивала, тогда как мысли ее были далеко, и махнула на мужа рукой: «хочешь – покупай». Так они и стали счастливыми обладателями ценного объекта недвижимости на Кипре.

Первое лето в новом доме прошло неплохо. Как только занятия в школе закончились, Лиза упаковала чемоданы, собрала детей, мужа, и они все вместе полетели на Кипр. Домик Елизавете Андреевне понравился – не такой большой и не такой помпезный, как в Москве, но вполне милый и даже просторный. Планировка удобная – столовая, гостиная и спальня на первом этаже, плюс три спальни – на втором. Обставлен без особой роскоши, но со вкусом – Дмитрий Львович специально какого-то местного дизайнера нанимал. Так что Лиза осталась довольна, а дети – те так были просто счастливы. Чего ж еще желать?

Дима помог им устроиться на новой «даче», организовал аренду машины на три месяца, а в понедельник улетел в Москву. Работа. Ничего не поделаешь. Елизавета Андреевна прекрасно это понимала и страшно жалела мужа. Как ему, бедному, было тяжело справляться с разросшейся до невероятных размеров компанией. Двадцать тысяч сотрудников – это вам не шутка. А ведь когда-то все начиналось с четверых вдохновленных собственной идеей юнцов и небольшой комнатки – одной на всех – в старом, переоборудованном под офисы, доме на «Коломенской». Как же все изменилось за тринадцать лет! Партнеры Димы уже давно отошли от дел и жили за границей на положенные им по акциям баснословные проценты. Только Дмитрий Львович никак не мог успокоиться и бросить свое детище на произвол судьбы. Не вырос еще тот человек, которому он передоверил бы компанию. Вот и тянул как вол, в одиночку, ставший непосильным груз.

После отъезда Димы Лиза неожиданно заболела. То ли акклиматизация проходила сложно, то ли солнечный удар умудрилась получить с непривычки, то ли вирус какой-то пристал. Елизавета Андреевна пролежала в постели целую неделю – температура держалась под тридцать девять, постоянно накатывала противная тошнота, страшно кружилась голова, и совершенно не было сил. Хорошо, девочки уже большие – могли сами о себе позаботиться. А с хозяйством в доме управлялась нанятая Дмитрием Львовичем домработница.

За мамой девочки ухаживали сами. Приносили в спальню обед – правда, есть Лиза почти не могла, следили за тем, чтобы она вовремя принимала лекарства, и постоянно меняли влажное полотенце на ее разгоряченном болезнью лбу. Лиза лежала и сквозь туманные мысли ни о чем и полубредовые сновидения удивлялась тому, какими взрослыми стали ее дети, – казалось, вчера только были совсем крохами и не слезали с маминых колен. А теперь – Машке шестнадцать, Саше десять. И куда только время так спешит?

Наконец, Лизе стало немного лучше. Сначала появились силы на то, чтобы читать книги, – благо притащила из Москвы целый чемодан, потом на то, чтобы есть. В результате она встала и начала по чуть-чуть гулять. Сначала на улицу выходила только по вечерам – боялась жары, но постепенно осмелела.

Жизнь на Кипре была совершенно другой. Не такой, как в Москве. Да и понятно – все определялось климатом острова и размеренным течением времени в условиях тотального безделья. С самого утра стояла невозможная жара – поэтому Лиза старалась вставать пораньше, пока еще можно выкупаться и позагорать, не боясь получить тепловой удар или солнечный ожог. Но возвращаться с пляжа под палящим солнцем было уже тяжело – жарило вовсю. Вообще-то, от дома до моря было метров триста, не больше. Но берег вокруг Пафоса в основном каменистый – ни песочка, ни галечки – только отполированные водой разных форм и размеров каменные глыбы. Приходилось пользоваться пляжем расположившегося неподалеку отеля. Там, как могли, приспособили берег для купаний. Огородили каменным пирсом небольшой закуток, чтобы волны не зашибли купальщиков ненароком, засыпали пляж мелкими белыми-белыми камушками – то ли мраморной крошкой, то ли чем-то похожим – и построили деревянный помост. Зайти в воду можно было только с него. Все остальные поверхности были твердыми, мокрыми и, соответственно, скользкими. Так и голову проломить недолго. Днем Лиза всегда оставалась дома. Даже запретила помощнице по хозяйству готовить, чтобы было чем себя занять.

Время на Кипре непривычно для Лизы остановилось, дни стали похожи один на другой, как две капли воды. Разнообразие вносили только приезды мужа по выходным. Дмитрий Львович был неутомим – вытаскивал семью на экскурсии: то на древние мозаики в Пафосе посмотреть, то к знаменитой купальне Афродиты, где она вышла на свет из морской пены, то в аквапарк в Лимасоле, то в монастырь Киккос, то в Никосию, то куда-то еще. Было весело, а Дима выглядел совершенно счастливым и даже, казалось, помолодел. Лиза радовалась, глядя на мужа. Судя по всему, морской воздух и активный отдых действовали на него благотворно. Раньше он никогда не любил загорать, а теперь вот пристрастился. И с удовольствием разглядывал по вечерам в зеркале свое отражение бронзового цвета. В воскресенье вечером он, к невозможному сожалению всех членов семьи, возвращался в Москву. Девушки оставались одни. Самостоятельно по острову они пока не ездили – Лиза не сразу привыкла к особенностям левостороннего движения на дорогах и водила с опаской. Максимум – до супермаркета в Пафосе, за продуктами. Поэтому без папы становилось скучно и даже тоскливо.

