Читать книгу Пантанал и тектонический разлом - Дино Динаев - Страница 3

Имя мне Евстахий, я служу иноком Иона-Предтеченского скита под крепостью Самара, мне 79 лет. Уже много дней я не выхожу из кельи, посвящая свои дни молитвам. Дни мои сочтены, так что я отойду, так и не закончив своих летописей. Сказать надо о многом, о чем доселе сказать было невозможно. Все боязнь моя стать посмешищем на старости лет, убого это.

Чем ближе я к краю, тем чаще вспоминаю проводника своего Сандара-чуваша. У народа его множество примет есть, и у каждой свой зверь имеется. Есть айгур-огромная собака, которая не попадается на глаза, и исчезает всякий раз, как взглянешь на нее. А уж ежели увидишь ее, то все, знать, пора, кончился твой земной век.

Своим записям ставлю я единственное условие, читать их пусть спонадобятся только после моей кончины, ибо я расскажу о таких вещах, что и поверить невозможно. Я не безбожник и верую в Бога единого, так что напишу обо всем без утайки. А другим похабникам хочу сказать со всей строгостью-на краю не врут.

Глаза мои почти слепы, пишу я наощупь, но, когда я смотрю назад, более чем на полвека назад, перед взором моим светится во всей красе яркая картинка. Я молодой постриг, послушник Драган осьмнадцати лет и проводник чувашин Сандар, которого все, и я в том числе, именовали Сашук, стоим у карбаса и внимаем последним наставлениям Правящего Архиерея отца Амвросия.

За давностью лет многие слова славного отче вылетели из моей старой головы, но одно я помню точно.

– В места вы пойдете неизведанные, куда дотоле одни нехристи хаживали, – вещал отче. – Нечистый будет путать вас заволоками, травить злецами. Не верьте глазам своим, ибо обманут вас. На мир глядите сквозь свет Божий, он спасет. И еще.

Поглядел отче с печалью в глазах:

– Пойдете вы под земную твердь, это испытание великое, ибо не живут люди под землей, а уходят туда только после смерти своей. Не должон человече по доброй воле уходить в сыру землю. Но дело у нас благородное, оставить христианам наш Монастырский путеводитель. Должон вас упредить, людишки из Самарской крепости не единожды спускались в Ширяевские штольни, многие пропали, другие умом тронулись, поддались ворожбе нечистого, болтать стали крамолу всякую. Были кнутом биты и ноздри порваты.

Отче помолчал и благословил:

– Теперя вы знаете все. Благослови вас Господь!

Теперь, по происшествии десятков лет, сидя почти слепой в своей келье, более полувека скрывающий свою тайну, я уверен-Господь нас тогда не услышал.

…Бросив карбас и почти все припасы бегли мы от Волги до самых штолен. Селяне травили нас аки зайцев, и ежели поймали бы нас, побили до смерти. Зачем-так и осталось для нас тайною. Владелец крестьянских душ села Ширяево князь Волконскай был о нашем визитусе заранее упрежден. Можа и не знал князе, что творят холопы. Попутал их бес, приняли нас за силу темную.

Мы укрылись в штольнях, что в Поповой горе. Штольни имеют форму жреческого квадрата и уходят далеко вглубь горы. Многие прорыты людьми, известняк добывающими, а многие и не людьми вовсе.

Холопы побоялись идти за нами внутрь горы, остались снаружи, криком кричали:

– Злецы, с нутра черной горы пришедши, там и сгиньте!

Признаю, холопов диавольские силы сбили с пути истинного, нашептали про добрых путников нехорошее. Должно быть сильно тайна горы не хотела пускать до себя.

Холопы вздумали кидать в нас каменья, мы ушли вглубь на тысячу саженей, где стало темно, как ночью и стали держать совет. У нас оставалось 2 раза по полмешка сухарей, воды три бутыля да мешок свечей. Ну и огниво.

