Читать книгу Когда мечтатель проснулся, или Маленький император, что рос со мной - Диана Муталибова - Страница 1

Или я извлек другой важный урок:

сколь убогим и нелепым

выглядело одиночество

в глазах любви?

И уяснил обратную сторону

этого открытия: мне суждено

вечно отвергать любовь?

Юкио Мисима «Исповедь маски»

Глава I

Самое раннее мое серьезное переживание произошло в девять лет. Стоя в школьном дворе в ожидании отца, мое сердце так сильно билось, как никогда до этого. Тогда я познал страх, извращенное желания скорого наказания и странное волнение. Лил дождь, летний, теплый, неприятный. Он так и норовил оставить на мне след. Стоя под козырьком школы я смотрел как эти капли тихо падая на землю становились маленьким фонтаном. Частичка каждого такого фонтанчика доходила до моих широких школьных, но я не спешил отодвинуть ногу.

Напротив, заворожённо наблюдал за этой картиной сам не понимая, что в этом привлекательного. Неосознанно отвлекая себя от предстоящей отцовской взбучки мне нравилось слушать, как недолетавшие до земли капли сильно бились об козырек, повторяя такт моего сердца. В телефонной беседе с классным руководителем отец пообещал, как следует проучить меня, негодника. Я знал, что так все и будет, не в первый раз, но виноватым в произошедшем себя не чувствовал.

Драку затеял не я, может потому и проиграл в этой схватке с пятиклассниками. Ссадины на лице, грязные брюки, да и в целом жалкий вид. Я был уверен, что от отца получу больше, хотя бы потому что проиграл. И был готов к приговору. Мне было все равно, что брюки мокнут под этим майским дождем. Это маленькое зрелище отвлекало меня от неизбежного. Прошло минут двадцать прежде, чем я услышал голос отца.

– Быстро сел в машину, трус, – зашипел отец, это было первое что от него услышал тогда.

Покорно, не поднимая головы и наблюдая за обувью отца я шагал вслед к машине. И думал – стоит ли искать защиту у матери или она как обычно скажет, что отец прав и ему виднее. Всю дорогу до дома отец молчал, когда доехали до двора тихим, но грубым голосом сказал мне: «Вышел из машины и поднялся домой!».

Аккуратно выйдя из машины, я обреченно зашагал в сторону своего подъезда, не дожидаясь пока отец припаркуется. Не захотел подниматься на лифте и медленно пропускал одну за другой ступеньки до 8 этажа. Оттягивал встречу с матерью, хотя знал, что и за это мне прилетит от отца. Спустя почти десять минут я стоял перед дверью квартиры, она была открыта. «Значит отец дошел первым», – подумал я. Тихо открыв дверь я вошел и начал медленно разуваться.

– Вот и он, явился. Я уж было думал, что сбежал. Иди полюбуйся на своего сына, – встретил меня отец, подзывая маму. Я нарочито медленно снимал обувь, чтобы не встретиться с ними глазами.

Мама вышла из кухни и посмотрела на меня с жалостью и беззащитным взглядом.

– Мой руки и садись за стол, – сказала она мне тихо и прошла обратно на кухню.

– Да, и попробуй что-то не доесть. После жду тебя в кабинете, – вмешался отец, шагая в сторону своего кабинета.

Кушать я не хотелось, аппетита из-за нервного ожидания не было, но страх перед отцом взял свое и я доел макароны с котлетками. Пропуская одну вилку за другой, мне казалось, что мама, воспользовавшись случаем положила в мою тарелку больше обычного. В другой день я мог сделать за это замечание матери и отказаться от еды вовсе, но не сегодня.

Я так быстро уплетал обед, что почувствовал тяжесть в желудке. Решив, что это часть наказания прошел дальше в кабинет. Зайдя в комнату, застал отца за рабочим столом. Я любил бывать в этом кабинете, но в отсутствии отца.

