Читать книгу Без боя не сдамся - Галина Манукян, Дина Рид - Страница 13

Утренний воздух касался прохладными губами порозовевших щёк и озябших пальцев. Поджав ноги и завернувшись в кашемировый палантин, Маша сидела за столом беседки и выводила фантазийными буквами на салфетке: «Алёша, Алёшенька, Алекс». «Хорошее имя – может быть совсем разным, как и его хозяин!» – подумала она. Мечтательно вздыхая и рассматривая выведенные на рыхлой бумаге завитушки, Маша не заметила, как сзади тихонько подкрался Юра и заглянул ей через плечо.

– Что ещё за Алекс? – недовольно бросил он.

Маша быстро закрыла ладонью салфетку и фыркнула:

– Тебя не касается! Терпеть не могу, когда подглядывают!

Юра нахмурился:

– Да-да, сорри, забыл – тебя прёт, только когда из зарослей психи всякие пялятся…

– Я уже говорила: хватит прикалываться по его поводу, – процедила Маша.

– Так вот кто у нас Алекс! – вскинул брови Юра. – А ты уже имечко узнала. Оперативненько! – Юра ткнул пальцем в салфетку: – Только неполный комплект получается: ты забыла дописать: брат Олексий – монах-придурок.

– Сам придурок! Задолбал уже! Иди, куда шёл! – вспылила Маша и, сжала салфетку в руке.

– Ути… какие мы нервные, – безрадостно усмехнулся Юрка.

На крики показались сонные ребята:

– Вы чего разорались с утра пораньше? Что тут такое? Потише нельзя? Кто куда идёт?

– Уже никто и никуда, – буркнул Юра и с показным равнодушием вернулся в домик.

Когда все собрались за завтраком, между Юрой и Машей повисла неприятная пауза.

Никита показался, как всегда, к столу, но, учуяв запах ссоры, быстро ретировался подобру-поздорову, стянув лишь пару булочек и бутерброд с сыром. Катя, Вика и Антон болтали о пустяках, а Юра просто молчал и насупленно дул щёки. Прошёл час, другой. Никто не начинал репетировать номера к вечернему концерту. И хотя Маша продолжала сердиться, ей было как-то не по себе от хмурого лица друга и долгого отсутствия шуток.

Юра прошёл в душ, снова не взглянув на Машу. Он звякнул щеколдой изнутри. Маша приблизилась к деревянной постройке и крикнула сквозь щель в стене:

– Слышь, приколист! На обиженных воду возят!

Он не откликнулся. Из-за стены слышался только плеск воды. Маша не отстала:

– А я скажу Лидии Семёновне, чтоб она от водопровода отказалась. Зачем деньги платить, когда такой надутый гусь даром пропадает…

Маша прислушалась – плескаться Юра перестал, но в ответ – ни слова. Она насупилась:

– Ну и ну тебя!

В этот момент дверца распахнулась, и Юрка со всей высоты своего роста опрокинул на Машу полный таз с холодной водой:

– Кто тут водоноса заказывал? – ехидно захихикал он, явно наслаждаясь Машиным визгом.

– Ах, ты ж! – всплеснула руками она и принялась колотить его по спине. Он выставил вперёд зелёный пластиковый таз, защищаясь им будто щитом, и притворно ойкал, когда ловкий Машин кулачок попадал по голому торсу. Шум дружеской потасовки отвлёк Антона, Вику и Катю от просмотра очередного хоррора. Антон подключился, ни секунды не колеблясь. Он открыл вентиль шланга и принялся поливать всех подряд.

Вику и Катю тоже уговаривать не надо было – они выскочили из-под беседки, и в ход пошли шланги, тазы, лейки. Вскоре устланный тротуарной плиткой двор Семёновны покрылся лужами, а водное побоище превратило танцоров в участников конкурса мокрых маек. Все хохотали до упаду. Маша радовалась: лёд раскололся, наступили паводки.

Придерживая занавеску в кухне хозяйского дома, муж Семёновны, раззявив рот, поедал глазами трёх красоток, облепленных мокрой одеждой. Его главной печалью в тот момент было отсутствие батареек в видеокамере.