Оборотиться взад не решились, уж больно холопы озленные. Сашук глаголил, что среди древних чувашей ходят сказы, что штольни проходят Попову гору наскрозь. И ранее вроде кто-то проходил даже. Только давно это было.

Так тому и порешили. Итить сколь сил хватить, а там и решим, воротиться аль нет.

С тех пор многие лета пролетели, и много всякого разного произошло, что решительства требовали, единое я понял. То решение было самое гиблое.

…Лежал. Путники мои должно быть решили, что я помер. Сам я помню плохо, как в тумане. И сколько ден мы шли, не знаю. Свечи в мешке остались на донышке. Воду мы выпили. Потома пошли обвалы.

Стены штолен надежы не имут. Все известняк и известняк, пальцем сковырнуть можа. Потолок дыбится, вот-вот рухнет. Он и рухнул.

Без шума особого, гора вздох сделала и осела. Ход, по которому мы шли сделался стеной, но взамен открылись другие. С путниками своими поругался я сильно. Они хотели идти каждый в свой путь, я велел держаться вместе.

Мы прошли изрядно, я насчитал много тысяч шагов, а можа и тьму, пока лихоманка не свалила меня. Не стало хватать воздуху, узрел я тень в дальней штольне-огромную, и очи, горящие диавольским огнем. Услышал, перед тем как пасть слова Сашука-чувашина:

– Он айгура лицезрел. Не жилец.

И путники меня бросили.

Очнулся я без провизии и свечей. Поначалу просто шел, потому как надо было куды-то идти. Потом увидал вдали свет. Поначалу обрадовался, думал вышел на поверх земли, но свет был погибельного блокитного цвета.

(Прим. авт. Блокитный-синий).

Ход сделался совсем узкий, по нему можно было только ползти. На дне каменья, ветки, сучья, которые доселе не встречались. Вспомнились слова Сашука-чувашина, что штольни имеют тайные ходы, ниже всех остальных, и попасть в них можно только через такие узкие лазы. Еще он говорил, что попасть туда можно, а обратно уже не выбраться, верная погибель.

Но мне терять нечего. Погибель что так, что этак.

Ход сделался невмочь узким, я уж махнул рукой, думал тут и останусь непогребенный, но продолжат ползти. А что мне оставалось? Блокитный свет сделался ярче, и увидел я, как он отразился впереди от кусков льда, что преградили мне путь. В узком ходе развернуться я не мог, ползти ногами вперед-не выйдет. Со всем отчаянием я ударил по льду-и он раскололся.

Расщелина закончилась небольшой пещерой, стены и пол которой были в каменных сосульках, светящихся мертвенным блокитным цветом. Сверху капала вода-ее можно было пить!

Напившись, я огляделся-и едва сердце не остановилось от страха. В малой нише сидела карла жуткая лицом. Мертвая. Кто это мужик или баба не понять. Руки сложены на груди впалой. Тело малое укутано истлевшей за давностью прошедших веков одеждой, серого цвета плащом.

Лицо карлы было мордой животного, все покрыто волосами, вместо носа птичий клюв. Вспомнил я, что Сашук-чувашин называл таких уродцев уйбеде-тюале, то бишь человек-филин.

Страха не было. Казалось, что карла не мертвая, а спит глубоким спокойным сном. Прошло столько лет, а я все удивляюсь, сколь всего я запомнил про увиденное.

Сашук еще говорил, что люди-филины живут только под землей и хоронят своих в вырубленных в стенах нишах. Еще он говорил, что карлам не любы люди, и они бьют их смертным боем, а потом едят человечину.

Но тут я заметил интересное. За спиной похороненного открывался еще один ход.

…Клюнул меня в лицо. Чуть глаз не выклевал, доселе шрам остался. Со всей мочи я толкнул человека-филина, готовясь драться не на живот, а на смерть. Но тот остался лежать мертвее мертвого. Стало быть, не он меня клюнул, а злоба его к людям.

