Читать книгу Кровавый рассвет - Диана Викторовна Покормяк - Страница 3

Томас Гордон вместе с дочерью Анной шёл через вересковое поле на работу. Рассвет начинал зажигать мерцающе-розовые огни на сером небе, но солнце пока еще пряталось за горизонтом. Прохладный утренний воздух, пропитанный озёрными туманами, будто невидимой плетью подгонял людей, спешащих на работу к тем, кто мог позволить себе и поспать подольше и не работать. Анна сильнее укуталась в свою кофту из овчины, Томас же ограничился тем, что застегнул одну пуговицу на шерстяной жилетке. Он работал главным конюхом у лорда Уильяма Дугласа, а его дочь с двенадцати лет была горничной у миссис Ненси Флеминг, жены юриста. После бессонной ночи голова у обоих гудела, будто колокол, в который били набатом, веки смыкались, а ноги подкашивались от усталости. Томас согнул плечи вниз, будто тащил на шее груз и бросал едва заметные взгляды на свою задумчивую дочь. Внешне она походила на него – высокая и худая, с вьющимися каштановыми волосами и серьёзными зелеными глазами, вид – усталый, но во взгляде воля к жизни и надежда. В молодости он тоже был таким – его низкое происхождение не мешало ему бороться за место под солнцем, но вечная нищета и болезни от тяжелой физической работы сделали свое дело: он сдался и перестал бороться за лучшую жизнь. Она была для него заказана. Взор стал потухшим, и обреченным – он принял свою долю и смирился со своей судьбой. Сейчас он был главным конюхом – небывалое везение, но успел поработать и землекопом, и шахтером, и каменщиком. Когда у тебя нет никаких титулов, ты – пыль под ногами богачей, вещь, которую используя на полную катушку, потом выкидывают на обочину судьбы. Когда слуги дряхлели от возраста и работы, хозяева выпроваживали их восвояси; очень часто они пополняли ряды нищих и бездомных. Но некоторым везло чуть больше – если удавалось скопить немного деньжат от жалованья, они открывали дешевые кабаки и таверны, а некоторые слуги оставались доживать свой век в господском доме. Обычно это были няни и личные горничные. Все зависело от хозяев. Чем аристократичнее и богаче были хозяева, тем лучше они относились к прислуге. Им не нужно было самоутверждаться за счет слуг, они и так знали себе цену.

Когда они добрели до края поля – их дороги разошлись. Анна пошла в левую сторону, где был двухэтажный таунхаус ее хозяйки, а Томас вырулил в правую сторону – на широкую дорогу, которая вела к величественному замку лорда Уильяма Дугласа. Замок чуть возвышался над округой, так как находился на холме и был виден со всех концов города. Лорд Дуглас предоставил Томасу в пользование флигель на заднем дворе, именно там он и ночевал. Но, в последнюю неделю, когда начались убийства, он вместе с дочерью уходил в таверну к своему закадычному другу Гаррису Колтону. Тот бесплатно предоставлял ему место для ночлега.

На прощание, Томас предупредил дочь твердым голосом:

– Жди меня вечером, пока я не зайду за тобой. Сама не иди в таверну!

– Нет, отец, сегодня я останусь ночевать у миссис Флеминг. У меня уже нет сил тащиться через весь город к Гаррису, я хочу, наконец, хоть немного выспаться! – Анна устало вздохнула и добавила: – Не переживай за меня! Со мной будет Мэри. Она, бедняжка, уже несколько дней одна на чердаке – ей страшно. Я не могу больше оставлять ее одну.

Томас недовольно буркнул, сдвинув брови:

– Я знаю, что она твоя подруга, но она мне – никто, а ты для меня – все! Думаешь, я смогу простить себя, если с тобой что-нибудь случиться? – он с беспокойством глянул на свою упрямую дочь.

Анна, хмыкнула и со странным блеском в глазах достала из кармана своего темно-зеленого платья маленький острый клинок.

