Читать книгу Ночной кошмар - Дин Кунц - Страница 7

Вертолет – превосходно оснащенный «Белл Джет Рэнджер II» – взвихрил сухой невадский воздух и швырнул его на Лас-Вегас Стрип. Пилот осторожно приблизил машину к посадочной дорожке на крыше отеля «Фортуната», на мгновение вертолет завис над красным ковровым кругом, затем приземлился с непревзойденным мастерством.

Когда пропеллеры затихли у него над головой, Огден Салсбери выскользнул за дверь и ступил на крышу отеля. Какие-то секунды он был ошарашен, сбит с толку. Кабина «Джет Рэнджера» была оборудована кондиционером, но снаружи воздух раскалился, как в полыхающей печи. Через стереосистему разносился голос Фрэнка Синатры, он рвался из колонок, закрепленных на высоте шести футов. Солнечный свет отражался от водной ряби бассейна, располагавшегося на крыше, и Салсбери был почти ослеплен, хотя и надел предусмотрительно солнечные очки. Почему-то он ожидал, что крыша закачается и уйдет из-под ног, так как вертолет гудел, и, когда этого не произошло, он был несколько озадачен.

Плавательный бассейн и комната для отдыха со стеклянными стенами позади него венчали громадный тридцатиэтажный отель «Фортуната». В этот полдень только двое купальщиков находились в бассейне: парочка чувственных юных красоток в узеньких белых бикини. Они сидели на краю бассейна, с той стороны, где было глубже, и болтали ногами в воде. Невдалеке сидел на корточках мужчина мощного сложения, в серых слаксах и шелковой белой рубашке с короткими рукавами и разговаривал с девушками. У всех троих был тот счастливо-беззаботный вид, который, как решил Огден, придают лишь власть или деньги. Казалось, они даже не заметили появления вертолета.

Салсбери пересек крышу и подошел к ним.

– Генерал Клингер?

Сидевший на корточках мужчина поднял глаза.

Девушкам же, похоже, дела не было до него. Блондинка принялась намазывать брюнетку защитным кремом. Ее руки скользили по голеням и коленкам девушки, затем с нежностью коснулись ее стройных бронзовых бедер. Эти две явно были не просто добрые подружки.

– Меня зовут Салсбери.

Клингер поднялся, но руки не протянул.

– Только заберу сумку и через минуту вернусь. – И он направился к двери стеклянной комнаты.

Салсбери уставился на девушек. Таких длинных, чудесных ног он в жизни не видел. Он откашлялся и сказал:

– Бьюсь об заклад, что вы из шоу-бизнеса.

Они даже не взглянули на него. Блондинка набрала в левую руку побольше крема и принялась массировать высокие полные груди брюнетки. Пальцы ее забирались под полоску бикини, поглаживая скрытые под ней соски.

Салсбери чувствовал себя совершенным дураком – как и всегда в обществе красивых женщин. Он был уверен, что они смеются над ним. «Вонючие шлюхи! – злобно подумал он про себя. – Когда-нибудь любая из вас будет принадлежать мне, стоит только захотеть. Когда-нибудь я лишь прикажу, и вы сделаете все, что я захочу, и вам будет это нравиться, потому что я заставлю вас полюбить все это!»

Вернулся Клингер, неся в руке большую сумку. Он набросил серо-голубую куртку, стоившую долларов двести.

«Словно горилла, выступающая в цирке», – подумал Салсбери.

В кабине вертолета, отлетавшего от бассейна, Клингер прилип к окну, наблюдая, как девушки, удаляясь, превращаются в бесплотные былинки. Потом вздохнул, откинулся назад и произнес:

– Твой шеф знает, как организовать отдых людей.

Салсбери сконфуженно моргнул:

– Мой шеф?

Взглянув на него, Клингер бросил:

– Даусон. – Он вынул пачку сигарет, вытянул одну и закурил, даже не предложив Салсбери. – Что ты думаешь о Кристал и Дейзи? – Салсбери снял свои солнцезащитные очки. – Кристал и Дейзи. Девушки в бассейне.

– Милые. Очень милые.

Выдержав долгую паузу, затягиваясь и выпуская струю дыма, Клингер заявил:

– Не поверишь, что способны проделывать эти девушки.

– Я решил, что они танцовщицы.

Клингер посмотрел на него с недоверием, потом откинул голову и расхохотался.

– Ах да, конечно! Они крутят своими очаровательными маленькими попками каждый вечер в главном зале отеля «Фортуната». Но они устраивают представления и на крыше. И ты уж мне поверь, способность к танцам – не главное их дарование.

Салсбери бросило в жар, хотя в кабине «Джет Рэнджера» и было прохладно. Женщины… Как он боялся их и как отчаянно пытался обладать ими! Для Даусона контроль над мыслями означал безграничное богатство, финансовое удушение всего мира. Для Клингера это могло значить неограниченную власть, исполнение всех его приказов. Но для Салсбери это означало возможность заниматься сексом сколько угодно, любыми способами, какие только ему взбредут в голову, с любой женщиной, которую он бы возжелал.

Окуривая дымом кабину, Клингер заявил:

– Держу пари, что ты был бы не прочь затащить обеих малышек к себе в постель и засунуть одной и другой. Хочется, правда?