Как я и думал, за уйбеде открылся тайный ход. Я знал, что он охранял тайну ужасную, но все одно пошел вперед. Ход был узкий и низкий, в половину роста. Все виделось как днем, ибо стены продолжали светиться блокитным.

Грот делался все уже, пока стены не сошлись совсем. Тут слева я увидел узкую расщелину, из которой вроде струился воздух. Полез туда. Так я попал в залу с гладкими стенами и гладкой кровлей. Сверху струился светло-блокитный свет-будто небо летнее над головой раскрылось. Я пошел далее, желая познать, куды попал.

Воздух был свеж, как снаружи. Пол чистый, без мусора, словно выметенный.

Залу перегораживала стена каменная, когда-то цельная и неприступная, но со временем она раскололась, образуя расщелину, в которую можно было пролезть боком.

Так я оказался в следующей зале, тоже освещенной светло-блокитным светом. Поначалу не разобрав, я сделал шаг-и остолбенел, ибо угодил я в самое Пекло.

В зале по правую и левую руку стояли прозрачные клети не менее сажени в высоту и столь же в ширину. Их было не как не менее, чем пальцев на руках и ногах. Клети были полны ведьминым варевом, в нем извивались и плавали гады и аспиды.

Подобных колдовских отродий не видел ни один христианин на земле. Прав был отец Амвросий, нет человеку места под землей, разве что упокоенному.

Часть клетей была наполнена темной водой, часть светлой. Я понял, что это живая и мертвая вода.

Должно быть, надышался я подземным воздухом, потому что решил набрать живой воды. В здравом уме даже не подумал бы об этом. Выбрал клеть со светлою водой и аспидом малым, похожим на рыбу-змею. Вынув из расщелины камень доломитовый, размахнулся и вдарил.

Пошел звон, что твоя колокольня. Рыба-змея кинулась на клеть-и ужас сковал мои чресла. Выпученные колдовские глаза налились кровью и злобой. Пасть была полна зубов, что и псу не виделись.

– Не надь! – услышал я и узрел пред собой старика в рубище и босого.

– Ты кто? – говорю.

– Лука, – отвечает.

– Живешь тут?

– Тут нельзя долго оставаться. Чуешь, кожу жжет?

На самом деле, как только стены светиться стали, чресла зудели, спасу нет, и глаза напухли.

– Так выведи меня добрый человек, – прошу. – Ты ведь дорогу наверх знаешь?

Он тихонько так засмеялся.

– Дорога она разная, – говорит. – У кого короткая, у кого длинная. Ты сам откуда будешь?

Я, сказавши, что инок из Иоанна-Предтеченского скита, что под крепостью Самарой.

– Далече! – говорит старче.

Я ему:

– Совсем нет. Мы на барке один ден всего и плыли.

– Кому ден, кому век! – усмехнулся старче.

Тут я понял.

– А ты ведь дед колдун! Только какой-добрый или злой? Коли добрый, не погуби душу христианскую, выведи.

Он головой киват:

– Выведу, а дальше сам решай!

– Что решать то? – говорю, а он уже спиной поворотился и удалился.

Я за ним поспешаю и спрашивал, что за аспиды это, на что он только плечами поводил.

– На то тебе никто не скажет! – говорит. – Сами нашли, а заниматься некогда. Да еще ты на мою голову вылез. Побожись, что никому обо мне не скажешь?

Я побожился.

– Врешь, Евстахий! – говорит он. – Сам твой монастырский путеводитель читал.

Язык мой присох к небу. Вспомнил я, что имени своего не называл. Отче строго настрого наказывал, имени своего никому не говорить, чтобы злецы горя не причинили душе.

Ход, по которому мы шли, сделался просторным, более пары саженей в высоту. Под ногами ветки объявились, сосновые шишки. Увидал я дневной свет и прослезился.

– Рано радуешься, – осадил Лука.

