Читать книгу Дом Грома - Дин Кунц - Страница 2

Когда Сюзанна открыла глаза, головной боли не было и в помине. Зрение тоже прояснилось, головокружение прекратилось.

Наступал вечер. За окном начинало темнеть, в палате горел неяркий свет.

Капельницу уже унесли. Бледные, исколотые иглами, неправдоподобно худые руки Сюзанны лежали поверх простыни и являли собой весьма жалкое зрелище.

Сюзанна повернула голову и увидела рядом с кроватью все того же врача с обветренным лицом. Он возвышался над ней, взгляд его был устремлен на нее сверху вниз. Взгляд этот обладал какой-то странной, тревожащей властью, казалось, его карие глаза смотрят не на нее, а скорее внутрь ее, тщательно извлекая все секреты из тайников ее души. При этом сами глаза врача не выдавали никаких чувств своего обладателя, они были будто стеклянными.

– Что… случилось… со мной? – спросила Сюзанна.

Она могла теперь говорить. Голос ее был слабым, хрипловатым и, вероятно, трудным для восприятия, но теперь все ее страхи о пожизненной немоте в результате травмы мозга рассеялись как дурной сон.

Слабость, однако, оставалась. Ее жалкие запасы сил уменьшались с каждым произносимым словом, даже шепот давался ей с трудом.

– Где я… нахожусь? – прошептала она срывающимся голосом. Каждый трудный звук болью обжигал горло.

Врач не сразу ответил на ее вопрос. Сначала он взял в руки пульт управления, от которого тянулся провод, исчезающий под кроватью, и нажал одну из четырех кнопок. Часть кровати вместе с подушкой приподнялась, приводя Сюзанну в сидячее положение. Затем врач положил пульт на столик у кровати и наполнил водой из металлического графина стакан.

– А теперь пейте, но очень-очень медленно, – посоветовал он. – Прошло довольно много времени, с тех пор как вы в последний раз пили и ели таким вот привычным образом.

Сюзанна благодарно припала к воде. Вода была изумительна вкусна. К тому же она успокаивала ее раздраженное горло.

Когда Сюзанна выпила воду, врач взял стакан из ее рук и поставил его обратно на столик. Он отстегнул от своего нагрудного кармана крошечный фонарик в виде ручки, наклонился и стал внимательно обследовать ее глаза. Его собственные глаза оставались все такими же непроницаемыми, спрятанными под густыми бровями, к тому же он наморщил лоб, что придавало его лицу какой-то недовольный вид.

В ожидании конца этой процедуры Сюзанна пыталась пошевелить ногами под одеялом. Несмотря на ужасную слабость и ощущение страшной тяжести, ноги слушались. Значит, и паралич ног миновал ее.

Доктор, закончив обследование глаз, вытянул ладонь в нескольких дюймах от лица Сюзанны.

– Вы видите мою руку?

– Да, безусловно, – ответила та. Голос, оставаясь слабым и дрожащим, теперь, по крайней мере, стал не таким хриплым и неразборчивым.

Что касается голоса доктора, то он, на ее слух, оказался густым, с легким гортанным акцентом, который она, пожалуй, не смогла бы четко определить. Доктор продолжал:

– Сколько пальцев я поднял сейчас вверх?

– Три, – ответила она, сообразив, что ее проверяют на симптомы сотрясения головного мозга.

– А сейчас сколько?

– Два.

– А теперь?

– Четыре.

Врач в знак одобрения закивал, и глубокие морщины, прорезавшие его лоб, слегка разгладились.

Глаза доктора тем не менее продолжали внимательно разглядывать ее, и это было весьма неприятно.

– Вы помните, как вас зовут?

– Да. Я – Сюзанна Тортон.

– Правильно. А ваше второе имя?

– Кэтлин.

– Отлично. Сколько вам лет?

– Тридцать два.

– Хорошо. Очень хорошо. Все говорит о том, что у вас в голове полная ясность.

Голос Сюзанны вдруг снова стал хриплым и невнятным. Она прокашлялась и сказала:

– Но это практически все, что я могу вспомнить о себе.

Брови доктора, так и не разгладившие до конца его лоб, снова сошлись и разделили морщинами его квадратное широкое лицо.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, я не могу вспомнить, где я жила раньше… где работала… была ли замужем…

Он внимательно посмотрел на нее, затем проговорил:

– Вы живете в Ньюпорт-Бич в Калифорнии.

