Читать книгу Затаив дыхание - Дин Кунц - Страница 13

Обследуя дом вместе с Грейди, Мерлин шумел, как расшалившийся пони. Никакого незваного гостя они не нашли.

Тот, кто доел обед за Грейди, тот, кто забрал с плиты кастрюлю с тремя запеченными куриными грудками, не оставил следов своего пребывания ни в одной из комнат.

Прежде чем вернуться на первый этаж, Грейди выключил свет во всех комнатах второго. В темноте раздвинул все шторы, поднял те жалюзи, что были опущены.

На первом этаже проделал то же самое, чтобы тому, кто захотел бы заглянуть в дом снаружи, ничто не мешало.

На кухне помыл грязную посуду. Сварил кофе, залил в термос, поставил термос на столик у окна. Добавил к нему кружку.

Мерлин неотрывно следил взглядом за его действиями, словно присутствовал при каком-то важном ритуале.

Около этого столика стояли только два стула. По обе стороны окна, которое выходило на крыльцо.

Грейди выдвинул один стул, поставил напротив окна. Выключил свет и сел на него лицом к окну, в темноте, окутанный ароматом крепкого кофе, но его кружка оставалась пустой.

Мерлин застыл, словно оценивая ситуацию. Он вообще любил поразмыслить, частенько находил возможность задуматься над тем или иным аспектом своего мира.

Где-то высоко над домом зеркало-луна отражало солнечные лучи еще не начавшегося дня, заливало бледным светом двор и березы.

Крыльцо лежало в тени.

Мерлин подошел к двери из кухни, со стеклянными панелями до самого пола, поставленными с тем, чтобы волкодав мог видеть двор. Там он и остался, едва видимый в сумраке.

Окно Грейди состояло из девяти панелей, по три в ряду. В другом доме, расположенном в милях от этого, через такое же окно мать Грейди видела свое будущее.

* * *

За год до рождения Грейди его отец подарил матери щенка… Наполовину немецкая овчарка, наполовину – не пойми кто.

Она назвала его Сникерс[9], из-за темной шерсти и белых, как теннисные туфли, лап.

Мальчонка вырос рядом со Сникерсом. Хотя большую часть любви пес приберегал для матери Грейди, своего человеческого брата он, конечно, любил, но Эллин Адамс обожал.

Отец Грейди, Пол, работал на лесоперерабатывающем заводе. За несколько недель до восьмого дня рождения сына он погиб на работе.

Огромную пилу, которая разрезала стволы на более удобные для дальнейшей переработки части, снабдили всеми необходимыми устройствами безопасности. Убила Пола не она.

Роковую роль сыграл человеческий фактор. Несколько людей, протестовавших против вырубки леса, забили десятки восьмидюймовых гвоздей в каждую из выбранных наобум сосен, зрелых, подходящих для вырубки. Гвозди дереву не вредили, но оно становилось непригодным для переработки.

Бригады лесорубов выявили большинство таких деревьев. Только одно ускользнуло от их внимания.

Гигантская циркулярная пила вырывала гвозди из дерева, завязывала в узлы, выплевывала. Едва лезвие встретилось с повышенным сопротивлением стальных гвоздей, датчик отдал команду на отключение подачи электричества. Но уже изогнутые и вырванные из древесины гвозди летели с максимальной скоростью. Компанию им составлял отколовшийся кусок лезвия, ощетинившийся зубцами.

Грейди так и не рассказали о том, что сделала эта шрапнель с его отцом. Учитывая яркие образы, которые рисовало его юношеское воображение, наверное, следовало бы рассказать. А может, и нет.

Сотрудники завода, полиция, друзья и семейный священник советовали Эллин не смотреть на тело. Но Эллин заявила, что Пол был «второй половиной ее сердца». И отклонила совет.

Она сопровождала погибшего мужа, когда его перевозили с завода в управление коронера, а потом из управления коронера в похоронное бюро.

В час тяжелой утраты Эллин продемонстрировала невероятное мужество и силу воли. Юный Грейди равнялся на нее.

Он любил отца. Его гибель стала для мальчика тяжелейшим ударом. Ему казалось, что он потерял часть себя. Каждое утро он просыпался с ощущением, что в сердце зияет огромная дыра.

Но Грейди выдержал, потому что выдержала его мать. Он признал, что изменить ничего нельзя, сжился с этим, обрел душевный покой.

Но задолго до того, как Грейди обрел душевный покой, примерно через месяц после смерти отца, мальчик, проснувшись после полуночи, спустился вниз, чтобы что-нибудь съесть. Голода он не испытывал, однако не мог лежать в кровати и думать.

Лампа уже освещала коридор первого этажа. Мать сидела за столом на кухне. Свет коридорной лампы вырывал из темноты ее силуэт. Спиной к Грейди, она смотрела в ночь за окном.

Рядом с ней сидел Сникерс, положив голову ей на колени. Правой рукой она нежно поглаживала голову собаки.

Мать не знала, что Грейди стоит в дверях. Собака, конечно, знала, но не повернула головы, не мешая Эллен поглаживать ее.

Грейди не знал, что и сказать. Бесшумно, будто призрак, а не мальчик, он подался назад, вернулся в постель.

Еще через несколько ночей, проснувшись в час, он тихонько спустился вниз и нашел мать на кухне, с собакой.

Постоял в дверях, не дав о себе знать. Посчитал это правильным, побыть с ней, но в отдалении, наблюдая, как мать смотрит в окно.