– А кому бы не хотелось?

– Их трудно удовлетворить, – хихикнул Клингер. – Чтобы их осчастливить, нужен необычайно выносливый мужчина. Думаешь, ты смог бы выдержать обеих: и Кристал, и Дейзи?

– Я бы заставил их потрудиться.

Клингер громко захохотал.

Салсбери ненавидел его в это мгновение.

Эта грубая скотина всего лишь влиятельная продажная тварь, подумал Огден. Его можно купить – и купить дешево. Так или иначе, а он помогает «Фьючерс Интернешнл» заполучить контракты с Пентагоном. А взамен он получает отдых в Лас-Вегасе да еще нечто вроде стипендии, которая капает на его счет в швейцарском банке. В этой сделке только одно не стыковалось с личной философией Леонарда Даусона. Салсбери спросил Клингера:

– А девочек тоже Леонард оплачивает?

– Ну не я же. Мне никогда не приходилось платить за это. – Тяжелым взглядом он смотрел на Салсбери, пока не убедился, что ученый ему поверил. – В отеле выписывают счет. Он оплачивается «Фьючерс». Но мы с Леонардом оба делаем вид, что знать не знаем про девиц. Когда он спрашивает меня, как мне отдыхалось, это звучит так, словно все, что я могу делать, так только сидеть на краю бассейна и почитывать книжонки. – Эта мысль его позабавила. Он продолжал посасывать свою сигарету. – Леонард пуританин, но он хорошо знает, что личные убеждения не должны мешать бизнесу. – Он покачал головой. – Да, твой шеф – человек.

– Он мне не шеф, – заметил Салсбери. Казалось, Клингер его не услышал. – Мы с Леонардом партнеры, – добавил Салсбери.

Клингер сверху вниз окинул его взглядом:

– Партнеры.

– Вот именно.

Их глаза встретились.

Через несколько секунд Салсбери нехотя отвел взгляд.

– Партнеры, – повторил Клингер. Не верилось ему в это.

«Но мы именно партнеры, – думал Салсбери. – Даусон мог нанять вертолет, номер в отеле «Фортуната», Кристал, Дейзи и тебя. Но меня он не нанимал и никогда не сможет нанять. Никогда».

В аэропорту Лас-Вегаса вертолет приземлился в тридцати ярдах от великолепного белого лайнера, на фюзеляже которого сверкала алая надпись: «Фьючерс Интернешнл».

Пятнадцать минут спустя они были опять в воздухе, на пути к незабываемой полосе земли возле озера Тахо. Клингер откинул свой пристяжной ремень и сказал:

– Думаю, ты собираешься взять у меня интервью.

– Так и есть. У нас на это целых два часа. – Он положил на колени диктофон. – Слышал ли ты когда-нибудь о подсознательных…

– Прежде чем мы начнем, я бы хотел пропустить виски.

– Думаю, бар на борту есть.

– Отлично. Просто здорово.

– Где-то сзади. – Салсбери махнул рукой через плечо.

Клингер распорядился:

– Смешай мне четыре унции шотландского виски и четыре кубика льда в стакане на восемь унций.

Поначалу Салсбери просто ушам своим не поверил. Потом до него дошло: генералы никогда сами не готовят для себя выпивку. «Не давай ему запугать себя», – подумал он. И все же вдруг почувствовал, как помимо воли встает и идет в хвостовой отсек самолета. Словно не владеет собственным телом. Когда он вернулся со стаканом виски, Клингер даже не сказал ему спасибо.

– Ты говоришь, что ты один из партнеров Леонарда?

Салсбери понял, что, взяв на себя обязанности официанта, а не хозяина, он только усилил подозрение генерала, что слово «партнер» к нему не подходит. Этот ублюдок проверял его.

Его стали одолевать сомнения, не слишком ли много для него и Даусона, и Клингера. Способен ли он противостоять на ринге этим борцам-тяжеловесам? Он должен был приготовиться к отражению нокаутирующего удара.

Он немедленно прогнал эту мысль. Без Даусона и генерала он не сможет продолжать скрывать свои открытия, которые финансирует правительство и на которые оно немедленно захочет наложить лапу, лишь только узнает об их существовании. У него не было выбора, приходилось сотрудничать с этими людьми; и он знал, что ему следует быть осторожным, подозрительным, все время начеку. Но человек может, не беспокоясь, позволить себе делить ложе с чертом, пока он держит под подушкой заряженный револьвер.

Но сможет ли это сделать он?

Особняк Даусона, сосновый дом в двадцать пять комнат, фасадом выходил на озеро Тахо в штате Невада; этот дом Даусона получил две награды – за лучший дизайн и архитектуру – и был отмечен в «Прекрасном доме». Особняк стоял у самой кромки воды на поляне в пять акров, а позади него поднимались сотни величавых сосен; казалось, строение являлось частью окружающего пейзажа, вырастало из него, хотя линии здания были вполне современными. Первый этаж был мощным, округлым, сложенным из грубого камня, без единого окна. Следующий ярус – круг того же размера, что и первый, – был чуть выше нижнего. Со стороны озера второй ярус как бы нависал над первым, скрывая маленькую лодочную пристань; на озеро выходило и окно двенадцати футов высотой, из которого открывался величественный вид на воду и покрытые соснами отдаленные склоны. Куполообразная черная, крытая шифером крыша была увенчана высоким восьмифутовым шпилем.