Высокие потолки позволяли длинным книжным шкафам наполнить комнату атмосферой библиотеки. В кабинете было пять книжных шкафов и все заполнены. Больше половины из них достались отцу от дедушки. Он тоже, как и мой отец, был военным. Его я боялся больше, чем отца. Старик казался таким грубом и угрюмым в своем поведении, что ни один из его внуков без острой надобности к нему не подходил. Чаще всего мы общались с ним на даче, куда вместе с родителями приезжали летом.

Наша семья всегда была сдержана в выражении любви к друг другу, иногда летними вечерами на даче мы по традиции собирались за столом и в своей тихой манере обсуждали последние новости. Я никогда не понимал, о чем все время говорили эти люди, мы с кузенами терпеливо ждали, когда взрослые встанут из-за стола. Меня и моего младшего кузена, всегда отправляли звать дедушку к столу. Взявшись за руки, мы шли на второй этаж, тихо стучали в дверь кабинета дедушки и сообщали, что его ждут к столу.

Страх, который я испытывал, открывая дверь кабинета отца после ужина, был в разы сильнее. Я прошел через кабинет и встал напротив его стола, отец не спешил отвлекаться от своего занятия.

– Почему эти мерзавцы избили тебя? – после нескольких минут молчания решил прервать тишину отец.

– Я не виноват, – в жалком желании оправдаться ответил я отцу.

– Я не спрашивал виноват ты или нет. Почему они тебе избили? – спросил уже жестко отец, тон его голоса стал громче.

Он всегда так делал, отчитывал меня сначала с напускным равнодушием, но стоило мне открыть рот, тут же повторял тоже самое, но уже в грубой форме.

Услышав его крик, я сорвался и уже рыдая доложил отцу все.

– Они издеваются надо мной в школе. Подходят и докапываются во время перемены. Я ничего не делаю, честно. Я не вру. Я не виноват, – в слезах и соплях заверял отца. Я не боялся, что он ударит меня, достаточно было его взгляда.

– Виноват! Виноват, что позволяешь так относиться к тебе! – кричал отец, я весь съежился и искал слова, чтобы оправдаться.

– Их вон сколько было, а я один! – ответил я голосом полным жалости к себе.

– Почему мне не сказал, что тебя задирают? – снизив тон спросил он.

– Боялся, узнав ты поругаешь меня, что сдачи не давал, – всхлипывая продолжал я эту беседу.

– А почему ты не дал им сдачи? – уже спокойным голосом спросил он.

– Ну пап, их вон сколько, а я один! – говорил я, пытаясь надавить на его жалость.

– Если бы тебя сегодня так сильно не избили, и дальше продолжил бы молчать и терпеть? – спросил он.

– Я не знаю – с опущенной головой ответил я.

– Мне трусливый сын не нужен! Завтра же дашь им всем сдачи! Иначе пеняй на себя. Марш за уроки теперь! – бросил мне отец, возвращаясь к своим бумагам.

Выйти из его кабинета легко отделавшись для меня было счастьем, но осознание миссии, которую он взвалил на меня, ко мне пришло ночью.

Я плохо спал всю ночь, думал, как именно буду бить своих обидчиков. В том, что их побью сомнений не было, есть приказ, но не сказали, как этот приказ исполнить. От этого он переживал. По дороге в школу на следующий день, отец напомнил мне о предстоящей миссии.

В школе я пытался застать момент для мести, но увы обидчики обходили меня стороной, после вчерашнего скандала с директором и вызовом родителей в школу.

В ожидании чего-то страшного я просидел все уроки. Понимая, что миссию я провалить не могу, а отец скоро приедет и потребует отчет, я набрался смелости, нагнал в коридоре главного задиру и ударил его. Удар оказался сильным, в него я вложил всю свою обиду и страх перед отцом, но нанес неосознанно. Ребята в долгу не остались и побили меня в ответ, но к счастью для меня нас заметила учительница и быстро разняла. После исполнения принудительной мести, я понял, что оказывается все это время мог дать сдачи, но почему-то боялся.

