Читать книгу Гарри Поттер. Полная коллекция - Дж. К. Роулинг - Страница 4

Побег бразильского боа-констриктора обошелся Гарри дорогой ценой. К тому времени, когда его выпустили из чулана, уже начались летние каникулы и Дудли успел сломать новую видеокамеру, разбить радиоуправляемый самолет и при первом же выезде на гоночном велосипеде сбить с ног старую миссис Фигг, тащившуюся по Бирючинной улице на костылях.

Гарри радовался, что уроки кончились, но от Дудли и его приятелей, ежедневно являвшихся в гости, деться было некуда. Пирс, Деннис, Малькольм и Гордон, как на подбор – тупые здоровяки, охотно признавали своим вожаком Дудли, самого среди них здорового и тупого, и с радостью составляли ему компанию в любимом занятии «гоняем Гарри».

Гарри старался почаще уходить из дома, бродил по окрестностям и думал о новом учебном годе. Там, казалось ему, брезжил слабый лучик надежды. В сентябре ему предстояло идти в среднюю школу – впервые в жизни без Дудли. Того зачислили в частную школу «Смылтингс», где некогда учился и дядя Вернон. Туда же записали и Пирса Полкисса. Гарри же определили в «Бетонные стены», районную общеобразовательную школу. Дудли это страшно веселило.

– В «Бетонных стенах» в первый день всех макают головой в унитаз, – сообщил он Гарри. – Хочешь пойдем наверх, потренируемся?

– Нет, спасибо, – ответил Гарри. – Чего-чего, а твоей башки нашему бедному унитазу не переварить: его стошнит! – И убежал, пока до Дудли не дошел смысл сказанного.

Однажды в июле тетя Петуния с Дудли отправились в Лондон покупать форму для «Смылтингса», а Гарри остался с миссис Фигг, которая оказалась не так ужасна, как раньше. Выяснилось, что ногу она сломала, споткнувшись об одну из своих питомиц, и это несколько охладило ее любовь к кошкам. Миссис Фигг разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила ломтиком шоколадного торта – судя по вкусу, тот пролежал у нее не год и не два.

Тем же вечером в гостиной Дудли демонстрировал новую, с иголочки, форму. Мальчики в «Смылтингсе» носили бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы под названием «канотье». Кроме того, каждому полагалась шишковатая палка, чтобы лупить друг друга, пока не видят учителя. Это умение считалось крайне полезным для взрослой жизни.

Глядя на сына в новых бриджах, дядя Вернон охрипшим голосом произнес, что гордится им сейчас как никогда. Тетя Петуния разрыдалась и сквозь слезы пролепетала:

– Просто не верится, что это – наш крошечка Дудликин… Такой взрослый, такой красивый…

А Гарри ничего сказать не решился. Он с таким трудом сдерживал хохот, что у него, похоже, треснула пара ребер.

Наутро, когда Гарри вышел к завтраку, в кухне стояла отвратительная вонь. Шла она из большого цинкового корыта, водруженного на раковину. Гарри заглянул внутрь. В серой воде плавали какие-то грязные половики.

– Что это? – спросил он тетю Петунию. Та поджала губы – как, впрочем, всегда, на любые его вопросы.

– Твоя новая школьная форма, – ответила она.

Гарри еще раз посмотрел в корыто.

– Ой, – сказал он. – Я не знал, что она должна быть мокрая.

– Не идиотничай, – разозлилась тетя Петуния. – Я перекрашиваю для тебя старые вещи Дудли в серый цвет. Будет не хуже, чем у других.

Гарри сильно в этом сомневался, но почел за благо не спорить, сел за стол и постарался не думать о своем первом дне в «Бетонных стенах» – все, пожалуй, решат, будто он напялил старую слоновью шкуру.

Вошли Дудли с дядей Верноном и от неприятного запаха брезгливо сморщили носы. Дядя Вернон, по обыкновению, развернул газету, а Дудли грохнул на стол смылтингсовую палку, которую теперь повсюду таскал с собой.

От входной двери донесся шум: это почтальон сунул почту в прорезь, и на коврик упали конверты.

– Принеси почту, Дудли, – велел дядя Вернон из-за газеты.

– Пусть Гарри принесет.

– Принеси почту, Гарри.

– Пусть Дудли принесет.

– Ткни его палкой, Дудли.