Впервые увидев это сооружение, Салсбери подумал, что оно сродни тем футуристическим церквям, которые поднимались в последние десять-пятнадцать лет в процветающих фешенебельных пригородах. Забыв о такте, он выпалил все это, но Леонард тогда воспринял это замечание как комплимент. Однако встречаясь с Даусоном еженедельно последние три месяца, Огден узнал о некоторой эксцентричности хозяина и уверился, что дом изначально замышлялся как храм, что Даусон намеревался превратить его в священный монумент благоденствия и силы.

Сосновый дом и стоил примерно столько же, сколько церковь: полтора миллиона долларов, включая стоимость земли. Тем не менее это был всего лишь один из пяти домов и трех громадных квартир, которыми Даусон и его жена владели в Соединенных Штатах, на Ямайке, в Англии и Европе.

После обеда трое мужчин расположились в удобных креслах в гостиной, вблизи от окна с живописным видом. Тахо, одно из глубочайших высокогорных озер в мире, блестело в лучах заходящего солнца, почти скатившегося с неба и скрывающегося за горами. По утрам вода была прозрачно-зеленоватой. Днем она приобретала цвет чистого голубого кристалла. Сейчас, прежде чем стать черной как смоль, вода, словно пурпурный бархат, переливалась у берега. Пять или десять минут они наслаждались видом, перебрасываясь отдельными замечаниями о поданном на обед мясе или бренди, которое они потягивали.

Наконец Даусон повернулся к генералу и произнес:

– Эрнст, что ты думаешь о подсознательном внушении?

Генералу явно был неприятен этот внезапный переход от отдыха к делам.

– Это прекрасно.

– Ты не сомневаешься?

– Что оно существует? Ни в малейшей степени. У твоего человека есть этому доказательства. Но он так и не объяснил, какое отношение ко мне имеет подсознательное внушение.

Потягивая бренди, смакуя его, Даусон кивнул в сторону Салсбери.

Отставив свой стакан, злясь на то, что Клингер называет его «человеком Даусона», и злясь на Даусона, что тот не поправил генерала, напоминая себе не обращаться к Клингеру по его военному званию, Огден начал:

– Эрнст, до этого утра мы не встречались. Я никогда не говорил тебе, где работаю, – но я уверен, что ты это знаешь.

– Институт Брокерта, – без запинки произнес Клингер.

Генерал Клингер руководил сектором Пентагона, входящим в жизненно важный Отдел безопасности разработки нового оружия. Его власть простиралась на штаты Огайо, Западная Вирджиния, Вирджиния, Мериленд, Делавер, Пенсильвания, Нью-Джерси, Нью-Йорк, Массачусетс, Коннектикут, Род Айленд, Вермонт, Нью-Хэмпшир и Мэн. В его обязанности входило выбирать, наблюдать за внедрением и регулярно инспектировать традиционные и электронные системы, которые защищали все лаборатории, фабрики и полигоны, где производилось и испытывалось оружие в этих четырнадцати штатах. Несколько лабораторий, принадлежащих «Криэйтив девелопмент эссошиэйтс», в том числе и отделение Брокерта в Коннектикуте, относились к его ведению; и Салсбери был бы удивлен, если бы генералу не было известно имя ведущего научного сотрудника в Брокерте.

– А ты знаешь, какими именно исследованиями мы там занимаемся? – спросил Салсбери.

– Я отвечаю за безопасность, а не за исследования, – парировал Клингер. – Я знаю только то, что мне положено знать. Например, прошлое работающих там людей, расположение зданий, природу тех мест. Мне не нужно знать о вашей работе.

– Она связана с подсознанием.

Внезапно выпрямившись, словно почувствовав, что кто-то подкрался к нему сзади, утратив румянец, которым бренди окрасил его щеки, Клингер заявил:

– Надеюсь, ты подписывал обещание о неразглашении тайны, как все в Брокерте.

– Да, конечно.

– Только что ты его нарушил.

– И это мне известно.

– А о наказании за это ты знаешь?

– Да. Но я никогда от него не пострадаю.

– Ты очень уверен в себе, да?

– Чертовски уверен, – кивнул Салсбери.

– Знаешь, это неважно, что я генерал армии Соединенных Штатов, а Леонард – лояльный законопослушный гражданин. Ты уже нарушил клятву. Может быть, тебе не грозит обвинение в измене только потому, что ты говорил с такими людьми, как мы, – но, по крайней мере, полтора года тюрьмы тебе могут вклеить за разглашение информации без разрешения.

Салсбери взглянул на Даусона.

Наклонившись вперед в своем кресле, Даусон коснулся колена генерала:

– Дай Огдену закончить.

Клингер возразил:

– Это может быть капкан.

– Что-что?

– Это может быть капкан. Ловушка.

– С какой стати мне тебя подлавливать? – изумился Даусон.

Казалось, его действительно задело такое предположение. Невзирая на это, Салсбери подумал, что последние тридцать лет он только тем и занимался, что подлавливал и уничтожал сотни людей.

Похоже, Клингер подумал о том же, хотя он просто пожал плечами и сделал вид, что не в силах ответить на вопрос Даусона.

