Читать книгу Болевые точки - Дим Ко Гарде - Страница 7
Дымок
ОглавлениеПосле этой, вышеприведённой, истории Аллочка выдержала две недели и, конечно же, простила Вита. Вит же не придавал значения происходящему, так как был по своей натуре пофигистом с большой буквы П.
Аллочка примчалась к нему в очередной раз, и они весело проводили время. А время года было знатное. Осень – это так романтично. Первый день сентября, солнечно! В воздухе, ещё не осеннем, но уже и не летнем, витает нечто грустное, повествующее о днях былых, канувших в Лету.
Пригласил её Вит к себе на праздник осени. Алла ехала с недоверием, но в ней пылал огонь мести, хотя внутри себя она признавала, что шутка с салом была однозначно хороша.
Он встречал её у автобуса с букетом хризантем. Алла опешила, мол, что-то сталось с её другом, и букет принимала с недоверием и даже опаской. Вит же, в свою очередь, критично оглядев Аллу, бесцеремонно вонзился губами ей в шею, оставив сочный засос.
– Я соскучился, и ты совсем не права, что так долго не приезжала.
– Мог бы приехать сам, – возразила Алла, – особенно после той выходки, что ты проделал со мною.
– Да ладно, – махнул рукою Вит, – я не виноват в том, что ты ведёшься на такого рода шутки. Да и я же не знал, что ты станешь сдуру трезвонить повсюду.
– Хорошо, проехали.
Аллочка, подхватив Вита под руку, устремилась к выходу.
– Прогуляемся по паркам! – заявил Вит. – А к вечеру будет праздник.
Он водил её по осеннему парку, дубовому, где было старое немецкое кладбище, ещё с царских времён, почти уничтоженное большевиками, а после и коммунистами. Были немногие уцелевшие монументы и скульптуры, сохранённые, кстати, отцом Вита.
Папа был Человеком огромадных знаний и ума, высочайшего интеллекта, был многие годы директором одной из школ города и совмещал ещё одну должность – должность директора местного краеведческого музея.
Городской парк состоял из двух участков. Между ними находился стадион. Обогнув спортивное сооружение, молодые люди прошли по аллее и оказались в парке с огромными деревьями широколистных кленов. Ковёр из кленовых листьев необыкновенной красоты. Ноги утопают в этой красно-желтой, ещё не грязной, ещё такой притягательной массе. Умиротворение, словно от китайского молочного чая оолонг. Грести ногами листья, шелест которых приводил в ностальжи по уходящим в странствие памяти событиям, деяниям, мечтаниям, сбывшимся и не осуществившимся юношеским грёзам.
К вечеру он привёл её к дому своей мамы. У Аллы Станиславовны сердце сжималось и замирало от одной только мысли, что знакомство с родителями – это следующий этап её отношений с Витом.
– Алл, ты ничему не удивляйся, это подарок тебе от меня. Ты даришь мне счастье и надежду, которая питает меня и позволяет жить. Жить ради того, чтобы стать тем, кем могу быть, кем хочу быть. Спасибо тебе, спасибо, милая.
Он крепко обнял её за плечи и, повернув к себе лицом, нежно атаковал её губы своими. Аллочка поддалась и ответила ему.
Они целовались в темени уже не по-летнему густых кустов акации, куда не проникал свет уличного фонаря. У Аллочки горело внизу живота, это было не тепло, то был жар. Жар огромной температуры, словно от коксового угля.
Желание быть с Витом затмевало всё окружающее её. Мыслей не осталось совсем, только утолить изжигающий её жар, убить в себе феминизм и стать банальной женщиной со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Пойдём! – шепнул ей в ушко Вит и слегка подтолкнул к двери.
Аллочка входила в дверной проём, что вёл в летнюю веранду, словно в тумане. Вит шагнул за ней и чиркнул спичкой. То, что в мерцающем пламени увидела Алла, потрясло её. Весь пол веранды был устлан кленовыми листами, будто в парке. Она охнула от неожиданности и нахлынувшего на неё чувства.
– Вит, что это?
– Как видишь, осень пробралась в дом.
Вит зажёг несколько свечей, и комната наполнилась мерцающим светом. На стенах висели причудливые деревянные изделия из коряг, умелой рукой обработанные, доведённые до совершенства кропотливой работой умельца фантазии мастера.
– Проходи, милая! Устраивайся! – ласково прошептал Вит.
В глубине веранды стоял стол, накрытый на две персоны, с высокими бокалами, в стекле которых извивался пламень свечей.