В следующем месяце он присоединялся к ней еще несколько раз, молчаливый и незаметный, будто ангел-хранитель. Возвращаясь в кровать, задавался вопросом: а когда мать спит? Может, вообще не спала.

Однажды ночью он спустился вниз и обнаружил, что свет в коридоре не горит. На кухне не нашел ни матери, ни Сникерса.

Грейди предположил, что она изменила заведенный порядок. Он тоже стал спать лучше, чем в недели, последовавшие за смертью отца.

Прошел год, прежде чем он вновь увидел мать и Сникерса за кухонным столом, в темноте. Возможно, она продолжала спускаться вниз глубокой ночью. Возможно, проводила там большую часть ночей.

На этот раз он позвал: «Мама» – и подошел к ней. Коснулся ее плеча. Она взяла его руку в свои. Через какое-то время Грейди спросил: «Ты думаешь… он придет?»

Она ответила очень тихим голосом: «Кто? Призрак? Нет, милый. Это окно прошлого и будущего. Когда мне нужно прошлое, я вижу твоего отца, копающегося на огороде».

Они выращивали помидоры, огурцы, редиску, другие овощи, которые сами и ели.

Грейди сел за стол рядом с ней.

– Когда мне нужно будущее, – продолжила она, – я вижу тебя высоким, сильным и взрослым, обзаведшимся собственной семьей. И я вижу себя, вновь с твоим отцом, в новом мире, где не нужно бороться.

– Не грусти, – попросил ее Грейди.

– Что ты, сладенький. Я не грущу. Я когда-нибудь казалась тебе грустной?

– Нет. Только… здесь, сейчас.

– Когда я говорю, что вижу себя снова с твоим отцом, это не значит, что я этого себе желаю. Но я действительно вижу.

Грейди всмотрелся в окно и увидел только ночь.

– Верить – не значит желать, Грейди. По-настоящему ты знаешь только то, что знает твое сердце.

К тому времени она работала на лесоперерабатывающем заводе. Пять дней в неделю проводила там, где погиб Пол. Они нуждались в деньгах.

Долгое время Грейди тревожился из-за того, что мать работает на заводе. Он думал, постоянные напоминания о закрученных узлом гвоздях и отломившемся куске лезвия циркулярной пилы заставляют ее страдать.

Но потом он понял, что ей нравилась эта работа. На заводе, среди людей, которые работали с Полом, она могла сохранять воспоминания о нем ясными, незамутненными.

Как-то в субботу, уже четырнадцатилетний, Грейди вернулся домой (он подрабатывал по выходным) и увидел, что Сникерс мертв. Его мать уже вырыла могилу.

И приготовила тело к погребению. Завернула любимую собаку в простыню, а потом в самую дорогую вещь, которая у нее была, – в скатерть из ирландских кружев, которой пользовались только на День благодарения и Рождество.

Грейди нашел мать на ступеньках заднего крыльца. Она качала на руках завернутое тело, плакала, ждала сына. Два человека требовались для того, чтобы с должным уважением опустить Сникерса в могилу.

И когда летнее солнце коснулось горизонта, они это сделали. Грейди хотел забросать могилу землей, но мать настояла на том, что сделает это сама. «Он был таким милым, таким милым».

Грейди никогда не видел, как мать плакала, горюя по отцу. Она хотела, чтобы сын знал, что она сильная. Но тут скрыть слез не смогла.

Собаку подарил ей его отец. Долгими ночами собака горевала вместе с ней. И вот теперь, потеряв Сникерса, она в каком-то смысле вновь потеряла мужа.

Потом Грейди сидел с матерью в темной кухне. Могила собаки находилась в конце двора, по прямой линии от окна.

После гибели отца Грейди повзрослел на шесть лет. Его мать могла уже более открыто говорить с ним о любви и утрате, о горе и вере, об остроте ее боли, чем шестью годами раньше.

И хотя она скрыла от него остроту душевной боли и страх за будущее – какое-то время существовала опасность потери дома, – она никогда не обманывала сына. Всегда говорила ему правду, учитывая его возраст и способность эту правду осознать.

Вечером того дня, когда умер Сникерс, Грейди понял, что все лучшие качества матери основаны на одном: она любила правду и никогда не лгала.

И такой она оставалась до своего последнего вздоха – а ушла она очень молодой. Благодаря ей Грейди выше всего ставил честность.

В этот век ложь – универсальная смазка культуры. Любовь к правде редко вознаграждается и часто наказывается.

Вот Грейди и вернулся домой, в горы, чтобы изготовлять столы, стулья, шкафы в соответствии с канонами, установленными основателями Американского движения искусств и ремесел. Простые материалы и строгие линии однозначно показывали, где мебельщик позволил себе уклониться от стандарта. Мастерство и качество проявлялись в законченном продукте, и вот тут никто не мог обратить правду в ложь.

* * *

И пока Грейди сидел за столом, вглядываясь в ночь, а Мерлин – у стеклянной двери, южная часть залитого лунным светом двора вдруг осветилась новым источником света, который оставался вне поля зрения.

Грейди поднялся, обошел стол, прижался лицом к стеклу. Он ожидал увидеть свет в мастерской, которую ранее запер на все замки. Но нет, свет шел из гаража, к которому примыкала мастерская.

Тем не менее Грейди не сомневался, что именно этот незваный гость ранее побывал в мастерской, а потом утащил запеченные куриные грудки.