– Если он посмеет сунуться к нам, я перережу ему глотку, – она злобно усмехнулась и посмотрела на город. Где-то там прячется убийца. Пусть лучше не переходит ей дорогу. Борьба за выживание сделала ее черствой и циничной: в ней не было страха перед убийцей. Ее жизнь была настолько трудной и безрадостной, настолько заурядной и однообразной, что смерть перестала пугать ее. Разве может быть что-то страшнее нищеты и тяжелой семнадцатичасовой смены? Девятнадцатый век на дворе – но для простых смертных ничего не меняется.

Томас, взял клинок в свои мозолистые руки и рассмеялся. Его дочь с детства была отчаянной и совсем не боялась темноты, как остальные дети.

– Хорошо, так и быть. Выспись сегодня ночью, но завтра вместе с Мэри приходи ночевать в таверну – мне так будет спокойнее, – он умоляюще посмотрел на дочь.

Анна, обняв крепко отца, ответила:

– Не беспокойся! Завтра я с Мэри приду в таверну – обещаю!

Они простились, и каждый пошел своей дорогой. Как тяжело расставаться с близкими людьми, пусть и на короткий срок. Особенно когда знаешь, что впереди лишь рутинная работа и общение с дотошными и вечно недовольными хозяевами.

Анна с тоской взглянула на просторное поле, на котором ветер колыхал вересковые заросли – иногда ей хотелось стать дубом, стоять на зеленой равнине и дразнить ветками ветер, любоваться рассветами и закатами, наблюдать за пастухами, гоняющими стадо овец и давать тень для усталых путников, которые присядут на кочку под дубом, чтобы отдохнуть.

Она вошла в город, точнее пока на его окраины, – здесь, на узких улицах, ютилась беднота. Люди жили во всем, что имело хоть какую либо крышу – в сараях, в амбарах, в хлеву или в погребе. Маленькие и неопрятные хибары из сухого камня и соломенной крыши были пристанищем не только для людей, но и для клопов, блох, тараканов и крыс. Жуткая грязь в каждом углу дома способствовала этому. В одной жалкой лачуге могли проживать около сорока человек, на крохотных окнах никогда не было занавесок, на грязных матрацах – постельного белья, – бедняки не имели понятия, что это такое. Грязь была ни сколько результатом лени и безысходности, сколько итогом маленького количества воды, которая выделялась ежедневно на жильцов. У малоимущих не было денег на свечи – приходя с очередной каторжной работы, они в темноте двигались наощупь – какая уж тут уборка? На сон – часа четыре, не больше, а дальше – снова работа по семнадцать часов. Готовили на скорую руку у общественных костров, разводимых по ночам во дворе, потому что ни у кого не было денег на уголь, чтобы приготовить что-нибудь на печи. Обычно, это был бульон с отрубями и говяжьими почками, но это в лучшем случае, а так – краюха черствого хлеба и кружка травяного чая. Смертность в таких антисанитарных условиях вырастала до высоты шотландских холмов – особенно она коснулась детей до пяти лет. Матери старались к младенцам сильно не привязываться – мало кто из них доживал до подросткового возраста, поэтому рожали побольше, чтобы хоть кто-то выжил. Смерть среди бедняков воспринималась, как нечто само собой разумеющееся – похороны очень часто проходили без слез и горьких стенаний. Туалетов практически не было – люди справляли нужду на лестницах, во дворах, у заборов. Жуткая вонь стояла везде – и Анна старалась как можно скорее пройти этот участок города. Все страшные эпидемии, которые раз в десятилетие могли выкосить треть населения, непременно выползали именно отсюда, но городские власти упрямо не хотели замечать этого.

В конце квартала Анна наткнулась на похороны – почти каждый день тут кого-то хоронили. Нищета давно выстелила дорогу к кладбищу не только пожилым, но и молодым. Возле низкорослого каменного дома на длинной скамейке лежало тело юной девушки: оно было закутано в саван, но лицо открыто. Рядом с телом собрались родственники и обычные зеваки.

– Уж не кровосос ли приложился? – перешептывались между собой люди.

– Нет, это туберкулёз, – ответил кто-то.