Поначалу они с девочками часто выбирались в разные кафе, чтобы поужинать или пообедать. Но это дело надоело Лизе очень быстро – греческая кухня на Кипре разнообразием не отличалась. Салат, гриль, шашлык или прославленное кипрское мезе – вот и все изыски. Мезе можно было попробовать, честно говоря, от силы пару раз. И больше не хотелось – даже с условием того, что смена блюд в рамках этого самого мезе происходила раз по восемь. Все было специфическим, довольно непривычным для русского человека, а главное – не всегда можно было без добросовестных объяснений официанта разобрать, что из чего состоит. Какие-то тефтельки из фарша, обильно сдобренного непонятной, мелко нашинкованной травой, что-то вроде долмы – мелких голубцов, завернутых в виноградные листья, неясного происхождения запеканки, опять же с травой, и бесчисленное множество довольно острых соусов и паст ядовитых расцветок. От всего этого желудок начинал сдавать – ощущались тяжесть и тупая боль наверху, между ребер. Поэтому Лиза эксперименты прекратила. Покупала продукты и готовила сама. Только и в этом случае не все было так просто, как хотелось. Например, найти банальную свеклу, чтобы сварить борщ, было практически невозможно. Сколько Лиза ни пыталась, никто из продавцов даже не понимал, о чем она говорит и чего, в конце концов, хочет от них настырная и эксцентричная мадам.

Но если не обращать внимания на мелкие проблемы в части гастрономии, Кипр был местом практически идеальным. Бурная растительность и экзотические пальмы щедро украшали территории бесчисленных отелей, по дорожкам которых можно было бродить сколько душе угодно: никто не запрещал. Неподалеку от дома стояла замечательная живописная церквушка Святого Георгия. Там то и дело происходили какие-нибудь торжественные события – то венчания, то свадьбы, то крещения, то похороны. И при желании всегда было на что поглазеть: церемонии, все как одна, были богатые и очень людные. Сегодня женилась состоятельная русская пара, завтра семья армян приносила крестить ребенка, послезавтра венчалась дочка какого-то местного олигарха с выбранным для нее папашей женихом. И так без конца. Постепенно Лиза разобралась с вождением, и они чуть ли не каждый день стали ездить в горы. Бродили по сосновым лесам, наслаждались их ароматным воздухом, щедро даруемой тенью и покоем.

Водить машину на Кипре было сложно только на первый взгляд. На самом же деле после московских дорог езда здесь оказалась раем. Водители все как один были вежливы и внимательны. Правила соблюдались неукоснительно. Никто не пролезал вперед по встречной, никто не давил в бешенстве на клаксон. А уж к арендованным машинам аборигены относились так снисходительно и почтительно одновременно, что Лиза поначалу даже смущалась. Но потом привыкла и только благодарно улыбалась в ответ. Дороги были ровные, с четкой разметкой – никаких колдобин или ям, никаких «лежачих полицейских». Только маркировка на асфальте, призывающая сбросить скорость. И все послушно тормозили.

Но главной приятностью, разумеется, было море. Огромное, переменчивое. То бурное и кричащее, то шепчущее и спокойное. Лиза облюбовала себе местечко на камне около самой воды и после заката часами сидела на берегу, обдаваемая солеными брызгами и вдыхая живительный аромат. Сашка, наигравшись и набегавшись за день с новыми подругами, уходила спать. Маша отправлялась с появившимся у нее курортным бой-френдом – сыном председателя правления известного в России банка – в близлежащий паб. Лизу удивляло то, что на Кипре так много русских детей. Расспрашивая своих общительных дочурок, она выяснила, что практически все дома у моря заселены семьями из Москвы. А англичане, которые исторически считают остров чуть ли не собственностью Соединенного Королевства и переезжают сюда жить на пенсию, селятся по большей части в горных поселках, мешаясь с коренным населением.

Несмотря на обилие русских соседей, заводить новые знакомства Лиза не собиралась. Она и в Москве-то не часто приглашала и принимала гостей – как-то все времени не хватало. А если и была возможность, она чаще всего находила отговорки. Приятней было провести вечер дома, в тишине, почитать книгу. А не тратить время на бессмысленную женскую болтовню, изобилующую рассуждениями на предмет одежды, косметики, салонов Haute Couture. Это все было скучно и неизменно навевало на Лизу зевоту. Но дома в Москве по вечерам было уютно и хорошо, а здесь, на Кипре, почему-то становилось грустно. Иногда вместе с темнотой накатывала такая жуткая тоска, что белый свет становился не мил.

Лиза сидела на берегу и всматривалась в потемневшую воду. Вокруг бродили влюбленные парочки, слышались приглушенные голоса, восторженные вздохи, и сам воздух наполнялся возбуждением курортной жизни. А Лиза была одна. В доме ждала пустая постель – не к кому прижаться, некого обнять, некого приласкать. А так хотелось, что просто голова кругом шла. Лиза с нетерпением, как манны небесной, ждала каждого приезда мужа. Но он, привыкший к их «раз – максимум два в месяц», словно и не замечал состояния жены: ее пылких взглядов, умоляющих прикосновений, неизбывной тоски в глубине голубых глаз. Он носился по пляжу как мальчишка, играл с дочками в мяч, не вылезал из воды, возил семью по разным историческим местам, а вечером падал в постель, усталый и довольный, чтобы моментально заснуть. Лиза лежала с открытыми глазами до самого утра. Но сама напроситься не смела. В воскресенье Дима, отдохнувший и посвежевший, уезжал. Лиза оставалась, мрачная и раздраженная. Чтобы с надеждой ждать его следующего приезда.

