Читать книгу Ловушка для ангела. Тайны дома на Берсеневской набережной - Диана Трубецкая - Страница 5

Год назад, Москва.

Мария шла свободной летящей походкой «от бедра», широкой «восьмёркой», ощущая, как соблазнительно покачиваются бёдра и как сквозь ткань полупрозрачного платья слегка просвечивает полная упругая грудь. Она была счастлива. Ей доставляло наслаждение движение, таинственное освещение, делавшее сцену ещё более прекрасной, восхищение в глазах пристально следящей за каждым её движением публики, яркие вспышки телекамер, воодушевлённые аплодисменты при каждом её выходе на сцену. Непомерно высокие каблуки модельных туфелек заставляли её слегка покачиваться, но никакого чувства неуверенности не было. Ведь она знала, что не упадёт ни при каких обстоятельствах. Каждый её шаг был отточен и заострён солидным опытом выступлений и бесконечными репетициями. И сейчас Мария чувствовала лишь наслаждение, словно каждым своим шагом покоряла вершины Эвереста.

Сегодня подиум самого большого зала знаменитого Grand Palais – великолепного Дома Моды в Москве цвёл, словно тропический сад. Сцена была заставлена огромными вазонами с экзотическими деревьями и тропическими цветами. Живые цветы мешались с устлавшим пол искусственным зелёным мхом, настоящие живые лианы завесили сцену, создавая впечатление тропического леса. И среди этого растительного великолепия, словно прекрасные сказочные феи порхали манекенщицы в восхитительных платьях ярких насыщенных оттенков. Ниспадающие полупрозрачные ткани светились всеми оттенками радуги и мало что скрывали. В результате получилось зрелище невиданной красоты и чувственности.

Дорогие прекрасные ткани платьев, стоящих не одну тысячу долларов, восхитительные украшения и почти ничем не скрытые тела прекрасных женщин, которые в этих нарядах напоминали то ли восточных танцовщиц в гареме падишаха, то ли восхитительные тропические цветы.

При появлении каждой манекенщицы публика не могла сдержать восторженных возгласов. Ведь здесь собрался весь цвет российской моды – самые прекрасные манекенщицы России. К Марии Евдокимовой московская публика ещё не успела привыкнуть, так как Мария не так давно блистала на известных подиумах, и поэтому красота и профессионализм этой белокурой красавицы вызывал в зрителях особенный восторг. При её появлении чинные и сдержанные мужчины и женщины превращались в восторженных и хулиганистых детей, которые свистели, улюлюкали и громко выкрикивали восторженные комплименты: «московская роза», «белокурая фея», «прекрасная лилия». Нежная и в то же время роскошная красота манекенщицы возбуждала каждого, и в зале не было мужчины, который не представлял бы Марию в своих объятиях и своей постели.

Их восхищала фигура Марии – стройная и изящная, но вместе с тем округлая во всех нужных местах, её высокая и необычно большая для манекенщицы грудь, которая выгодно выделяла её среди прочих, хоть и красивых, но слишком уж худых и бестелесных женских фигур. Их покоряли длинные белокурые волосы, уложенные в крупные вьющиеся пряди, сине-зелёные с поволокой глаза, нежная белая кожа, тонкие черты лица, изящный носик, полные чувственные губы. Эта женщина была воплощением нежной чувственной красоты и соблазна, и восхитительные наряды, в которые её наряжали самые известные модельеры Москвы, не заслоняли её образ, а напротив, подчёркивали его, словно говоря, что они созданы именно для этой женщины.

Телевидение, радио, газеты, модные глянцевые журналы быстро растиражировали образ прекрасной русской красавицы. Её снимали во всех ракурсах: в закрытых строгих нарядах и откровенно сексуальных, в открытых купальниках и экзотических восточных платьях, и всё ей одинаково шло и подчёркивало её нестандартную красоту. Очень скоро после выхода на модные подиумы Мария Евдокимова стала известна.

* * *

У выхода из Grand Palais Марию ждал роскошный серебристый лимузин. Предупредительный водитель, открывший дверцу авто, символизировал окончание общения с многочисленными представителями модной тусовки: восхищёнными модельерами, любопытными журналистами, выпытывающими все подробности её жизни и без конца щёлкающими фотоаппаратами, тележурналистами, призывавшими сказать несколько слов в прямой эфир их передачи. Маша быстренько спряталась в огромном салоне своего удлинённого авто и задёрнула шторки. Затем удобно откинулась на сидении и налила в фужер тонизирующий фруктовый коктейль, который находился в числе прочих алкогольных и безалкогольных напитков в баре лимузина. Она включила свою любимую музыку, усиленную спецэффектами вмонтированной в салон автомобиля стереосистемы, и дискотечную подсветку «ночное небо». От кабины водителя её отделяла специальная непрозрачная перегородка, так что можно было спокойно отдыхать, наслаждаясь впечатлениями от только что пережитого показа.

А дома её ждала такая же роскошь как и всё, что окружало её теперь. Они с Глебом остановились в специально предоставленном для них частном особняке с мраморными, расписанными затейливым арабским узором полами, с великолепными натяжными потолками, большим бассейном и роскошным садом. Каждая вещь в этом доме напоминала произведение искусства, а огромная двуспальная кровать из натурального дерева под тяжёлым тканевым пологом была похожа на королевское ложе.

Мария замерла в предвкушении. Дома её ждёт Глеб. Она прекрасно понимала, что никакая роскошь не подарила бы ей такого удовольствия, если бы не было его – её мужчины, такого сильного, такого властного, и умеющего дарить такое наслаждение.