Заметив отца во дворе школы радостный подбежал к нему и сообщил о возмездии.

– Я ударил его! Я их побил! – кричал от радости я.

Страх перед отцом куда-то исчез, чувство исполненного долго притупил его. Да и сам отец довольно мне улыбался.

– Как мой сын, ты не должен позволять обижать себя, – сказал мне отец, не скрывая свою гордость.

Тем же вечером за ужином отец рассказал матери про победу сына и про эффективность его метода воспитания. Неизвестно, нравился ли ей такой метод или нет, она предпочитала просто молчать и слушать. А после ужина мне удалось занять кабинет отца. Копаясь в его книгах, я нашел большую цветную книгу «История, жизнь и культура Японии», открыв книгу я удивился увиденному и попал в удивительный мир.

С рисунков на меня смотрели очень бледные люди, их костюмы отличались от тех, что привык видеть. Их оружия казались чем-то величественным и недосягаемым. Тем вечером я открыл много новых слов для себя: самурай, катана, кимоно, но больше всего мне понравилось слово император.

С чувством исполненного долга я весь вечер читал книги про Японию, поглощая культуру этих людей. Больше всего мне понравилась история самого молодого императора Японии. Еще ребёнком его нарекли императором и готовили к правлению. А в 15 лет он полноценно правил страной. Я читал и восхищался.

Быть самым главным человеком в стране, тем чье мнение крайне важно, иметь тысячи слуг – все это мне девятилетнему казалось невероятным. Было удивительно осознавать, что такое возможно в этом мире. Стать императором я не мечтал, но он очень хотел быть лучшим другом такого человека. Той ночью ко мне во сне впервые явился Маленький император.

Он был одет в одежды, которые я увидел в книге. Яркие, шелковые, красивые, подобающие его статусу. Мое внимание привлекла вышивка на кимоно, это была птица, вышитая золотыми нитями.

В руках он держал то самое оружие, что мне понравилось в книге. В маленьких руках императора оружие, предназначенное для взрослого, смотрелось нелепо и странно.

– Смотри, этим оружием я убил всех своих врагов. Теперь меня все боятся, – гордо заявил мне неожиданный гость.

– Ух ты! Дашь подержать? – восхищенно спросил я.

– Это оружие императора, никто, кроме меня не может его держать в руках. Оно очень острое, а ты мальчик слишком мал и глуп, чтобы уметь управляться с таким оружием! – сурово, насколько ему позволяла детская миловидность, ответил он мне.

– Но ведь ты тоже ребенок? – спросил я удивленно. Он был не старше меня.

– Да, но я еще и император, – с тем же горделивым лицом ответил он мне.

– Маленький император, ты можешь сделать так, чтобы эти задиры меня оставили в покое? – спросил я у него.

– Я император, я все могу! Обязательно их накажу! – уверено ответил он.

Многообещающий сон прервала мама, сообщив, что пора собираться в школу. Собираясь в школу, я рассказал маме про свой сон. Про маленького императора, про его обещание избить моих обидчиков. Она слушала и повторяла «Это был всего лишь сон».

Лучшего друга, с кем бы я мог поделиться этим сном в школе у меня не было, был мальчик, который общался со мной, когда ссорился со своим постоянным другом. Сон про маленького императора выпал как раз на период нашей временной дружбы. Я рассказал ему обо всем: про горы Японии, про их невероятные костюмы, но подробнее всего рассказал про ночного гостя.

– У него был такооой большой меч! Он обещал наказать всех, кто меня обижал, – возбуждено рассказывал я другу.

– Ты серьезно веришь в это? Это же сон, – с издевкой в голосе настаивал он.