Наконец лето подошло к концу. Лиза, страшно соскучившись по Москве и устав от Кипра, с радостью упаковала чемоданы и повезла дочек домой. Испытание Кипром, слава богу, осталось позади. Вернулась нормальная, полная забот и мелких радостей, семейная жизнь. Родной дом, где все было продумано и обставлено не каким-то дизайнером, а ею самой, привычный распорядок дня, украшенный кучей крупных и мелких дел. За день даже не хватало времени, чтобы все успеть, хотя Лиза крутилась как белка в колесе – школа, поликлиники, занятия Маши с репетиторами, спорт, уроки, покупки и возвращение опустевшему дому уюта и сверкающей чистоты. Засыпала она уставшая, но с сознанием того, что день прожит не зря.

Все шло, как и прежде, хорошо. Лиза блаженствовала. После Кипра она получала удовольствие от всего, что окружало ее в родном доме, в родном городе. И даже думала о том, что лето на Кипре прошло не зря – благодаря трем месяцам вдали от дома теперь, в сравнении, она чувствовала себя самым счастливым человеком. Длилось это чудное состояние до тех пор, пока Дмитрий Львович все не испортил одним своим словом.

Вообще-то, давным-давно, сразу после рождения Маши было решено, что она, окончив школу, будет поступать в МГУ. Лиза заранее обо всем договорилась – деканом факультета социологии работала ее бывшая школьная подруга, которая прекрасно знала, что, как, кому, когда и почем. Так что неожиданная идея отправить ребенка в Кембридж была не только спонтанной, но и совершенно необдуманной. Дмитрий Львович даже не посоветовался с женой – просто и однозначно поставил ее перед фактом. Елизавета Андреевна вспылила. Обычно спокойная и терпеливая, она совершенно вышла из себя. Дмитрий молча выслушал все ее излияния и заявил: «Все будет, как я сказал. Спорить бесполезно». Развернулся и вышел из супружеской спальни. Сердце Елизаветы Андреевны подступило к самому горлу. Мешало дышать и вызывало тошноту. Так уже было однажды – года три назад, – когда расторопная соседка, напросившись к ней на чай, радостно доложила, что Дмитрий Львович был замечен в казино с молодой любовницей. Сомнений не было – так они друг на друга смотрели и даже держались за руки на людях. Соседка тут же предложила услуги какой-то знакомой бабки-колдуньи, чтобы избавиться от соперницы. Но «можно и заказать эту шлюшку – дороже, зато надежней» – вдогонку предложила она. Лиза тогда расплакалась. Соседку попросила немедленно уйти и оставить свои комментарии и предложения при себе. Было такое чувство, что ее уютный семейный мир – единственная ценность, которая была у нее в этой жизни, – рушится прямо на глазах. Но Лиза тогда смогла все заново отстроить – переключилась целиком и полностью на детей. А Диму стала воспринимать как необходимую, но и неподвластную ей часть бытия. С тех пор пару раз она слышала подобные вести и от других «доброжелателей». Но не реагировала бурно. Даже не пыталась выяснить, была ли это все время одна и та же девушка или он менял их как перчатки. Ей это было по большому счету все равно.

А вот Кембридж сейчас оказался таким же страшным ударом, как и те первые дурные вести. Лиза с ужасом поняла, как сильно изменился Дима. Позади остались времена, когда они вместе принимали решения, когда муж советовался с ней, когда она помогла поставить на ноги его небольшую тогда компанию, серьезно пошатнувшуюся в девяносто восьмом. И даже продала ради поддержки предприятия доставшуюся ей от бабушки огромную трехкомнатную квартиру на Тверской. Лиза никогда не ставила ему это в укор – считала своим долгом. А вот сейчас захотелось припомнить зарвавшемуся мужу все. Лиза расплакалась, как девчонка, от жалости к себе – ее пытались разлучить с самым дорогим, с тем, что было смыслом ее жизни и надеждой на завтрашний счастливый день. Но, как это ни странно, злость на мужа вытекала из Лизы вместе со слезами. Она задумалась, решила, что Дима тоже по-своему заботится о благе дочерей. Хочет дать им лучшее. Утерла слезы и пообещала себе при случае спокойно объяснить мужу все: что МГУ не хуже – проверено временем и многими вышедшими оттуда теперь знаменитыми и достойными людьми, что нельзя лишать ребенка привычного круга общения, отсылать от дома и семьи.

Случай поговорить представился не скоро: Дмитрий Львович, словно нарочно, избегал возможности остаться с женой наедине. Возвращался поздно и сразу ложился спать, утром на скорую руку пил кофе и уезжал. Лиза ждала. В один из выходных, спустя месяц после первого упоминания о Кембридже, девочки уехали всей школой на экскурсию, а супруги волей-неволей остались дома одни. Лиза приготовила завтрак, накормила мужа, никак не демонстрируя своих намерений, и они, как в старые добрые времена, отправились прогуляться по лесу.

– Дим, – Лиза взяла мужа за руку, – ты меня еще хоть капельку любишь?

Такого подвоха от спокойного субботнего утра Дмитрий Львович не ожидал. Он внутренне напрягся и ответил вопросом на вопрос:

– Почему ты спрашиваешь?

– Да так. Хочется иногда услышать от тебя приятные слова. Последнее время ты редко со мной говоришь. – Она делано-печально вздохнула. Дмитрий вряд ли догадывался о том, что она в курсе его неверности и только по привычке играет роль любящей жены. Так и нечего ему все знать. Пусть считает себя самым умным – ему это нужнее.