От палки Гарри увернулся и пошел за почтой. На коврике лежали три послания: открытка от Марджи, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, бурый конверт, очевидно, со счетами, и – письмо для Гарри.

Он взял письмо и уставился на него; сердце, как большая струна, дрожало в груди. Никто никогда за всю жизнь не писал ему никаких писем. Да и кому бы? У него ни друзей, ни родственников. Даже в библиотеку не записан, и на грубые требования вернуть просроченные книги рассчитывать не приходится. И все же вот оно, письмо с адресом. Ошибки быть не может:

Суррей

Литтл Уинджинг,

Бирючинная улица, дом № 4,

Чулан под лестницей,

Мистеру Г. Поттеру

Конверт толстый, тяжелый, из желтоватого пергамента, адрес написан изумрудно-зелеными чернилами. Марки нет.

Перевернув конверт трясущимися руками, Гарри увидел на обратной стороне лиловую сургучную печать с гербом: лев, орел, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».

– Чего застрял? – раздался голос дяди Вернона. – Проверяешь, нет ли бомб? – И он засмеялся собственной шутке.

Гарри вернулся на кухню, не сводя глаз с письма. Протянул дяде Вернону открытку и счета, а сам сел и начал медленно распечатывать желтый конверт.

Дядя Вернон рывком вскрыл счета, раздраженно фыркнул и переключился на открытку.

– Марджи заболела, – сообщил он тете Петунии, – съела какую-то морскую тварь.

– Пап! – закричал вдруг Дудли. – Пап, смотри, что это у Гарри?

Гарри почти уже развернул послание, тоже написанное на плотном пергаменте, но дядя Вернон грубо выдернул письмо у него из рук.

– Это мое! – закричал Гарри, пытаясь вернуть письмо.

– Кто станет тебе писать? – осклабился дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть. Но, едва он глянул на текст, цвет его лица сменился с красного на зеленый быстрее, чем на светофоре. Впрочем, и зеленым дело не кончилось. Еще секунда – и лицо дяди Вернона посерело, как засохшая овсяная каша. – П-п-петуния! – воскликнул он сиплым шепотом.

Дудли попытался выхватить пергамент, но дядя Вернон вздернул письмо повыше. Тетя Петуния с любопытством взяла его у мужа из рук, прочла первую строчку и едва не упала в обморок. Она схватилась за горло и задушенно прохрипела:

– Вернон! Боже милосердный… Вернон!

Они смотрели друг на друга, словно позабыв о Гарри и Дудли. Однако последний не привык к невниманию и звонко ударил отца палкой по голове.

– Хочу прочитать письмо! – объявил он громко.

– Это я хочу прочитать письмо, – гневно сказал Гарри, – оно мое!

– Убирайтесь отсюда, оба! – просипел дядя Вернон, засовывая письмо в конверт.

Гарри не пошевелился.

– ОТДАЙТЕ ПИСЬМО! – закричал он.

– Покажите мне! – приказал Дудли.

– ВОН! – проревел дядя Вернон, за шкирку вышвырнул обоих мальчишек в холл и захлопнул кухонную дверь у них перед носом. Гарри и Дудли деловито и безмолвно подрались за место у замочной скважины. Победил Дудли, а Гарри, в очках, болтавшихся на одном ухе, лег на живот и стал подслушивать под дверью.

– Вернон, – говорила тетя Петуния дрожащим голосом, – посмотри на адрес… Откуда они знают, где он спит? Они что, следят за нами?

– Следят… шпионят… а то и подглядывают, – испуганно бормотал дядя Вернон.

– Но что же делать, Вернон? Написать им? Сообщить, что мы не желаем…

Гарри видел, как сияющие черные туфли дяди Вернона шагают взад-вперед по кухне.

– Нет, – решил наконец дядя, – мы их проигнорируем. Если они не получат ответа… Да, так лучше всего… мы ничего не станем делать…

– Но…

– В моем доме такому безобразию не бывать, Петуния! Мы ведь поклялись, когда оставили его у себя, что выбьем из него эту дурь?

В конце дня, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил то, чего никогда раньше не делал, – посетил Гарри в чулане.

– Где мое письмо? – выпалил Гарри, едва дядя Вернон протиснулся в дверцу. – Кто мне пишет?

– Никто. Это письмо попало к тебе по ошибке, – отрывисто сказал дядя Вернон. – Я его сжег.

– Ничего не по ошибке, – сердито ответил Гарри. – Там в адресе мой чулан.