Алла села за стол, и Вит наполнил бокалы вином тёмно-рубинового цвета. Наливал он из высокого кувшина с закрывающейся крышкой.
– Давай выпьем за прошедшее лето! За то, что это лето подарило мне встречи с тобою! Салют! – Вит сделал круговое движение правой рукой, и вино, качнувшись, лёгкой волной пронеслось по бокалу.
Звон фужеров был глухим и каким-то грустно-торжественным, словно сама осень была метрдотелем на их с Витом празднике. Алла поднесла бокал к губам и вдохнула в себя аромат. Это был аромат поздних сортов винограда с тяжёлым, настоявшимся оттенком. Пригубив вино, Алла не смогла отказать себе ещё в одном глотке. Да! Это было нечто! Вино было отменным! Густым, словно кровь, пряным и душистым, выдержанным по всем канонам.
Она с удивлением смотрела на Вита, который взял в руки гитару.
– Я спою тебе песню.
Тихий, мягкий перебор серебряных струн. Лёгкое опьянение от первых глотков вина. Бархатный тембр голоса поющего.
Негромко, вкрадчиво, будто из утреннего тумана, из далёкого воспоминания, где бунинская аллея, шелест страниц тургеневских романов:
«Не могу я забыть те бессонные долгие ночи.
Не могу я забыть поцелуй твоих ласковых губ.
И пройду я один мимо тех размалёванных бочек,
Где не ищут тепла сотни страждущих, раненых губ.
Пусть холодное пиво остудит душевную рану!
Хоть на час, хоть на миг, в этом море я пусть утону.
Но потом я пойму, что поддался, поддался обману.
И дрожащей рукой продавщице трояк протяну…»
Алка слушала, словно завороженная. Песня была какой-то босяцкой, дворовой, явно написана в порывах, да и не суть. Голос креп, мотив становился пронзительнее, жестче:
«Так уходит любовь, но память снова и снова.
Так уходят года, и вернуть их уже не дано.
А кому это чувство до слёз и до боли знакомо,
Пусть заплачет, как я, и как я, вдруг посмотрит в окно.
Там собрался народ, и терпенью народа нет мочи.
Я туда, где опаленных судеб, в их брошенный круг.
В этот круг не поставленных над i, и… ё точек,
Где мечты превращаются в омут и подлинный струп.
Не могу я забыть те бессонные, долгие ночи…»
Последний звук струн затихал в пространстве, и Вит взял в руки бокал.
– Я хочу выпить за тебя! За твоё счастье!
Алла допила вино и посмотрела на Вита.
– А где мама?– Уехала в санаторий, мы совсем одни.
Алла смотрела на Вита, и вдруг стала воспринимать всё абсолютно в ином цвете. Этот романтический вечер, эту песню. И Вита самого.
«Хотя, что это я? – рванула мысль. – Фантазёрка!» – с негодованием подумала она.
Вечер и ночь пролетели в любовных ласках и утехах. Вит был большой оригинал и затейник в любовных делах. Алка уснула под утро измождённая и счастливая донельзя.
Утро давно уже закончилось, и наступил воскресный полдень. Из кухонной комнаты летел аромат свежего кофе и трубочного табака.
Сладко потянувшись, она вскочила с постели и набросила на себя длинную рубашку Вита, заботливо оставленную тем в кресле у окна. Крутнувшись у зеркала, Алла пошла на запах кофе. Открыв дверь, она увидела, что Вит готовит завтрак, при этом покуривая трубку.
– Доброе утро!
– Ах! Доброе! – проворчал Вит, но тут же улыбнулся. – Умываться вон там! – при этом махнул рукою с трубкой в направлении двери ванной комнаты.
Уже за завтраком Вит предложил пройтись к центральному гастроному, где можно выпить свежего пива.
Алла смотрела на Вита, словно на свалившегося с Луны.
– Пива? – переспросила она.
– Именно! Именно! – воскликнул Вит и, вскочив с табурета, встал по центру столовой.
– Янтарного напитка, что мозг мой утолит, не может быть избытка! Пусть Бог меня простит! – Вит чуть склонил голову, будто ожидая оваций.
– Хорошо! – согласилась Алла. – Только мне нужно привести себя в порядок.
– Да! Конечно! – Вит шагнул к Алке и собрал посуду со стола в стопку, посмотрел на неё.
– Приберёшь?
– Конечно, – отозвалась Алла и понесла стопку грязной посуды в раковину.