– Работа… – Дмитрий Львович обрадовался, что удалось уклониться от ответа. – Устаю как собака, ты же знаешь. За день так наговоришься, что язык во рту не ворочается. Иногда по семь-восемь переговоров в день – свихнуться можно. Да и от персонала покоя нет – то это у них случилось, то то. Приходится все решать.

– Дим, – Елизавета Андреевна посмотрела на мужа, – ты мне не ответил.

– Я? – От Лизы не ускользнуло то, как он отвел глаза. – На что?

– На то, любишь ли ты меня, – терпеливо, почти по слогам, повторила она.

– Ну конечно! Мы же с тобой одна семья. Вон какие дочки замечательные растут – все твоя заслуга.

– Зачем ты тогда это затеял? – Дмитрий Львович не сразу понял, о чем идет речь. Непроизвольно дернулся и на всякий случай вытащил из ладони жены свою руку.

– Что ты имеешь в виду?

– Кембридж, – Елизавета Андреевна печально усмехнулась, глядя на его испуг. А потом торопливо, не давая ему вставить даже слово, продолжала: – Это же глупо. Зачем он нужен Маше? Она и здесь прекрасно выучится и станет блестящим специалистом. Она умная девочка. Да ты на себя хоть посмотри – ни Гарвардов, ни Кембриджей не заканчивал, учился в Москве, – а такое дело в своей жизни создал! Любой мужчина твоим уму и способностям позавидует.

– Сейчас времена другие, – сухо ответил Дмитрий Львович. – Без новых технологий, методик, разработок на мировой рынок не выйдешь. А у нас учат до сих пор по старинке.

– Да ведь не это главное! МГУ дает прочное классическое образование. Это университет с мировым именем, – Елизавета Андреевна начала нервничать, но старательно сохраняла спокойствие. – Главное – научить человека мыслить, искать решения поставленных перед ним задач, получать ответы на любые вопросы. Тогда он ни в одной компании, ни на одной должности не пропадет. А все методики и новые технологии – дело наживное. Придет на работу и по профилю во всем разберется. Думающий человек, который умеет учиться, нужен везде.

– А мне в компании нужен готовый профи по финансам! И точка. В Кембридже преподают не только теоретики, но и практики с большим опытом. – Дмитрий Львович резко развернулся и направился к дому.

– Дима! Постой! – Елизавета Андреевна еле поспевала за ним. – Ты хоть Машку-то спросил? Хочет она именно в твою компанию? Ведь у человека в жизни должен быть выбор. Нельзя так вот взять и все за нее решить.

– Я – спросил. И тебе советую. А лучше бы ты сделала это до того, как мне нервы трепать. – Дмитрий скрылся за воротами.

С Машей Лиза поговорила в тот же вечер. И выяснила, что «папе нужно будет помогать», что «не всякому человеку от рождения дается шанс стать крупной фигурой в огромной корпорации», что «Кембридж – это круто» и что «именно в таких мировых учебных заведениях человек обрастает первыми деловыми связями, которые в будущем могут сыграть в жизни важную роль». Маша закончила тем, что на все университетские каникулы будет обязательно приезжать домой. Поэтому пусть мамочка не волнуется – все у них останется, как прежде. Она обняла Лизу. Чмокнула в щечку и побежала по своим делам. Лиза сидела, застыв, как изваяние. И когда только вечно отсутствующий дома отец успел внушить дочери все эти прогрессивные мысли? Почему ему так легко дается то, на что у нее, Лизы, уходит море времени и сил? Ответа на эти вопросы Лиза так и не нашла.

Она пробовала заговорить с Дмитрием на тему Кембриджа еще несколько раз. Он молчал и на все доводы, убеждения, просьбы только повторял как заведенный, что все уже решено. Лиза перестала спать по ночам. Она не могла смириться с мыслью о том, что ее драгоценного ребенка пытаются у нее отнять. Отправить куда-то далеко-далеко, в эту чертову Англию. И как же она будет разрываться на части, как научится делить время между Сашенькой в Москве и Машей в Кембридже? Лиза знала себя. Знала, что не сможет так жить: будет рваться на каждые выходные к старшей дочери и, прилетев к ней, скучать по младшей. Она совсем себя измучила беспрерывными мыслями о том, что их семья рушится, распадается и разваливается на части. Родные, любимые, но разные части. Неужели дети всегда так болезненно для родителей взрослеют? И почему так быстро? Лиза непрерывно задавала себе эти вопросы. С трудом она удерживалась от того, чтобы не «шантажировать» Машку постоянно – словами о том, как она будет без нее скучать, или жалобами на то, что неблагодарная доченька бросает мать, которая вложила в нее все силы, всю любовь. Лиза понимала – таких вещей говорить нельзя. Как бы больно ни было, а решения своего повзрослевшего ребенка нужно научиться уважать. Слишком прозрачна и тонка грань между материнской любовью и материнским эгоизмом. А последний – прямой путь испортить раз и навсегда сложившуюся дружбу. Такую радостную, приятную и такую хрупкую одновременно. Так что Машку Лиза не трогала, а вот мужу объявила войну. Сказались и злость, и обида, и прошлые его грехи.

Дмитрий Львович старательно не замечал враждебности жены. Не реагировал на обиженное молчание, не отвечал на нападки, не комментировал ее еженощные бдения и вообще старался держаться от измотанной собственными тяжелыми мыслями супруги подальше. Пока она сама в очередной раз не подходила к нему и не поднимала «кембриджский вопрос». У Лизы исчерпывался запас разумных доводов и веских аргументов – все их она уже безрезультатно испробовала на супруге. Теперь она все чаще просто зло смотрела ему в глаза и угрожала. Тем, что устроит ему веселую жизнь, тем, что он у нее еще попляшет, тем, что его привычный уклад будет разрушен так же, как ее. Дмитрий Львович не реагировал. В результате Лиза начинала кричать и впадала в самую настоящую истерику.