– Я действую совсем иначе, – заявил Даусон, то ли не желая, то ли не в состоянии скрывать распирающую его гордость. – Уж тебе ли меня не знать. Вся моя жизнь, вся моя карьера основывается на законах христианской веры.

– Я всех не знаю достаточно, чтобы рисковать, обвиняя в измене, – резко парировал генерал.

Изобразив отчаяние – оно было слишком показным, чтобы выглядеть истинным, – Даусон произнес:

– Старина, мы вместе с тобой сколотили столько деньжат. Но все это жалкие гроши в сравнении с тем, что мы можем заработать в сотрудничестве с Огденом. Здесь скрыты просто немыслимые источники богатства – для всех нас. – Какое-то мгновение он изучал генерала, но, не дождавшись ответной реакции, продолжил: – Эрнст, Эрнст, ведь я никогда не подводил тебя. Никогда. Ни разу.

Все еще не убежденный, Клингер заметил:

– Прежде ты платил мне только за совет…

– За твое влияние.

– За мой совет, – настаивал Клингер. – И даже если я торговал своим влиянием – чего я не делал, – это куда как далеко от измены.

Они уставились друг на друга.

У Салсбери было ощущение, что его вовсе нет с ними в комнате, что он словно наблюдает за ними в глазок телескопа, расположенного за мили отсюда.

Голосом, в котором уже не было резкости, звучавшей всего секунду назад, Клингер наконец произнес:

– Леонард, надеюсь, ты осознаешь, что и я могу подловить тебя.

– Разумеется.

– Я мог бы согласиться выслушать твоего человека, все, что у него есть сказать, – и обернуть услышанное против вас обоих.

– Накинуть нам петлю на шею.

– Оставив вам довольно веревки, чтобы удавиться самим, – заметил Клингер. – А я только предупреждаю тебя, потому что я друг. Я вроде тебя. Не хочу, чтобы ты попал в беду.

Даусон откинулся на спинку кресла.

– Хорошо, у меня есть к тебе предложение, и мне нужно твое сотрудничество. Поэтому-то и приходится идти на риск, а что остается делать?

– Ты сделал выбор.

Улыбаясь, явно довольный генералом, Даусон поднял свой стакан с бренди в безмолвном предложении выпить. Широко ухмыльнувшись, Клингер тоже поднял свой стакан.

Дьявол их разберет, что тут происходит, подумал Салсбери.

Когда же он фыркнул и отпил бренди, Даусон впервые посмотрел на него, задержав взгляд на несколько минут, и продолжал:

– Продолжай, Огден.

И до Салсбери внезапно дошел скрытый смысл только что услышанного диалога. На тот нежелательный случай, если Даусон действительно расставлял капкан старому приятелю и если встреча прослушивалась, Клингер предусмотрительно заготовил для себя хоть какое-то алиби против возможного обвинения. Теперь на пленке в случае чего будет записано, что он предупреждал Даусона о последствиях его действий. Перед судом – гражданским или военным – генерал сможет доказывать, что он согласился быть с ними заодно, чтобы убедиться в проступке Даусона; даже если никто ему не поверит, он, скорее всего, сможет сохранить и свою свободу, и свое положение.

Огден поднялся, отставил свой стакан, подошел к окну и, стоя спиной к ним, глянул на темнеющее озеро. Он чересчур нервничал, чтобы сидеть во время своей речи. Более того, некоторое время он так нервничал, что совсем не мог говорить.

Как две ящерицы, греющиеся на теплом солнышке, наполовину скрытые ледяной тенью, ждущие установления светового равновесия, чтобы сделать единственное верное движение, Даусон и Клингер наблюдали за ним. Оба сидели в одинаковых креслах с высокими спинками, обтянутых черной кожей, с отполированными до блеска серебряными пуговицами и гвоздиками. Маленький круглый столик для коктейлей с темной дубовой крышкой стоял между ними. Единственный свет в этой большой, богато обставленной комнате исходил от двух настольных ламп, стоявших подле камина, в двадцати футах от компании. Правая часть лица каждого из сидящих мужчин находилась в тени, скрытая мраком, тогда как левая была явлена каждой черточкой благодаря мягкому янтарному свету. Их глаза, как глаза ящериц, терпеливо, немигающе ждали.

Увенчается ли их предприятие успехом или нет, подумал Салсбери, но Даусон и Клингер выйдут сухими из воды. У каждого из них была мощная броня: у Даусона его богатство; у Клингера – безжалостность, ум и опыт.

Однако сам Салсбери не обладал защитой. Он даже не подумал, что она ему понадобится, – как сделал Клингер, обезопасив себя притворными речами об изменах и клятвах. Он знал, что его открытие даст возможность заполучить деньги и власть, достаточные для них троих, но он только начал осознавать, что алчность не удовлетворишь так просто, как аппетит или жажду. Если у него и было оружие защиты, так это его интеллект, его светлый и быстрый ум; но интеллект этот так долго использовался лишь в узких рамках специального научного исследования, что теперь, в обыденной жизни, он мог послужить ему куда меньше, чем служил в лаборатории.