Вдруг в калитку постучали. Из-за железной двери выглянула белобрысая девчонка. Её вздёрнутый носик с любопытством потянулся к артистам, мокрым, как куры в дождь. Девчонка замерла, расцветая улыбкой при виде Маши:

– Здрасте снова.

– Привет, забегай, – приветливо махнула ей Маша. – Ты что хотела?

– Завклуба, Святозар, попросил уточнить, вы не передумали выступать? – шмыгнула носом девчонка, глядя во все глаза на Антона, будто это был первый темнокожий человек, которого она видела живьём.

Катя подмигнула посланнице и весело пробасила:

– Не передумали. Мы за любой кипишь, кроме голодовки.

– Только под нашу музыку, – строго вставил Антон, – я под всякие «тыч-тыч» танцевать не намерен.

Маша сложила руки перед ним:

– О, Солнцеподобный! Король сцены и падишах танцев! Да будет вам известно, что флешка с композициями уже в радиорубке.

– Тогда ладно, – осклабился Антон.

Катя спросила у девчонки:

– Пообедаешь с нами?

– Не-а, – гостья снова шмыгнула носом, – мне к Святозару надо. Он один не справится!

– А-а, ну конечно, – улыбнулась Катя, – беги!

Когда белобрысое чудо удалилось, Маша спросила:

– Что танцуем?

– Да что хошь, – ответил Юрка, – только без поддержек – я на отдыхе, а вы вон как разъелись на хозяйских ватрушках.

– Ой-ёй-ёй, – хохотнула Маша, – бедня-я-яжечка! Работать мальчика заставили… У самого вон пузо уже!

– Где?! – испугался он.

Все прыснули, и Юрка тоже, тщетно пытаясь изобразить обиженную мину.

Обсудив спонтанную программу из пяти номеров, ребята решили выступать просто: в голубых джинсах, белых футболках и босиком – универсальная одежда на все случаи жизни. Благо проверенная заранее сцена, сколоченная к празднику, это позволяла.

Не признаваясь никому, Маша волновалась, как перед первым кастингом, уговаривая себя, что Алёша не придёт – ни за что не придёт. Если монахам мирскую музыку слушать нельзя, что говорить о танцах? Но как бы невзначай Маша предлагала номера поскромнее – без эротических страстей, и заявила, что станцует напоследок сольную композицию – «Влюблённую». Её она недавно придумала сама на элегантно-нежную, полную философского смысла песню Джорджа Майкла «Like Jesus to a Child». Уверенная, что Алёша прекрасно понимает английский, Маша смутно надеялась удивить его выбором музыки и утончённостью танца. И тут же говорила себе: какая разница, он не придёт! А сердце всё-таки ждало…

* * *

Вместе с тёмным одеянием ночи на станицу снова опустилась прохлада. Перед открытой клубной сценой толпилась молодёжь, одетая по последней станичной моде. Жители постарше тоже пришли поглазеть на праздник. Поодаль бабы, щёлкая семечки, балакали о том о сём, приправляя беседу досужими сплетнями. Туристы и местные, девчонки, хлопчики и даже малышня, снующая под ногами, пребывали в сладостном чувстве ожидания. Кто-то обсуждал, что, мол, хлипкую иллюминацию повесил Святозар над сценой – того и гляди грохнется. Кто-то хвастал перед соседями: «А мой-то, мой целый месяц в клубе репетировал, все ноги истёр! Куда уж лучше кому!», а электрик, чувствуя недостаток хмелька для энтузиазма, бурчал: «Как пить дать свет отключат. Как пить дать!»

Костя, владелец центрального магазинчика, обязал работать за выносным столом продавщицу, тетю Зину. И она, обливаясь потом, несмотря на вечернюю свежесть, еле успевала выдавать шоколадки, батончики, жвачки и всякую всячину в обмен на монетки и купюры. Костя довольно поглядывал на цветущий бизнес, чувствуя себя не хуже, чем единственный продавец пива и хот-догов перед бразильским футбольным стадионом. Никита с подхипованной девчонкой, увешанной амулетами, тусовался возле москвичей, важный, словно толмач турецкого султана.

Маша подивилась количеству желающих посмотреть на их творчество. Начался концерт, и ребята зажгли на сцене так, как не выступали в лучших концертных залах страны, танцуя с удовольствием, и с ещё большим удовольствием срывая гром аплодисментов. Пару номеров пришлось повторить под громкое скандирование: «Ещё! Ещё!» и зычное, подгулявшее «Ура-а-а!» со стороны заброшенного вагона.