* * *

Встретивший Марию в особняке человек чем-то напоминал французского актёра Венсана Касселя в фильме Даррена Аронофски «Чёрный лебедь», в роли импозантного властного и капризного хореографа Тома Леруа. Высокий, худощавый, с нервными манерами и порой эпатирующим поведением, Глеб Волшанский производил на женщин магнетическое впечатление. Он был богат и властен, он «лепил» в своём модельном агентстве звёзд модных подиумов и этого было достаточно, чтобы в глазах большинства женщин выглядеть неотразимым. Мария ощущала себя в его присутствии Галатеей, которую создали из глины, а затем вдохнули в неё жизнь. И Глеб, кажется, считал так же.

Как только Мария вошла во двор, Глеб, дрожа от возбуждения, набросился на неё с поцелуями. Правда, они почему-то слегка напоминали укусы.

– Дорогая, непревзойдённая, моя умница, мой цветочек, – повторял он снова и снова, целуя её лицо, шею, грудь, разрывая и сбрасывая с неё одежду. – Мы победили, ты была самой прекрасной на этом показе. В других московских агентствах с ума сойдут от зависти. О, моя королева.

– Глеб, Глеб, ну постой, – Маша пыталась убавить страсть мужчины. – Не время сейчас. Позволь я хотя бы душ приму – я же только с показа! И не рви, пожалуйста, платье, оно же стоит бешеные деньги, ты же мне сам его купил!

Но Глеб ничего не слышал. Он потащил Машу в сад и бросил прямо на ковёр зелёной, недавно выбившейся из-под земли травы. Обнажив грудь, он страстно всасывал по очереди крупные, слегка удлинённые соски, словно капризный ребёнок, соскучившийся по материнскому молоку. Мария позабыла обо всём, постепенно поддаваясь ласкам мужчины и наслаждаясь ласками и поцелуями. Девушка начала расстегивать рубашку Глеба. Ей так хотелось его ласкать, что она остановила мужчину, уложила его на спину и начала целовать сама. Мария обхватила ладонями лицо Глеба и обцеловала каждую чёрточку. Когда девушка начала облизывать язычком уши и покусывать мочки, мужчина обессиленно застонал от наслаждения. Маша спустилась к груди и язычком начала облизывать и ласкать соски на груди. Глеб застонал ещё сильнее. Маша довольно улыбнулась. Она любила эти моменты власти над мужчиной, когда он превращался в ребёнка, и был счастлив от наслаждения, которое она ему доставляла. В такие мгновения она могла сделать с ним всё, что хотела, и ей было приятно, что ничто не могло быть для него важнее этих ласк, что он так нуждался в ней.

Мария спустилась ниже и начала ласкать смуглый впалый живот. Когда она спустилась еще ниже, стоны мужчины стали такими громкими, что Маша обрадовалась, что они находятся в частном доме. Наконец, Глеб вновь взял инициативу в свои руки. Он покрыл поцелуями всё тело девушки и поспешно вошёл в неё. Этот секс был похож на насилие – Глеб, изнывая от нетерпения, взял её слишком грубо. И всё же теперь уже Маша застонала от наслаждения, ощущая внутри себя движения этого сильного и беспощадного самца. Наконец, излившись прямо в неё, мужчина расслабленно обвис всей своей тяжестью. Маша обессиленно лежала под ним, не решаясь пошевелиться. Для неё тяжесть тела Глеба была самым сладким грузом на свете. Наконец, через несколько мгновений, показавшихся ей вечностью, Глеб поднял голову и поцеловал её в губы, сильно и властно всасывая её язык в свой рот. Когда поцелуй закончился, Маша решилась заговорить.

– Глеб, ну что же ты, я же хотела хотя бы принять душ…

– Душ?! – Глеб от души рассмеялся. Что за пустяки тебя беспокоят, моя малышка. Будет тебе душ! И, подхватив Марию на руки, вместе с ней прыгнул в бассейн, вода которого всегда подогревалась до приятной телу температуры. Там он начал обмывать её сам, словно куклу. И Мария, опасаясь, чтобы опять не дошло до секса, – Глеб порою бывал так страстен, что его трудно было остановить, и он мог заниматься любовью днями подряд с короткими промежутками на еду и отдых, – поспешила выбраться из бассейна под предлогом того, что она страшно проголодалась.

Стол в столовой уже был накрыт. Вместе с особняком предупредительная администрация предоставила к их услугам многочисленный персонал, так что о бытовых заботах думать не приходилось. Стол, словно скатерть-самобранка, был заставлен всевозможными изысканными яствами, дополненными, как непременным атрибутом, красной и чёрной икрой.

Затем Маше удалось отбиться от вновь воспылавшего страстью Глеба и уйти к себе. Ей всё-таки хотелось отдохнуть и поспать после наполненного эмоциями и впечатлениями дня. От этих намерений Марию отвлекла горничная, которая принесла на серебряном подносе какое-то письмо. Вероятно, опять какой-то поклонник признаётся в любви, – сонно подумала Маша и вскрыла конверт. И тут, при виде содержимого письма, сердце девушки бешено забилось, а тело охватила неуёмная дрожь. В письме была напечатана всего одна фраза:

– Готовься, ты скоро сдохнешь.

А вместо подписи стоял рисунок рычащего тигра. И в его глазах застыла чёрная адская бездна.