В один прекрасный день Дмитрий Львович заявил, что с него хватит. Проорал в ответ, что, если она не перестанет накалять обстановку и настаивать на своем, он переедет в московскую квартиру – и все. Лиза испугалась. Попыталась взять себя в руки, но получилось не очень. Слезы брызнули из широко раскрытых глаз, а плач превратился в болезненные всхлипы. Выглядело это так, словно ей не хватало воздуха, чтобы дышать. Дима в свою очередь испугался тоже. Пожалел Лизу. Обнял ее за плечи и стал утешать. Не помогало. Тогда он встал, взял телефон и набрал какой-то номер.

– Виктор? Добрый вечер, Рубцов побеспокоил. Мне нужна твоя помощь. Да нет, я в порядке – жене. Запиши, пожалуйста, к себе на прием. Нет. Это долго. Найди время в понедельник. Откажи кому-нибудь! Да. Да. Устраивает. Я сам с ней подъеду. – И повесил трубку.

Дмитрий Львович вернулся к жене. Снова положил ей руку на плечо.

– В понедельник поедем к врачу.

– Зачем? – еле-еле смогла выдавить Лиза сквозь всхлипы.

– Он замечательный психотерапевт. Лучший. Если сами не можем разобраться со своими проблемами – будем привлекать сведущих людей.

– Я не буду! – Лиза говорила как капризный ребенок, утомленный собственным долгим плачем.

– Зато буду я. – Он крепче прижал к себе жену и стал укачивать ее как маленькую.

К Виктору они поехали. Правда, присутствие Дмитрия Львовича можно было назвать в лучшем случае номинальным. Он привез Лизу в клинику, провел в кабинет, представил врачу и тут же удалился. Дела. Лиза чувствовала себя неуютно. Никогда, даже близким, не рассказывала она о своих душевных муках, о проблемах в семье. А тут на тебе – совершенно чужой человек, да еще и мужчина, да еще приставучий, как банный лист. Он измучил ее вопросами. Обо всем – о ее образе жизни, о привычках, о муже, о детях. Лиза вздохнула с облегчением, только когда все это закончилась и она вышла из клиники на свежий воздух. В глубине души она считала подобные консультации совершенно бесполезными. Никогда не доверяла чужим. Да и с какой стати раскрываться перед совершенно незнакомым человеком? Тем более что с детства внушили, что «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Не на кого в этой жизни надеяться, кроме как на себя.

Водитель Дмитрия Львовича ждал ее на крыльце.

– Елизавета Андреевна, Дмитрий Львович просил вас не уезжать домой. Он хотел бы с вами пообедать. В «ПушкинЪ», в три. Могу вас туда отвезти? – Водитель услужливо открыл дверцу, Лиза села. Дверцу машины он не закрывал – ждал ответа.

– Можешь, – устало сказала она.

Дмитрий ждал ее за столиком на втором этаже. Лиза поднялась на лифте, отыскала мужа глазами. Он встал, когда она подошла, и продолжал стоять, пока официант не помог Лизе сесть. Обед уже был заказан. Лиза с горечью отметила, что и здесь ее никто не спросил. Настроение испортилось окончательно.

Из окна, у которого они сидели, лился яркий морозный свет. Дмитрий молчал. Лиза от нечего делать теребила салфетку и рассматривала мужа, пытаясь сравнить его с тем молодым человеком, которым он был тринадцать лет тому назад. Когда Машка была маленькая. Когда он только-только открыл свое собственное дело. Дима сильно располнел за это время, волосы чуть поредели, откуда-то появилась перхоть, зато взгляд стал самоуверенным и надменным. Он смотрел на людей только в упор, не стесняясь и не боясь показаться бестактным. Во всех его движениях читалось презрение к окружающим. Он не давал себе труда разобраться, кто перед ним: официант, портье, заместитель, партнер или жена. Все были для него слишком мелки, и всех он одаривал одним и тем же сверлящим холодным взглядом.

– Ну, как? – нарушил он, наконец, молчание.

– Плохо, – в тон ему ответила Лиза.

– Что, Виктор отказался помочь?

– Да что ты. Он-то как раз полон энтузиазма. Я не хочу.

– Это неразумно. – Дмитрий, видимо, дал себе зарок изъясняться только односложными фразами. – Попробовать стоит.

– А мы можем сменить тему? – Лиза боялась выйти из себя. Все-таки общественное место.

– Можем. Но я искренне хочу, чтобы ты поправилась.

– Я здорова, – процедила Лиза сквозь зубы. Она подумала, что он специально не стал дожидаться вечера, чтобы не заводить опасных разговоров дома. Там она бы впала в истерику снова. Здесь ей придется сдержаться – он знал, как она щепетильна по части демонстрации своих эмоций на людях.

– Хорошо. Но ты переживаешь. И это сказывается не только на мне. На детях тоже.

Лиза поджала губы. Значит, вот как. Неприкрытый шантаж.

– Дети не знают.

– Лизонька, – Дима, наконец, сменил застывшее выражение надменных глаз на что-то более человеческое, – ты зря так думаешь. Они все видят. Спрашивают меня, «что случилось с мамой». И что мне им сказать? Я же и сам не пойму, что конкретно произошло. Наша дочь сделала выбор. Я считаю его правильным. Вот и все.