Как только он произнес название этого города, в ее сознании возник ее дом – затейливого испанского стиля, с красной черепичной крышей, с белыми стенами, с видом из окон на несколько высоких пальм во дворе. Но сколько она ни силилась вспомнить, ни название улицы, ни номер дома так и не пришли ей на память.

– А работаете вы в корпорации «Майлстоун» в Ньюпорте, – добавил доктор.

– «Майлстоун»? – повторила Сюзанна. Сквозь туманную дымку в ее сознании возник какой-то слабый свет при упоминании этого названия.

Врач продолжал внимательно вглядываться в нее.

– Что случилось?! – нервно вскрикнула Сюзанна. – Почему вы так смотрите на меня?

Доктор от неожиданности заморгал, затем как-то неловко улыбнулся. Было ясно, что ему пришлось искусственно вызывать улыбку у себя на лице, и от этого она получилась натянутой.

– Как вам сказать… я ведь очень беспокоюсь за вас. И хотел бы убедиться, что вы на пути к выздоровлению. Ничего удивительного в вашей временной потере памяти нет, к тому же этот симптом легко поддается лечению. Но, к сожалению, в вашем случае мы имеем дело с несколько иной вещью, чем временная потеря памяти, нам надо будет выработать особый подход. Поэтому-то так важно для меня знать, говорит ли название «Майлстоун» что-нибудь вам или нет.

– «Майлстоун», – задумчиво повторила Сюзанна. – Да, пожалуй, в нем есть что-то знакомое мне. Что-то слегка знакомое.

– Так вот, вы работали там физиком. Вы получили степень доктора в Калифорнийском университете несколько лет тому назад, и сразу же после этого вам была предложена работа в «Майлстоуне».

– Да-да, – поддакнула она, и в памяти стали вырисовываться какие-то более четкие контуры.

– Нам удалось уже узнать кое-что о вас от ваших коллег по «Майлстоуну», – продолжал врач. – У вас нет детей, вы не замужем и никогда не были замужем. – Он посмотрел на нее, чтобы проверить ее реакцию на сказанное. – Ну как? Теперь все встает на свои места?

Сюзанна вздохнула с облегчением.

– Да. В какой-то степени. Кое-что возвращается в память… но не все. Скорее отдельные фрагменты, куски.

– Это займет еще некоторое время, – подбодрил доктор. – После такой травмы, как у вас, нельзя надеяться на мгновенное выздоровление.

У Сюзанны накопилось немало вопросов к доктору, но все возрастающая слабость пересиливала ее любопытство. Она откинулась на подушки, чтобы перевести дух, и попросила еще воды.

На этот раз врач налил в стакан не больше трети его объема и снова предупредил, чтобы она не торопилась.

Сюзанна и сама чувствовала, что ей надо быть осторожной. Отпив всего несколько глотков, она почувствовала такую тяжесть в желудке, как будто съела сытный ужин.

Утолив жажду, она произнесла:

– Не знаю вашего имени.

– О, извините, я не представился. Витецкий. Доктор Леон Витецкий.

– Я услышала, что вы говорите с акцентом. Я ведь не ошиблась, нет? Витецкий… наверное, это влияние польского языка?

Доктор почему-то смутился, отвел взгляд в сторону.

– Да, я остался сиротой во время войны. Приехал в эту страну в 1946 году, когда мне было семнадцать лет. Меня сюда пригласил мой дядя. – Доктор вдруг стал говорить медленней, его речь стала напоминать тщательно выученный монолог. – Я утратил большую часть моего польского акцента, но боюсь, что совсем от него мне никогда не избавиться.

Видимо, сама того не желая, Сюзанна затронула неприятную для доктора тему. Любое упоминание о его акценте вызывало у врача странное смущение.

Он сразу же заговорил о другом, перейдя опять на скороговорку:

– Я главврач этой больницы, у меня в подчинении весь персонал. Кстати, вы имеете представление о том, где мы с вами сейчас находимся?

– Да, я, кажется, припоминаю, что поехала провести свой отпуск в Орегон, но не скажу точно, в какое место я направлялась. Вероятно, эта больница где-то в Орегоне, не так ли?