Пещера выходила на крутой обрыв. Волги не было. Вместо нее покрытое илом глубокое ущелье, в котором завязли ладьи-большие и малые. По левую руку ущелье перегораживали крепостные стены-высокие, птицам не перелететь.

– Что сие? – спрашиваю.

– Плотина! – ответствует. – А под ней разлом, куда вся вода и ушла.

– Не можа быть! – говорю. – А пошто царь молодой в Москве? Куды смотрел?

– Нету более Москвы! – говорит. – Ладно, пойдем, брат Евстахий. Не там мы вышли. Тебе другая дорога, а тут мы сами расхлебаем.

– Тяжело вам без царя то! – говорю.

Он вздохнул:

– В самую точку замечено!

Летописец пишет: «Инок Евстахий вышел на Осьмнадцатый день с другой стороны Поповой горы. Опосля принял добровольную схимну и 40 лет и зим не выходил из кельи монастыря, проводя время в молитвах. Послушник Драган и Сандар-чувашин навсегда сгинули в Ширяевских штольнях. Никто их не видел более нигде и никогда. Ходили слухи, что они все-таки воротились и были насмерть побиты ширяевскими холопами, но подтверждения тому нету. Старец Евстахий оставил много летописей, но писал их почти слепой, так что многия читать совсем невозможно. Их сожгли в монастырском дворе вместе с остальным мусором, ну а что осталось, то осталось».

Генералу МГБ

Мельнику Александру Егоровичу

От руководителя аналитического отдела

Полковника Стриженого Леонида Ильича

Аналитическая записка.

№ 17/61

86 год Конфликта

1 июня.

В результате проверки документации отдела уголовного розыска УМВД по г. Тольятти, районных Следственных отделов мною было выявлено нарушение ст.148 УПК РФ «Необоснованный отказ в возбуждении уголовного дела».

В период 1-го полугодия т.г. зарегистрировано 48 заявлений граждан, в которых содержатся жалобы на странное поведение и состояние здоровья родственников, трудоустроенных в разных должностях на Жигулевской Плотине. Отмечается частичная амнезия, неадекватность поведения, вплоть до психического расстройства и проявления агрессии. В 8 отдельных случаях супруги отмечают разительные перемены в поведении и внешнем виде, вплоть до проведения пластических операций. У супругов исчезают шрамы от операций, меняется величина и форма носа и ушей, иногда цвет волос. Причем, без использования искусственных красителей.

Заявления, что происходит массовая замена одних людей на двойников, органами УМВД и СК проигнорированы. В результате это спровоцировало 11 убийств, которые были оформлены как самоубийства, так как не никаких материальных ценностей похищено не было. В 2-х случаях были предъявлены обвинения и осуждены к разным срокам супруги убитых.

Таким образом, принимаемые местным УМВД и СК методы полностью скомпрометировали себя и вызвали волну слухов насчет Плотины. Надо подчеркнуть, что объект Плотина находится в специальном списке отдела П управления МГБ.

Считаю необходимым изъять из делопроизводства УМВД и СК всю документацию по указанным делам и провести полное негласное расследование силами отдела П (Пантанал).

Для сохранения секретности расследование должны вести оперативные сотрудники, уже работавшие с артефактами Пантанала.

С этими же целями желательно не опротестовывать решения суда по обвинительным приговорам.

Распространение слухов и сплетен необходимо пресечь самым решительным образом, вплоть до уголовного преследования.

Так же необходимо усилить в г. Тольятти контрразведывательную деятельность для нейтрализации действия разведки ЕС, агентов Центра, боевиков Фаланги и др. экстремистских организаций, проявляющих в последнее время повышенный интерес к секретным разработкам Пантанала.

Начальник аналитического отдела полковник Стриженый.

Убитый и воскресший майор МГБ Адольф Бекк по прозвищу Вальжан.