Наконец зазвучала лиричная песня Джорджа Майкла – последняя в списке. Маша вышла на сцену, сменив перед выходом майку на развевающийся белый хитон. Она снова обвела взглядом лица, едва различимые в темноте. Не увидев Алёшу, Маша всё же танцевала для него, кружилась в танце, стараясь вложить в движения то светлое, что было сейчас в душе. Податливое, гибкое тело чувствовало звуки, словно было их частью, струной гитары, клавишей фортепиано. Сливаясь с музыкой, Маша то подлетала в балетном прыжке, то кружилась в невообразимых па. Распущенные огненные волосы продолжали каждое движение игрой пружинящих локонов. Руки порхали, как крылья бабочки, извивались в восточном орнаменте, отсчитывали такт и снова взлетали. Это было красиво. Это было естественно. До приятной дрожи, до мурашек по спине.

Мелодия замолкла, и Маша склонилась в глубоком поклоне перед публикой. Под шумный восторг зрителей Маша скрылась в условном закулисье. «Ну, ты, мать, дала! – шепнул восхищённо Юрка. – Энергетика супер!» Подбежал низкорослый организатор, Святозар, и рассыпался мелким бисером комплиментов, не зная, целовать ли танцовщице руки или сжать в объятиях из чувства признательности. Он ещё бормотал, что будут конкурсы, а кто выиграет, сможет станцевать с многоуважаемыми артистами, если те, конечно, не против, хотя в афишах они уже про это написали…

Маше не терпелось поскорее вырваться из толпы. Дежурно улыбаясь, она кивала и пятилась, пока не нырнула в темноту за клубом. Маша обошла огромные ели, они касались большими лапами земли, будто бояре рукавами до полу, и шептали что-то ветру. Тот задул сильнее, вынудив «бояр» склонить перед небом остроконечные шапки. Маша зябко обхватила себя руками.

– Я не думал, что это так, – вдруг послышался голос, и Маша вздрогнула от неожиданности. Из тени вышел Алексей: в обычной рубашке, брюках. Без скуфьи на голове его облик утратил религиозную неприступность – копна светлых волос, которую, он, очевидно, пытался расчесать, оставалась художественно-непослушной.

– Как «так»? – спросила Маша, робея.

– Красиво. Ваш танец…

– Я рада, что вам понравилось, – расцвела она.

– Понравилось – слишком примитивное определение, – заметил Алёша, – хотя вполне можно и им ограничиться…

– Вас отпустили с работы? – осторожно спросила Маша.

– Солнце зашло, негров с плантаций отпустили… – с лёгкой иронией ответил Алёша и добавил: – Просто воскресенье. И нам тоже положен отдых.

По другую сторону е́лей послышались голоса Юры и Антона. Маша, удивляясь собственной смелости, схватила Алексея за руку и потянула к реке:

– Уйдём.

– Неплохо бы, – вдруг широко улыбнулся он, – а то ваши друзья опять с радостью предложат свои услуги. Обойдусь и без них.

Маша изумлённо оглянулась на своего спутника:

– Вы узнали их голоса?

– У меня хорошая память на звуки. У кого-то на лица, а у меня на звуки. Однажды услышав голос, я буду помнить его всегда.

Проскользнув по узкой улочке к реке, они замедлили шаг и вскоре оказались на усыпанном галькой и булыжником берегу. Маша отпустила ладонь Алексея. Рядом виднелось чёрное пятно костра – ещё недавно она с друзьями бесилась тут как сумасшедшая, не задумываясь о том, что кто-то назвал бы её поведение непристойным. К счастью, этого не видел Алексей.

Он остановился, задумчиво разглядывая реку:

– Вы интересную песню выбрали для выступления…

– Вам тоже нравится Джордж Майкл?

– Она в некотором роде стала для меня знаменательной, – тихо сказал он и замолчал.

Маша заговорила сама:

– Я никогда не думала, что послушник скита в таком удалении от цивилизации может знать английский.

Он усмехнулся:

– Но я же не из лесу в скит попал.