На грудь девушке поставили деревянное блюдо, с осторожностью отделив соль от земли. Земля символизировала тело, рассыпающееся в прах, а соль – символ бессмертной души. К мертвой подошла седовласая и заплаканная мать в черном платье и, склонив к ней голову, с торжественной скорбью произнесла:

– A chuid de pharas dha!1

Анна не заметила, как по ее лицу прокатилась слеза – той девушке было приблизительно столько же лет, как и ей. Смерть и так гуляла по городу, а тут еще объявился этот монстр, который будто принес ей присягу, добавляя свежевырытые могилы на кладбище.

Стоило Анне выйти из убогого трущобного района на широкую брусчатую дорогу, и запахи практически исчезли – там, где существовал привилегированный класс, была выстроена закрытая канализационная система, а лошадиный навоз тут же убирали с улицы несколько десятков дворников. Здесь в стройный ряд выстроились двухэтажные таунхаусы, которыми владел средний класс: врачи, инженеры, банковские работники и юристы. Дом миссис Флеминг находился посередине улицы. Он был темно-бардового цвета, с зеленой черепичной крышей, с небольшими арочными окнами. Впереди – палисадник с розами, тротуарная дорожка, крыльцо с низкими ступеньками, отделанное витиеватыми коваными перилами. У крыльца ее уже ждала Мэри. На юном худеньком лице – испуг и следы бессонной ночи. Она побежала навстречу Анне с возгласами:

– Слава богу, ты жива!

Анна, обняв подругу, произнесла с усмешкой:

– Да что со мной станется? Я ведь в таверне, среди кучи народа была!.. А ты-то как ночь провела? – она вгляделась в запавшие глаза, в белое, как стена лицо и поняла, что Мэри, так и не сомкнула глаз.

– Я не могу спать одна. Мне жутко и страшно на этом проклятом чердаке. Все время казалось, что кто-то скребётся на крыше и пытается проделать дыру в черепице.

– Да это совы! – Анна попыталась успокоить подругу. – Сама не раз видела, как они там собрание ночью устраивали. Их уханье – тому подтверждение.

– Но в эту ночь никто не ухал! – Мэри недоверчиво посмотрела на крышу, где из дымохода уже подымался черный столб дыма. Она уже успела выгрести золу, заложить дрова, затопить печь и поставить на плиту куриный бульон. Ее серое платье и коричневый фартук были пропитаны запахами лука и курицы. На реденьких рыжих волосах небрежно торчал белый чепец, в крохотных ушах были продеты маленькие дешевые серьги в виде ромашки. Она была кухаркой, прекрасно готовила – благодаря этому и получила здесь место, несмотря на тринадцатилетний возраст. Сейчас ей было восемнадцать, она была на два года младше Анны. Готовить ее научила мама, а ее, в свою очередь, обучила ее мама. Мэри была кухаркой в третьем поколении. Судьба бабушки передалась и дочери и внучке, вместе с нуждой и тяжелой работой.

– Я тебя больше не оставлю, – Анна сжала плотно ее худенькую руку и они, обнявшись, направились на задний двор, где находился черный ход.

– Я так рада! – Мэри перестала бояться и почувствовала облегчение. Страх отступил, воспоминания о бессонной ночи улетучились с рассветными лучами солнца, которые играли бликами на поверхности небольшого искусственного пруда. Она приподнялась на цыпочки, так как едва доставала Анне до плеча и прошептала ей на ухо: – Старая кикимора вчера вечером была недовольна тем, что ты снова ушла. Я подслушала их разговор, когда она ужинала с мужем и своей двоюродной сестрой… Так вот, они обсуждали новое убийство, которое произошло накануне и пришли к выводу, что этот кровосос предпочитает питаться людьми второсортными. И действительно, все его жертвы – это курьеры, пекари, горничные, крестьяне и нищие. Они с удовольствием отметили это наблюдение очередным бокалом вина, и рассудили, что если этот убийца и залезет в их дом – опасаться нечего, они – люди всеми уважаемые и почитаемые. Но сестра миссис Флеминг вдруг прошептала: «Но если он будет голоден? Разве сможет он удержаться от искушения полакомиться свежей кровью?». Тогда миссис Флеминг рассмеялась и сказала: «Для этого есть слуги!». Представляешь? – Мэри сердито сдвинула тоненькие рыжие брови.