Меня уже выбешивало выражение «Это всего лишь сон» и безверие в императора у тех, с кем я делился о нем. Это безумно меня обидело и не сдержавшись я выдал другу:

– И что с того, что во сне? Со мной общался император целой Японии, такой же мальчик как мы с тобой, но император. А ты просто завидуешь, что он не к тебе пришел.

– Чудила ты, вот и обижают тебе, – сказал он мне и пошел прочь.

С тех пор он со мной не заговаривал. Если и ругался со своим постоянным другом в качестве замены использовал уже мальчика с параллельного класса. Но задиры решили оставить меня в покое, тогда я думал, что это произошло благодаря обещанию Маленького императора, спустив на нет мою решительность дать им отпор.

Во сне к людям приходят разные личности, некоторых они ждут, других и вовсе не ожидают. Взрослея я задавался вопросами о встречах с кем-то в другом измерении. Проснувшись человек зачастую не задается вопросом «Почему?», он понимал и чувствовал существо, что явилось к нему во сне. Сон явление короткое, чтобы впитать глубину и боль слов и чувств, которыми делится ночной гость. Почему же тогда беседы во сне ведутся легко и просто, и зачастую на уровне телепатии? Что формирует эту сильную ментальную связь с гостем, который пробудет в сознании спящего несколько минут?

В реальности для многих жизни мало, чтобы понимать близкого человека на таком же уровне. Возможно ли, что мы сами к себе являемся во сне, меняя форму? Или это есть твой духовный родственник, что не сумел вместе с тобой попасть в этот мир и видится с тобой под разными лицами?

Спрашивая себя об этом я не ждал и не хотел ответов. Восхищался тем, что это возможно и все еще остается в неизвестности. Даже хотел, чтобы это оставалось в неизвестности как можно дольше.

В сложные для ребенка времена Маленький император посещал меня и помогал советом. Это происходило, когда мне предстояла сложная контрольная работа в школе или в моменты сильных ссор родителей.

По совету Маленького императора я усердно перечитывал темы, по которым я должен написать контрольную работу, по его же совету, каждый раз после родительских ссор отказывался с ними общаться. Объявлял им бойкот, надеясь, что это как-то повлияет на их отношения. Я был отличником с первого класса, но появления Маленького императора поставило учебу на первое место. Меня не интересовали игрушки, ребята во дворе и прогулки.

Поставив своей миссией стать таким же, как мой ночной гость, я старался быть лучшим во всем. В учебе, спорте, во всем, что по меркам моих родителей для меня было важным. Со временем для меня стала важной не похвала родителей за мои достижения, а простое императорское: «горжусь тобой».

Я считал Маленького императора своим другом, советником. Чувствовал, что японец понимает меня как никто другой. И был уверен, что и у других есть такие гости, но они, в отличие от меня, не делились рассказами о них.

Все детство я боялся, что мой друг однажды покинет меня и ценил эти отношения, насколько мне позволял возраст. Цеплялся я за эти отношения в момент бодрствования. Во сне, к сожалению, я был не властен над собой. Я был резок с императором в царстве Морфея, спорил с ним. На утро же ругал себя, упрекая себя, что однажды император не захочет появляться в моих снах.

Отцу не очень понравился мой новый друг. Я совершенно искренне делился с ним о впечатлениях со встреч с новым другом. С каждым разом замечал раздражение отца, стоило мне упомянуть в беседе императора. И каждый раз мама сводила этот назревающий конфликт на нет.

Почему это раздражало отца я тогда не понимал. Считал, что когда-то и он имел такого друга, но не сумел сохранить связь с ним. Но с годами понял, что отец по-своему переживал, считая, что я теряю связь с реальностью, уходя в себя. Испугавшись, что отец запретит мне посещать его кабинет и библиотеку, я перестал с ним говорить про Маленького императора.