Меня завалили год назад. 8 огнестрельных ран, ножевое, титановая пластина в черепушке и как бонус-негнущаяся нога. Весной, когда у меня окончательно исчезло заблуждение, что я уже не на этом свете, а на том, я браво предстал перед медицинской комиссией. Я отнюдь не жаждал и далее носиться по Европе и метить ее своей кровью. Еще одной засады я бы не вынес. Хотелось тишины в «Елках» и забытья в объятиях соседки в короткие моменты, когда ее законный супруг отъедет на вахту.

Суровый доктор посмотрел на меня как на гниду, поставил диагноз «остаточное здоровье 90 %» и инвалидности не дал. Зам по кадрам шлепнул мне в личное дело штемпсель «Запас 1 категории», это означало, что в случае какой-либо жопы, меня убьют первого.

Когда заварилась кутерьма с Плотиной, и никто еще особо не заморачивался, какой полной жопой все это может закончится, меня выдернули из постели в час ночи, дали в извозчики лейтенанта Зюзина, который был чувашин и погнали смотреть собаку.

Какую собаку? А вот здесь начинается самое интересное.

Лейтенанту Зюзину 23 года и у него все впереди. Погони, выстрелы, не предусмотренные природой лишние дырки в организме. Всегда возможен бонус в виде протеза. Если повезет, просидит до пенсии в главке, отращивая геморроидальный синдром.

Один раз ему едва крупно не повезло. Пришлось брать так называемого «пилота» Пантанала. Сверхсекретный проект закрыт еще древности- в первые годы после Конфликта, а осколки его в виде артефактов и всякого рода блуждающих личностей, выполняющих только им ведомые задания, продолжают разлетаться.

Зюзину несказанно повезло, что «пилота» убили до него. Хотя вещь это практически невероятная, и об этом я мог бы рассуждать долго, тряся своим протезом.

Зюзин, нескладный чувашский парубок с длинным широким носом, рулил старенькой «Вестой», мы ехали в ветклинику на Фадеева. Зюзин был в печали. Поначалу я ошибочно списал все на семейные неурядицы. Бывают такие пары, априори списанные из списка счастливых. Как правило, это неравноценные браки, когда нескладный мужик всеми правдами и неправдами добивается благосклонности настоящей красотки, и ещё хуже, женится на ней.

Не знаю, чем покорил Зюзин свою Клару, вероятно, своей общей занудностью. Клара знойная женщина, грудями 5-й номер генерала может задушить, и когда они идут рядом, все чуют фальшь за километр и недолговечность подобного союза. Должно быть, у нее кто-то умер, а Зюзин вовремя оказался на подхвате.

Зюзин вздохнул по-коровьи откровенно и признал, что все дело в Пантанале.

– Нашел из-за чего переживать, лейтенант. Пантанал просто есть, это надо признать, как данность.

– Да я все понимаю. Пантанал штука полезная, и во время Конфликта он сделал многое, чтобы Россия поднялась. Но вот что произошло потом? Мне видится, что пилоты Пантанала это прогрессоры современности. Они сильнее нас и физически, и технологически в миллион раз. Но почему они не актуализировались после выполнения задач Конфликта? Почему секретность столько лет? Все это наводит на мысль, что Пантанал продолжает выполнять задачи, о которых мы сегодня представления не имеем.

Я не люблю, когда при мне употребляют слово Пантанал. Так и видится, как начинают крутиться всевозможные ауди и видео записывающие аппаратуры.

– Но даже не это меня сейчас беспокоит больше всего, – продолжал наговаривать Зюзин на расстрельную статью. – Замечено, что со всеми, кто так или иначе сталкивался с Пантаналом, начинают происходить странные вещи. Они оказываются словно тараканы на свету.

Сравнение с тараканами мне тоже не понравилось.

– Вот у Егорова из отдела родители на машине разбились, а потом он сам тоже во время погони с моста ухнул. А ведь до этого оборудование Пантанала из Греции сопровождал. Или Мальков.