«Будь осторожнее, подозрительнее, все время начеку», – напомнил он себе уже второй раз за этот день. Перед такими агрессивными типами, как эти, осторожность была жалким щитом, но это было единственным средством защиты Огдена.

Он заговорил:

– Десять лет Институт Брокерта, находящийся в ведении Пентагона, занимался изучением подсознательного внушения. Нас не интересовали технические, теоретические или социологические аспекты проблемы; над этим работали другие. Мы касались исключительно биологических механизмов подсознательной передачи информации и восприятия. С самого начала мы разрабатывали препарат, который мог бы «подготавливать» мозг для подсознательного восприятия, препарат, который позволил бы человеку воспринимать любую подсознательную команду, направленную ему.

Ученые в другой лаборатории Си-Ди-Эй в Северной Калифорнии пытались синтезировать вирусный или бактериологический компонент в тех же целях. Но они были на ложном пути. Он знал это лишь потому, что на правильном пути был он сам.

– В настоящее время возможно использовать подсознание, чтобы влиять на людей, у которых нет твердых мнений о том или ином предмете или продукте. Но Пентагон хочет получить возможность использовать подсознательные сообщения, чтобы менять основные представления людей, имеющих твердые убеждения – очень твердые, в которых они упорствуют.

– Мысленный контроль, – бесстрастно кивнул Клингер.

Даусон лишь отхлебнул бренди.

– Если подобный наркотик был бы синтезирован, – продолжал Салсбери, – весь ход истории изменился бы. И это не преувеличение. С одной стороны, были бы исключены войны, по крайней мере в традиционном понимании. Мы просто ввели бы наркотик в запасы воды наших врагов, а затем воздействовали бы через их собственные средства массовой информации: телевидение, радио, кино, газеты и журналы – продолжающейся серией тщательно структурированных подсознательных доводов, которые убедили бы их смотреть на вещи нашими глазами. Постепенно, незаметно мы превратили бы врагов в союзников – и заставили бы их считать, что подобная перемена произошла по их собственному решению.

Его слушатели примерно минуту молчали, переваривая сказанное.

Клингер закурил сигарету. Потом произнес:

– Нашлось бы немало поводов для использования этого наркотика и дома.

– Разумеется, – согласился Салсбери.

– В конечном итоге, – почти тоскливо протянул Даусон, – мы могли бы достичь национального единства и положили бы конец всем распрям, несогласию и протестам, которые раздирают эту великую страну.

Огден отвернулся от них и взглянул в окно. Ночная тьма полностью поглотила озеро. Он различал звук волн, бьющихся о лодочный причал всего в нескольких футах под ним, прямо за стеклом. Он слушал и позволял ритмичным звукам успокаивать себя. Теперь, уверенный, что Клингер станет сотрудничать с ними, он видел невероятное будущее, открывшееся перед ним, и был настолько захвачен воображаемым, что не мог заставить себя говорить дальше.

За его спиной Клингер произнес:

– Ты считаешься руководителем исследований в Брокерте. Но ты явно не кабинетная крыса.

– Несколько направлений разработок я оставил за собой, – признался Салсбери.

– И ты открыл действующий препарат, наркотик, который подготавливает мозг для восприятия?

– Три месяца назад, – ответил Огден, по-прежнему глядя в стекло.

– Кто знает об этом?

– Мы трое.

– И никто в Брокерте?

– Никто.

– Даже если ты и оставил за собой, как ты говоришь, какие-то направления разработок, у тебя должен быть лаборант.

– Он совсем неспособный, – пояснил Салсбери. – Вот почему я и выбрал его. Шесть лет назад.

Клингер спросил:

– И ты думал о том, чтобы присвоить открытие себе, уже так давно?

– Да.

– Ты подделывал запись своей ежедневной работы? Ту форму, которая отправляется в конце каждой недели в Вашингтон?

– Я фальсифицировал записи только в течение нескольких дней. Когда я понял, к какому результату пришел, я тут же свернул работу и полностью изменил основное направление своих исследований.

– А твой лаборант не заметил фальшивку?

– Он решил, что я оставил пустую жилу исследований, чтобы попробовать другую. Я же сказал вам, что он не слишком-то умен.

Даусон заметил:

– Огдену не нравится полученный им наркотик, Эрнст. Большую часть работы еще предстоит проделать.

– Сколько ж это времени? – поинтересовался генерал.

Отвернувшись от окна, Салсбери сказал:

– Я не могу быть абсолютно уверен. Самое меньшее, возможно, около полугода, а самое большее – года полтора.

– Он не может работать над этим в Брокерте, – заявил Даусон. – Нельзя же все время подделывать результаты исследований. Так что я соорудил для него полностью оборудованную лабораторию в моем доме в Гринвиче, в сорока минутах езды от Института Брокерта.

Приподняв брови, Клингер заметил:

– Ты приобрел такой особняк, что его можно превратить в лабораторию?

– Огдену вовсе не требуется большого количества комнат. Тысяча квадратных футов. Тысяча сто снаружи. И большая часть помещения занята компьютерами. Жутко дорогими, должен добавить. Я вложил в Огдена около двух миллионов моих денег, Эрнст. Лучший показатель моей громадной веры в него.

– И ты впрямь считаешь, что он сможет разрабатывать, опробовать и совершенствовать наркотик в этой кустарной лаборатории?