– Да. Этот город называется Уиллауок. Население – около восьми тысяч. Этот город – центр округа. Округ Уиллауок – по большей части сельский, поэтому здесь ничего нет, кроме нашей больницы. Да и больница сама по себе небольшая. Пятиэтажное здание, двести двадцать коек. Но, в общем-то, здесь неплохо. Мне на самом деле здесь нравится, я предпочитаю это место любому суперсовременному заведению в огромном городе, ведь здесь мы имеем возможность подойти внимательно к каждому из наших пациентов. А это очень важно, это напрямую влияет на процент выздоравливающих.

В голосе доктора совсем не чувствовалось оттенка гордости или энтузиазма, несмотря на то, что он произносил все эти высокопарные слова. Речь его была ровной и монотонной.

«Или мне все это кажется? – подумала Сюзанна. – Может быть, что-то произошло с моими чувствами, и я теперь неверно оцениваю окружающих?»

Превозмогая свою слабость и возобновившуюся головную боль, она сумела приподнять голову над подушкой и спросить доктора:

– Скажите, почему я здесь оказалась? Что случилось со мной?

– Разве вы не помните о той катастрофе, в которую вы попали?

– Нет.

– У вашей машины отказали тормоза. Это произошло на чрезвычайно опасном повороте, в двух милях[1] южнее поворота на Вьютоп.

– Вьютоп?

– Да, это название того места, куда вы направлялись. У вас в бумажнике было найдено подтверждение на заказ гостиничного номера именно в этом местечке.

– Там что, есть гостиница?

– Да. «Вьютоп Инн». Это же курортное место. Там отдыхают с незапамятных времен. Вернее, этот городишко построен лет пятьдесят-шестьдесят назад, и, как мне представляется, сейчас он пользуется большей популярностью среди отдыхающих, чем в прежние времена. Для того чтобы укрыться от современной цивилизации, лучшего места не найти.

Доктор Витецкий говорил, а Сюзанна понемногу вспоминала. Она закрыла глаза, и перед ней начали проплывать фотографии этого курорта, увиденные ею в журнале «Путешествия» в феврале прошлого года. Да, она действительно заказала себе номер в «Вьютоп Инн» на часть своего отпуска, так как была совершенно очарована видами, открывающимися с широких веранд этой гостиницы, очарована ее старинной, с колоннами, архитектурой, роскошными садами, в которых утопал этот приморский отель.

– Так вот, – продолжал Витецкий. – У вашей машины отказали тормоза, и вы не смогли с ней справиться. Вы перелетели вместе с машиной через ограждение вдоль дороги, дважды перевернулись и остановились лишь тогда, когда натолкнулись на деревья.

– Боже мой!

– От вашей машины осталась лишь груда искореженного железа. – Он покачал головой. – Это просто чудо, что вам удалось остаться в живых.

Она слегка притронулась в повязке на голове.

– Насколько серьезна эта травма?

Брови Витецкого вновь сошлись вместе, обозначив его обеспокоенность, но она почему-то показалась Сюзанне наигранной, неестественной.

– Вообще-то травма не слишком тяжелая, – пояснил он. – У вас в этом месте была довольно широкая рваная рана, и она довольно-таки медленно заживала. Но, к счастью, не сегодня-завтра вам уже должны снять швы, и я не думаю, что в дальнейшем шрам будет приносить вам много огорчений. Мы приложили немало усилий для того, чтобы шов был зашит очень аккуратно.

– У меня сотрясение мозга?

– Да. Но не очень сильное, недостаточно сильное для того, чтобы вызвать такую продолжительную кому.

Сюзанна чувствовала, что к ней с каждой минутой все ближе подступает усталость и головная боль. Она отчего-то вновь ощутила тревогу.

– Кома?

Витецкий утвердительно кивнул.

– Мы провели рентгеновское сканирование мозга, но не обнаружили никаких признаков закупорки сосудов. Нет также никаких следов какой-то травмы тканей мозга. Никаких гематом, никаких признаков повышенного внутричерепного давления. Вы, конечно же, получили сильный удар в голову, но мы пока не можем сказать, почему это привело к такой продолжительной коме. Несмотря на разрекламированные успехи в медицине, она пока, к сожалению, не может дать ответа на все вопросы. Что действительно важно, так это то, что вам удалось выйти из состояния комы без каких-либо тяжких последствий. Я понимаю, что вас беспокоят некоторые провалы вашей памяти, они действительно внушают определенные опасения, но я уверен, что пройдет некоторое время – и все образуется, все вернется.