– Это не Машка! – прошипела Лиза. – Это все ты! Ты ей внушил. Если тебя так тяготит присутствие в доме взрослой дочери, то мне оно жизненно необходимо!

– Не говори ерунды. – Дмитрий оставался спокоен. – Я люблю ее не меньше, чем ты. А в тебе говорит материнский эгоизм. – Лиза всхлипнула, припоминая собственные мысли в этом ключе. – Опасная штука, между прочим. «Я растила, я воспитывала, а она теперь меня бросает». Так нельзя! Нужно уметь принять все как есть. Даже если нам это кажется неправильным.

– Слишком много всего я принимаю «как есть»! – снова прошипела Лиза. – Если бы Машка сама придумала! Так ведь нет. Ты! Ты навязал. У Машки и в мыслях не было такого.

– Дорогая, не так-то просто разобраться в мыслях другого человека, – назидательно произнес Дмитрий Львович. Лиза едва сдерживалась, чтобы не плюнуть ему в лицо. Он продолжал: – Неважно, насколько близок тебе человек, – чужая душа потемки.

– Это уж точно! – бросила Лиза. – Мы семнадцать лет муж и жена, а я, оказывается, совсем тебя не знаю!

– Семнадцать с половиной, – поправил Дима. – Кстати, ты наверняка не помнишь. Но у нас с тобой сегодня юбилей – двадцать лет назад, в этот самый день, ты впервые разрешила мне себя поцеловать.

Лиза от неожиданности даже замолчала. Не может быть, чтобы циничный и всегда расчетливый Дима помнил такие вещи. Может, соврал? Она автоматически переключилась с мыслей о Кембридже на воспоминания. Видимо, этого супруг и добивался.

Лиза была уверена, что тогда была зима, что они ходили в кино – на какую-то премьеру. Кажется, в «Пушкинский». Только дату она напрочь забыла. Ей было девятнадцать, ему – двадцать один. Вроде бы не дети уже. Но Лиза не позволяла своему пламенному ухажеру прикасаться к себе. Она уже поняла, что влюбилась. Страстно. Безумно. Без оглядки. Только страшно боялась бытовавших в среде более опытных ровесниц мифов о том, что как только мужчина получает возможность приблизиться к девушке или того хуже – ею обладать, он тут же теряет к ней всякий интерес. Лиза мучила себя и Диму уже целых девять месяцев – даже за руку себя брать не разрешала. И вдруг в кино все изменилось. Показывали что-то очень трогательное и о любви – Лиза не выдержала и сама взяла в темноте Диму за руку. Он воспринял ее жест как команду к действию – не обращая внимания на сидящих сзади людей, притянул к себе и страстно поцеловал. Из кинотеатра Лиза выходила красная как мак. Ей было стыдно и очень страшно. Вдруг действительно бросит. Но Дима никуда не пропал. Наоборот, стал еще внимательнее и ухаживал за ней как за принцессой. Дарил дорогие подарки, приглашал на все интересные премьеры, каждый день приносил цветы. Благо возможность делать все это у единственного сына члена тогдашнего правительства была. Лиза сдалась на свой страх и риск. Они поженились.

– Так что, выпьем за нас? – Дмитрий Львович наблюдал за тем, как перед глазами Лизы мелькают картины из прошлого, и заговорил, только когда она чуть тряхнула головой и посмотрела на мужа осмысленным взглядом.

– Давай. Что ж с тобой поделаешь. – В зрачках Лизы засиял теплый ласковый огонек. Она уже видела перед собой не располневшего и презрительного ко всему мужчину «среднего возраста», а пылкого и шустрого молодого человека. Высокого, красивого, умного и любимого.

Дальше все пошло как по маслу – они больше не заговаривали ни о Кембридже, ни о психотерапевте. Просто вспоминали юность – как познакомились, как поженились, как Машка родилась. Лиза все время, пока они говорили, никак не могла отделаться от навязчивой мысли на тему «какое замечательное было время». Нет, не совсем так – «какое замечательное БЫЛО время».

Домой ее увез водитель. Сам Дмитрий Львович вызвал из офиса дежурную машину. Лиза пребывала в легком и радужном настроении – давно она не чувствовала себя так хорошо. Открыла сумочку, чтобы подправить макияж – ужасно хотелось выглядеть превосходно, пусть для себя самой – и обомлела. Внутри лежала нежно-зеленого цвета коробочка от Tiffany. И когда только Дима успел подложить ее в сумку? Лиза со смешанным чувством удовольствия и любопытства взяла коробочку в руки. От нее исходило приятное тепло – ожидание вернувшегося счастья, вновь открывающей глаза любви. Муж так давно не дарил ей подарков, что она уже и забыла, как это бывает. Как наполняется сердце радостью, как воспаряет душа, которой говорят: «ты нужна», «ты любима», «ты прекрасна». Лиза, трепеща, освободила бархатную коробочку от картонок. Открыла. Усыпанное бриллиантами колечко причудливой и изящной формы сияло благородным светом. Елизавета Андреевна вздохнула с надрывом и, безвольно опустив в сумку раскрытый футляр, спрятала лицо в ладонях. То ли намеренно сделал Дима такой подарок, то ли просто забыл: неизвестно, что хуже. Но подарил он кольцо. Именно то, чего Лиза никогда не могла носить. Браслеты, серьги, кулоны, ожерелья – все это она любила. А вот кольца вызывали резкую идиосинкразию: слишком чувствительной и тонкой была кожа между пальцев, и, надев кольцо, Лиза ощущала себя так, будто оно впивается в кости, причиняя сильную боль. В свое время Дмитрий Львович прекрасно об этом знал. Никогда не делал подобных подарков. И даже спокойно относился к тому, что обручальное кольцо в их семье носит он один. Лиза взяла телефон и набрала номер Димы. Он ответил моментально. Будто специально сидел с телефоном в руках и ждал ее звонка.