– ЦЫЦ! – рявкнул дядя Вернон, и с потолка свалилось два-три паука. Дядя несколько раз глубоко вдохнул и заставил себя улыбнуться, но улыбка вышла довольно мучительной. – Кстати, Гарри… насчет чулана. Мы с твоей тетей подумали… ты растешь… тебе тут неудобно… мы решили переселить тебя во вторую спальню Дудли.

– Зачем? – спросил Гарри.

– Давай без лишних вопросов! – гаркнул дядя. – Тащи барахло наверх, и пошустрее!

На втором этаже дома было четыре комнаты: спальня дяди Вернона и тети Петунии, гостевая (в ней обычно останавливалась Марджи, сестра дяди Вернона), спальня Дудли и еще одна комната для его вещей и игрушек, которые не помещались в первую. Гарри перенес туда свое имущество за один-единственный раз. Потом сел на кровать и осмотрелся. Почти все вокруг было поломано. Месяц назад купленная видеокамера валялась на игрушечном танке, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку. В углу пылился первый личный телевизор Дудли, разбитый ногой за то, что отменили любимую передачу. Здесь же стояла большая птичья клетка, где раньше жил попугай, которого Дудли сменял в школе на настоящую пневматическую винтовку, лежавшую теперь на верхней полке с погнутым дулом – Дудли на нем неудачно посидел. Остальные полки были забиты книгами – и только книги выглядели нетронутыми.

Снизу доносился рев Дудли – он орал на маму:

– Не хочу, чтобы он там жил… Это моя комната… Выгоните его…

Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Еще вчера он отдал бы что угодно за эту комнату. Сегодня же он предпочел бы чулан – и письмо.

Наутро за завтраком все вели себя непривычно тихо. Дудли был в шоке. Он вопил, колотил отца палкой, пинал мать, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в парнике, но комнаты обратно не получил. Гарри вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал письмо в холле. Дядя Вернон и тетя Петуния мрачно перегляды вались.

Принесли почту. Дядя Вернон, явно старавшийся быть с Гарри полюбезней, послал за письмами Дудли. Тот направился к двери, колотя по чему попало своей палкой. Затем раздался крик:

– Еще одно! Бирючинная улица, дом № 4, Маленькая комнатка, мистеру Г. Поттеру…

Дядя Вернон с задушенным хрипом выпрыгнул из-за стола и понесся по коридору; Гарри – за ним. Дядя Вернон повалил на пол Дудли, чтобы силой вырвать письмо, а Гарри, ухватив дядю за шею, старался оттащить его от Дудли. Через несколько минут беспорядочной потасовки, в которой каждому изрядно досталось палкой, дядя Вернон наконец выпрямился, отдуваясь и победно сжимая письмо в руке.

– Вон к себе в чулан… то есть в комнату, – просипел он, обращаясь к Гарри. – Дудли, уйди… уйди, говорю.

Гарри кругами ходил по новому обиталищу. Кто-то знал не только о том, что он переехал, но и о том, что он не получил первого письма. Наверняка они напишут еще! А уж он постарается, чтобы письмо дошло. У него созрел план.

Утром старый будильник прозвенел в шесть утра. Гарри скорее выключил его и бесшумно оделся. Главное – никого не разбудить. Не зажигая света, Гарри прокрался вниз.

Он решил дождаться почтальона на углу Бирючинной улицы. Он на цыпочках шел по темному коридору, и сердце его колотилось как бешеное…

– А-А-А-А-А-А-А-А-А!

От ужаса Гарри подпрыгнул; он наступил на что-то большое и мягкое на коврике у двери – что-то живое!

Наверху зажегся свет, и Гарри, к своему ужасу, понял, что большим и мягким было дядино лицо! Дядя Вернон ночевал под дверью в спальном мешке, чтобы помешать планам племянника. Целых полчаса дядя орал на Гарри, а затем велел принести ему чашку чая. Гарри безутешно поплелся на кухню. Вернувшись, он обнаружил, что почту уже доставили – прямиком дяде на колени. Гарри разглядел целых три конверта, надписанных изумрудными чернилами.

– Это мне… – начал было он, но дядя Вернон демонстративно изорвал письма в клочья.

В тот день дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и заколотил прорезь для писем.

– Понимаешь, – объяснял он тете Петунии сквозь гвозди во рту, – если они не смогут их доставить, то прекратят и присылать.