– Два миллиона долларов – это не кустарщина, – обиделся Даусон. – И не забывай, что в подготовительные исследования правительство уже вложило миллионы долларов. Я финансирую только заключительный этап.

– Ну а как ты сможешь сохранить секретность?

– Компьютерные системы применяются в тысячах целей. И не преступление, что мы покупаем их. Больше того, мы все оборудование приобрели под маркой «Фьючерс». Ни одной пленки не продано лично нам. Так что никаких вопросов не может возникнуть, – подчеркнул Даусон.

– Но вам понадобятся лаборанты, техники, секретари…

– Нет, – заверил Даусон. – Как только у Огдена будет компьютер, а в нем данные всех его последних изысканий, он со всем сможет справиться лично. Десять лет в его распоряжении была хорошо оснащенная лаборатория, чтобы выполнять основную часть тяжкой работы. Теперь она позади.

– Если он бросит Брокерт, – сказал Клингер, – он подвергнется изнурительной тайной проверке. Постараются узнать, почему он ушел, – и тогда все выплывет наружу.

Они говорили об Огдене так, словно он вовсе отсутствовал и не мог их слышать. Ему это совсем не нравилось. Он отошел от окна, сделал два шага в сторону генерала и произнес:

– Я и не собираюся бросать Брокерт. Я буду отчитываться за свою работу ежедневно, как обычно, с девяти до четырех. Но в лаборатории я буду заниматься совершенно бесполезными исследованиями.

– Тогда откуда же у тебя возьмется время на работу в лаборатории, которую соорудил для тебя Леонард?

– По вечерам, – сказал Салсбери. – И по выходным. Кроме того, у меня накопилось множество неиспользованных отгулов – по болезни и за праздники. Я воспользуюсь ими, даже сумею распределить их на весь следующий год.

Клингер встал и подошел к элегантному, отделанному бронзой и стеклом бару-тележке, который слуга оставил в нескольких футах от кресел для отдыха. В его толстых волосатых руках хрустальные графины выглядели более хрупкими, чем были на самом деле. Налив очередную двойную порцию бренди, он спросил:

– А какую роль вы отводите мне в этой игре?

Салсбери ответил:

– Леонард смог достать ту компьютерную систему, которая мне необходима. Но он не может достать мне дискеты с записью файлов всех моих исследований на Си-Ди-Эй или программ, разработанных специально для меня. Мне нужно и то и другое, иначе компьютеры Леонарда ничего не стоят. Я бы мог сейчас, недели за три-четыре, сделать копии всех нужных мне записей в Брокерте, без того, чтобы быть застуканным. Но пусть я подготовлю все восемьдесят или девяносто магнитофонных кассет и распечатки на принтере длиною в пятьсот ярдов, а как я смогу их вынести из Брокерта? Выхода нет. Обстановка секретности, процедура входа и выхода – все это слишком сложно. Если только…

– Ясно, – кивнул Клингер. Он снова уселся в кресле и принялся за бренди.

Даусон, соскользнув на самый краешек своего кресла, сказал:

– Эрнст, ты же безоговорочный авторитет для службы безопасности в Брокерте. Ты знаешь об этой системе больше, чем кто-либо. Если в службе безопасности есть какое-то слабое место, то именно ты сможешь обнаружить его или создать.

Изучая Салсбери, как будто он представлял собой опасность, и стараясь быть мудрым, связываясь с таким явно никудышным типом, Клингер откликнулся:

– Так предполагается, что я должен позволить вам протащить около сотни магнитных записей высокосекретной информации и сложнейшие компьютерные программы?

Огден медленно кивнул.

– Ты сможешь это сделать? – спросил Даусон.

– Вероятно.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Скорее всего, у меня получится.

– Этого недостаточно, Эрнст.

– Ну ладно, – сказал Клингер немного раздраженно. – Я смогу найти возможность.

Улыбаясь, Даусон кивнул:

– Я знал, что ты сможешь.

– Но если я сделаю это и меня схватят либо во время, либо после операции, меня сгноят в Ливенворте. Я тут недавно говорил об измене, так вот я вовсе не желал бы, чтобы это относилось ко мне.

– Никто и не говорит, чтобы ты становился изменником, – заверил Даусон. – Тебе не нужно будет даже видеть эти магнитные пленки, а уж тем более дотрагиваться до них. Так рисковать будет лишь сам Огден. Так что тебя нельзя будет обвинить ни в чем более серьезном, чем халатность или недосмотр в охране.

– Даже и в этом случае меня вышибут в отставку или уволят с минимальной пенсией.

Салсбери тяжело, прерывисто дышал. Рубашка у него намокла и прилипла к спине, как холодный компресс. Клингеру он сказал:

– Ты объяснил нам, что сумеешь это сделать. Но главный вопрос в том, сделаешь ли ты это.

Некоторое время Клингер молчаливо рассматривал свой стакан с бренди, наконец поднял глаза на Салсбери и произнес:

– Если ты получишь свой наркотик, то каким будет твой первый шаг?

Поднимаясь на ноги, Даусон сказал:

– Мы организуем передовое акционерное общество в Лихтенштейне.

– Почему там?