– Спасибо, – сказала она печально. – Красивое кольцо.

– Я рад, что тебе понравилось. – По телефону было слышно, как Дмитрий Львович удовлетворенно улыбается в трубку. На интонации жены он внимания не обратил.

– Я его Машке отдам, – Лиза вздохнула. – Ей пойдет.

– Ну, как знаешь, – Дмитрий Львович обиделся на такой поворот. Причин его он не понял.

– Целую, – сказала Лиза и закрыла телефон. До самого вечера она пребывала в смятенном состоянии. Без конца обнимала и целовала своих дочурок, словно искала в них утешения и утраченной любви. Говорила им, какие они красивые и умные, какая у них замечательная семья и какой хороший папа. «Папу нужно жалеть, – зачем-то добавила она, – потому что у него трудная жизнь».

Время шло. Дмитрий Львович непрерывно настаивал на серьезном отношении «к своему здоровью». Лиза, устав сражаться с мужем и находиться в состоянии вечного сопротивления, начала по три раза в неделю ездить к Виктору на сеансы психотерапии. Дмитрий сиял. Жена успокоилась и стала смотреть на вещи другими глазами. Смирилась с Машиным отъездом, научилась, как ей казалось, со спокойным безразличием относиться к мужу. Виктор говорил, что дела идут на поправку, и упорно предлагал Лизе съездить для полноты эффекта к морю. А еще лучше, если обстоятельства позволяют, вообще навсегда сменить климат на более мягкий. Он даже с Дмитрием Львовичем на эту тему при Лизе советовался. Дмитрий промолчал, но Лиза заметила, что в глубине его глаз засиял довольный огонек. Елизавета Андреевна активно протестовала, ссылаясь на детей, школу и прочие жизненно важные и возможные только в Москве дела.

Прошел Новый год. Приближалась весна. Дмитрий постепенно перешел в наступление и в один голос с Виктором уговаривал Лизу переехать на Кипр. Хотя бы попробовать – пожить полгодика, посмотреть, что и как. Разумеется, вместе с Сашенькой. Там и школа приличная есть, и климат для ребенка идеальный. А Дима будет постоянно прилетать. Лиза отбивалась, пока это было возможно. Но оба – и муж, и психотерапевт – насели на нее так, что она потеряла контроль над ситуацией. И перестала сопротивляться. Так и быть, она полетит, но только при условии, что если что-то вдруг не так – сразу вернется! Дима сказал: «Ну, конечно, дорогая». И, кажется, даже засиял от счастья.

Наступил июнь. Маша сдала экзамены в школе, отгремел шикарный выпускной вечер, на котором она выглядела, как принцесса. Дмитрий Львович раздувался, глядя на нее, от гордости, а Лиза все время украдкой утирала слезы. Не верилось, что ее дочка – малышка – уже окончила школу и стала взрослой. После выпускного Маша засела за учебники: как бы то ни было, а поступать в Кембридж было страшновато. Очень не хотелось ударить в грязь лицом перед иностранцами – будущими преподавателями и однокурсниками, хотя вопрос, разумеется, был и так уже решен. Лизе в Москве после Машиного выпускного делать вроде стало нечего, и они с Сашенькой начали собирать чемоданы. На этот раз к делу подошли концептуально – собирались целую неделю. Но у Лизы все время было чувство, что она что-то забыла, хотя чемоданов уже скопилось порядочно, и она постоянно откладывала отъезд. В конце концов Дмитрий не выдержал. Велел своей секретарше заказать билеты на ближайшие выходные и, запихнув жену, дочь и чемоданы в машину, полетел с ними сам.

Лиза не испытывала никакой радости, вернувшись в свой кипрский дом. Ей не хотелось моря, пальм, понтийских греков и непривычной жизни. А от солнца первую неделю пребывания на Кипре ее вообще просто мутило. Зато Сашка чувствовала себя прекрасно – снова нашла прошлогодних подруг и носилась где-то целыми днями. Благо Кипр – не Москва. Здесь можно спокойно отпустить ребенка из дому и не бояться, что украдут, изнасилуют, убьют. Лишь бы детеныш был ответственный и понимал, что некоторых вещей без спросу делать нельзя. Сашка все прекрасно понимала. Поэтому первую неделю, которую Лиза, как и в прошлый раз, провалялась в постели, она на море не ходила и довольствовалась бассейном во дворе. И еще бассейном у Даши, и у Ксении, и у Стеллы, а иногда – у Сережи. Под присмотром Лизиной домработницы, взявшей на себя добровольно функции няни.

Потом Лиза поправилась и решила, вслед за дочкой, познакомиться с местным русским обществом поближе. Ходить далеко не пришлось – весь их поселок, состоящий из однотипных белых домиков, правда, с разной планировкой внутри, был выкуплен москвичами. Лиза познакомилась с мамой Даши и узнала, что они с дочерью живут здесь уже три года. Дашка ходит в Международную школу. Мужчиной в их доме и не пахло. Спрашивать Лиза постеснялась. Да и что тут такого – тоже небось, как ее Дмитрий Львович, изо всех сил зарабатывает деньги. Иногда Лиза думала, что было бы хорошо, если б Дима мог уже остановиться – тогда будет время и силы все в их отношениях исправить. Ну куда им еще деньги. Все есть. Даже детям и внукам хватит. А вот нормальной жизни нет. Но Дмитрий Львович, похоже, относился к тому типу мужчин, которые будут работать, пока ноги держат. На Лизину беду. Не потому что он жадный – нет. Просто потому, что в компании заключены его цель и смысл. Так же как Лизины – в детях. Тоже своего рода пленник башни из слоновой кости.