Анна, не выдержав, начала хохотать, пока слезы не покатились из глаз. Миссис Флеминг, как всегда, была в своем репертуаре. Она уже заочно принесла их в жертву, да еще и выставила это так, будто это в порядке вещей – отдавать на ужин своих слуг, чтобы задобрить дьявола, который отныне бродит по их ночным улицам. Помимо Анны и Мэри, в услужении Флемингов был конюх Финли. Он ночевал в подвале, в то время как Мэри и Анна – на чердаке. Что же, если этот кровопийца действительно залезет в их дом, – сытный ужин ему обеспечен.

– Вот поэтому она и была возмущена тем, что ты ушла, – продолжила Мэри. Они зашли в темный маленький холл, где была служебная лестница, и начали подниматься по узким ступеням на чердак.

– Очень романтично – стать закуской на ужин для какого-то психа, да еще с согласия моей доброй хозяйки, – Анна снова усмехнулась.

– Это не смешно! – воскликнула раздражённо Мэри. Облизав потрескавшиеся губы, она добавила шепотом: – Наша хозяйка – монстр!.. Даже не постеснялась говорить такое при мне. И чем она тогда лучше этого убийцы?

Анна пожала плечами и вдруг стукнула себя по лбу.

– Я же забыла вернуть книгу! – она вытащила из своей холщовой сумки маленький томик стихов Джона Донна. – Нужно положить ее обратно на полку в библиотеку, пока миссис Флеминг спит.

– Пошли вместе! – предложила Мэри.

– Да, только ступай тише!

– Я буду как мышь! – улыбнулась Мэри. – Кто тебя научил читать? – спросила она, крадучись на цыпочках в темном коридоре.

– Отец. Он научил меня и читать, и писать. За это я ему очень благодарна. Книги – моя единственная отрада в этой жизни. Они помогают мне на краткий миг прожить ту яркую и интересную жизнь, которой я никогда не жила и которою я никогда не увижу.

– Научишь как-нибудь и меня читать? – попросила Мэри. Ей тоже иногда хотелось убежать от действительности. – Хотя я такая бестолковая, боюсь, у меня ничего не выйдет! – вздохнула она.

– Глупости!.. Все у тебя выйдет! – Анна приблизилась к библиотеке и осторожно приоткрыла большие дубовые двери. – Входи быстрее! – забеспокоилась она.

Мэри зашла в комнату и, рассматривая высокие стеллажи, набитые разноцветными книгами, произнесла уверенно:

– Чтобы прочесть все это и целой жизни не хватит!

Анна улыбнулась и всунула книгу на первый стеллаж. Потом прошлась к следующему и извлекла оттуда ловким движением толстую черную книгу с золотыми курсивами. Прочла вслух:

– Греческая мифология. Нужно взять! Обожаю такие книги!

– И где ты ее спрячешь?

– Как всегда – на чердаке. А вечером почитаю немного перед сном. Благо, я припрятала пару свечек под полом.

– Как у тебя хватает сил на книги? – удивилась Мэри. – Рабочий день – семнадцать часов, когда он подходит к концу, мне хочется одного – забыться крепким сном. Жаль, что нельзя по волшебству добавлять время сна, чтобы, наконец, отоспаться.

– Да, очень жаль, – Анна засунула книгу в карман и сделала знак: пора уходить.

Они поднялись на чердак. Мэри достала из дряхлой полусгнившей тумбочки, у которой вместо четырех ножек было три, кусок зеркальца и стала прятать свою непослушную рыжую челку под чепец. Анна, тем временем, спрятала под половицу книгу и переоделась в рабочее черное платье, которое прикрывало даже щиколотки. Горничной не полагалось носить платья, которые были выше щиколоток.