– А что Мальков? Его за пьянку выгнали!

– Вот именно. А говорят до того, как он свидетеля охранял, который по Пантаналу проходил, он капли в рот не брал. Начинается целая череда неприятностей, вроде бы самых обыденных, но дело в том, что так бывает со всеми, то контактировал с Пантаналом. Они становятся заговоренными с точностью наоборот. Сыплются семейные неурядицы, то соседи затопят, на работе аврал и наказания. Попадаешь в сплошной круговорот неприятностей.

Тут главное слово, семейные неурядицы, понял я и спросил, в чем дело.

– Приехали, – грубо сказал Зюзин.

Директором клиники числился врач по фамилии Бутенко. Мы показали на вахте охраннику удостоверения Научного центра по изучению не пойми чего. Охранник, полуходячий дед лет ста, важно кивнул и позволил пройти. Если бы мы зашли без спроса, он и тогда вряд ли бы смог отклеить свой тощий зад от ортопедического стула.

Директор, совершенно лысый перец, башка которого с успехом могла служить для бесперебойного зажигания спичек, сказал, что предупрежден и давно ждет. Он лично повел нас в стационар показывать Дастина.

Меня как обухом по голове хватили.

– Какого черта он здесь делает, а не у нас? – спросил у Зюзина.

Тот лишь пожал плечами.

– Утепленные клетки. Профессиональный уход.

Ну не идиот ли.

Если бы он поинтересовался, то знал, что доктор Бутенко периодически выполнял наиболее деликатные поручения МГБ. Мы, например, не могли пытать животных током до смерти или вырезать у живых жизненно важных органов. А Бутенко мог. Блестящий специалист без моральных тормозов, как раз то, что нужно при изучении тварей, имеющих отношение к Пантаналу.

По мне, так псу требовалась круглосуточная охрана супербойцов из Лямбды, а еще правильнее было бы пристрелить прямо в клетке. Вы спрашиваете, а почему не вывести и пристрелить?

О, это был тот еще пес.

Жизнь странная штука, но понимаешь это лишь тогда, когда кто-нибудь умрет. Не помню, то это сказал, но чертовски верное замечание. (Вообще-то это сказал ДД).

История гражданина Данилова и его собаки в стенах МГБ обросли сплетнями и сделались легендой. Данилов работал оператором на Плотине, ему исполнилось 48 лет, и он возьми и помри. Диагноз-оторванный тромб. Это наиболее частый диагноз, который ставят доктора, когда им не хочется заморачиваться.

Данилов жил один, ни с кем особо не общался, очередь из желающих с ним общаться тоже не выстраивалась. Так что покойник пролежал в квартире 40 дней, пока не стал мумифицироваться. Все это время рядом с ним находился Дастин, бойцовый пес породы итальянский мастифф.

В доме не было ни воды, ни еды, и пес просто обязан был издохнуть. Без еды собака могла протянуть максимум 3 недели, а без воды-вообще неделю. Имелся еще один малоаппетитный способ-начать жрать своего хозяина, но Дастин не пошел на это даже с большой тоски. Он не выл, не лаял, лишь трупный запах обеспокоил соседей и те соизволили вызвать полицию.

Дастин вел себя адекватно, на спасателей не кидался, выглядел здоровым и упитанным, в результате чего попал в сводку, а оттуда в аналитическую справку МГБ, когда выяснилось, что хозяин находился в разработке отдела П.

Как, по-моему, так пса, умеющего открывать кран, чтобы напиться, а потом закрывать его обратно и есть продукты из запертого холодильника должны были сразу ликвидировать, но его вместо этого поместили в клинику. И не в спец клинику МГБ, похожую на большой сейф, а обычную на Фадеева.

Из-за моей хромоты директор обогнал нас, а Зюзин успел пояснить, что собаку поместили в обычную клинику, потому что хотели узнать мнение лучшего кинолога в городе. А сбежит пес недалеко- в пробитом ухе клипса, чего там только нету, от микрочипов с Глонасс до видеопередающей аппаратуры.