Созерцая, познавая и бесконечно разочаровываясь этом прекрасном мире я чувствовал себя то императором, то пылью под ногами. Юношеским максимализмом назвать свое состояние не спешил, тогда я понятие не имел, что это такое. Скорее это было тем, что зовут надеждой. С годами я начал понимать, что надежда есть не только у того, кто только вступает в жизнь, но и у тех, кто ее покидает. Последний выдох умирающего полон надеждой, что он попадет в лучшее место после смерти.

Именно она притупляет страх перед неизвестностью, которая наступит, когда в последний раз закроешь глаза. Надежда помогает людям идти дальше, даже, если все плохо. Вечная спутница сюрпризов жизни – вот что такое надежда! Но даже она не отменяет того разочарования, что из раза в раз повторяется в жизни человека. Одни в перерывах между надеждой и разочарованием успевают мечтать, а некоторые и вовсе воплощать свои мечты в жизнь.

«И я хотел, и я пытался», – вот что останется по итогу от каждого. Взрослея во мне росло смирение с позицией не главного героя, но когда-то и я был уверен, что стану императором своей судьбы.

Зрелость открыла глаза на слова отца. Наступая на собственную гордость и надежду, я признавал, что взрослые были правы, но все же дал себе слово не давить на молодняк в будущем. Любовь опекуна всегда душит. После 40 лет мало кого беспокоят сожаления о нереализованном потенциале.

Кто-то, избавившись от обязательств перед обществом уверен, что его ждет достойная старость, кто-то и после избавления своего долга пытается устроить жизнь своих взрослых и наивных детей, а глупые, после 40 лет надеются, что дети сделают то, что они не сумели.

По своей натуре я был фанатиком. Восхищался сильными и волевыми личностями. Взрослея все больше и больше зачитывался биографиями людей, которые умело управляли своей судьбой, а главной звездой в этой системе все также оставался маленький император.

В 15 лет мой фанатизм остановился на личности Александра Великого.

«Вот где дух, вот кто правитель своей судьбы, вот кто достоит управлять другими», – думал я тогда.

Затем роль кумира перешла к Наполеону, после несмотря на отношение окружающих, я открыл для себя личность Гитлера. Грандиозное чудовище. Все они утоляли свою жажду испив потенциал своей жизни до дна, а чужие жизни для них были не так важны и ничего не стоили принести их в жертву. Мое детство выпало на покорение человечеством Космоса, это было время, которое подарило миру Юрия Гагарина, но эта тема почему-то тогда меня мало волновала. Предпочитал изучать тиранию и причины ее появления в человеческом обществе.

В какой момент я решил стать связующим звеном в многочисленных кровавых событиях истории человечества. Тогда я пришел к следующему выводу: «Когда осознаешь масштабы Вселенной понимаешь насколько управляемы история и люди на такой маленькой планете как Земля. Все эти тираны стали плохими для миллионов лишь только потому что видели дальше и больше, чем простые люди».

О моем нездоровом интересе к тирании не знал никто, ни родители, ни даже Маленький император. Это позволяло мне чувствовать себя важным человеком, знающим больше других и предпочитавшим существовать в пассивной форме величия, не занимаясь великими делами.

Продолжалось это до тех пор, пока не услышал про высокую звезду на небе, что завет в путь. Моя молодость выпала на время, когда умами молодежи владел не Александр, Наполеон, Гитлер и даже не Гагарин. Это было время, когда каждый тянулся к звездам, к собственной внутренней вселенной. Будучи студентом мединститута, куда я поступил по наводке отца, меня и моих одногруппников затянули столичные рок-клубы.

80-е годы – начало влияние западной культуры на без того хрупкую к тому моменту систему СССР. Рок-клубы стали порождением именно советской системы и никого отношения к западу не имели, в некоторой степени даже переросли. Хоть и строился на восхищении эксцентричности Боуи и Джагера.