Вот уже много лет этот чердак был их домом – серые стены и прогнивший пол, где зазеваешься, станешь не на ту половицу и можешь свернуть себе шею, да еще крохотное круглое окошко, в которое солнце заглядывает лишь утром. Скудная старая мебель включала в себя тумбочку с тремя ножками, тазик для умывания, кувшин с водой, в котором зимой вода покрывалась коркой льда, дырявые матрацы. Они лежали прямо на полу и по ним очень часто любили прогуливаться крысы. А еще потемневшее древнее зеркало, – единственное украшение стены. Смотришь в это зеркало, и в нем отражается твоя жизнь – такая же смутная и размытая, укрытая темным шлейфом проблем и забот. Вот, в общем-то, и вся мебель. Анна постаралась украсить это жалкое место цветами. Почти каждое утро она выходила в поле – благо оно было в ста метрах от улицы, и рвала полевые цветы. Потом она возвращалась на чердак и растыкивала их под потолком, а некоторые ставила в стеклянную вазу, которую ей как-то подарил отец. Благодаря цветам запах сырости немного уходил. Засушенные ветви мяты, боярышника, шиповника, вереска и бессмертника придавали чердаку вид колдовской избушки, где две юных девицы мечтали наколдовать себе лучшую жизнь. Реальность старалась уничтожить эти грёзы, растоптать их и развеять прах надежд над заливом Ферт-оф-Клайд, но юность этих двух божьих созданий все еще боролась за право мечте жить в их сердцах.

– Уже половина шестого, – спохватилась Анна. – Пора приниматься за работу.

Мэри забросила зеркало на матрац и с испугом произнесла:

– У меня же бульон на плите! Я пошла на кухню. Когда миссис Флэминг позавтракает с мужем, я позову тебя на кухню перекусить.

– Хорошо, – Анна кивнула головой и начала спускаться с чердака, Мэри последовала за ней.

Нацепив на себя белый фартук, Анна открыла все внутренние ставни в комнатах и собрала золу в камине в гостиной. Потом кинула охапку дров и развела в камине огонь. Мистер Флеминг всегда по утрам любил там выпить чашку кофе перед основным завтраком. В отличие от своей жены, он, прославленный юрист, весьма сносно относился к прислуге и даже иногда давал Мэри и Анне чаевые. Несмотря на лето, Шотландия не могла похвастаться жарой и зноем: после прохладных ночей, когда сырой туман блуждал по улицам их города, утро было отнюдь не теплым, поэтому Анне и приходилось разжигать огонь в камине на рассвете.

После того как Анна прибралась в гостиной, она притащила из колодца ведро воды, захватила из кладовки тряпку и, став на колени, принялась щеткой скрести пол на втором этаже. При этом она зажгла свечу, так как было еще очень сумрачно. Коридоры были длинными, темными, свечу приходилось все время передвигать вперед, по мере продвижения. От постоянного стояния на коленях во время мытья коридоров, у Анны за все эти годы воспалились коленные суставы. А ведь ей лишь двадцать лет, что же будет дальше?

Вымыв полы, Анна вычистила хозяйские ботинки, подмела во дворе, начистила до блеска столовое серебро, заправила постели и вынесла ночные горшки.

– Ты подмела во дворе? – спросила миссис Флеминг в тот момент, когда Анна заносила ей в комнату завтрак.

– Подмела.

– А полы вымыла?

– Да.

– Пыль в комнатах везде вытерла? – миссис Флэминг с подозрением уставилась на свою горничную своими огромными черными глазами. Она обожала давать выговор своим слугам и находить огрехи в их работе.

– Вытерла, – Анна взглянула на свою хозяйку и невольно сравнила ее с толстой вороной: темные волосы, черные глаза, длинный немного крючковатый нос и хищное выражение бесформенного лица, у которого было уже три подбородка. У миссис Флеминг была дочь, но она давно выскочила замуж и жила в доме у мужа в Эдинбурге.

– Сейчас пойдешь на рынок за цыплятами к миссис Фокс, – небрежно бросила она, запихивая в рот яичницу с беконом. Вытерев жирный подбородок салфеткой, она добавила: – А еще купишь фруктов. И не шляйся где попало, сразу домой! Потом поможешь Мэри выпотрошить цыплят!

– Хорошо, – Анна забрала поднос с пустыми тарелками и вышла из комнаты. Отнеся посуду на кухню, она помыла ее и, стащив с себя фартук, поспешила на улицу.