Дастин вдумчиво сидел в клетке с подогревом. Абсолютно черная отливающая шелком кожа, только белый «галстук» на груди. Итальянский красавец. Я даже присвистнул от восхищения. Но все равно-его надо было убить.

– Что вы скажете, доктор? – спросил Зюзин, изготовив ручку и блокнот.

Я бы не сильно удивился, если бы узнал, что чернил в ручке отродясь не имелось.

– Изуродованный пес, – сделал вывод Бутенко.

При этих словах мы с Дастином встретились взглядами, и еще неизвестно, чей взгляд оказался умнее.

– На первый взгляд он совершенно здоров. Вы думаете, он все-таки пострадал, долгое время находясь в одной квартире с покойником? – спросил я.

– Я сейчас не об этом, – док выглядел смущенным. – Понимаете, животное словно состоит из пазлов. Если бы я не видел это собственными глазами, ни за что не поверил бы. Самое главное, непонятно, зачем это с ним сотворили? И кто?

У нас имелось предположение, которое мы не стали озвучивать.

Док продолжал:

– Глядите, пес породы итальянский мастифф, но кто-то постарался, я не придумаю другого слова, чтобы у него оказались челюсти бультерьера. Зачем? Возможно, хотел увеличить силу сжатия челюстей. У мастиффа она равно 50 килограмм, у бультерьера в 3 раза больше. И мышцы ног непомерно развиты, практически они соответствуют характеристикам сенбернара. Вы в курсе, что грузоподъемность сенбернара 2 тонны? В горле тоже что-то изменено. Вы заметили, что он не лает, не ворчит? Один раз завыл, так у меня половина пациентов обосрались.

Я спросил насчёт шрамов от операций. Док сказал, никаких.

– Есть еще особенность, о которой вы должны знать, – продолжил док. – Все важные органы пса заключены в мощный мускульный мешок. Речь идет о наиболее крепких широкополосных мышцах. Людьми я не занимаюсь давно, но подобное приходилось наблюдать у тренированных спецназовцах. Были случаи, когда пули в таких застревали словно в бронежилете. Череп я еще не сверлил, но думаю, что он также армированный, – и он подытожил. – Выводы только после вскрытия, но судя по всему, собачку готовили к войне.

Мы с Зюзиным переглянулись. Ясно без слов, что речь шла о глубокой генной модификации. С какой целью? Об этом можно было узнать исключительно от прогрессоров Пантанала.

Хороший пистолет.

Пистолет у меня старенький, но я к нему привык, хотя доставать не люблю, вечно кого-то приходится убивать. Пистолет Калашникова, магазин на 15 бронебойных патронов, хоть танки подбивай.

Зюзин спросил:

– Чего дергаешься?

Он был за рулем. У меня было странное чувство. Точно такое же как перед тем, когда меня подстрелили.

– Что думаешь про пса? – спросил Зюзин.

Я вздрогнул, настолько он попал в точку. Ясно, что с ним было что-то не так. И с хозяином тоже. Над обоими поработали спецы Пантанала. Интерес вызывало не это. Весь отдел П подобными штуками завален.

Это что получается. Хозяин умер. Пес остался, и пес дождался. Ежу понятно, что им заинтересовались бы в МГБ. Забрали, исследовали, следственные эксперименты, то-се. Обычные псы дурак дураком, а этот феномен.

Они все рассчитали, понял я. Это не мы их исследуем, а они нас!

– Разворачивайся! – приказал я, до Зюзина еще не дошло, и я заорал. – Разворачивай машину, идиот! Гони к ветклинике.

Фадеева перегораживала нарядная машина полиции. Несколько пеших полицаев вяло удерживали зевак за периметром. Вдали кучковались машины МЧС, полыхали «люстры» спецсигналов всевозможных служб.