Моему отцу, сотруднику КГБ, меньше всего нужно было, чтобы я вписывался в этот круг бунтарей и бессмысленных мечтателей. В новый бомонд. 70-80-е годы в Москве подпольные концерты главных групп андеграундной рок-сцены собирали сотни слушателей.

А в Ленинграде сложился замес, объединивший множество людей из неофициальной культуры – мощная, разветвленная система, в которую входили поэты, музыканты, философы, сотни человек. Было множество встречных потоков, многогранность и открытость этих людей позволяли им влиять друг на друга.

Время, в котором протекала моя юность стало для меня особенным. Уверен каждый так думает о сезоне своей юности. Будь я пастухом в горах или самым богатым юношей, одинаково любил бы свои 17 лет независимо от обстоятельства, в которых эти годы пролетают. Несправедливость жизни человек чувствует позднее, когда теряет связь со своими мечтами. А до этого момента мне нравилось слушать строчки Гребенщикова: «И если бы мне пришлось выбирать я снова бы стал собой». Нравилось думать, что я проживаю свой уникальный путь, каким бы ничтожным он не был.

Может моя жизнь и была важной для кого-то: родителей, общества и даже для собственного будущего. Сам же я эту важность не осознавал. Такое отношение помогло мне понять кто я на самом деле – никто.

Рок-клубы познакомили меня с Дмитрием, студентом юридического факультета. Он был самым настоящим меломаном. Всегда находил интересные пластинки.

Мы с Митей подружились – быстро выяснилось, что мы слушаем одни и те же группы. Тогда было так: если у вас одинаковые музыкальные вкусы, значит, вы уже друзья. Начали болтаться вместе и болтались всю зиму, потом всю весну.

Всей компанией уезжали в Ленинград, чтобы послушать песни группы «Ракурс», которая набирала популярность в двух столицах. В ней тогда еще играл зеленый Виктор Цой.

Он то и стала связующим кольцом нашей с Митей дружбы. Мы считали Цоя гением, которым не анализируя выражал то, что на его плечи взвалила Вселенная. Время было переломное, и немудрено, что все мы слишком быстро повзрослели, но в неугодную для старшего поколения сторону.

Длинные беспризорные волосы, кожаные куртки, да и в целом своеобразный стиль одежды. Мы обожали ту новизну, что приносили в мир. Увлечение рок-н-роллом утаить от родителей было сложно, я пропадал ночами со своей новой компанией. Ее мой отец, считал ее маргинальной. А там, где отказники общества, там же наркотики, разврат и самодурство. Он запретил всякий контакт с этими ребятами, но мне было все равно, отца я уже не боялся.

После развала СССР произошло то же, что происходило после отмены крепостного права, когда дети бывших рабов, ставших купцами, решили попробовать искусство. Музыка уже была не та, люди были уже не те и ценности были куда страшнее. Все стало похабщиной. В доперестроечной стране был свой дух творчества, вызванный бунтом. Поколение бунтарей, жаждущих перемен дарило свой стиль скучному миру, но после нас пошла хрень.

Увлечение рок-н-роллом и новые знакомства, снизило мою успеваемость в вузе, о чем очень скоро донесли отцу. И каждый вечер для меня стал таким, как предыдущий. Отец громко и истошно кричал на меня. В его повторяющихся истериках я подглядел потерянность, он не ожидал, что я выйду из управления и не знал, что с этим дальше делать. Однажды он даже замахнулся на меня. Я ждал этого удара, казалось ударь он, мама простит меня за то, что не защищал ее от него. А у меня был бы повод сбежать из дома и быть обиженным на него.

Но, как и всегда, в моменты наивысшего пика наших ссор вмешивалась мама в попытке сгладить конфликт.

– Ладно тебе, молодой еще. Сам поймет, что ошибался и за ум возьмётся. Поздно уже, давайте по комнатам, – говорила она каждый раз.