«Он все так же говорит, как будто произносит заранее вызубренный наизусть текст», – подумала Сюзанна.

Но эта мысль не слишком долго занимала ее сознание, гораздо важнее для нее сейчас было то, что сказал доктор. Кома. От этого слова по всему телу пробежала холодная дрожь. Кома.

– Как долго я находилась в бессознательном состоянии? – спросила она.

– Двадцать два дня.

Она воззрилась на доктора, от неожиданности потеряв дар речи.

– Да-да, это правда, – подтвердил он.

Она покачала головой. «Нет, этого просто не может быть».

В своей жизни она всегда действовала совершенно осознанно. Она тщательно планировала каждый последующий шаг, стараясь не допустить в будущем никакой неожиданности. Свою личную жизнь она выверяла с той же научной тщательностью, которая позволила ей получить докторскую степень на год раньше других ее сверстников. А тема ее научного исследования была очень серьезной – ядерная физика. Она всей душой ненавидела всяческие неожиданности, не могла терпеть никакой зависимости от других людей и, конечно же, была в ужасе при одной только мысли о том, что человеку иной раз приходится быть в состоянии полной беспомощности. Когда доктор Витецкий сообщил ей, что двадцать два дня она была именно в таком состоянии, то есть полностью зависела от воли других людей, Сюзанна почувствовала себя потрясенной.

А что было бы, если бы она вовсе не вышла из этого состояния?

Или – что еще хуже – если бы она вышла из комы полностью парализованным человеком, обреченным на всю жизнь зависеть от заботы окружающих людей? Она бы не смогла ни самостоятельно есть, ни одеваться, ни мыться в ванной без помощи платной прислуги.

По телу пробежала судорога.

– Нет-нет, – попыталась она возразить Витецкому. – Я не могла так долго пробыть в этом состоянии. Я просто не могла. Тут какая-то ошибка.

– Вы, наверное, заметили, как похудели, – убеждал ее Витецкий. – Вы потеряли не меньше пятнадцати фунтов[2] веса.

Сюзанна подняла перед собой руки. Они напоминали две тоненькие ветки. Она и раньше осознавала, насколько сильно похудела, но не хотела задумываться о причинах этого.

– Вы, конечно же, получали набор питательных веществ вместе с жидкостью, – объяснил Витецкий. – Иначе вы давно погибли бы от обезвоживания. Мы внутривенно давали вам глюкозу, другие поддерживающие элементы, но нормальной еды – я имею в виду пищу в твердом виде – вы не получали очень долго, больше трех недель.

Рост у Сюзанны был пять футов пять дюймов[3], и ее нормальный вес составлял (с учетом хрупкого телосложения) порядка ста десяти фунтов. Сейчас же она весила фунтов девяносто – девяносто пять, и потеря веса для нее была, безусловно, катастрофической. Она положила руки поверх одеяла и даже сквозь его плотную ткань ощутила, что от ее рук остались теперь кожа да кости.

– Двадцать два дня… – повторила она в задумчивости.

Как бы то ни было, приходилось верить в то невероятное, что произошло с ней.

Теперь, когда она сдалась под напором очевидных фактов, усталость и боль предприняли на нее новую атаку. Обессиленная, она откинулась на подушки.

– Я полагаю, что на сегодня достаточно, – заключил Витецкий. – Вероятно, я даже разрешил вам разговаривать дольше, чем нужно. Вы совершенно измотаны. Теперь вам необходимо долго-долго отдыхать.

– Отдыхать?! – возразила Сюзанна. – Нет-нет. Ради бога, только не это. Я уже отдыхала двадцать два дня.

– О каком отдыхе можно говорить в состоянии комы? – возразил Витецкий. – Это же совсем не то, что обычный сон. Вам еще долго придется восстанавливать свою физическую форму и утраченные силы.

Врач взял со столика пульт управления, нажал кнопку и вернул кровать в исходное положение.

– Нет-нет! – панически закричала Сюзанна. – Подождите, пожалуйста, подождите хоть еще немного!

Витецкий не обратил внимания на ее протесты.

Сюзанна схватилась руками за ограждение кровати и попыталась сесть самостоятельно, но сил для этого было явно недостаточно.