В Лихтенштейне не требовали, чтобы в списке акционеров значились реальные владельцы общества. Даусон смог бы нанять юристов в Вэдузе и представить их как чиновников акционерного общества, и ни один закон не принудил бы устанавливать подлинные личности акционеров.

– Более того, – продолжал Даусон, – я мог бы снабдить каждого из нас пакетом поддельных документов, включая паспорта, так что мы смогли бы путешествовать и заниматься бизнесом под вымышленными именами. И если вэдузских юристов даже начнут вынуждать раскрыть имена их клиентов, они все же не смогут подвести нас, потому что не знают наших подлинных имен.

Предосторожности, которые планировал Даусон, были вовсе не лишними. Очень быстро такое акционерное общество станет невероятно успешным предприятием, настолько успешным, что самым влиятельным финансистам и политикам нестерпимо захочется узнать, кто же стоит за отвечающими на телефонные звонки людьми в Вэдузе. С наркотиками Салсбери и усиленными программами тщательно разработанных подсознательных команд они трое могли бы организовать сотни бизнесов и буквально требовать, чтобы продавцы, коллеги, даже конкуренты работали ради их немыслимой прибыли. Каждый заработанный ими доллар казался бы незапятнанным, полученным вследствие самых законных форм коммерческой деятельности. Но, разумеется, множество людей почувствовали бы, что происходит грязное манипулирование конкурентами, и тогда пришлось бы еще покупать и общественное мнение с помощью нового наркотика. В случае, если корпорацию уличат в использовании наркотика, украденного – как это и будет на самом деле – из американских научно-военных разработок, тогда любая предосторожность на покажется преувеличенной.

– Но что потом, когда корпорация начнет действовать? – спросил Клингер.

Деньги и бизнес были смыслом жизни и призванием Даусона. Он принялся разглагольствовать на манер баптистского проповедника, полного яростной силы и страсти, наслаждаясь собственными речами.

– Корпорация приобретет участок земли где-нибудь в Германии или во Франции. Для начала сотню акров. Внешне это будет выглядеть как убежище для руководства. Но на самом деле там будут обучать наемных солдат.

– Наемников? – Грубое, широкое лицо Клингера осветилось священным солдатским пренебрежением к штатским.

Корпорация, пояснял далее Даусон, сможет нанять дюжину лучших наемников-солдат, сражавшихся в Азии и Африке. Их доставят в штаб-квартиру корпорации под предлогом нового места назначения и знакомства с командованием. Все запасы воды, вся жидкость в штаб-квартире будут использоваться как средство для накачки их наркотиком. Через сутки после того, как наемники примут первую дозу, когда они будут готовы к промыванию мозгов, три дня, день за днем, им станут показывать четырехчасовые фильмы – о путешествии, новостях промышленности, техническую документацию с детальным разбором использования всех видов оружия и электронных средств. Все это будет представлено как существенная информация для их последующей службы. Не зная, разумеется, о том, что происходит, они в течение двенадцати часов примут изощренные подсознательные сигналы, убеждающие их без размышлений исполнять любой приказ по определенным кодовым фразам. И по окончании этих трех дней все двенадцать человек уже не будут просто нанятыми руками, а превратятся в нечто вроде запрограммированных роботов.

Но внешне они совершенно не изменятся. Выглядеть и вести себя они будут точно так же, как и всегда. Тем не менее они выполнят любой приказ – солгать, украсть, убить; выполнят без колебаний, пока будет действовать команда, переданная ключевой фразой.

– Как солдаты-наемники, уже начнем с этого, они станут прежде всего профессиональными убийцами, – заметил Клингер.

– Правда, – согласился Даусон. – Но ценность заключается в их безусловном, неукоснительном подчинении. Как простые наемники, они могут отклонить любой приказ или службу, которая им не понравится. Но, запрограммированные нами, они выполнят все, что им прикажут.

– Есть и другие преимущества, – вступил в разговор Салсбери, осознавая, что Даусон, начавший обращение в свою веру, обидится, что его отодвигают с амвона. – Итак, вы можете приказать человеку убить, но одновременно вы приказываете ему стереть из своей памяти – из сознания и подсознания – все относящееся к убийству. Его никогда нельзя будет заставить свидетельствовать против корпорации или против нас – он пройдет через все испытательные тесты.

Неандертальское лицо Клингера несколько порозовело. До него дошла важность того, что добавил Салсбери.

– Даже если к ним применят пентотал или гипнотическую регрессию – они все равно на вспомнят?

– Социум пентотал… Его значение, как катализатора правды, сильно преувеличивают, – заметил Салсбери. – Что касается остального… Ну да, они могут ввести его в транс и вернуть гипнотическим воздействием в момент совершения преступления. Но перед ними предстанет пустое место. Раз уж наемнику велели стереть событие из памяти, то из нее ничего уже не выжмешь – это все равно что искать в компьютере однажды стертый файл.

Покончив со вторым стаканчиком бренди, Клингер вернулся к тележке с выпивкой. На этот раз в двенадцатиунциевый стакан он бросил лед и налил «сэвен-ап».

Он прав, решил Салсбери: каждый, кто не хочет быть самоубийцей, должен здесь, сейчас сохранять ясность мышления.

Клингер обратился к Даусону:

– А когда у нас будут эти двенадцать роботов, что мы станем с ними делать?