Ксюша жила на Кипре с бабушкой – Еленой Владимировной. Ни мамы, ни папы поблизости не наблюдалось. У Стеллы была мама и двухгодовалый братик. Папа, как выяснила Лиза у Саши, появлялся раз в два месяца – не чаще. До Сережиного дома Лиза не дошла. Как-то тоскливо стало в этом бабьем царстве, и она боялась напороться на очередную схему «мама на Кипре воспитывает детей, папа работает в Москве». Постепенно новые приятельницы и сами стали появляться у Лизы дома – поболтать, чаю вместе попить или пригласить прогуляться куда-нибудь. Странно, но на Кипре, в отличие от Москвы, Лиза была не против пообщаться с соседками. А что еще тут делать? Все дни как один: солнечные, жаркие, бездельные и бессмысленные. Говорили, что, когда начнется школа, станет получше, и жизнь обретет хоть какой-то график, форму и смысл. Пока же дни тянулись медленно, неповоротливо и лениво.

В один из дней, похожих друг на друга как две капли воды, Лиза лежала на диване в своей гостиной и читала местную газетенку «Время Пафоса» на английском языке. Честно говоря, ее уже тошнило от однообразных статей на тему «какая у Кипра замечательная история», «какие здесь обалденные климат и море», «как здорово здесь можно жить» и, наконец, дорогие мистеры и миссис, «какая здесь дешевая и хорошая недвижимость!». По всему выходило, что Кипр – просто врожденная мечта любого нормального и здорового на голову человека. Плевать, что здесь все в десять раз дороже, чем в Москве. Не важно, что позволить себе эту жизнь может по большому счету только англичанин – в силу дороговизны своей собственной страны, – да и то не всякий. Но уж он-то просто обязан сюда переселиться. Потому что, кроме как на Кипре, англичанин счастлив не будет нигде. Все. Точка. Лиза разозлилась и зашвырнула газету за диван. В этот момент в дверь постучали. Сквозь стекло в двери Лиза увидела Елену Владимировну, которая скромно топталась на пороге. Лиза замахала рукой и крикнула: «Заходите!» Елена Владимировна вошла. Двери здесь не запирали. В существование на Кипре преступности не верил никто – попробуй обворуй какой-нибудь дом, а потом спрячься со всем этим добром на крохотном островке. Нереально. Тут же найдут. Особенно если попытаешься с этого самого острова бежать.

– Здравствуйте, Елена Владимировна. Что ж вы так скромно? Знаете ведь – не закрыто. В следующий раз заходите, и все, – Лиза говорила, жестами приглашая пожилую даму пройти и присесть на диван. Елена Владимировна пришла с гостинцем – половинкой яблочного пирога. Сама пекла.

– Ну, мало ли, Лизонька. Вдруг муж твой приехал. Помешаю. – Она водрузила пирог на журнальный столик и извиняющимся тоном произнесла: – Прости, что я так. Без приглашения. Хотела попросить, нет ли у тебя чего-нибудь почитать. А то скука смертная. Все, что дочь в последний раз привозила, я уже давно прочла.

Лиза задумалась, что предложить. Книг она привезла немало – сама любила читать, только, скорее всего, у нее и у пожилой дамы были совершенно разные вкусы.

– Вы знаете что, посмотрите сами вот здесь, на стеллаже. Что понравится, то и возьмите.

Елена Владимировна встала и подошла к полкам с книгами. Она смотрела на них жадными голодными глазами – на такое счастье она и надеяться не могла. В основном в поселке читали мало: у кого дети маленькие – времени нет, у кого интересы другие. И все, что можно было у соседей добыть, она уже давно добыла и прочитала. Елена Владимировна долго наслаждалась видом чистых твердых корешков, потом выбрала несколько книг – пухлый том стихов Есенина и «Повести» Тургенева. Лиза это для Саши привезла. Надеялась, что та за лето прочитает. Но дочка пока все больше по подругам бегала и знакомиться с русской литературой в ближайшее время похоже, не собиралась.

– Можно? – робко спросила Елена Владимировна.

– Да конечно! – Лиза ободряюще улыбнулась. – Берите еще.

– Нет-нет, спасибо. Я лучше, когда эти верну, если можно…

– Ну, хорошо. – Лиза крикнула домработницу и попросила сделать чай. – Вы присаживайтесь, – обернулась она к Елене Владимировне, – мы с вами чаю сейчас попьем. М-м-м, а пирог какой чудесный! Неужели сами пекли?

– Сама, – просто ответила Ксюшина бабушка.

– Я вообще-то раньше тоже пекла, мне это нравится. – Лиза присела рядом с гостьей на диван. – Может, и теперь надо заняться. Хоть какое-то дело. – Но потом Лиза вспомнила, что в ее здешней бутафорской плите нет даже духовки. Вместо нее встроена посудомоечная машина. И вздохнула с облегчением. Честно говоря, с пирогами она теперь, после многолетнего опыта жизни с домработницами и кухарками, уже вряд ли бы справилась.

После пирогов зашел разговор о жизни, о детях, о мужьях. Елена Владимировна поинтересовалась, когда Лиза возвращается в Москву – к началу учебного года или задержится здесь еще немного. Лучше задержаться – в сентябре тут очень хорошо, да и жалко им, аборигенам, такое приятное общество терять.