Вит же принялся убирать листья на веранде.
Через час они гордо шагали к центральному гастроному. Пиво продавали там, в бакалее, обязательным атрибутом был стакан, гранёный, такие сейчас редкость. И пиво пили за высокими столами люди чинно и спокойно.
Местные же выпивохи пили пиво в другом месте, потому как в «Центральном» пиво было дороже.
Чисто и просто, даже, можно сказать, культурно. Вит, подойдя к прилавку, попросил пива и предупредил, что откроет бутылку сам. Продавец, молодая девушка, подала ему ключ, бутылку и начисто вымытый стакан. Вит взял бутылку и, ловко подцепив пробку ключом, резко дёрнул крышку, и та, взмыв в потолок, зазвенела в зале. Вит же в мгновение ока, запрокинув голову, уже вливал в себя пиво.
Алка смотрела на Вита круглыми глазами.
– Ты дикарь? – зашипела она на него. Взяв свою бутылку и стакан, она пошла к столу-стойке.
– Ты ничего не понимаешь в пиве из бутылки, – Вит смачно отрыгнул и, перекрестив рот, посмотрел на Алку.
– Что я должна понимать? – вскинула брови Алка.
– То, – взяв паузу, Вит глотнул ещё пива и, осмотревшись, наклонился к Алке, – бутылочное пиво – это тебе не из общей бочки! Вот когда его открываешь, то самый кайф – это поймать дымок.
– Дымок? Какой дымок? – встрепенулась Алла.
– Ну, когда бутылку открываешь, дымок поднимается. Видела? – Вит пристально смотрел на Аллу.
– Видела…
– Так это и есть кайф! Поймать этот дымок.
– Да ну?! – с недоверием протянула Алла.
– Пей из стакана, кто тебе не позволяет! – фыркнул Вит и допил бутылку до дна.
– Я хочу попробовать, – загорелась Алла.
Таким же эффектным образом Вит открыл ей бутылку, и скоро сунув сосуд ей в руки, он приказал: «Ну!»
Алка обхватила горлышко губами и припала к посудине. Пить-то она из бутылки не умела и потому сразу же бутылку поставила на стол. Из горлышка бутылки стала подниматься шапкой пена и, вырвавшись наружу, заторопилась по телу сосуда.
– Вот же! – недовольно крякнул Вит.
– Ага! Чё-т прикольное есть! – воскликнула Алла и, взяв бумажную салфетку, избавилась от пены на бутылке. Охватив тело стеклотары двумя руками, снова припала губами к сосуду.
Напились они пива, как положено, и отправились в местный кинотеатр на какой-то из фильмов.
Сюжет был незатейлив, и Алка честно проспала весь фильм на плече у Вита.
Вечером он проводил её на автовокзал, где последним рейсом она отправилась домой.
***
У Аллы был институтский приятель. Звали его Николай. Они были из одного города, учились в одном вузе, приехали в отчий дом, где и трудились исправно на ниве здравоохранения. Николай неоднократно, но безуспешно, пытался ухаживать за Аллочкой, они даже чуть встречались, но отношения постепенно переросли в крепкую человеческую дружбу.
Николай был сама порядочность, интеллигентность, такт, образованность. Сам из врачебной семьи, продолжил династию и об ином и помышлять не мог.
Как-то, встретив Аллу Станиславовну в утробах городской больницы, предложил ей поужинать вместе в городском ресторане. Будем честны, настоящий ресторан в городе был. Всё как в настоящей ресторации, по всем канонам: с тяжёлыми гардинами, приборами на столах, официантами в форменной одежде.
Вот и вечер назначенного часа, они встретились у фонтана и, не торопясь, последовали к заведению.
Былой пафос ресторации ещё витал во всём помещении ресторана. Начиная от расставленных на столах в пирамиды накрахмаленных салфеток до убранства в тёмно-красных тонах зала.
Выбрав стол, пара чинно уселась и, негромко ведя разговор, принялась ждать официанта.
Девушка не замедлила появиться, держа наготове блокнот с авторучкой.
Николай вопросительно поглядел на Аллу.
– Чего изволишь?
– На твоё усмотрение, хотя, – Алла на секунду замолчала, – мне бутылку пива, только открывать при мне!
Николай смотрел на Аллу, силясь понять, к чему пиво в данном случае, но, отказываясь размышлять, лишь молча кивнул официантке.
– Ну, как ты? Что у тебя? – спросил он.