На мое удивление, со временем отец быстро стал соглашаться на такие уговоры с мамы, полагаю из-за того, что он устал от всей ситуации. В те годы я очень сильно обижался на родителей, больше на маму. Эта женщина продолжала заступаться за меня перед отцом, несмотря на свой страх. Она не всегда это делала, но даже этих редких моментов было достаточно, чтобы я почувствовал себя трусом. Мне было тошно от себя.

Я задумывался, ждет ли она поддержки от меня в моменты ссоры с отцом? Все детство во время их скандалов я отсиживался в кабинете отца. Сидя в кабинете мне казалось, что глаза матери уставлены на двери, за которыми прячется ее сын трус, в надежде, что я осмелюсь пойти против местного монстра. Но увы. Страх был сильнее.

Вот и после последней ссоры с отцом я чувствовал себя дерьмово, тяжесть долга перед матерью, который не отплачу никогда меня душила, но больнее было от ее слов: «сам поймет, что ошибался». Мне казалось, что мама – моя тихая поддержка, но даже она была против моей молодости. Для себя в этот вечер я открыл другую сторону матери – она была тем ангелом, что направляла демона.

После трех лет усердных попыток переубедить меня отец сдался и сказал: «Это все выветрится и сам ко мне прибежишь». Друзей, которых я обожал и считал центром моей жизни, становилось все меньше и меньше. Те, что были выходцами из интеллигенции с помощью родителей получили свое хлебное место в жизни и начали постепенно заземляться, а тех, кто был попроще из столицы разогнали люди в погонах по своим регионам, либо они сами себя погубили.

Я же, естественно, попал в первую когорту. Упирался я долго, отказывался верить в собственные мысли, что отец оказался прав. На последних курсах мединститута я взялся за голову и окунулся в учебу с головой. После окончания довольный моим выбор отец трудоустроил меня в престижную московскую больницу. Обидно было признавать тогда, что я переболел свободой, но я никогда не задавался вопросом: «Что именно я хочу от нее?». Мечтал ли я быть кем-то другим? Нет. Хотел ли жить сам по себе? Нет, живя с родителями я мог себе это позволить. Я так и не понял, что хотел от свободы, которую навязывали молодежи повсеместно и решил сдаться воле родителей. И благодаря этому пороге 30-летия я успел сделать себе имя талантливого хирурга, жениться и обзавестись ребенком.

Все это время отец мне рассказывал сказку о том, что моей жизни только завидовать, что такой талант, ум и возможности редко у кого есть, тем более в те сложные предперестроечные годы. И я ему верил и был за это благодарен. На самом же деле, я просто стал обновленной версией своего отца.

Мало кто мог похвастаться в тяжелые 90-е годы возможностью ездить за границу, иметь там друзей, участвовать на международных конференциях, у меня же все это было. Я же ездил на зарубежные конференции для медиков, имел иностранных друзей, которые оставались у меня, отдыхал с семьей у них

До 33 лет я жил в тени мнимого счастья. В те редкие моменты ухода в себя, я думал не о чем грандиозном, а что нашел свою пристань и что родители оказались правы. Я и не замечал, что все эти годы – это легкое счастье отдаляла меня от своего внутреннего голоса. Но сильнее всего предательства себе мне аукнулось, когда я понял, что Маленький император перестал меня посещать во сне.

Тогда-то я начал подмечать все эти колоссальные перемены, которые я поспешил назвать зрелостью. Ловил себя на мысли, что отношусь к своему сыну ровно также, как и мой отец относился в свое время ко мне. Мой сын оказался податлив и труслив, как и я. Мой тихий кивок позволил истории повториться. Пассивное величие перешло в пассивное потребление комфортной жизни.

Начал ловить себя на мысли, что отношусь к своему сыну также, как и мой отец относился в детстве ко мне. Это круг выбрал повториться. Заметил, что и мой сын податлив и труслив как я. Отец наблюдал за мной такое? Огорчило его это или обрадовало? Полагаю, что обрадовало.