– Не уверена, Вернон.

– Мы не знаем, Петуния, как поведут себя эти люди – их мозги работают не как у нас, – сказал дядя Вернон и ударил по гвоздю куском фруктового кекса, который только что принесла ему тетя Петуния.

В пятницу Гарри пришло ни много ни мало двенадцать писем. В прорезь их опустить не смогли и просунули под дверь и в боковые щели, а еще несколько забросили в окошко туалета на нижнем этаже.

Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег письма, а затем вооружился молотком и гвоздями и забил досками все щели входной двери и черного хода, так что никто уже не мог выйти наружу. За работой он напевал «на цыпочках со мной через окно, на цыпочках со мной через тюльпаны» и вздрагивал от малейшего шороха.

В субботу все пошло вразнос. Двадцать четыре письма для Гарри пробрались в дом свернутыми в трубочки внутри двух дюжин яиц, которые тетя Петуния приняла из рук озадаченного молочника через окно гостиной. Пока дядя Вернон, не зная, кому жаловаться, возмущенно звонил на почту и в молочную лавку, тетя Петуния измельчила письма в кухонном комбайне.

– Кому это ты так нужен? – удивлялся Дудли.

С утра в воскресенье дядя Вернон спустился к завтраку усталый и даже больной, но все-таки счастливый.

– По воскресеньям почту не носят, – весело сказал он, намазывая мармелад на газету, – так что никаких идиотских писем…

Тут что-то со свистом вылетело из печной трубы и стукнуло дядю по затылку. Из очага пулями полетели письма – тридцать, а то и сорок. Все пригнулись, один Гарри подскочил, стараясь поймать хотя бы одно…

– Вон! ВОН!

Дядя Вернон ухватил Гарри за пояс и выбросил в коридор. Тетя Петуния и Дудли вылетели из кухни, закрывая лица руками, и дядя Вернон захлопнул дверь. Слышно было, как письма сыплются из трубы, отскакивая от пола и стен.

– Значит, так, – сказал дядя Вернон с деланым спокойствием, нервно выдирая клочья усов, – чтобы через пять минут все были готовы. Мы уезжаем. Брать только самое необходимое. Без возражений!

С ободранными усами он выглядел так страшно, что никто и не решился возражать. Через десять минут, проломив себе путь сквозь заколоченные двери, они уже мчались на машине к шоссе. На заднем сиденье всхлипывал Дудли: он получил от отца подзатыльник за то, что задержал отъезд, пытаясь упихнуть в спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.

Они мчались прочь, все дальше и дальше. Даже тетя Петуния не осмеливалась спросить, куда они едут. Время от времени дядя Вернон резко разворачивался и некоторое время ехал в обратном направлении.

– Избавиться от погони… хвоста… – бормотал он.

Они ни разу не остановились даже перекусить. К вечеру Дудли выл в голос. Ничего кошмарнее с ним в жизни еще не случалось. Он не ел, он пропустил по телевизору целых пять передач и – неслыханно! – за целый день не взорвал ни одного компьютерного пришельца.

Наконец на окраине большого города дядя Вернон затормозил у какой-то угрюмой гостиницы с видом на железную дорогу. Дудли и Гарри поселили в одном номере и уложили в кровати с волглыми, заплесневелыми простынями. Дудли быстро захрапел, а Гарри сидел на подоконнике, смотрел на свет фар проезжавших машин и гадал, что же происходит…

Завтракать пришлось лежалыми хлопьями и бутербродами с маринованными помидорами. Не успели они доесть, подошла хозяйка гостиницы.

– П’рстите, к’торый тут будет мистер Г. Поттер? Тут пр’шло ’коло сотни ’от таких ’от…

И показала им письмо изумрудным адресом вперед:

Кокворт

Гостиница «Рай под насыпью»

Номер 17

Мистеру Г. Поттеру

Гарри потянулся было за письмом, но дядя Вернон стукнул его по руке. Женщина смотрела на них.

– Я их заберу, – сказал дядя Вернон, быстро встал и вышел из столовой следом за хозяйкой.

– Милый, может, нам лучше вернуться домой? – осторожно спросила тетя Петуния много часов спустя.

Но дядя Вернон ее, похоже, не слышал. Понять, чего он ищет, никто не мог. Он завез их в лес, вышел, осмотрелся, потряс головой, снова сел в машину, поехал дальше. То же произошло и среди вспаханного поля, и на висячем мосту, и на самом верху многоэтажной стоянки.