– Да, «скорая помощь», интересное что-то есть в этом, – в задумчивости произнесла Аллочка. – Вот ты же лечишь, ждёшь результата, неспешно, порою изменяя ход и тактику лечения. У тебя на это есть время. План лечения подразумевает под собою мерное течение процесса выздоровления организма.
– Ну да! – кивнул Николя.
– На «скорой» же этого времени нет, потому как мы оказываем первую помощь. Принципы и подходы к самому факту человеческого здоровья отличительны… – Алла посмотрела на Николая.
– Ты права, – мягко вставил Николай, – но ты же врач, ты обязана лечить! Оказывать помощь может и персонал со среднеспециальным образованием. Прости, но учиться шесть лет плюс три года интернатуры с ординатурой! Это, наверное, нечестно по отношению к alma mater, да и, – Николя пожал плечами, – к себе.
– Да нет! Ты что! – с жаром и азартом, подавшись чуть вперёд, Аллочка атаковала Николая – Мчишься в автомобиле с сиреной по городу, врываешься в квартиру, словно ветер, где ложе врага – болезни, а то и смерти! А ты, словно ангел в белом халате, борешься до последнего…
Подошла официантка и поставила на стол открытую бутылку с пивом.
– Это что? – спросила Алла, прервав свою пафосную песнь о «ноль три».
– Пиво! Вы же заказали!
– Почему вы его открыли?
– Положено так. За столом открывают вина игристые…
– Что за чушь! – возмутилась Алла. – Мне открывать здесь! За столом! Сейчас же замените!
Николай смотрел то на Аллу, то на официантку.
Последняя удалилась, но открытое пиво оставила на столе. Через десять секунд служитель ресторации предстала пред светлы очи скандалистки с бутылкой пива и нарзанником (ключом для открывания).
– Я сама! – Алла Станиславовна ловко подцепила ключом пробку так, что та взлетела вверх и пропала в ковровом покрытии зала. Но Алла этого не видела. Она уже припала к стеклянной таре губами и вовсю тянула пиво из бутылки.
Сказать, что Николай был потрясён, разом с официанткой и людьми, сидевшими неподалёку и обратившими внимание на шум у соседей, – это не сказать ничего.
Аллочка же, поставив бутылку на стол, победно огляделась и прыснула отрыжкой в ладошку.
Николя был в ауте.
– Это что? Что это было? – совладав с собою, Николя даже снял очки.
– Это, – абсолютно невозмутимо и пребывая в игривом настроении от произведённого эффекта, ответила Аллочка, – это – дымок!
– Какой дымок? – ошалел Николай.
– Ну, в бутылочном пиве это самый кайф, – невозмутимо начала Алла, – поймав его, истинное наслаждение испытываешь от пития данного напитка.
– Господи! – простонал Николай, откинувшись на спинку стула. – Какой дымок? Алла Станиславовна!
– Из горлышка бутылки! – абсолютно спокойно парировала девушка.
– Ой, боже! – Николай смотрел на Аллу глазами сожаления и сострадания. Такими глазами смотрит родитель на глупое чадо, твёрдо уверившись в том, что дитя к жизни абсолютно не приспособлено. – Алла, у тебя высшее образование! Ты изучала многие дисциплины. В их числе и химию. Какой дымок? – зашипел Николай Николаевич.
– Это истинное наслаждение, через сосуд уже не то… – Аллочка смотрела на Николая и несла абсолютную ахинею о посреднике-посуде.
– Углекислота из бутылки выходит! – бросил Николай убийственную фразу в сидевшую напротив девушку.
Алла Станиславовна на несколько секунд замерла и, с шумом выдохнув, выдала тираду.
– Ну, скотина! Ну, тварь конченая. Урод! Бык деревенский… – запричитала Аллочка.
Николай сидел красный, как вареный рак. Он смотрел на женщину его мечты и не мог поверить своим ушам.
– Да успокойся ты! – в сердцах бросила Аллочка. – Не о тебе речь! Вот же придурок!
– О ком речь?
– Да так… – Алла Станиславовна чиркнула зажигалкой и выпустила струю душистого дыма изо рта.
– Пойдём отсюда! – тихо попросил Николай.
– Ага, пойдём! – откликнулась Аллочка. – Да пошёл ты…
И, схватив сумку, рванула на выход. На ходу бормоча и проклиная:
«Дымок, мля! Прибью, как пса!» – услышал швейцар на выходе из уст молодой и красивой девушки.
– Вот молодёжь! – только и пробурчал себе в усы пенсионер в ливрее.