Поскольку размышления Даусона в последние три месяца включали и разработку в деталях их с Салсбери подхода к генералу, то он отреагировал быстро:

– Мы сможем делать с ними все, что захотим. Абсолютно все. Но как первый шаг – я думал, мы могли бы использовать их, чтобы ввести наркотик в запасы воды всех крупных поселений Кувейта. Потом мы бы парализовали эту страну многоцелевой подсознательной программой, специально рассчитанной на психику арабов, и за какой-нибудь месяц смогли бы подчинить себе любого, держать под контролем даже правительство, сознавая каждое свое действие.

– Покорить целую страну в качестве первого шага? – недоверчиво спросил Клингер.

Вновь обращаясь к проповеди, откинувшись на спинку стула и вытянувшись в нем между Салсбери и генералом, Даусон произнес:

– Население Кувейта меньше восьмисот тысяч человек. В основном оно сконцентрировано на нескольких урбанизированных площадях, главным образом в Гавалли и в столице. Более того, все члены правительства и все богатство страны тоже сосредоточены в этих крупных метрополиях. Горстка супербогатеев, которые выстроили себе замки в пустыне, воду все равно возят из городов. Короче, мы сможем контролировать буквально всех и все внутри государства, а это даст нам тайную безраздельную власть над кувейтскими запасами нефти, которые составляют двадцать процентов всех мировых запасов. Когда это будет сделано и Кувейт станет нашей базой для дальнейших операций, мы сможем подчинить себе Саудовскую Аравию, Ирак, Йемен и все прочие нефтяные страны на Ближнем Востоке.

– Мы расколошматим картель ОПЕК, – задумчиво протянул Клингер.

– Или усилим его, – возразил Даусон. – Или будем чередовать его усилие и ослабление с тем, чтобы вызвать колебания цен на нефтяном рынке. В действительности мы возьмем под контроль весь нефтяной рынок. А поскольку мы будем знать о всех колебаниях цен заранее, у нас в руках будет редкостное преимущество. Всего за какой-нибудь год контроля над половиной арабских стран мы сможем перекачать на счет нашей корпорации в Лихтенштейне полтора миллиона долларов. А потом уже дело пяти-шести лет, пока все, буквально все, не станет нашим.

– Это же сумасшествие, безумие, – прервал Клингер.

Даусон нахмурился:

– Безумие?

– Невероятно, невозможно, немыслимо, – проговорил генерал, поясняя свое первое определение, заметив, что оно задело Даусона.

– Было время, когда полеты по воздуху казались безумием, – заметил Салсбери. – Невероятной казалась многим и атомная бомба, даже после взрыва в Японии. И в тысяча девятьсот шестьдесят первом, когда Кеннеди запустил космическую программу, всего несколько человек в Америке верили, что люди смогут ступить на Луну.

Они в молчании смотрели друг на друга.

Тишина в комнате установилась такая, что слышался плеск воды о стенки лодочной пристани, причем, хотя на озере была лишь легкая рябь и к тому же они находились за толстым стеклом, впечатление было такое, будто снаружи бушует океанский шторм. По крайней мере, такое было ощущение у Салсбери, буря бушевала в его лихорадочно возбужденном мозгу.

Наконец Даусон произнес:

– Эрнст? Так ты поможешь нам вынести эти магнитные записи?

Клингер долгим взглядом посмотрел на Даусона, потом на Салсбери. Его передернуло – от страха или от восторга, Огден не мог бы сказать наверняка. Клингер ответил:

– Я помогу.

Огден перевел дыхание.

– Шампанского? – предложил Даусон. – После бренди оно, правда, немного слабовато. Но я считаю, нам следует поднять бокалы друг за друга и за успех нашего предприятия.

Спустя четверть часа после того, как слуга, принесший ледяную запотевшую бутылку «Моэ е Шандон», откупорил ее и они втроем чокнулись за успех, Клингер улыбнулся Даусону и сказал:

– А что, если я и сам напуган этим наркотиком? Что, если я думаю, что едва ли смогу вынести все нужное вам?

– Я хорошо знаю тебя, Эрнст, – заметил Даусон. – Даже, возможно, лучше, чем мне самому кажется. Я был бы удивлен, если бы тебя что-нибудь могло напугать или ты чего-то не смог бы пронести.

– Но предположим, я откажусь, все равно, по какой причине. Предположим, что мне не хочется иметь с вами дело.

Даусон задержал глоток шампанского на языке, затем пропустил его, смакуя, и откинулся:

– Тогда тебе не уйти отсюда живым, Эрнст. Боюсь, ты попадешь в аварию.

– Которую ты организуешь неделю спустя?

– Около того.

– Я знал, что ты меня не разочаруешь.

– Ты при оружии? – поинтересовался Даусон.

– Автоматический тридцать второго калибра.

– Его не видно.

– Спрятан у меня за спиной.

– Ты наловчился выхватывать его?

– Он окажется у меня в руках через пять секунд.

Даусон удовлетворенно кивнул.

– И ты воспользуешься мною как прикрытием, чтобы выбраться отсюда.

Оба расхохотались, глядя друг на друга с видом величайшего удовольствия. Они восхищались друг другом.

«Господи Боже!» – подумал Салсбери. Он нервно отпил шампанского.