Крякнув сиренами, к периметру подлетела кавалькада из нескольких бронированных тачек плюс машина телевидения. СКАТ вроде.

Когда их тормознули, из самой большой машины, подтверждая теорию Фрейда, вылез коротконогий чел в безукоризненном костюме с зализанной челкой.

– Я заместитель мэра Тюльпанов! Немедленно, доложите, что происходит?

Тюльпанов придал позе нужный ракурс, потому что начало снимать телевидение. Полицай уважительно посмотрел на него и сказал:

– Пошел на хер отсюда, Тюльпанов!

Зам мера опешил.

– Ты понимаешь, что только что подписал себя? – высокопарно спросил он.

– Гнида! – спокойно сказал полицай и перетянул его дубинкой.

Интересно, это прямой эфир? Подумал я.

Визжащего вице-мэра погрузили в тачку обратно, и кавалькада помчалась в обратном направлении. Полицай, впавший в раж, замахивался уже на нас.

– Тише, Воевода! Свои! – предупредил я.

– А, это ты, Вальжан! – он пожал руку мне, Зюзина проигнорировал, да тот сам опасался подойти.

– Что тут у вас?

А было у них следующее.

Сработал чип в ухе Дастина, и через 3 минуты на Фадеева примчалась опергруппа. Они нашли: обосранного деда на вахте, который ничего не видел и судя по всему очень давно. Взволнованных животных, воющих от ужаса. Одну клетку с выломанным замком. Эксперт сделал вывод о сильном ударе изнутри. Отсутствие Дастина как клиента. И да. Мертвого директора Бутенко в своем кабинете. Эксперта поразила даже не перегрызенная шея, мало он видел перегрызенных шей, а выражение невыразимого удивления на лице трупа. Словно он перед смертью узрел призрак. С другой стороны, если бы я, например, занимался животными, производил над ними эксперименты, бил током, резал без наркоза, а потом в минуты расслабления в мягком кресле в своем личном кабинете вдруг узрел одну из тварей, открывающих дверь и жаждущую за все отплатить, еще неизвестно, какое было бы у меня выражение лица.

До полночи мы с Зюзиным отписывались в главке, давали объяснения и подписывали бумаги о неразглашении. В свете происшествий с двойниками с Плотины, еще только пса-убийцы не хватало.

Потом Зюзин поехал к двуспальной Кларе, а я в холодную холостяцкую берлогу в «Елках». В служебной машине я вновь почувствовал себя неуютно, да с такой силой, что захотелось достать свой пистолет Калашникова.

Весь город был на ушах. Оперативники МГБ прочесывали район за районом, искали чип, а спокойствия не было. Вдобавок колено раззуделось, хотелось выпрямить негнущуюся ногу, но в казенной машине это сделать было невозможно.

«Елки» спали. Одинокие фонари освещали унылые коттедже. Я вышел из машины, поблагодарил. Шофер сказал, хороший парень:

– Я могу подождать, пока вы зайдете.

Я отказался и смотрел, как он разворачивается и уезжает. Было ощущение, как будто меня оставили на Марсе одного.

Я пошел по дорожке к дому, но быстро остановился. Мне почудилось, что мои шаги дублируют. И еще мне почудилось, что я давно не был у психиатра.

Открыв дверь, вошел. Зажглась мощная люстра, осветив каждый закуток. Дома было все в порядке, но снаружи? Я приник к глазку. Шевельнулась ветка. По инструкции я должен был бежать к телефону и вызывать подмогу. Один разя так не сделал и сделался инвалидом. Теперь же имелся неплохой шанс стать покойником.

Когда я открыл дверь, в руке был Калашников, но что-то говорило мне, что эскимосский амулет помог бы более действенно.

– Выходи, поговорить надо! – громко предложил я, хотя тот, то прятался в кустах, говорить вряд ли был способен.

Но он вышел.