– А я этого не знаю. Может быть, вас и правда нашли в лесу, как Маугли, а может, вы – потомственный олигарх, – кокетливо улыбнулась Маша. – О вас я знаю очень мало: что вы умеете чинить калитки, запоминаете звуки, любите музыку и запрещаете себе её слушать…

– Не совсем, я пою на клиросе. – Он стал серьёзным.

У Маши разгорелись глаза:

– А вы учились петь в музыкальной школе? Училище?

– Нет. Самоучка.

– У вас – талант.

– У нас с вами выходит, как в той басне, – хмыкнул он, – я хвалю вас, вы – меня. Давайте на этом остановимся, не то кому-то из нас придётся прокуковать, а кому-то закукарекать…

– Хорошо, – согласилась Маша.

Ей казалось, что этой встречи под звёздами быть просто не может, и она спит, счастливая, чувствуя, что вот-вот проснётся. Не веря в реальность происходящего, она осмелела:

– Тогда спойте что-нибудь!

– Спеть? – удивился он.

– Ага. То, что любите больше всего: оперу, каноны ваши или рок? Что хотите!

Он смутился и закусил губу:

– Для всех я пою только на службах.

– А для себя?

– Ну…

– А для меня? – Маша присела на сухое дерево, желая не стеснять Алёшу.

Он помялся немного, но потом решился:

– Тогда вот это. Акустика гор, эхо, шум реки будут кстати, вместо аккомпанемента.

Маша подтянула к себе колени, с интересом наблюдая, как он собирается с духом. И вот, запрокинув голову к небу и прикрыв глаза, Алёша проникновенно запел: There’s no time for us, there’s no place for us…

Маша узнала песню Queen. Глаз невозможно было оторвать от его фигуры. Алёша преобразился, то аккуратно, то щедро даря ноты пространству, будто перед ним были не речушка и лес, а грандиозный, многотысячный стадион, а Маша – зритель VIP-трибуны перед сценой. «Who wants to live forever?» – лился его голос в ночь, окружая Машу музыкальной магией вибрато и мелизмов. Она была абсолютно счастлива. Алексей закончил петь. Выдержав паузу, он открыл глаза и смутился:

– Как-то так.

Благодаря этому спонтанному, пронизанному искренностью пению, барьер между ними растаял и стёк крупными каплями, как сюрреалистические часы на картине Дали. Маша приблизилась к Алёше.

– Вы правы, «понравилось» – слишком примитивное слово. Это потрясающе! Я просто как одна сплошная мурашка. Вам нужно петь на большой сцене, на стадионе. Не зарывайте свой талант! Это преступление!

Откуда-то издалека, из центра станицы донеслись звуки медленной песни. Маша взглянула в глаза Алёше:

– А знаете, сегодня объявили конкурс – победитель выступлений танцует со звездой. – Она осторожно, едва касаясь, положила руки ему на плечи и шепнула: – Я думаю, что вы – победитель. Но я совсем не звезда, просто неплохо танцую. Зато над нами одни звёзды… гляди…

Он послушно взглянул вверх, а потом посмотрел на её лицо очарованно, будто она возникла перед ним только что – по волшебству. Его влажные горячие пальцы робко коснулись девичьих кистей, словно он хотел снять их с плеч, но не сумел.

Заслышав приближающиеся к реке голоса, Маша решила не терять времени. Она подтянулась на носочках и нежно коснулась губами его тёплых, трепещущих губ, лишь на секунду почувствовав сладость. Его глаза затуманились, но она отпрянула, откладывая на потом блаженство настоящего поцелуя.

– Маша… Вы… – выдохнул Алёша.

– Тебе надо идти, – вдруг сказала она.

– Да-да, – взволнованно пробормотал он.

– Иди же, – твёрже сказала Маша. – Ребята уже близко. Иди.

Он растерянно взглянул на неё, а потом нехотя направился к скиту по самой кромке реки, перепрыгивая через камни, незамеченный теми, кто с радостными возгласами и шумом приближался к берегу.

* * *

Чувствуя себя счастливым дураком, Алёша не шёл, он бежал к скиту, не понимая, радоваться ему или, напротив, запереть за семью замками сердце, прыгающее сотней довольных лягушат в груди. Что стоит Маше растоптать его своей маленькой ножкой?..