Солнце стояло уже довольно высоко: оно разогнало остатки тумана и принесло долгожданное тепло на городские улицы. Анна была рада этому, ведь она забыла на чердаке свою кофту. Она выпорхнула со двора на тротуар с воодушевлением, будто узница из темницы – а там кипела жизнь, – по улице носились упряжки с лошадьми, прогуливались люди, дети резвились с уличной дворняжкой. Анна улыбалась всему, что видела: пусть и на короткий час, но у нее появилась возможность прогуляться по улицам, полюбоваться изысканными цветочными клумбами и вдохнуть свежий воздух – чистота и комфорт в центре города ярко контрастировала с грязью окраин.

На следующей улице, над входом в симпатичный бежевый дом с арочными окнами, висела лакированная вывеска, на которой была изящно выведена старинная шотландская притча: «Дом без собаки, кошки или ребенка, это дом без любви и радости!». Но это были не пустые высокопарные фразы – на высоком крыльце с коричневой балюстрадой сидел подросток лет десяти – он играл со скайтерьером, а из распахнутого окна первого этажа на улицу выглядывал с любопытством белый кот. Девиз этого дома был соблюден по всем правилам.

Когда она подходила к рыночной площади, ее кто-то окликнул по имени. Она обернулась и увидела отца. Он стоял возле прилавка, где продавался корм для лошадей.

Анна обрадовалась неожиданной встрече и поспешила к отцу.

– Рада тебя видеть.

– Я тоже, но сейчас не об этом, – его голос был серьёзным, – у меня удивительные новости!

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Анна.

– Да, случилось. У дочери лорда Дугласа умерла личная горничная. Я хочу, чтобы освободившееся место досталось тебе. Там и условия лучше и жалованье больше. Дугласов не сравнить с миссис Флеминг, с этой мерзавкой, которая издевается над тобой и вечно налагает какие-нибудь безумные штрафы за несуществующие промахи в работе.

– А что с той горничной? Неужели это…

– Нет, это не он постарался, – покачал головой Томас. – Она утром мыла карниз и нечаянно выпала из окна…

– Какой ужас! Бедняжка… – Анна задумалась. Она давно мечтала работать с отцом в одном месте, чтобы быть ближе друг к другу, но как же она теперь оставит Мэри? Особенно сейчас, когда по городу бродит убийца, который не гнушается и в дома иногда залазить?

– За подругу не беспокойся! – отец прочел ее мысли. – В таверне нужна помощница для Элис, чтобы убирать комнаты и стряпать на кухне, это мне Гаррис утром сказал. Пусть идет туда. Нечего вам у этой карги батрачить за копейки. А как освободиться какое-нибудь место у Дугласов, перетащим и Мэри к ним.

– Было бы здорово!.. Но… нужно обдумать, – Анна все еще сомневалась.

– Нечего обдумывать. Я уже рассказал о тебе мистеру Дугласу: он предупредил, чтобы ты через пару дней пришла, так сказать, на смотрины к дочери. Она замечательная девушка, на пару лет младше тебя: вы должны поладить.

– Кто знает, – пожала плечами Анна. Хотя если она умудрялась уживаться с миссис Флеминг, то и с другими должна сладить. – Хорошо, я приду, – согласилась она. – Но если они потребуют рекомендательное письмо от миссис Флеминг? Представляешь, какие гадости она от злости может написать про меня?

Томас покачал головой и воскликнул:

– Поверь мне, такие люди, как Дугласы составят о тебе мнение сами. У меня хорошее предчувствие… К тому же, они наслышаны о скверном характере миссис Флеминг, так что не забивай себе этим голову.

– Ну что же, я попытаю счастья, – Анна улыбнулась. – Ну, мне пора! – она развела руками – дескать, судьбу не обманешь: работа никуда не ускользнет, она требует ее безоговорочного внимания.

– До завтра, – Томас махнул рукой на прощание и вздохнул. Лишь бы все получилось, и Анна получила это место! Тогда и жизнь ее была бы не такой безрадостной, ведь личная горничная – это уже не дно, это маленький просвет в судьбе. Работа не такая черная и грязная, больше времени на сон, выше жалованье. К тому же, в отличие от миссис Флеминг, Дугласы предоставляют своим слугам один выходной в неделю. Анна, спустя восемь лет каторжного труда, наконец, сможет нормально отдохнуть и выспаться.