– Вы же не будете заставлять меня спать, верно? – взмолилась она, хотя сама прекрасно понимала, что нуждается в сне и отдыхе. Глаза наливались тяжестью и закрывались сами собой.

– Сон – это именно то, что вам сейчас просто необходимо, – пытался убедить ее Витецкий.

– Но я не могу.

– Мне кажется, вам удастся заснуть, вы выглядите ужасно изможденной. И это неудивительно.

– Нет-нет, я имею в виду другое – мне страшно засыпать. Вдруг я никогда уже не проснусь?

– Уверяю вас, это невозможно.

– А если я опять впаду в кому?

– Исключено.

Разочарованная неспособностью врача понять ее страхи, Сюзанна сжалась как пружина и предприняла новую атаку.

– Что будет, если я опять окажусь в коматозном состоянии?

– Но, послушайте, нельзя же теперь всю жизнь бояться обычного сна. – Витецкий говорил медленно, терпеливо, как будто уговаривал маленького ребенка. – Попытайтесь расслабиться. Кома – это то, что уже позади. Скоро вы совсем поправитесь. Сейчас уже довольно поздно, я и сам сейчас поужинаю и отправлюсь спать. Расслабьтесь. Договорились? Сбросьте с себя всякое напряжение.

«Если так он ведет себя у постели больной, – подумала Сюзанна, – то каков же он, когда не прикидывается заботливым?»

Доктор направился к двери.

Она уже хотела закричать ему вслед: «Не оставляйте меня одну!» Но ее развитое чувство самостоятельности не позволило ей вести себя, подобно испуганному ребенку. Она не собиралась полагаться во всем на доктора Витецкого или на кого-либо другого.

– Теперь вам надо отдохнуть, – повторил врач. – Завтра вы на все посмотрите другими глазами.

Он выключил верхний свет.

По комнате сразу же поползли тени, словно они были живыми существами и до этого прятались за мебелью или по углам. И, хотя Сюзанна не припоминала, что когда-либо боялась темноты, ей теперь было явно не по себе; сердце забилось, как сумасшедшее.

Палата теперь освещалась лишь холодным мигающим светом из коридора, который лился через открытую дверь, да немного света добавляла дежурная лампочка на столике в углу палаты.

Витецкий стоял в проеме двери, виден был только его силуэт, черты лица неразличимы, он походил на куклу, вырезанную из картона.

– Спокойной ночи, – сказал доктор на прощание.

Он закрыл за собой дверь, и свет из коридора исчез.

В комнате горел только ночник, его слабого света едва хватало лишь на то, чтобы осветить пространство в метре-двух от него. Темнота подкралась к Сюзанне совсем близко, простерла свои длинные пальцы у нее над кроватью.

Она была один на один с этой темнотой.

Сюзанна взглянула на вторую кровать, на ней лежали черные тени, словно полосы траурного крепа, сама кровать теперь больше напоминала гроб. Если бы хоть кто-нибудь был сейчас в палате.

«Но это же ненормально, – подумала Сюзанна, – больных в таком состоянии нельзя оставлять одних. Я же только что вышла из состояния комы. Здесь обязательно должен быть кто-то – медсестра, сиделка, кто-нибудь».

Глаза наливались страшной, свинцовой тяжестью.

«Нет, – сердито шептала она сама себе, – я не должна засыпать. По крайней мере до тех пор, пока у меня не будет уверенности, что невинный сон не превратится в новую трехнедельную кому».

Еще несколько минут Сюзанна пыталась противиться цепким объятиям сна, но даже ногти ее, впившиеся в ладони, не придали ей бодрости. Глаза болели и горели от усталости, и она решила хоть на минутку прикрыть их, чтобы дать отдохнуть. Она была совершенно уверена, что не заснет, если закроет глаза. Конечно, она продержится. Это ясно.

Она рухнула в сон, словно камень в бездонную пропасть.

Она погрузилась в сновидения.

Ей снилось, что она лежит на холодной, сырой, утоптанной земле. Она была не одна. Они были с ней. Она побежала, натыкаясь на стены темных коридоров, углубляясь в них все дальше и дальше. Она убегала от кошмара, который на самом деле произошел с нею. Она помнила точное время и место, где это произошло. Она пережила это, когда ей было девятнадцать.

Это произошло в «Доме Грома».