– Папа сошел с ума, да? – тоскливо спросил Дудли у матери вечером того же дня.

Дядя Вернон привез их на берег моря, запер в машине и исчез.

Полил дождь. Крупные капли застучали по крыше. Дудли хлюпал носом.

– Сегодня понедельник, – пожаловался он матери. – «Великого Умберто» показывают. Я хочу ночевать где-нибудь с телевизором.

Понедельник. Гарри кое-что вспомнил. Раз сегодня понедельник – уж что-что, а дни недели Дудли, спасибо телевизору, знал прекрасно, – значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится одиннадцать. И хотя от дня рождения Гарри ничего особенного не ждал – в прошлый раз, например, ему подарили вешалку для одежды и старые носки дяди Вернона, – но все же… Одиннадцать исполняется не каждый день.

Дядя Вернон вернулся улыбаясь. В руках он держал длинный тонкий сверток, но на вопрос тети Петунии, что это он купил, не ответил.

– Нашел идеальное место! – объявил он. – Все вылезаем! Пошли!

Снаружи было очень зябко. Дядя Вернон показывал в море, на далекую скалу. На ее вершине ютилась какая-то жалкая лачуга – уж точно без телевизора.

– Сегодня ночью обещают шторм! – злорадно воскликнул дядя и хлопнул в ладоши. – А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам лодку!

К ним подковылял беззубый старикашка и с недоброй ухмылкой показал на утлую лодчонку, прыгавшую внизу в серо-стальных волнах.

– Я взял кой-какой провизии, – сказал дядя Вернон, – так что все на борт!

В лодке было смертельно холодно. Ледяные брызги и капли дождя заползали за воротник, пронизывающий ветер хлестал в лицо. Казалось, миновал не один час, прежде чем они добрались до скалы, где дядя Вернон, скользя и спотыкаясь, повел их к полуразвалившемуся дощатому пристанищу.

Внутри было отвратительно: пахло водорослями, ветер со свистом врывался в огромные щели между досками, в очаге пусто и сыро. И всего две комнатки.

«Провизия» дяди Вернона оказалась четырьмя бананами и пакетиком чипсов на каждого. Дядя попробовал развести огонь в очаге, но пустые пакеты лишь чадили и сморщивались.

– Вот письма бы пригодились, а? – бодро пошутил дядя.

Он пребывал в отличнейшем настроении – очевидно, был уверен, что сюда, к тому же в непогоду, никакому почтальону не добраться. Гарри про себя соглашался с дядей, но отнюдь не радовался.

Наступила ночь, и разразился обещанный шторм. Брызги высоченных волн били в стены лачуги, от свирепого ветра дребезжали грязные оконные стекла. Тетя Петуния нашла в другой комнате несколько полусгнивших одеял и устроила Дудли постель на изъеденном молью диванчике. Сама она вместе с дядей Верноном отправилась спать на продавленную кровать, а Гарри не осталось ничего другого, кроме как отыскать на полу местечко помягче и свернуться там под самым тонким и драным одеялом.

Ночь тянулась, шторм бушевал все сильней. Гарри не мог заснуть. Он дрожал и вертелся с боку на бок, стараясь улечься поудобнее. В животе урчало от голода. Храп Дудли заглушали раскаты грома, впервые раздавшиеся около полуночи. Подсвеченный циферблат часов на толстой руке Дудли, свисавшей с дивана, показывал, что через десять минут Гарри исполнится одиннадцать. Он лежал и смотрел, как, тикая, приближается его день рождения, – и гадал, вспомнят ли об этом родственники и где сейчас неизвестный автор писем.

Еще пять минут. Снаружи что-то громко затрещало. Не провалилась бы крыша, подумал Гарри. Хотя тогда, возможно, станет теплее. Четыре минуты. Вдруг они вернутся, а дом на Бирючинной улице будет так забит письмами, что уж одно-то он как-нибудь украдет?

Три минуты. Интересно, это море так бьет о камни? И – две минуты – что это за странный хруст и рокот? Может, скала рушится и уходит под воду?

Еще минута, и – одиннадцать лет. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… Разбудить, что ли, Дудли, пусть позлится… Три… две… одна…

БУМ!

Лачуга вздрогнула, и Гарри резко сел, уставясь на дверь. Снаружи кто-то стучал, требуя впустить.